Текст книги "Случайный ветеринар. Записки практикующего айболита"
Автор книги: Филипп Шотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Хогвартс Южного Саскачевана
За время учебы со мной произошло столько всего, что хватило бы на половину этой книги, но, подозреваю, вы ждете от меня совсем других историй. Так что позвольте мне хотя бы крупными мазками описать мое студенчество, сравнив его с опытом другого ученика, о котором вы наверняка слышали.
Будете в Саскатуне – обязательно посетите Университет Саскачевана. Многие считают его красивейшим университетом Канады. Расположен он среди зелени, на берегу реки. Вокруг прелестной центральной лужайки высятся неоготические здания из известняка. Пока будете осматривать кампус, не забудьте заглянуть в северо-западный угол его территории. Если идти мимо физического факультета в сторону архитектурного колледжа, вы окажетесь там, где ютятся на отшибе приземистые современные здания. Там-то вы его и найдете. Прямо за серым бетонным бункером инженерного колледжа вашим глазам предстанет замок. Конечно, чтобы увидеть его, придется немного прищуриться и подключить воображение, но обратите внимание на мост, сторожевые башни и асимметричные крылья. Это замок, только современный. И мне кажется, это вполне конкретный замок. Именно так выглядел бы Хогвартс, если бы его построил в середине прошлого века архитектор-модернист Ле Корбюзье[2]2
На самом деле WCVM построил не Ле Корбюзье – я упомянул его только для того, чтобы помочь тем из вас, кто представляет стиль Ле Корбюзье, нарисовать в своем воображении это здание. (Прим. авт.)
[Закрыть]. Этот замок и есть Западный колледж ветеринарной медицины.
Тут я должен кое-что объяснить. Не важно, если вы никогда не слышали о Ле Корбюзье, но если вы вдруг не знаете, что такое Хогвартс, то, вероятно, все изложенное дальше будет для вас китайской грамотой и вы просто забросите книгу.
Я познакомился с Гарри Поттером уже взрослым человеком, благодаря дочери, так что во время учебы мне не приходило в голову сравнивать свой колледж с Хогвартсом. Более того, Джоан Роулинг начала придумывать свои истории в ожидании опаздывающего поезда Манчестер – Лондон именно в тот год, когда я заканчивал колледж, то есть пока я там учился, они еще даже не были написаны. Однако стоило мне провести параллель между этими учебными заведениями – и я стал понимать, что с Хогвартсом его роднит не только архитектура. Внутри, как и в волшебном университете, есть подземелья (лаборатории, где работают патологоанатомы и производятся вскрытия), пиршественный зал (кафетерий), мрачные лаборатории и аудитории, где на пыльных полках стоят банки с плавающими в них странными созданиями. Там тоже имеются скелеты на постаментах, внутреннее устройство колледжа напоминает лабиринт, несколько винтовых лестниц сбивают студентов с пути, а кабинет директора (то есть декана) располагается очень далеко, на вершине башни. Там витают странные запахи и раздаются странные звуки. В библиотеке есть галерея, очень похожая на отдел запретных книг в библиотеке Хогвартса.
Когда я осознал это сходство, и другие фрагменты мозаики встали на свое место. Это совсем как смотреть на ту картинку-иллюзию, на которой можно увидеть либо полуотвернувшуюся девушку, либо понурившуюся старуху. Я всю жизнь видел старуху и вдруг разглядел девушку!
Фармакология – это зельеварение. Зоотехния – уход за магическими существами (точнее, в нашем случае – за сельскохозяйственными существами). Думаю, туда же относится и паразитология. Токсикология – это травология. Ветеринария мелких домашних животных – заклинания. Анестезия – защита от темных искусств. А клиническая патология – прорицание. Разумеется, у нас были предметы, которых в Хогвартсе не преподавали (ветеринария крупных животных, иммунология, гистология и т. д.), и наоборот (среди таких на ум приходят полеты, превращения и история магии), и все-таки у этих учебных заведений удивительно много общего, учитывая, что одно готовит ветеринарных врачей, а другое – волшебников. Теперь, задним числом, я понимаю, что даже преподаватели и другие сотрудники во многом походили на хогвартских по части специфических черт характера и ярких личностей. И у многих был английский или шотландский акцент.
В Хогвартсе учеников (и поклонников саги) по прибытии распределяют по четырем колледжам[3]3
Меня бы точно отправили в Когтевран. (Прим. авт.)
