Текст книги "Восьмой грех"

Автор книги: Филипп Ванденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 11

Девушка казалась невесомой, как перышко, когда летела вдоль набережной Рейна в Кельне. На ней была легкая одежда для пробежки; длинные волосы, стянутые в хвост, прыгали из стороны в сторону. От реки, по глади которой скользили солнечные зайчики, веяло прият ной прохладой.

Девушка время от времени останавливалась и звала:

– Шекспир! Шекспир!

Потом из ниоткуда выныривал белый клубочек, вестхайлендский терьер, и присоединялся к своей хозяйке. Почему девушка назвала собаку именем великого драматурга, никто сказать не мог – причины этого были настолько непонятны и загадочны, как само «Откровение» Иоанна.

У причала, где обычно стоит экскурсионный пароход, совершающий рейсы по Рейну из Кельна в Дюссельдорф, Шекспир начал истерически лаять, будто за ним гналась дюжина ротвейлеров. Окрики хозяйки не успокоили пса, и когда она подошла к нему, то обнаружила страшную находку.

Ночью течением прибило к берегу обнаженный труп. Он зацепился за плавающие сходни и покачивался на волнах, раскинув руки.

Обнаруженный труп (именно о нем шла речь) поставил перед полицейскими Кельна трудную задачу. О несчастном случае не могло быть и речи, потому что сорокалетний мужчина погиб в результате пулевого ранения в голову: левую половину черепа практически снесло, и за этим последовала мгновенная смерть.

Но состоянию тела, а также учитывая скорость течения реки, в полиции пришли к выводу, что мужчину, возможно, убили где-то между Бингеном и Нойвидом. Вскрытие, которое было проведено двумя днями позже, подтвердило это предположение: мужчину застрелили с большого расстояния, выстрел был произведен из крупнокалиберного оружия, скорее всего из автомата российского производства. Было извлечено две пули. Следов сажи не обнаружили.

Патологоанатомы университетской клиники Кельна отметили также повреждения на правом бедре, не связанные с убийством. Но поскольку они были старые, никаких предположений по поводу их возникновения сделать не удалось. Эксперты внесли все это в протокол, и на основании их обследования, с вероятностью в восемьдесят процентов, можно было утверждать, что с момента убийства до сброса тела в реку прошло не менее двенадцати часов. Поскольку в легких не оказалось следов речной воды, было решено, что мужчину убили до того, как он оказался в реке. Анализ крови не подтвердил наличия алкогольных и наркотических веществ.

Прокурор присвоил делу номер К-0103-2174.

На следующий день на первой полосе газеты «Кельн экспресс» появилась фотография убитого. Над ней был большой заголовок:

Загадочное убийство.

Помогите опознать мужчину.

Глава 12

Было раннее утро, но государственный секретарь Гонзага уже сидел перед двумя аккуратно сложенными стопками бумаг. Его кабинет располагался в Апостолическом дворце, непосредственно под приватными комнатами Папы. Из кабинета открывался вид на площадь Святого Петра. Через открытое наполовину окно доносились голоса болтливых францисканских священников, которые пришли из Палаццо дель Трибунале к исповедальням собора Святого Петра. Гонзага машинально расписывался на документах. Казалось, он совершенно не думал о работе и задумчиво смотрел в окно, а куча бумаг на столе абсолютно его не касалась. Наконец он отложил в сторону перьевую ручку, откинулся на спинку стула и развязал красный пояс своей мантии.

В комнату без стука вошел секретарь кардинала.

– Доброе утро, ваше преосвященство! Утренняя почта.

– Что-нибудь важное? – хриплым голосом спросил Гонзага, начав просматривать письма.

– Насколько я могу судить, ваше преосвященство, нет. Только вот…

– Да?

Соффичи вынул лист из стопки.

– Довольно глупо, вы не находите?

– Идея была не моя, а сестры Юдифи из ордена Franciscan Sisters of the Eucharist,[12]12
  Францисканские сестры причастия.


[Закрыть] которая возглавляет интернет-отдел. Они дали компьютерам имена архангелов Михаила, Рафаила и Гавриила.

Гонзага устало улыбнулся. Смех был чужд ему. Смех, как он говорил, – это маска дьявола.

За семь лег пребывания в должности государственного секретаря Гонзага понял, что такую работу можно выполнять только с изрядной долей цинизма. Но вдруг он замер. Текст на распечатке гласил:

«Ваше преосвященство! Был очень счастлив и получил огромное удовольствие, общаясь с Вами так близко к Небу. Что касается моего предложения по поводу продажи вам капли крови Господа нашего, то мне кажется уместной цена в сто тысяч долларов. В ближайшие дни обращусь к Вам для уточнения условий. Обожженное лицо».

