Текст книги "Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих"

Автор книги: Филип Шафф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава десятая
Вывод из всего сказанного: характер Иисуса – величайшее нравственное чудо в истории

Таков был Иисус из Назарета – истинный человек по телу, душе и духу, и однако отличный от всех других людей по Своему характеру, абсолютно единственному и оригинальному, начиная с нежного детства и достигая зрелости, – таков Христос, живущий и действующий в неразрывном единении с Богом, изливающий чистейшую человеческую любовь, свободный от всякого греха и заблуждения, невинный и святой, учащий всех добродетелям в их полной, гармонической связи и Сам упражняющийся в них, исключительно и неутомимо служащий одному благороднейшему делу, преследующий одну благороднейшую цель, чистейшую жизнь запечатлевший возвышеннейшей смертью, и с этой стороны навсегда призванный единственным совершенным образцом всех добродетелей и всей святости! Всякое человеческое величие теряет свою большую цену при тщательнейшем рассмотрении Его величия; характер же Христа, чем глубже мы изучаем его, все делается для нас чище, святее и приятнее. Вся область истории и поэзии не в состоянии представить ни одной для него параллели: никогда эта область ни до Христа, ни после Него не дала ничего такого, что только приближалось бы к Его характеру, исключая слабого подражания Ему со стороны истинных последователей Христовых.

Ни один биограф, моралист или художник не может удовлетворительным образом изобразить красоту и святость, воплотившиеся в лице Иисуса из Назарета. Мы чувствуем, что оно дает бесконечно больше, чем могут изобразить все образы и представления, будут ли они произведением пера или кисти человека или языка ангела. С одинаковым успехом можно пытаться черпать воду в широком океане, отводя ее в один маленький колодец, или нарисовать чернилами блеск восходящего солнца или небо, усеянное звездами. Ни одно изображение Спасителя, будь оно произведением мастерской руки Рафаэля, Дюрера или Рубенса, ни один эпос, будь он творением гения Данте, или Мильтона, или Клопштока, не в состоянии улучшить безыскусственный рассказ Евангелия, единственная, но всемогущая прелесть коего заключается в истине. В настоящем случае истина по всей справедливости удивительнее и сильнее, чем поэзия, и самым красноречивым образом говорит сама за себя, не требуя никаких комментариев, объяснений и восхвалений. Здесь, и только здесь, высочайшее совершенство искусства остается позади исторической истины, и фантазия не находит себе места для идеализирования действительности, потому что здесь мы имеем абсолютный идеал в его живой реальности. Только это соображение, кажется, должно убедить рассудительный ум в том, что характер Христа, без сомнения, самый естественный и человеческий, высоко поднялся над обыкновенным человеческим уровнем и не может быть поставлен в один ряд с самыми светлыми и самыми великими духовными силами нашего рода.

