Текст книги "Адские конструкции"

Автор книги: Филип Рив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 3
ПИЯВКА «АУТОЛИКУС»

Рен словно пружиной подбросило; она неловко отпрянула в обратную от Гаргла сторону и бросилась наутек на подгибающихся от ужаса ногах, но не успела сделать и трех шагов, как из темноты слева возник еще один незнакомец, схватил ее в охапку, развернув по инерции вокруг, и швырнул обратно на землю.

– Коул! – закричала она, но холодная рука зажала ей рот. Рен увидела над собой другое бледное лицо, наполовину закрытое длинными прядями черных волос.

Подбежал мужчина с берега, и в глаза девочки ударил узкий луч голубого света от включенного фонаря, заставив ее сощуриться.

– Аккуратнее, – сказал тот, которого звали Гаргл. – Убери лапы, не видишь – женщина! Молоденькая. Я так и думал. – Он отвел в сторону луч фонаря, чтобы не слепил Рен. С самого начала Гаргл показался ей ровесником Коула, но он был явно моложе. На лице улыбка. – Как зовут, красавица?

– Р-рен, – выговорила та, запинаясь. – Р-рен Н-н-н-нэтсуорти.

Гаргл на секунду задумался, вычитая в уме лишние «Н», и его улыбка стала шире и дружелюбнее.

– Нэтсуорти? Не может быть! Дочь Тома Нэт-суорти?

– Вы знакомы с папой? – вырвалось у Рен. В стремительной неразберихе событий она сперва даже представила себе, как отец тоже тайком встречается с Пропащими Мальчишками в безлюдных окрестностях северного берега, но тут же сообразила, что речь, скорее всего, идет о старом знакомстве, когда ее еще не было на свете.

– Я, во всяком случае, отлично помню его, – ответил Гаргл. – Он гостил некоторое время на борту нашей пиявки «Винтовой червь». Твой отец – хороший человек. А твоя мать, наверное, та девушка, со шрамом на лице? Как бишь ее?.. Ах да, Эстер Шоу! То, что Том Нэтсуорти полюбил такую, как она, говорит в его пользу, я всегда так считал. Внешность для него не имеет значения. Для сухопутников это редкое качество.

– Что будем делать с ней, Гар? – спросил тот, что поймал Рен, каким-то странным, мелодичным голосом. – Скормим рыбам?

– Давай-ка пригласим ее на борт, – предложил Гаргл. – Хочу поближе познакомиться с дочерью Тома Нэтсуорти.

Рен, постепенно приходя в себя, снова ощутила приступ паники.

– Мне надо домой! – пискнула она, сделав движение в сторону, но Гаргл поймал ее рукой за талию.

– Мы только на минутку, – заверил он со сладенькой улыбочкой. – Поболтаем. Так и быть, расскажу, для чего мы без спроса забрались в ваше озеро. То есть мы всегда и везде забираемся без спроса, но все же, думаю, тебе лучше узнать нашу точку зрения прежде, чем примешь решение.

– Приму решение? – переспросила Рен.

– Да, примешь решение – рассказывать или нет родителям и друзьям о том, что ты здесь видела.

«Кажется, этому человеку можно верить», – сказала себе Рен. Раньше ей никогда не приходилось задумываться, заслуживает ли кто-то доверия. Улыбка Гаргла смущала ее. Она заглянула за его плечо и увидела, что вода в середине между двумя мысами светится голубым сиянием, которое сначала приняла за оставшийся в глазах след фонарного луча, но оно не исчезало, а, наоборот, становилось все ярче, и тогда Рен поняла, что свечение проникает из глубины. Затем что-то очень большое с плеском всплыло на поверхность примерно в ста метрах от берега.

На машинной палубе за хибарой Коула ржавела пиявка, на которой он в свое время прибыл на Анкоридж. Это и был «Винтовой червь», и маленькая Рен с друзьями часто играла в прятки между его громадными паучьими ходулями. Он всегда казался девочке немного комичным с его плоскими ступнями и носовыми иллюминаторами, похожими на округлившиеся от испуга глаза. Рен и понятия не имела, как плавно умеет передвигаться пиявка, каким обтекаемым выглядит ее закругленный корпус, когда она неторопливо выныривает из озера и выползает на берег, и с гладких боков вместе с потоками воды соскальзывает мерцание лунного света.