Еще больше, чем нескромное содержание письма, кардинала шокировала подпись.

– Какой-то сумасшедший, – отметил Соффичи. – Ежедневно на ваше имя приходят такие письма. Единственное, что отличает данное послание от остальных, – особое искусство формулировок. Что бы это могло значить– «…общаясь с Вами так близко к Небу»?

Гонзага поднялся, сцепил руки за спиной и беспокойно заходил по кабинету. Затем он закрыл окно, будто боялся, что их разговор могут подслушать, и сказал:

– Соффичи, вы мой преданный секретарь, и у меня не было повода жаловаться на вашу работу. Я необдуманно втянул вас в историю со святой плащаницей.

– Я не понимаю. К чему вы клоните, ваше преосвященство? У вас есть повод обвинить меня в излишней болтливости? – спросил Соффичи, предчувствуя плохие новости.

– Нет. Конечно нет. Я только хотел в очередной раз обратить ваше внимание, насколько опасна эта ситуация. Итак, я прошу вас: ни слова, ни одного замечания при посторонних! В этом случае посторонними можно считать даже кардиналов из курии.

Соффичи молча кивнул.

– Когда я летел из Франкфурта в Милан, – тихо начал Гонзага, – ко мне подсел незнакомец и показал запаянный в целлофан трапециевидный кусочек материи, размером не больше почтовой марки.

– Господи, смилуйся над нами. Я предчувствую самое страшное. Это недостающий кусочек материи из плащаницы!

– Предчувствие вас не обмануло, Соффичи. Но дело намного серьезнее, чем вы думаете. На этом кусочке ткани отчетливо видна капля крови…

– О нет! А я-то думал, что о нашем визите в замок Лаенфельс уже можно забыть.

– Я тоже так думал.

– У вас есть предположения, кто этот таинственный про давец?

– Незнакомец не назвал имени. А если бы он и представил ся, то наверняка бы солгал. Но у него есть особые приметы. У этого мужчины страшно обожженное лицо, которое он пытался скрыть под шляпой с широкими полями.

– И что же вы теперь намерены делать, ваше преосвящен ство? Вы же не собираетесь выполнить его требования? Я имею в виду, что сто тысяч долларов – это колоссальная сумма за такой кусочек материи, о котором нельзя даже сказать, настоящий ли он. Хотя с другой стороны…

Гонзага не ответил. Наконец, запинаясь, кардинал произнес:

– Что такое сто тысяч долларов по сравнению с теми бедами, которые может принести эта реликвия? Вы понимаете, о чем я говорю?

– Я знаю! – Соффичи уверенно кивнул. – Но в данном случае это чистой воды шантаж…

Не успел произнести Соффичи это слово, как на письменном столе кардинала зазвонил телефон. Секретарь поднял трубку, послушал и передал ее Гонзаге:

– Это вас!

– Вы получили мое сообщение? – прозвучал голос, который кардинал узнал сразу.

– Да, – тихо ответил Гонзага.

– Хорошо. Я буду ждать вас. Положите всю сумму в целлофановый пакет. Завтра с наступлением темноты, в девять часов.

– Но где?

– На Пьяцца дель Пополо. Я думаю, вы, как всегда, приедете на машине вашего шофера и будете сидеть на заднем сиденье справа. Шофер должен выбрать крайний ряд и ездить по кольцевому движению вокруг обелиска до тех пор, пока я не помигаю фонариком. Я буду описывать фонариком крест. Тогда ваш шофер должен остановиться. И через десять секунд сделка состоится.

– Но…

– Никаких «но». Деньги – за товар. Доверие – за доверие. Второй встречи не будет.

Незнакомец повесил трубку.

– Ваше преосвященство! – Соффичи озабоченно смотрел на кардинала. – Вы же не согласились?

– Согласился, Соффичи, согласился!

– Сто тысяч…

– …долларов.

– Но где вы раздобудете такую сумму, ваше преосвященство?

– Это уже мои проблемы. На этот случай есть секретный фонд. Так что вам не нужно лишний раз ломать голову.