[Закрыть]. В WCVM студенты тоже делятся на четыре группы – в зависимости от того, из какой из четырех западных провинций они прибыли. Тут точные параллели провести трудно, но Манитоба – определенно Пуффендуй. К тому же большинство студентов приезжают учиться в WCVM издалека, зачастую впервые покидая отчий дом. Это отличает его среди других колледжей университета и ставит в один ряд с Хогвартсом. Только четверо на нашем курсе, считая меня, были из Саскатуна. И хотя большинство студентов все-таки не ночевали в здании колледжа (заметьте, я сказал «большинство»!), нам всем казалось, что мы по сути живем там, а многие обитали по соседству, сообща снимая жилье.
А получив диплом, выпускник вступает в загадочное, отчасти секретное общество. У них свои ритуалы, свой тайный язык, свои умения, удивительные познания, и со стороны иногда кажется, будто их окружает некий магический флер. Встречая коллегу-ветеринара, сразу же чувствуешь родную душу: вас связывает нечто, чего остальным не понять. И если честно, эти самые «остальные» порой кажутся нам маглами. Но учтите, я отношусь к маглам со всем уважением. Большинству из нас ближе Артур Уизли, чем Люциус Малфой.
Все, больше о Гарри Поттере я не упомяну ни словом. Клянусь! Можете спокойно продолжать читать дальше.
Итак, ты решил стать ветеринаром…
Ветеринары любят животных. Это фундаментальная аксиома, точно так же, как летчики любят самолеты, повара любят готовить, а библиотекари обожают книги. Учитывая, как много людей любят животных, желающих стать ветеринаром тоже хватает. Поэтому на поступление в ветеринарный колледж всегда большой конкурс, а значит, принимают туда только отличников. Из этого логически вытекает, что ряды будущих ветеринаров пополняют любители животных, блестяще окончившие школу. Но есть и третья составляющая успеха, о которой многие забывают. На самом деле о ней редко даже говорят, хотя именно она более всего определяет, станут ли эти полные энтузиазма и высоких идеалов студенты ветеринарами, которые любят свою работу, сохраняя энтузиазм и веру в идеалы, или же они разочаруются в выбранной профессии, выгорят и скатятся до цинизма и сожалений.
Эта третья составляющая – любовь к людям. Круглые отличники могут с таким же успехом пойти учиться на медиков, которые лечат людей, однако, увы, многие из них выбирают ветеринарию не потому, что их тянет к животным, а потому, что им неуютно с людьми. И это проблема. Каждому перспективному студенту, приходящему на стажировку в нашу клинику, я говорю: ветеринария – это не про животных, к которым прилагаются люди, это про людей, к которым прилагаются животные. Я говорю им: чем раньше вы это поймете, чем раньше вы с этим фактом смиритесь и начнете получать от него удовольствие, тем скорее полюбите свою профессию.
А знаете почему? Все очень просто. До тех пор, пока собаки, кошки, морские свинки, кролики и все прочие не научатся говорить (и платить) и не станут сами ходить к врачу, нам придется иметь дело с их опекунами и хранителями. Чтобы помочь животному, вы должны внятно и сочувственно общаться с его хозяином. Более того, если даже этот чудесный день доктора Дулиттла наступит, нам все равно придется иметь дело с персоналом клиники. А это уж точно будут люди.
Я много лет возглавляю профессиональную дисциплинарную комиссию и могу утверждать со всей уверенностью: неумение взаимодействовать с людьми доводит ветеринаров до беды куда чаще, чем недостаток хирургических навыков или медицинских знаний.
Стоит вам это понять – и вы увидите, насколько потрясающе интересны люди во всем их чудаковатом разнообразии. И как нам повезло с профессией, ведь у нас есть возможность помогать людям, которые парадоксальным образом раскрываются во всей своей человечности, когда имеют дело с животными. Я с невероятной отчетливостью помню, как на меня снизошло это понимание. Это случилось, когда я собирался войти в клинику со служебного входа. Был солнечный летний день, и, открыв дверь, я поймал себя на том, что предвкушаю встречи с людьми, которые в то время только становились нашими постоянными клиентами, не меньше, чем встречи с их питомцами. Вот тогда-то я и решил остаться практикующим ветеринаром, а не возвращаться в колледж, чтобы заняться научной деятельностью, как планировал изначально.