Эта пиявка по размерам уступала «Винтовому червю», более плоская, и напоминала скорее клеща, чем паука. Рен показалось, что ее поверхность покрывали бесформенные камуфляжные пятна, но при обманчивом освещении не могла рассмотреть как следует. Сквозь выпуклые иллюминаторы было видно совсем маленького мальчика за пультом управления, но его лица тоже не разглядеть из-за струек, сбегающих по стеклу. Аппарат остановился у самой кромки берега, и из его нижней части бесшумно выдвинулась гидравлическая сходня, с шорохом уткнувшаяся в береговую гальку.

– Добро пожаловать на пиявку «Аутоликус», – с широким жестом пригласил Гаргл, – гордость флота Пропащих Мальчишек. Прошу на борт. Пожалуйста. Обещаю, вернешься на сушу прежде, чем мы пойдем на погружение.

– А если заявятся другие сухопутники? – спросил Пропащий Мальчишка, который, как поняла Рен, был вовсе не мальчик, а девушка с красивым и недовольным лицом. – Коул, возможно, уже поднял тревогу!

– Коул дал слово, – возразил ей Гаргл, – а он свое слово держит.

Девушка с сомнением уставилась на Рен. Из-под ее короткой черной куртки нараспашку виднелся засунутый за ремень пистолет.

«У меня нет выбора, – размышляла Рен. – Я должна делать то, что велит Гаргл». И стоило принять однозначное решение, ей уже не составило труда подняться по сходне в прохладное голубовато-светлое нутро пиявки. Да и подумать: если бы Гаргл хотел прикончить ее, ему было бы проще сделать это на берегу.

Девочку отвели в кормовую часть пиявки, в помещение, служившее, как она догадалась, личной каютой Гаргла. Уродливые стальные стены здесь спрятаны под обоями, на полках книги, повсюду разложены разнообразные сувениры со всего света. Курилась ароматическая палочка, чтобы заглушить запах плесени и железа. От восточного благовония на Рен повеяло дальними странами и загадочными цивилизациями. Она расположилась на единственном стуле, а Гаргл уселся на узкую койку. Его компаньонка выжидающе остановилась в проделанном в переборке дверном проеме, по-прежнему не сводя с пленницы неприязненного взгляда. Позади нее возник маленький мальчик, которого Рен заметила через иллюминатор пиявки. Он изумленно рассматривал девочку широко раскрытыми глазами, пока Гаргл не скомандовал:

– Отправляйся на свое место, Селедка!

– Да я это…

– На место!

Мальчика как ветром сдуло, а Гаргл виновато улыбнулся.

– Не обращай внимания, – сказал он Рен. – Селедка – новичок, только-только из Грабиляриума, да и пацан совсем, ему недавно десять исполнилось. До тебя видел сухопутников исключительно на мониторах краб-камов. А ты вдобавок хорошенькая…

Рен покраснела и опустила взгляд на роскошный турецкий ковер, на котором ее ботинки уже оставили грязные следы. Она вспомнила: Грабиляриум – что-то вроде школы, где Пропащих Мальчишек обучают многочисленным хитростям воровского ремесла. Всех их похитили с нижних палуб плавучих городов в младенческом возрасте, так что они даже не знали, где родились, и увезли в Гримсби, подводный воровской притон. А краб-камы – это такие телекамеры-роботы для наблюдения за намеченными жертвами ограбления. Мисс Фрейя включила Пропащих Мальчишек в список тем для внеклассной работы. А Рен тогда сказала, что от изучения этой темы нет никакого проку…

Гаргл обратился к стоящей в дверях девушке:

– Ремора, наша гостья, похоже, замерзла. Принеси-ка ей горячего шоколада.

– Я и не знала, что Пропащие Девчонки тоже существуют, – заметила Рен, когда девушка вышла.

– В Гримсби многое изменилось с тех пор, как его покинул Коул, – сказал Гаргл. – Только между нами, Рен, признаюсь, что теперь в основном там командую я. Мне удалось избавиться от большинства слишком крутых и задиристых парней, входивших в окружение Дядюшки. И я убедил его похищать не только мальчиков, но и девочек. Их присутствие сделало отношения между обитателями Гримсби лучше, более цивилизованными.