Это убеждение более или менее проникает даже в среду противников христианства и привлекает к себе многих людей, обладающих замечательными, в мирском смысле, дарованиями, находит среди них сторонников, чем реже они закрывают глаза перед светом истины и силой фактов. Ж.Ж. Руссо, один из представителей просвещения во Франции XVIII в., в своем «Emil» откровенно сознается, что между Сократом и Христом так же мало общего, как между мудрецом и Богом. Наполеон, в сердце которого религия не находила должного места, своим проницательным, орлиным взглядом видел, что Христос стоит выше обыкновенного человека и что однажды признанное Божество Христа делает христианскую систему такой же ясной и точной, как математическая истина. Можно сослаться здесь на замечательное мнение Наполеона, высказанное им на острове Святой Елены. Конечно, оно могло быть несколько изменено или расширено; но при всем том несомненно свидетельствует о четкости слога Наполеона. Гете, универсальнейший, совершеннейший и вместе с тем самый светлый и самостоятельный между всеми новейшими поэтами, называет Христа «божественным человеком», «святым» и представляет Его как пример и образец для людей. Жан Поль (Jean Paul), величайший немецкий юморист, выражает перед Иисусом из Назарета благоговейное удивление такими словами: «Он есть чистейший между чистыми; Своей пронзенной рукой Он потряс царства, поток столетий заставил выйти из своего обыкновенного ложа и в настоящую пору повелевает временами» 46). Фома Карлейль (Thomas Carlyle), британский поклонник героев, не находит никого подобного Христу в целом ряду древних и новых героев; Его жизнь он называет «совершенной идеальной поэмой», а Его Самого «величайшим из всех героев»; не называя Его имени, он предоставляет читателю в благоговейном безмолвии размышлять об этом священном предмете. Эрнест Ренан, знаменитый французский ориенталист и критик, рассматривающий Иисуса с точки зрения пантеистического натурализма и отвергающий все чудеса из Евангельской истории, вынужден назвать Христа «человеком колоссальных размеров», человеком несравнимым, которому общее сознание дало имя Сына Божия, имя, которое принадлежит Ему совершенно законно, «потому что Он провел религию несравненно большими шагами, чем когда-нибудь это было в предшествовавшее время, и, вероятно, не подвинется она быстрее и в будущем», и заключает свою «жизнь Иисуса» следующим достопримечательным признанием: «что бы ни представило поразительного будущее время, а Иисус никогда не будет превзойден. Его почитание беспрерывно будет увеличиваться и никогда не состарится; Его история во всякое время будет вызывать слезы; Его страдания всегда будет смягчать благороднейшие сердца; каждое столетие провозгласит, что между человеческими детьми ни нет ни одного величественнее, чем Иисус» 47). Доктор Баур, старый учитель скептической тюбингенской школы, замечательнейший и серьезнейший ученый между новейшими противниками библейской и церковной веры, после всех критических изысканий своей долголетней, чрезвычайно трудолюбивой жизни пришел, наконец, к заключению, что тайна личности Христа навсегда останется величайшей тайной в истории, и что во всяком случае все всемирно-историческое значение христианства заключается именно в Его личности 48).

Да, личность Христа действительно – великая, но вместе с тем и святая тайна, она не может быть объяснена простыми гуманными принципами, не может быть производима из нравственных и интеллектуальных сил времени, в которое жил Христос. Личность Христа, напротив, состоит в резком контрасте с окружающим иудейским и языческим миром, – миром, который представлял печальную картину внутреннего упадка и поэтому должен был превратиться в развалины перед новым нравственным творением распятого Иисуса Назарянина. Христос есть единственное, абсолютное и необъяснимое исключение из общего опыта человеческого рода. Он есть величайшее, центральное чудо всей Евангельской истории. Все Его чудеса являются только естественным и необходимым свидетельствованием Его чудесной личности, и поэтому они были совершены с такой же легкостью, с какой мы обычно ежедневно совершаем наши дела. Евангелие святого Иоанна чудеса называет совершенно просто и справедливо Его «делами». В действительности, было бы удивительно, если бы Христос, будучи Сам чудом, не совершил ни одного чуда.

Здесь именно обнаруживаются логические слабости и глупость тех неверующих, которые в лице и существе Христа признают нечто необыкновенное и в то же время отрицают Его необыкновенные дела. Они допускают причину, отвергая соответствующее ей действие, и лицо Христа с Его делами или дела с лицом приводят в разлад. Одинаково успешно можно ожидать от солнца, чтобы оно распространяло мрак, как и обыкновенных дел от такого необыкновенного существа. Личность Христа объясняет все чудесные события в истории, она представляет достаточное основание для Его действий. Такая сила над душами, какой обладал Христос и с какой непрерывно, каждодневно действует на все христианство, – отчего такая сила не должна была простираться так же успешно на низшие сферы жизни? Что составляло для Того, Кто – Воскресение и Жизнь человеческого рода, вызвать мертвеца из гроба? Могли ли такая единственная Небесная жизнь, какова Его жизнь, и такая единственная Небесная смерть окончиться иначе, чем абсолютной победой над смертью и вознесением на Небо – истинное и первоначальное Отечество Победителя?