Но при всем при этом любовь к животным лежит в основе всего. Я часто вспоминаю, как много лет назад нам пришла открытка. Какой-то малыш храбро написал на ней: «Хотю стать ваттом!» Да, я тоже когда-то любил большие мощности, а вместо этого сделался доктором, который лечит животных, и ни разу не пожалел об этом выборе.
Часть II. Искусство ветеринарии
В милю шириной
Когда люди говорят: «Наверное, лечить животных куда сложнее, чем людей», они обычно ссылаются на две особенности нашей профессии. Во-первых, наши пациенты не умеют говорить. (Замечу в скобках: это не всегда плохо. Когда пытаешься разобраться в противоречивых сведениях от хозяина и хозяйки, радует, что хотя бы их кошка помалкивает.) Во-вторых, утверждают эти люди, нам приходится иметь дело с самыми разными биологическими видами. Это верно для профессии в целом, однако в действительности в окрестностях обычно встречается не так много различных животных, как описано в книге Джеймса Хэрриота «О всех созданиях – больших и малых»[4]4
Лучшая из его книг, название которой большинство ветеринаров переиначивают как «О всех созданиях, орущих и пахучих». (Прим. авт.)
[Закрыть]. Все больше и больше ветеринаров ограничиваются в своей практике несколькими видами. Что, разумеется, все равно больше одного.
Однако чаще всего, когда речь заходит о трудностях нашей профессии, люди забывают о другой ее особенности, которая делает работу ветеринара по-настоящему сложной (но интересной): то, насколько широк круг наших обязанностей. «Человеческий» врач обычно ведет прием как семейный доктор или имеет узкую специализацию, а вот я, будучи ветврачом общей практики, вынужден быть одновременно семейным врачом, терапевтом, хирургом, стоматологом, анестезиологом, рентгенологом, психологом, диетологом, онкологом, кардиологом, офтальмологом, дерматологом, фармацевтом, акушером, педиатром, гериатром и специалистом по работе с людьми, потерявшими близких.
Моя компетенция – в милю шириной.
И иногда (или часто?), увы, в дюйм глубиной. Положа руку на сердце, скажу: глубина познаний у ветеринаров в разных областях разная. Большинство из нас лучше всего владеют общей медициной, терапией и общей хирургией, плюс у каждого есть несколько сфер интереса, в которых его компетенция глубже пресловутого дюйма. Когда же мы оказываемся там, где наши познания совсем поверхностны, то прибегаем к одной из трех палочек-выручалочек.
1). Коллеги. Ветеринары, как правило, поддерживают контакты с себе подобными и знают пределы собственных возможностей. В группе ветеринаров, работающих вместе, у каждого есть свои сильные и слабые стороны, коллеги дополняют друг друга и обсуждают сложные случаи. А когда этого недостаточно или ветеринар работает в одиночку, то вполне нормальным считается обратиться за советом в другие клиники или к специалистам, у которых за плечами есть специальное обучение и специфический опыт, или к тем, кто может предоставить нужное оборудование.
2). Постоянное повышение квалификации. Чтобы нам продлили лицензию, мы должны посещать конференции. Это возможность узнать новое и пройти курсы повышения квалификации. Я вот только что вернулся с такой конференции во Флориде. «Ну-ну, Филипп, – скажете вы. – Знаем мы эти конференции во Флориде! Тем более в феврале – надо же, как удачно вышло!» Ну да, мы остались потом на выходные, но поверьте, теплая и солнечная погода за окном казалась чем-то бесконечно далеким, пока мы сидели в залитых искусственным светом и беспощадно продуваемых кондиционерами лекционных аудиториях. Но было весело! Специально для вас, молодежь: знайте, учеба может быть потрясающе интересной, когда не нужно делать горы домашки, впереди не маячат экзамены и вообще ничто на вас не давит. Мне, например, очень приглянулась тема одной лекции в программе: «Простые способы лечения бегемотов». К сожалению, я не нашел предлога посетить ее, но оцените, насколько велика и разнообразна ветеринария!