Рен стала наблюдать через полураскрытую дверь, как девушка по имени Ремора с грохотом переставляет посуду в небольшом помещении, приспособленном под кухню, и отметила про себя, что ее присутствие пока никак не делало их отношения более цивилизованными, а скорее, наоборот.

– Так она ваша жена? – полюбопытствовала Рен и тут же добавила, не желая выглядеть слишком консервативной: – Ну, или подруга какая-нибудь?

Девушка на кухне внезапно остановилась и подняла голову.

– Мора – жена? – переспросил Гаргл. – Нет, конечно! На самом деле некоторые девочки освоили воровскую профессию гораздо лучше, чем многие ребята. Ремора входит в число наших лучших взломщиков. Так же как Селедка считается первоклассным механиком, несмотря на юный возраст. Я специально отобрал их для этой командировки, чтобы меня сопровождали самые умелые и надежные. Теперь понимаешь, Рен? В Анкоридже есть нечто, в чем я очень нуждаюсь. Оно попалось мне на глаза давным-давно, во время нашего с Коулом первого визита сюда на борту «Винтового червя», но тогда я не прибрал эту штуку к рукам, поскольку не понимал, какая от нее может быть польза.

– И что же это? – поинтересовалась Рен. Гаргл ответил не сразу, но помедлил, изучающе

рассматривая лицо девочки, словно хотел убедиться, что ей можно доверить то, о чем собирался сказать. Рен это понравилось. В отличие от большинства взрослых людей, он относился к ней, как к равной. Даже назвал ее женщиной и обращался с ней именно как с женщиной.

– Не думай, что мне это нравится, – произнес он наконец, внимательно глядя ей в глаза. – Ты должна верить мне. Мне совсем не по душе являться сюда вот так, тайком. Я бы предпочел играть в открытую, пришвартовать «Аутоликуса» в гавани Анкориджа и сказать: «А вот и мы, ваши друзья из Гримсби, пришли просить вас о помощи». И это было бы возможно, если бы мои надежды оправдались и Коул стал уважаемым гражданином города. Но при нынешнем раскладе кто нам поверит? Мы же Пропащие Мальчишки, воры. И если мы скажем, что хотим заполучить всего лишь книгу и ничего, кроме единственной книги из библиотеки маркграфини, нам просто никогда не поверят!

Ремора вошла в каюту и подала Рен жестяную кружку, полную горячего, душистого шоколада.

– Спасибо, – поблагодарила та, обрадованная возможностью переключить внимание и скрыть от Гаргла, как потрясло ее только что сказанное им.

Библиотека мисс Фрейи была для Рен одним из любимейших мест, сокровищницей с тысячами и тысячами чудесных старых книг. Когда-то она располагалась на верхних этажах Зимнего дворца, но, поскольку в той части здания больше никто не жил, отапливать помещения ради книг, по мнению мисс Фрейи, слишком расточительно, и библиотеку перенесли вниз…

– Вот почему вы не можете найти то, что ищете! – вдруг произнесла Рен вслух. – С тех пор как вы были здесь, книги переставили в другом порядке!

Гаргл кивнул, одобрительно улыбаясь.

– Совершенно верно! – подхватил он. – Краб-камам понадобятся недели, чтобы разыскать нужную книгу, но у нас нет столько времени. Вот я и подумал, мисс Нэтсуорти, а не поможете ли вы нам?

Рен в этот момент как раз отхлебнула шоколада. На Анкоридже его запасы давным-давно закончились, и Рен уже забыла, какой замечательный у него вкус. Но когда Гаргл задал свой вопрос насчет помощи, она чуть не поперхнулась.

– Я? – смогла она выдавить, прокашлявшись. – Я воровать не обучена…

– Речь идет не о том, чтобы ты воровала, – начал объяснять Гаргл. – Послушай, твой отец очень умный человек. Насколько я помню, он всегда был с маркграфиней на дружеской ноге. Наверняка через него ты могла бы разведать, где хранится нужная нам книга. Только узнай место, скажи мне, а Ремора проделает всю работу. То, что мы ищем, называется Жестяная Книга.

Рен никогда не слышала о такой книге, и это заставило ее помедлить с ответом, хотя она уже была готова наотрез отказаться. Вопреки ее ожиданию, Гаргл не покусился ни на одно из сокровищ Анкориджа, как, например, на рукописный, иллюминированный сборник «Деяния Богов Льда» или «Historia Anchoragia» Уормволда. Поразмыслив, Рен спросила:

– Кому охота читать книжку про жесть? Гаргл рассмеялся, будто услышал удачную

шутку.