Сверхъестественное и чудесное во Христе, – не забудем этого, – не было каким-нибудь заимствованным даром или случайным явлением, как у пророков и апостолов, но было присуще Ему, заключаясь в постоянном, тайном и явном действии Его силы. Внутренняя сила жила и действовала в Его лице и выходила от Него, так что даже одно прикосновение к краю одежды Христовой по вере, которая образует одну неразрывную связь между Христом и душой верующего, имело целебное действие. Он был истинный друг болящих, недужных, истинный Шехина (присутствие Божие: Schechinah) и блистал во всей славе не тогда, когда находился перед толпой или перед неверующими фарисеями и книжниками, но блистал только тогда, когда был со Своим Небесным Отцом, или в темную ночь ходил по волнам моря, утишая бурю и укрепляя веру Своего испуганного ученика, или когда Он на горе Преображения перед тремя Своими возлюбленными учениками беседовал с Моисеем и Илией.

Таким образом, все неуклонно ведет вас к заключению, что Христос был не только истинно естественным и человеческим существом, но и существом истинно сверхъестественным и Божественным. Чудесный характер Его личности дает нам единственное разумное и удовлетворительное объяснение этого факта, понимание, что во Христе «обитала полнота Божества телесне».

К этому же приведет нас и то объяснение, какое Христос дает о Себе.

Глава одиннадцатая
Свидетельство Христа о Самом Себе

Личность Христа, как мы уже сказали, есть великая тайна. Существует только одно рациональное объяснение этой высокой тайны; это объяснение мы находим в собственном свидетельстве Христа о Его сверхчеловеческом и Божественном происхождении. Это свидетельство имеет полное право на величайшее внимание и совершенное доверие с нашей стороны по причине абсолютной истинности Свидетеля, – истинности, которая никогда никем не была оспариваема и которая не может быть также отвергнута без того, чтобы тотчас не разрушить основание вообще признанной нравственной чистоты и величия 49).

Называя себя в Евангелии около восьмидесяти раз «Сыном человеческим» 50), Христос положительно, неопровержимо утверждает Свое человечество. Между тем как это выражение ставит Христа в разряд людей, что плоть от нашей плоти и кость от нашей кости, оно в то же время дает чувствовать, что Он больше чем обыкновенный индивидуум, что Он не только обыкновенный Сын человеческий, как все другие потомки Адама, но именно Сын человеческий, человек в самом высоком смысле, идеальный, универсальный, абсолютный человек, второй Адам, пришедший с Неба, глава нового, высшего разряда человеческого рода, Царь Израилев, Мессия 51). То же существенно выражается, хотя и менее ясно, в другом родственном названии: «Сын Давидов», – названии, которое часто прилагается к Христу как официальное звание обещанного Мессии, Царя Израилева; так, например, Его называли два слепца иерихонских, хананейская жена, и вообще это название употреблял в приложении к Нему народ 52).

Название «Сын человеческий» отнюдь не выражает, как многие утверждают, только унижение Христа, а скорее выражает Его возвышение над общим уровнем и в Нем и чрез Него осуществленный идеал человеческой природы с ее нравственной и религиозной стороны или в ее отношении к Богу. Такое толкование оправдывается и грамматически, по причине употребления определенного члена, и исторически: таково выражение у Давида (7, 13), где Мессию он обозначает как главу одного вечного всеобщего Царства. Кроме того, оно тотчас объясняется само собою, как самое естественное и самое определенное, в следующих, например, местах: Отныне будете видеть небо отверстым и ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну человеческому (Ин. 1, 51). Сын человеческий имеет власть на земле прощать грехи (Мф. 9, 6; Мк. 2, 10). Сын человеческий есть господин и субботы (Мф. 12, 8; Мк. 2, 28). Если не будете есть плоти Сына человеческаго и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6, 53). Сын человеческий придет в славе Отца Своего (Мф. 16, 27) 53).