з). Интернет. Да, я готов признать это публично. Ветеринары ищут информацию в интернете. Правда, не в интернете вообще, а в системе под названием «Ветеринарная информационная сеть» – Veterinary Information Network, VIN. VIN – наше спасение (а некоторым моим пациентам она и правда спасла жизнь), и профессионалы из других областей завидуют, что у нас есть такая штука. Этот сервис, работающий по подписке, дает нам доступ к широчайшему кругу специалистов, к которым мы можем обратиться за советом на открытых форумах. Кроме того, сервис предоставляет в наше распоряжение множество методических рекомендаций и материалов. Он работает уже более пятнадцати лет, и в нем накопилось такое множество ответов на вопросы с возможностью поиска по ним, что мне крайне редко приходится задавать новые вопросы на форумах. Открою секрет: когда с вашим питомцем что-то неясно и ветеринар под каким-то предлогом выходит из кабинета, вполне вероятно, что он решил быстренько заглянуть в VIN.
Благодаря широте обязанностей наша жизнь полна неожиданностей. Благодаря недостаточной глубине познаний эти неожиданности сплошь и рядом пугают. Как и во многом другом, тут главное – поддерживать баланс. И оставить бегемотов специалистам.
Выбор имени
Одно из незаслуженно забытых преимуществ ветеринарии мелких животных – возможность наблюдать постоянно меняющийся ландшафт имен, которые люди выбирают для своих любимцев. Кто-то скажет, что в этом нет ничего особенного, но мне нравится узнавать новые имена, и когда попадается что-нибудь необычное, я расспрашивают хозяев, почему они решили назвать своего питомца именно так. По понятным причинам при выборе клички для животного люди позволяют себе куда бо́льшую свободу творчества, чем при выборе имени для ребенка. Хотя вообще-то есть имена, которые дают как тем, так и другим. Порой мне приходилось тщательно следить за собой, чтобы не назвать собаку именем дочери ее хозяев, потому что, если честно, Бейли куда чаще называют собак, чем людей (при всем уважении к замечательным людям по имени Бейли).
От разнообразия кличек захватывает дух. Обычно я, когда пишу о животных в блоге, использую измененные имена, но, думаю, никто не будет против, если я, чтобы проиллюстрировать это разнообразие, просто перечислю тех, кого привели ко мне на прием вчера: Тикка, Снеркл, Джуни, Стрелок, Сильвестр, Кайне, Кирби, Аннабель, Мэгги, Молочный Коктейль, Папаша, Стьюи, Бен, Уимбли, Рико и Кассл. Совершенно типичная картина. Ничего бредового, но за каждым именем чувствуются тщательный выбор и творческий подход. И каждое имя идеально подходит животному.
Есть распространенные имена, которые так и напрашиваются для того или иного животного: Тигра – для полосатого кота, Уголек – для черного Лабрадора. Но иногда члены семьи немало спорят, выбирая кличку для питомца. Наверняка кто-то из вас бывал в такой ситуации. Вот скажите, разве не удивительно, что имя, которое было так трудно придумать и насчет которого вы поначалу слегка сомневались, потом, по прошествии времени, кажется единственно возможным? Так происходит даже с именами совершенно неподходящими. Я много лет наблюдал кошку по имени Боб. Хозяева сказали, что им подарили ее как котика, а они не проверили. То, что у них девочка, они узнали от меня, когда впервые принесли ее на прививки, а к тому времени к имени уже все привыкли. Они не стали переименовывать кошку в Бобби или Роберту, утверждая, что она «вылитый Боб». И знаете что? Правильно сделали, что не стали. Я и сам уже и помыслить не могу, чтобы эту кошку звали как-то иначе.
Моего собственного пса зовут Орбит. До этого мы пробовали разные клички, но все они как-то не шли ему. Однажды, поглядев на то, как он носится по дому кругами, мы решили назвать его Спутник. Ну да, я в курсе, это был бы во многих отношениях неудачный выбор. Однако слово навело нас на космическую тему, и мы додумались до «Орбита». Имя подошло ему еще и потому, что пес пожирал все, что видел, а когда мы были детьми, в Манитобе вдоль дорог стояли мусорные баки под названием «Орбита» и был слоган «Для мусора есть „Орбита“!» Нашу кошку дочка назвала Люси в честь своей троюродной сестры из Германии, знакомство с которой очень впечатлило ее. Вскоре после этого у нас появилась вторая кошка, и Изабель решила, что ей тоже нужно человеческое немецкое имя. Чтобы было по-честному и для симметрии. Перебрав и отвергнув множество вариантов, она остановилась на Габриэлле, а Габриэлла мгновенно превратилась в Габи.