– Эта книга не про жесть, – сказал он. – Эта книга сделана из жести. Сшита из жестяных листов.

Рен в недоумении покачала головой. Ничего подобного ей видеть пока не доводилось.

– Зачем она вам?

– Затем что мы – воры, а книга, насколько я знаю, представляет ценность! – объяснил Гаргл.

– Наверное, только вам это известно, раз именно вы проделали за ней такой долгий путь!

– Есть люди, которые коллекционируют старые вещи – книги и прочее. Мы вымениваем у них то, что нам необходимо. – Гаргл помолчал, продолжая глядеть на нее в упор, затем снова заговорил с горячностью в голосе: – Пожалуйста, Рен, просто спроси у отца, и больше ничего. Он же не вылезает из музеев и библиотек, всегда был таким, я же помню! Вполне может оказаться, что ему известно, где хранится Жестяная Книга!

Рен неторопливо допивала шоколад, размышляя об услышанном. Если бы Гаргл охотился за иллюминированными «Деяниями» или одним из дорогостоящих изданий классической литературы, она бы не колеблясь сказала «нет». Но речь шла о каком-то металлоломе, о никому не известном и, судя по всему, не нужном старье… Так есть ли смысл ломать копья из-за подобного пустяка? Гарглу, очевидно, эта книга нужна позарез, и он готов на все, чтобы добиться своего, а здесь ее наверняка никто и не хватится.

– Хорошо, я спрошу, – нехотя согласилась Рен.

– Спасибо! – Гаргл взял ее за руку. У него были теплые ладони и красивые глаза.

Рен уже предвкушала изумление и зависть Тилди, когда с наслаждением расскажет ей, как среди ночи угощалась горячим шоколадом в компании дерзкого подводного пирата. Но тут вспомнила, что не только Тилди, но и никому другому не сможет поведать о Гаргле и его «Аутоликусе». Что ж, так даже лучше. Теперь у нее есть собственная тайна.

– Давай встретимся завтра около шести в лесочке на верхушке холма, – предложил Гаргл. – Годится? Сможешь улизнуть?

– Вообще-то, в это время как раз ужин… Меня мама будет искать.

– Тогда в полдень. В двенадцать часов. Можно чуть позже.

– Хорошо.

– Ну и ладненько. Хочешь, Ремора проводит тебя домой?

– Не надо, сама дойду, – отказалась Рен. – Я часто гуляю одна в темноте.

– Погоди, мы еще сделаем из тебя Пропащую Девчонку! – сказал Гаргл и засмеялся, чтобы Рен не приняла его слова всерьез.

Потом встал, она тоже поднялась со стула, и по узким коридорам пиявки оба направились к сходне. Селедка из рулевой рубки украдкой проводил их взглядом. Снаружи стояла прохладная ночь, светила луна, волны с тихим плеском набегали на берег, и вообще все было так, словно ничего не случилось. Рен помахала рукой, сказала «до свидания», снова помахала, повернулась и быстро зашагала прочь от озера к опушке леса.

Гаргл провожал ее взглядом, пока она не скрылась за деревьями. Сзади подошла девушка по имени Ремора, остановилась рядом и взяла его за руку.

– Думаешь, ей можно верить? – спросила она.

– Пока не уверен, но хочется надеяться. Попытка не пытка. Вообще-то, другого варианта у нас пока просто нет, и времени нет торчать здесь и тыкаться вслепую. В ихней свалке от краб-камов мало толку, тем более что у здешних сухопутников с нами давние счеты. Рано или поздно кому-то из них покажется знакомым шорох магнитных лапок в вентиляционных трубах. Да не переживай ты! Сейчас скажу Селедке, чтобы послал пару камер в дом Нэтсуорти, и, если Рен настучит на нас своим, узнаем вовремя.

– Ну, и что будешь делать, если настучит?

– Тогда придется пришить всех, – пожал плечами Гаргл. – А Рен отдам тебе, чтобы ты получила удовольствие и возможность поупражняться со своим хорошеньким ножичком.

Они поцеловались и, обнявшись, поднялись по сходне на пиявку.