Сын человеческий пришел взыскать и спасти погибшее (Мф. 18, 11; Лк. 19, 10). Отец дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын человеческий (Ин. 5, 27). Даже те места, на которые ссылаются как на благоприятствующие другим воззрениям, при нашем толковании заключают в себе величайшую силу и красоту по контрасту, который снисшествие Христа на землю и Его уничижение представляет в яснейшем свете; так, например, когда Он говорит: Лисицы имеют норы, и птицы небесные гнезда; а Сын человеческий не имеет, где приклонить голову (Лк. 9, 58). Или: Кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20, 27, 28). Таким образом, человечество Христа, в своем возвышении над всем обыкновенным человечеством и в своем нисхождении на самую низшую ступень ради возвышения и спасения его, представляет собой как бы преддверие Его Божеству.

Но Христос называет Себя Сам и Своими учениками называется очень часто также «Сыном Божиим». Он есть не просто Сын Божий подобно Ангелам, Архангелам, Началам, Властям и спасенным людям, но именно Сын Божий, каким ни одно другое существо никогда не было, не есть и не может быть; потому что всякое другое разумное существо делается Сыном Божиим только через усыновление, посредством духовного рождения, и владеет этим правом в зависимости от абсолютного вечного сыновства Христова 54). Христос, как называет Его возлюбленный Его ученик, есть «Единородный Сын Божий», или, как выражаются об этом древние вселенские богословы, Он есть Сын, рожденный от вечности из существа Отчего. В этом важном смысле ученики Христовы добровольно присваивают Ему это название 55), и Христос не отклоняет его от Себя, и Бог Отец называет Его так при крещении и на горе преображения 56). Важно также то, что Христос, уча нас называть Бога «нашим Отцом», Сам называл Его всегда «Мой Отец»; потому что к Богу Отцу Он стоит в особенном отношении, которое высоко поднимает Его над обыкновенным уровнем человеческих детей Божиих, которые делаются таковыми через возрождение и усыновление.

Все Свое учение, как и Свое Царство, Христос основывает на Своей Собственной личности. Его богочеловеческое лицо есть всегдашняя Его тема, Его предмет, Он Сам есть Евангелие. И все это делает Он, не имея в мысли и тени гордости, честолюбия или тщеславия, но делает с простотой и авторитетом очевиднейшей, известнейшей истины. Поэтому-то Его слова и заключают в себе такое сильное, непреодолимое действие над сердцами: Истинно, истинно Я говорю вам. Так говорит Бог в Ветхом Завете, но никто из людей. Если не уверуете, что это Я, умрете во грехах своих (Ин. 8, 24). Какое величие заключается в этом объяснении!

Христос постоянно представляет Себя существом не от мира сего, но от Бога посланным, от Бога рожденным, – существом, которое хотя и находится на земле, но в то же время пребывает и на Небе (Ин. 3, 13). Он не возвещает только истину, как другие вестники Божии, но Сам объявляет Себя светом мира (Ин. 8, 12), Путем, Истиной и Жизнью (Ин. 14, 6). Все предано Мне Отцом Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца, и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын захочет открыть 57). Он призывает к Себе труждающихся и обремененных, обещая им покой и мир (см.: Мф. 11, 28). Он обещает жизнь в высшем и глубочайшем смысле, именно Вечную жизнь всем, которые уверуют в Него 58). Он Сам утверждает о Себе и признается, что Он Христос, или Мессия, засвидетельствованный Моисеем и древними пророками, «царь израилев» 59). Грозя смертию и торжественно заклиная живым Богом, предлагал Ему иудейский первосвященник от имени освященной, хотя и испорченной теократии вопрос: «Ты ли Христос (обещанный Мессия) Сын Божий?», и Он отвечал спокойно и внушительно: «Ты говоришь это!», и указал на Свое славное возвращение на Небо. Так даже в минуту глубочайшего Своего уничижения и явного торжества сил тьмы Он провозглашает Себя Господом и Судьей мира! 60).