Соффичи покорно склонился. Он знал, что существует тайный фонд для особых нужд Церкви. В курии вращались фантастические суммы, которые вносились на тайные счета и использовались при особых случаях. Говорили, что эти деньги поступали как пожертвования, благодаря которым высокопоставленные личности получали право на признание их браков недействительными. Фонд существовал без бухгалтерского учета, и доступ к нему имел только государственный секретарь, кардинал Гонзага.

– Ситуация небезопасная, – серьезно заметил монсеньор. – Кто стоит за этим незнакомцем? Судя по всему, он посвящен в подробности. Как объяснить, что звонок поступил прямо на ваш телефон? Монахини на телефонной станции никогда бы не пропустили анонимный звонок.

Гонзага бросил на Соффичи внимательный взгляд.

– То есть вы полагаете, что у кого-то из Ватикана есть связи с преступным миром? – спросил он и вынул большой платок, чтобы вытереть пот с лысины.

Лицо монсеньора Соффичи приобрело скорбное выражение. Рассматривая ноготь мизинца на правой руке, он ответил вопросом на вопрос:

– Кому это нужно, ваше преосвященство?

Глава 13

На следующий день Мальберг отправился к дому Марлены на Виа Гора, 23. Арест маркизы выбил его из колеи. Он попрощался с журналисткой, в ближайшей винной лавке купил бутылку «Барбареско» и отправился в гостиницу. Благодаря крепкому красному вину Мальберг погрузился в пучину грез на целых десять часов.

Грезы были неясными и путаными, как и вся ситуация, в которой он очутился не по своей воле. Но внутренний голос говорил ему, что он должен начать свое расследование там, откуда все началось.

Мальберг удивился, когда обнаружил, что парадная дверь была заперта. Но ему повезло. Хорошо одетая синьора как раз выходила из подъезда и оставила перед ним открытую дверь.

На лестнице пахло свежей краской. Стояла мертвая тишина. Хотя Лукас собирался поговорить с консьержкой и узнать что-нибудь о посетителях Марлены, его сразу потянуло на пятый этаж.

Как и в предыдущий раз, Мальберг не захотел воспользоваться лифтом и предпочел подняться по лестнице. Пока он неторопливо шел по ступенькам, перед глазами стояла картина: плавающее в ванне тело Марлены. Казалось, что это был снимок, навсегда отпечатавшийся у него в памяти.

Внезапно Лукас остановился. Сначала ои подумал, что ошибся этажом. Но потом заметил, что лестница закончилась. Он вспомнил двустворчатую белую дверь и утопленную в стену кнопку звонка. Вместо этого перед Мальбергом оказалась сплошная белая стена. Слева, по другую сторону площадки, была маленькая стальная дверь, которая вела на чердачный этаж, забитый всякой рухлядью.

В этот момент лифт стал подниматься, и снизу раздались жалобный стон и поскрипывание, которые были знакомы ему по прошлому разу.

«Все это для тебя чересчур, – подумал Мальберг. – Очевидно, ты уже не в состоянии отличить мираж от действительности». Он покачал головой, не веря своим глазам. Может, память сыграла с ним злую шутку? Его еще с детства пугали лестницы. Может, эта фобия привела его к такому замешательству, что он перепутал этаж?

Мальберг спустился на пару пролетов ниже. На четвертом этаже было две квартиры, слева и справа. Двери тоже были окрашены в белый цвет, но они выглядели иначе, чем дверь в квартиру Марлены. Мальберг позвонил в одну квартиру. Ни чего. Потом позвонил в другую – там лаем отозвалась собака. Раздались шаги. Открыл пожилой мужчина с растрепан ными волосами. Он с трудом усмирил лающего дога. А когда увидел Мальберга, то тут же захлопнул дверь, прежде чем тот успел сказать хоть слово.

Лукас в оцепенении отправился вниз. Он остановился у двери консьержки и прислушался. По радио за дверью играла классическая музыка. Звонка не было. Он постучал.

Мальберг ожидал увидеть консьержку с короткой стриж кой. Поэтому, когда дверь открылась, он остолбенел. Перед ним стояла пожилая монахиня с унылым строгим лицом, в ко ричневом платье с черной накидкой.

– Вы что-то хотели? – спросила женщина низким хриплым голосом. Очевидно, она устала приветливо общаться с посетителями.

Не в силах что-либо ответить, Мальберг смотрел мимо нее на обстановку комнаты. Насколько он мог заметить, в комнате все было тщательно прибрано.

– Я хотел бы поговорить с консьержкой, – запинаясь, произнес Лукас.

– Консьержкой? Здесь нет никакой консьержки! – ответила женщина и снисходительно добавила: – Сын мой.