Ничего не подозревающая Рен благополучно добралась до дома. В голове у нее творился полный сумбур. Она чувствовала себя и виноватой, и счастливой одновременно. Ей казалось, что за последние несколько часов в ее жизни произошло гораздо больше, чем за все предшествующие пятнадцать лет.

Глава 4
ЛЕГЕНДА О ЖЕСТЯНОЙ КНИГЕ

Утро с самого рассвета выдалось ясное, над озером раскинулось чистое небо цвета колокольчиков, вода – прозрачная, как стекло, и такая тихая, что все острова Винляндии, казалось, мирно покоятся каждый на своем собственном перевернутом отражении. Рен еще спала, утомленная ночными приключениями, но Анкоридж у нее за окошком уже проснулся. Дымятся трубы всех тридцати заселенных домов, рыбаки приветствуют друг друга, шагая вниз по городским лестничным маршам к берегу, где их ждут причаленные лодки.

Над Мертвыми холмами, расположенными в южной части острова, с северной стороны возвышается пятнистая гора, нижние склоны которой покрывают зеленые заросли кустарника, молоденьких сосенок и сочной травы, испещренной полевыми цветами. Вот на одном из крутых горных лужков пасется стадо диких оленей. Их очень много в лесах этого благодатного острова; некоторые уже переплыли на другие, необитаемые острова и остались жить там. Люди долгое время гадали, откуда взялись олени в этих краях: то ли выжили здесь с тех пор, как пала древняя Американская империя; то ли пришли с Севера, из Заполярья; то ли добрались сюда с дальнего Запада из неведомых и, видимо, обширных зеленых оазисов. Однако единственный интерес, который олени представляли для Эстер Нэтсуорти, когда она натягивала тетиву своего лука, укрывшись среди деревьев с подветренной стороны стада, – это количество добытой оленины.

Спущенная тетива издала короткий, упругий звук, олени высоко подпрыгнули на месте и бросились бежать вверх по склону в спасительную чащу – все, кроме самой крупной самки, упавшей замертво с торчащей из сердца стрелой. Ее тонкие ноги еще долго били копытами в воздухе. Эстер не спеша подошла к затихшей оленухе, вытащила стрелу, обтерла пучком травы наконечник и аккуратно сунула ее на место в висящий за спиной колчан. В безмятежном солнечном свете кровь животного была ярко-красной. Эстер погрузила палец в рану и провела кровавую черту у себя на лбу, одновременно произнося негромким голосом молитву богине охоты, чтобы душа убитой оленухи не преследовала ее. Затем с трудом взвалила тушу на плечо и зашагала вниз по склону холма к лодке.

Другие винляндцы редко охотились на оленей. Объясняли это тем, что им вполне хватает озерной рыбы и птицы. Но Эстер считала, что просто ее земляки слишком мягкосердечные, у них рука не поднимается убивать этих животных с огромными выразительными глазами и красивыми, стройными телами. Сердце Эстер было твердым как камень и рука твердая, поэтому и охотницей она слыла самой лучшей. Ей нравилось ощущение покоя и одиночества, которое дарил ей лес ранним утром; здесь она отдыхала от присутствия своей дочери, Рен.

Эстер с ностальгией вспоминала маленькую веселую девочку, какой была Рен в детстве, как поднимала своими ножками брызги на мелководье или засыпала у нее на коленях под колыбельную песню. И когда дочка с радостью смотрела ей в лицо и нежно трогала пальчиками пересекающий его ужасный шрам, Эстер со светлым чувством думала, что вот наконец появился на свете дорогой ей человек, который будет всегда любить ее такой, какая она есть, не испытывая ни малейшей неловкости из-за уродства матери. Том хоть и утверждает неизменно, что не придает никакого значения внешности и любит ее за многое другое, но Эстер все же так и не удалось справиться с подозрениями, что втайне он мечтает о другой, красивой женщине.

Рен между тем росла и, когда ей исполнилось восемь или девять, начала смотреть на мать так же, как и все вокруг. Нет, она не говорила ничего обидного, просто Эстер хорошо знала этот жалеющий, неловкий взгляд и чувствовала отчужденность Рен, если ее друзья видели их вместе. Дочь стыдилась своей матери.