Мы можем допустить здесь одно из двух: или признать Христа истинно божественным человеком, или безумным богохульником. Первосвященник понял высказанное торжественное объяснение лучше, чем многие новейшие комментаторы: он разорвал свою первосвященническую одежду и с негодованием, содрогаясь от ужаса, воскликнул: «Ты богохульствуешь!» Иисус неоднократно выказывает Себя законодателем нового и последнего завета (см.: Ин. 5, 22–24; 28, 19, 20), основателем духовного Царства, обширного, как вселенная, и постоянного, как вечность 61), поставленным Судьей живых и мертвых 62), единственным Посредником между Богом и человеком, Спасителем мира 63). Он расстается со Своими учениками, произнося высокие слова, которых вполне достаточно было для того, чтобы засвидетельствовать Его Божественность: Мне дана власть на Небе и на земле. Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа; уча их соблюдать все, что Я повелел вам. И се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 18–20).

Наконец, Христос выражает Свое право на отношение к Богу как к Отцу, на отношение, которое указывает как на единосущие Его с Богом Отцом, так и на Его личное отношение и, в связи с объяснением о Святом Духе, с логической необходимостью ведет к учению о Святой Троице. Только это учение достаточно утверждает Божество Христа и Святого Духа, только оно не разрушает основной истины единства Божества и сохраняет истинную, правую средину между абстрактным и отжившим монотеизмом и между пантеистическим тритеизмом.

Христос постоянно отличает Себя от Бога Отца, Который Его послал, дело Которого Он пришел совершить, волю Которого Он исполнил, силою Которого Он творит чудеса, Которому Он молится и к Которому обращается как самобытное личное существо. Так же ясно Христос отличает Себя и от Святого Духа, Которого Он получил при Своем Крещении и Которого обещал послать и послал ученикам как иного Утешителя, как Духа Истины и святости со всей полнотой совершенного спасения. Но никогда Христос не делал подобного различия между Собою и Сыном Божиим; выражение «Сын Божий» Он употреблял, как мы уже заметили, в смысле, который заключает в себе гораздо больше, чем иудейское представление о Мессии, и нисколько не меньше того, что выражает единосущие и субстанциальное единство.

Как Сын Божий Христос утверждает Свое действительное, самобытное существование прежде, нежели человек получил свое бытие, именно прежде, чем сотворен был мир, следовательно, прежде чем получило свое начало время, потому что время получило свое начало вместе с миром 64). Поэтому арианское мнение о временном предсуществовании, как метафизическое, шатко и не может быть оправдано. По мнению ариан выходит, что тварь существовала прежде творения и конечное существо получило свое бытие прежде времени. Но прежде творения не было ничего, кроме Бога и вечности. Время есть не что иное, как необходимая форма последовательного существования мира, так же как пространство есть форма одновременного существования всех материальных предметов. Время прежде начала мира могло бы, если бы оно было, относиться только к Богу, но Бог не существует во времени, но в вечности. «Прежде чем Авраам был», говорит Христос, «Я есмь», и употребляет в знаменательной, много объясняющей форме раз прошедшее, а в другой раз настоящее время для того, чтобы обозначить этим различие между временным свойством существования человека и между вечным, собственно Ему свойственным 65). В Своей первосвященнической молитве Христос просит о том, чтобы быть прославленным славой, которую Он имел у Отца прежде, чем положено было основание миру 66). Он принимает божеское имя и свойства, так как они согласны с состоянием Его уничижения, и требует и получает Божескую честь (см.: Ин. 5, 23). Он свободно прощает грехи Своим именем и неоднократно употребляет это божественное право; фарисеи же и книжники видели в этом, сообразно с своими представлениями, самое несправедливое, богохульное притязание; выражаясь «Мы», Христос ставит Себя в одну категорию с бесконечным величием Иеговы и смело уверяет: Видевший Меня, видел Отца (Ин. 14. 9); «Я и Отец едино» 68). В формуле крещения Он соединяет Себя с Богом Отцом и Богом Духом Святым (см.: Мф. 28, 19) и Фоме от имени всех апостолов позволяет воскликнуть: Господь мой и Бог мой (Ин. 20, 28).