Напрасно Мальберг искал на двери табличку с именем.

– Но когда я заходил сюда в последний раз, здесь жила консьержка, полная женщина лет сорока с короткой стрижкой!

Донна сунула руки в рукава платья, что придало ей независимый вид. Прищурив глаза и оглядев незнакомца с головы до ног, она поинтересовалась:

– Когда это было?

– Не так давно, – ответил Лукас и уточнил: – Неделю назад, не больше.

– Вы, должно быть, ошиблись. – Монахиня сдержанно улыбнулась. От нее веяло цинизмом, будто она хотела сказать: «Бедный заплутавший путник».

– А квартира на пятом этаже? Тут я тоже ошибся? – разозлился Мальберг.

Лицо женщины омрачилось, и она сурово ответила:

– Я не знаю, о чем вы говорите, синьор. На пятом этаже этого дома находится чердак. И ничего больше. Вы себя хорошо чувствуете?

Понимая, что над ним издеваются, Мальберг вдруг подумал, что с удовольствием заехал бы этой монахине и сказал бы: «Тупая коза, я видел эту квартиру собственными глазами. Там жила женщина по имени Марлена Аммер. И какая-то сволочь ее убила. А все, что здесь происходит, – просто жалкая инсценировка, организованная для того, чтобы замять дело».

Но он сумел взять себя в руки. Возможно, это всего лишь западня. Возможно, кто-то хочет вывести его из себя, чтобы проверить, насколько он осведомлен. А если за ним следят и в полиции уже знают, что он видел Марлену убитой?

У него не было алиби, да и не могло быть, потому что он зашел в квартиру Марлены сразу после убийства. Мальберг все больше осознавал, в каком опасном положении он находился.

Будто откуда-то издалека послышался голос монахини.

– Вы себя хорошо чувствуете? – повторила она.

– Да, конечно, – ответил Лукас. – Простите за беспокойство. По всей вероятности, я ошибся домом.

Монахиня понимающе кивнула. Мальберг быстро попрощался с ней и исчез.

Добрую четверть часа он ходил взад и вперед по противоположной стороне улицы. При этом он не выпускал из виду подъезд дома № 23 по Виа Гора. Лукас и сам не мог сказать, чего ожидал. Просто он не знал, что делать дальше. В конце концов он решил отправиться обратно в гостиницу.

Когда он переходил Тибр по Понте Систо, зазвонил мобильник.

– Это Катерина. Хорошо, что я до вас дозвонилась. У меня новости!

– У меня тоже! – Мальберг остановился и взглянул с моста на коричнево-зеленую воду.

– Тогда рассказывайте! – нетерпеливо закричала журналистка.

– Я заходил в дом, где жила Марлена.

– И что? Ну говорите же!

– И ничего. Вообще ничего.

– Что, черт возьми, это значит?

– Это значит, что квартиры, в которой жила Марлена, больше нет. Ее как будто никогда и не было, как будто Марлена в этом доме не жила.

– Может, вы ошиблись с адресом? Похоже, этот случай выбил вас из колеи, вы переволновались и поэтому допустили ошибку. Такое вполне могло произойти. Тем более что дома в большинстве районов Рима похожи друг на друга как две капли воды.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, но я узнал этот дом. Я знаю квартиру, где жила Марлена. Я ее видел собственными глазами!

– Когда?

– В день, когда Марлену убили…

После этого наступила бесконечная, как показалось Лукасу, пауза. Наконец Катерина серьезно произнесла:

– Вы имеете в виду, что..

– Да, я видел Марлену. Она лежала мертвая в ванне.

– Это неправда.

– Правда.

– Почему вы об этом ничего не сказали мне?

Мальберг колебался.

– Вы хотите, чтобы я был честен с вами?

– Конечно, – ответила Катерина и, не услышав ответа, спросила: – Вы еще на связи?

– Да. Я не знал, можно ли вам доверять. Извините.

Через секунду Катерина сказала:

– Я понимаю. А что вас заставило изменить свое мнение? – В ее голосе слышалось разочарование.

– Мне кажется, сейчас неподходящее время для признаний. Но как хотите… Я прошу у вас прощения.

– Это необязательно, – оживившись, ответила Катерина, а затем сообщила: – Прокурор разрешил похороны. Я случайно узнала, что они состоятся сегодня в два часа на кладбище Кампо Верано.

– Все происходит на удивление быстро, вы не находите?

– Слишком быстро. Я в любом случае буду там, понаблюдаю издали.