– Это возрастное, – пытался успокоить жену Том, когда она пожаловалась ему. Он обожал дочь и, как казалось Эстер, всегда и во всем принимал ее сторону. – Подростковый период, сама знаешь. У нее это скоро пройдет.

Но Эстер не знала, что такое «подростковый период». У нее детство закончилось, когда она была совсем маленькой, и ее мать и мужчину, которого она считала своим отцом, зверски убил Таддеус Валентин, ее настоящий родитель, а на лице дочери навек оставил страшную отметину. Эстер понятия не имела, что значит быть обычным ребенком… По мере того как взрослела Рен, характер ее становился все более своенравным, а длинный, с горбинкой нос деда так и просился на лицо девочки, выступая дальше и дальше, как лезвие ножа, проткнутое сквозь портрет. Эстер уже с трудом могла спокойно общаться с дочерью и раз-другой со стыдом ловила себя на мысли о том, что лучше бы Рен не рождалась. Ей хотелось снова остаться вдвоем с Томом и, как в старое доброе время, вместе путешествовать по птичьим дорогам.

* * *

Когда Рен проснулась, солнце уже стояло высоко. Через открытое окошко с берега доносились возгласы рыбаков, смех ребятишек, размеренный стук топора во дворе, где отец колол дрова. Девочка почувствовала во рту слабый привкус шоколада. Ей вдруг стало очень радостно на душе. Рен полежала в постели еще немного, наслаждаясь мыслью о том, что никто из этих людей за окном и вообще ни один человек во всей Винляндии ведать не ведает, о чем знает только она. Потом выбралась из постели и побежала в ванную. Из старого, в пятнышках, зеркала над умывальником на нее взглянуло собственное отражение – узкое, умное, лисье личико. Рен с обычным отвращением посмотрела на остренький носик и прыщики вокруг слишком маленького рта. Зато глаза ей нравились: огромные, широко расставленные, насыщенного серого цвета – с палитры мариниста, как сказал однажды папа, и это прозвучало очень красиво, хоть и не совсем понятно. Она зачесала назад медно-рыжие волосы, связала их на затылке и вспомнила, как Гаргл назвал ее «хорошенькой». Раньше Рен не задумывалась о своей внешности, но теперь, разглядывая себя в зеркале, решила, что он прав.

Сбежала вниз по лестнице. В кухне никого. За окном на веревке сушатся белоснежные мамины сорочки. Мама как-то уж слишком переживает по поводу собственной одежды. Носит только мужское (благо заходи и бери, что приглянется, в бесхозных магазинах Заполярной аркады) и лезет из кожи вон, лишь бы все у нее было стираное, глаженое, и не дай бог прохудится или моль попортит. Будто опрятная одежда заставит людей не замечать ужасный шрам, рассекающий пополам ее лицо. Это еще одно свидетельство того, какая мама несчастная, подумала Рен, достала кувшин с холодным молоком, налила себе в стакан и размазала мед по оставшейся с вечера овсяной лепешке. Ну, хорошо, а каково приходится Рен, имея такую не похожую ни на кого мамашу? Вон отец Тилди, старый мистер Смью… Никому не кажется странным, что в нем росту меньше метра, ведь он свой, из Анкориджа, к нему привыкли. С мамой же все иначе. Ни с кем не дружит, оттого ее уродство и бросается в глаза людям. Как была чужачкой, так и осталась, из-за нее и дочь тоже иногда чувствует себя здесь посторонней.

Может, потому ее так тянуло сейчас к Пропащим Мальчишкам. И Гаргл, наверное, ощутил в девочке общее для обоих состояние неприкаянности и решил ей довериться.

На ходу жуя лепешку, Рен вышла во двор, стараясь держаться подальше от белых сорочек, чтоб не запачкать медом. Отец ставил одно за другим поленья на отпиленный от толстого дерева большой кусок ствола и топором раскалывал их на две половинки. Его голову покрывала старая соломенная шляпа, поскольку с возрастом волосы у него заметно поредели и лысина подгорала на солнце. Увидев Рен, он сразу перестал махать топором и сел на обрубок дерева, держась рукой за грудь. Рен поняла, что у отца снова разболелась старая рана; появление дочери дало ему предлог сделать перерыв в работе.

– Ну, проснулась наконец? – только и спросил он.

– Нет, это я во сне хожу, не видишь?