Но, конечно же, самое интересное по части кличек животных – это клички причудливые и смешные. К сожалению, хотя в целом я на память не жалуюсь, по части имен она нередко меня подводит. Такое ощущение, что для имен у меня в голове имеется что-то вроде ящика, где безнадежно пропадают носки. И хотя я изначально собирался представить вашему вниманию что-то вроде «Двадцати самых смешных и нелепых кличек животных на моей памяти», на самом деле сумел вспомнить только три.
Вот они, в произвольном порядке:
1). Рассел Бертран. На самом деле кота звали Рассел, а фамилия хозяина была Бертран. То, что это сочетание кажется мне забавным, выдает во мне чокнутого интеллектуала. Видите ли, Бертран Рассел – это английский философ, писатель и нобелевский лауреат, родившийся в 1872 году и умерший в 1970-м. Самое смешное, что хозяева были даже не в курсе этого совпадения и уставились на меня как на сумасшедшего, когда я покатился со смеху: «Надо же! Рассел Бертран! Отлично!»
2). Максимилиан Самба-Носокс. Тоже кот. Не знаю почему, но это имечко до сих пор смешит меня. Хотя, как бы безумно ни звучало это имя, оно идеально подходило этому коту. Максимилиан Самба-Носокс мог быть только Максимилианом Самба-Носоксом.
З). Сатана. Хозяева решили, что будет очень забавно назвать карликового черного пуделя Сатаной. И думали они так ровно до тех пор, пока у песика не завелась привычка исчезать по вечерам среди теней на их просторном дворе, так что им приходилось подолгу громко взывать: «Сатана! Сатана, иди к нам!»
Не пара
Есть такие освященные временем интернет-мемы, как фотографии людей, похожих на своих питомцев. Ну, или очень отдаленно похожих. Если честно, в большинстве случаев сходство сводится к общему виду волос/шерсти и выражению лица/морды (у хозяев, скорее всего, срежиссированному). Наденьте миниатюрный парик на картофелину – и вы точно так же запросто получите фотографии людей, похожих на картошку. Нет, то есть, конечно, иногда встречаются полные низкорослые люди с плоскими лицами, которые держат толстых низкорослых собачек с плоскими мордами, а также длинноногие изящные люди с длинными носами, которые держат длинноногих изящных собак с длинными мордами. Однако можно с уверенностью утверждать, что большинство хозяев совершенно не похожи на своих питомцев. И это, согласитесь, к лучшему.
Куда больше хозяев, похожих на питомцев, меня поражают хозяева, которые совершенно не похожи на своих питомцев – не только внешне, но и по темпераменту. Безусловно, когда лечишь животных, волей-неволей насмотришься на всевозможные сочетания хозяин-питомец, но по-настоящему запоминаются только самые анекдотичные случаи. Вот вам два таких анекдота о тех, кто был друг другу, на первый взгляд, совсем не пара.
Первых звали Тим и Минди. Тим – хозяин, Минди – собака. Вы, наверное, уже и сами догадались, но не поверите, сколько раз мне случалось путать имена людей и их любимцев. Так что имейте в виду, если решите дать своему животному имя, похожее на человеческое. Но я отвлекся. Тим производил незабываемое впечатление с первого взгляда: огромный, с крепким рукопожатием, громогласный; речь его засоряли множество слов-паразитов, а руки покрывали бесчисленные расплывчатые татуировки, подозрительно похожие на тюремные. Однако, как мы знаем, первое впечатление бывает обманчиво. В случае с Тимом мгновенно выяснились два факта, которые заставили меня пересмотреть свое мнение о нем. Во-первых, он оказался очень дружелюбным и хотел узнать как можно больше, чтобы как следует заботиться о своей питомице. Во-вторых, его собачка была крохотной тихой ши-тцу, а ее великолепную ухоженную шерстку украшали розовые бантики. Сам Тим розовыми бантиками ни на каких местах не щеголял. И особенно ухоженным не выглядел. Между ними не было ни малейшего сходства. Более того, их можно было назвать абсолютными противоположностями.