Это изумительнейшие, самые необыкновенные притязания, которые когда-нибудь были сделаны. И Христос, отличнейший и смиреннейший из всех людей, постоянно и настойчиво повторяет их перед целым миром, даже в самый мрачный час Своих страданий. Он выражает их не высокомерным языком, которым всегда почти необходимо говорит ложная претензия, напротив, Он выражается естественно, как совершенно понимающий Сам Себя, как законный наследник говорил бы о происхождении и проявлении царского достоинства во дворце своего отца. Он никогда не оправдывает Своих притязаний и никогда не находит нужным объяснять их. Эти притязания являются у Христа как ясные сами по себе истины, которые высказываются собственно ради того, чтобы человечество поверило и подчинилось им.

Теперь представим себе на мгновение одного из чисто человеческих учителей, – будь он и велик и знаменит, представим себе, например, Моисея или Илию, Иоанна Крестителя или одного из апостолов: Павла или Иоанна, – не говорим уже о ком-нибудь из отцов Церкви, схоластике или реформаторе, – пусть он скажет: «я свет мира», «я путь, истина и жизнь»; «я и Отец – одно»; пусть он обратится к людям с таким воззванием: «следуйте за мною, подражайте мне, вы найдете жизнь и мир, чего в противном случае вы нигде не найдете». Не возбудило ли бы это общего чувства сожаления или негодования? Ни один человек на земле не может даже попытаться высказать ни малейшего из всех этих притязаний без того, чтобы тотчас не быть признанным за сумасшедшего или богохульника 69).

Но выходя из уст Христа, эти колоссальные притязания не возбуждают сожаления, не возбуждают даже простого чувства чего-нибудь неестественного и неприличного. Мы читаем и слышим их каждый раз безо всякого изумления 70). Они являются нам вполне естественными и достаточно подкрепленными в высшей степени необыкновеннейшей жизнью и необыкновеннейшими делами. Тут не находит себе места даже тень подозрения в тщеславии, гордости или самообольщении. Целые восемнадцать столетий миллионы людей всех наций и языков, всех классов и состояний, людей ученейших и могущественнейших, так же как и самых невежественных и самых низких, инстинктивным чувством признают, что Христос истинно был тем, чем Он выражал притязание быть.

Не есть ли это в высшей степени замечательный факт? Не есть ли это победоносное оправдание характера Христова и неопровержимое доказательство истинности Его свидетельства? И можем ли мы отвергать истину и не признавать Божества Христова, не разрушая истинности Его и не уничтожая в самом основании нравственной благости и чистоты Христовой, которые признаются вообще даже еретиками и неверующими? Если Он мудрейший, лучший, святейший из всех людей, величайший учитель и благодетель нашего рода, и, будучи признан таким общим голосом цивилизованного мира, Сам объявляет Себя единым с Отцом и по Своей воле и хотению, по существу и свойствам отождествляется с Вечным Богом в таком объеме и в таком смысле, каких ни один человек, Ангел или Архангел ни на одно мгновение не могут приписать себе, не рискуя быть признанными за богохульников или безумцев; если Он принимает божественное поклонение от Своих Собственных искренних учеников; то как можем мы, оставаясь разумными, отвечая на самые глубокие нравственные и религиозные инстинкты нашего сознания, как можем мы не повергнуться перед Ним с благоговением и вместе со святым Фомой, этим представителем честного, ищущего и любящего истину скептика между апостолами, из глубины нашей души не воскликнуть: Господь мой и Бог мой!?

Это есть testimonium animae naturaliter christianae, говоря знаменитыми словами Тертуллиана. Это есть свидетельство души, христианки по природе, души, которая сотворена для Христа и которая страстно жаждет Его, и ничто истинное, доброе и прекрасное не удовлетворяет ее бесконечному желанию до тех пор, пока, наконец, не уверует во Христа, – в этот путь, в эту истину и жизнь вочеловечившегося Бога в Его собственном и нераздельном лице.