– Вы что, серьезно считаете, что можете увидеть на кладбище убийцу Марлены?

– Нет! Конечно нет! Просто мне интересно, как все будет происходить. Кстати, на похоронах можно познакомиться с интересными людьми.

Лукас уловил в словах Катерины иронию.

– Я бы тоже охотно поприсутствовал, – после паузы сказал Мальберг. Он взглянул на часы. Было около часа дня. – Так где, вы говорите, состоятся похороны?

– На Кампо Верано, у базилики Святого Лаврентия, за городской стеной. Но тогда вам нужно немедленно выезжать. Я буду ждать вас недалеко от главного входа.

Мальбергу пришлось ехать на такси через весь центр, мимо вокзала Стационе Термини, где образовалась пробка. До места он добрался за час.

У кладбища было много народа. Похороны начинались через полчаса. Катерина заметно нервничала. Мальберг не мог понять почему.

– Я хочу вам кое-что показать. – Катерина взяла Мальберга под руку и подвела к табличке, висевшей у главного входа. На ней было написано, где и когда состоятся погребения. – Вы видите? – спросила Катерина, пока Мальберг пытался отыскать имя Марлены в списке.

Мальберг кивнул.

– Вы уверены, что похороны будут именно здесь?

Указательным пальцем журналистка ткнула в надпись:

«14.00, неизвестный, 312 Е».

– Неизвестный? – Мальберг вопросительно взглянул на Катерину. – Почему неизвестный?

– Значит, кто-то заинтересован в том, чтобы похоронить Марлену Аммер тайно. Пойдемте!

Квадрат 312 Е находился в дальнем конце кладбища. Пройдя мимо роскошных фамильных склепов богатых римских семей и мимо множества памятников, они нашли нужное место.

Катерина крепко схватила Мальберга за рукав.

– Вон там!

Метрах в пятидесяти они увидели более десятка одетых в черное людей, собравшихся у открытой могилы. Святой отец в стихаре, в сопровождении двух причетников, куривших ладан, произносил елейную речь. Издалека трудно было разобрать слова.

До Лукаса и Катерины, стоявших за памятником, долетали отдельные фразы:

– Она не была плохим человеком, даже если ее облик говорил обратное… Разве Мария Магдалена, грешница, не была верным спутником Господа нашего?.. Кто из вас без греха, пусть первым бросит камень…

Краем глаза Мальберг заметил, как Катерина достала из сумки фотоаппарат и вставила карту памяти. Потом она навела объектив и, установив корреспондентскую съемку, сделала несколько десятков фотографий.

– Не спрашивайте меня, зачем я это делаю, – прошептала она, предвосхитив вопрос Мальберга.

Лукас внимательно разглядывал людей, провожавших Марлену в последний путь. И вдруг он занервничал. Двое из похоронной процессии бросились ему в глаза.

– Я не пойму, – сказал Лукас. – Я такого еще никогда не видел.

– Будет лучше, если мы уйдем отсюда, прежде чем нас заметят.

Катерина обернулась и оцепенела: перед ней стоял долговязый молодой человек в темном костюме с треугольным лицом. Он угрожающе смотрел на них.

Катерина молниеносно спрятала фотоаппарат за спину.

– Я хочу, чтобы вы немедленно прекратили снимать, – сказал мужчина высоким голосом, который совсем не соответствовал его внешности.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответила Катерина, справившись с волнением.

– Это сугубо личное мероприятие, – настаивал незнакомец, – и я не хочу, чтобы вы здесь фотографировали. Дайте немедленно карту памяти!

Катерина не спешила. Но, взглянув на Мальберга, который утвердительно кивнул, она не торопясь открыла камеру и передала чип мужчине. Тот зажал его большим и указательным пальцами и раздавил, а остатки положил в карман пиджака. Потом он скрестил руки на груди и заявил:

– А сейчас убирайтесь отсюда, пока я лично не позаботился об этом!

Мальберг и Катерина подчинились приказанию, тем более что участники похоронной процессии уже обратили на них внимание.

Уходя, они услышали, как незнакомец прошипел им вслед:

– И запомните раз и навсегда: иногда правду лучше похоронить вместе с человеком!

– Как вам это нравится? – спросил Мальберг, когда они покинули кладбище и вышли на улицу.

Со стороны Катерины не последовало никакой реакции. Но спустя какое-то время она сказала, покачав головой:

– Меня не покидает чувство, что это репортаж всей моей жизни.