Тим был дальнобойщиком, и Минди скрашивала его одиночество в дороге. «Она проехала со мной 43 штата и 8 провинций!» – сказал он. Похоже, другой семьи у него и не было. Со мной он держался хамовато и задиристо, но обращаясь к собачке, мгновенно становился ласковым и спокойным. Это преображение каждый раз поражало меня и согревало мне сердце. Слушая мои объяснения, Тим совершенно безотчетно постоянно целовал Минди в макушку. Почти все хозяева любят своих питомцев, но беззаветная любовь Тима к Минди – это нечто особенное. Каждый взрослый человек понимает, что любовь – такая странная штука, которую невозможно предсказать и о которой нельзя судить со стороны. И это один из ярких тому примеров.
Обычно я видел Минди раз в год, ранней весной, когда Тим приносил ее на профилактический осмотр, а также чтобы убедиться, что у нее сделаны все прививки и все документы в порядке, поскольку им постоянно приходилось пересекать границу. Кроме того, Тим просил нас регулярно брать у Минди кровь на анализ – ему было важно знать, что все органы его любимицы работают нормально. Мало кто из моих клиентов просит сделать питомцу анализы просто для профилактики, но Тим говорил, что хочет быть спокоен за свою собаку, и настаивал, чтобы я делал все возможное для проверки ее здоровья. Он бросил курить, когда завел Минди, потому что боялся, что она надышится дымом. Планируя остановки в пути, он выбирал места, где можно хорошо выгулять ее. Говорю же: он беззаветно любил свою собаку.
Возможно, вы уже приготовились к драматической развязке, но, к счастью, насколько мне известно, Минди жива и здорова до сих пор, и вероятно, мы снова увидимся в будущем году. Возможно, однажды, когда-нибудь ее убитый горем хозяин позвонит мне откуда-нибудь из Алабамы или Аризоны, но пока этого не случилось, и поверьте, я не хочу даже думать об этом.
Вторая пара, которая выглядела как совсем не пара, – миссис Абрамс и Макс. Макс – немецкая овчарка. На самом деле почти все Максы – немецкие овчарки, хотя попадаются боксеры и черные коты. Я решил рассказать об этой паре, потому что она, в известном смысле, является полной противоположностью предыдущей. Миссис Абрамс была маленькая, тихая и хрупкая старушка. Макс был огромный, шумный и буйный. Весил он столько же, сколько сама миссис Абраме, а может быть, даже немного больше. Пса подарил ей сын, чтобы Макс защищал ее. Своей цели он, пожалуй, добился, потому что Макс бросался вперед с яростным лаем, стоило кому-нибудь, кроме миссис Абраме, двинуться в его сторону. Более того, он бросался вперед с яростным лаем, когда ветер гнал к нему обрывок полиэтилена. К счастью, он был классическим образцом собаки, которая больше лает, чем кусает, но, к несчастью, так рвался с поводка, что мог уронить миссис Абрамс.
Однажды она пришла с гипсовой повязкой на запястье. Она опять упала из-за Макса. Должно быть, он увидел особенно наглую белку. Миссис Абраме прощала ему любые проказы, только тихо смеялась и говорила: «Собаки, что с них взять…» Разобравшись с сыпью, из-за которой хозяйка привела Макса, я напомнил ей, что существуют способы сделать прогулки с ним более безопасными. Я и раньше предлагал эти способы: строгие ошейники и методы дрессировки. Но ответ всегда был один: «О, ему это не понравится». И на этом разговор заканчивался. Решающим доводом всегда было то, понравится ли это Максу.
В конце концов выяснилось, что Макс гадит в доме. Этому хозяйка тоже находила оправдания и решительно отметала любые пути решения проблемы, способные доставить Максу неудобство. Она улыбалась, глядя на него так, будто Макс был для нее единственным светом в окошке. Как и в случае Тима и Минди, это тоже была любовь, а любовь осуждать не следует, но видит Бог, чего мне это стоило. Макс был просто вызывающе неподходящим питомцем для этой женщины. Не тот размер, не тот темперамент, не та порода – все не то. Но с ним она чувствовала себя защищенной и любила его всем сердцем, и эти два обстоятельства, по-видимому, делали переломы запястья и загаженные ковры всего лишь мелкими неудобствами.
Когда Макс наконец умер, я уже думал, что больше не увижу миссис Абрамс. Ей было очень много лет, а в таком возрасте, как ни прискорбно, присматривать за животными уже нелегко. Как же я удивился, когда узнал, что она записалась на прием с новым питомцем! «Может быть, на сей раз она завела кошку? – подумал я. – Или, на худой конец, малютку-йорка?» Ничего подобного! Это снова оказалась немецкая овчарка. И снова по имени Макс.