Рен носком ботинка отбросила с дороги пару щепок, подсела к отцу, поцеловала его в щеку и положила голову ему на плечо. Она слушала, как жужжат пчелы над ульями в углу двора, и размышляла, как бы завязать разговор о Жестяной Книге Анкориджа, не раскрывая своего истинного интереса. Но вместо этого вдруг решила задать совсем другой вопрос.

– Па, а помнишь тех Пропащих Мальчишек? Отец замялся, как всегда бывало, когда речь между ними заходила о делах давно минувших дней, и принялся поигрывать широким золотым браслетом у себя на запястье – обручальным браслетом с гравировкой из его с мамой инициалов, сплетенных вместе.

– Пропащих Мальчишек… – повторил он. – Уж их-то я вряд ли когда-нибудь забуду…

– А вот интересно, – продолжала Рен, – они в самом деле такие плохие?

– Ну, ты же знаешь Коула. Что ж он, плохой?

– Неплохой, но немного странный.

– Пусть странный, зато человек хороший. Когда тебе понадобится помощь, можешь смело к нему обращаться. Если хочешь знать, именно благодаря Коулу нам удалось добраться до этого места. Если бы он не сбежал из Гримсби вместе с картой Снори Ульвеюссона…

– Да знаю я, знаю… – перебила Рен. – Но я спрашиваю про тех, что в Гримсби. Вот они-то, наверное, действительно плохие…

Том покачал головой:

– Главный у них, Дядюшка, самый настоящий злодей. Он заставляет их заниматься гадкими делами. Но мне кажется, в большинстве Пропащих Мальчишек есть и плохое и хорошее, так же, как во всех остальных людях. Помню, там был парнишка по имени Гаргл. Это он спас Коула, когда Дядюшка собирался его убить, а через него и карту для нас тоже он передал.

– Значит, Гаргл такой же хороший, как Коул?

– Пожалуй, да в определенном смысле.

– А ты видел его? Сколько ему тогда было лет?

– Да совсем маленький, – ответил отец, заметно взволнованный воспоминаниями о жутком, хоть и недолгом, времени, проведенном в логове Пропащих Мальчишек. – Лет девять-десять. Может, даже меньше.

Если Гарглу было только девять, когда с ним познакомился папа, значит, сейчас ему не больше двадцати пяти, то есть не настолько уж старше ее самой, с удовлетворением подсчитала Рен. И ведь уже тогда совершил благое дело – помог спасти Анкоридж.

– А тебе зачем вдруг понадобилось это знать? – спросил папа.

– Так просто, – постаралась ответить Рен как можно равнодушнее.

Ей впервые приходилось врать отцу, которого любила, как никого на всем белом свете. Он всегда обращался с ней, как с другом, а не просто как с ребенком, и еще не было случая, чтобы Рен скрыла от отца правду. Ей нестерпимо захотелось рассказать ему о происшествии на северном берегу острова и услышать совет, как ей поступить. Но нет, нельзя этого делать, таким образом она предала бы Гаргла.

Том продолжал вопросительно смотреть на нее, и Рен поспешно добавила:

– Не знаю, взбрело в голову ни с того ни с сего, стала думать о них, вот и все.

– Потому что они Пропащие? Или потому что Мальчишки?

– А вот это секрет! – поддразнила Рен, сунула в рот последний кусок лепешки с медом и чмокнула отца в щеку липкими губами. – Ладно, пойду к Тилди. Пока!

Она вышла со двора через калитку и зашагала по Сириус-корт, а солнце золотом горело на ее волосах. Том стоял и с гордостью смотрел вслед дочке, любуясь ее высокой, стройной фигурой, пока она не свернула за угол. В который раз, после всех прошедших лет, он изумлялся, как это ему и Эстер удалось создать нового человека, самостоятельную личность.

Укрывшись в тени под поленницей, радиоуправляемый краб-кам фокусировал на Томе свой объектив. Подрагивающее изображение его лица светилось на круглом голубом экране где-то в укромном месте на одном из островков посреди озера.

– Чуть не проболталась! – воскликнул мальчик по прозвищу Селедка. – Теперь он догадается!

Гаргл похлопал его по плечу:

– Не беспокойся. Нэтсуорти так же слеп, как и все сухопутники. Ничего не заподозрит.

* * *

Рен быстро добралась до дома Тилди, но заходить в калитку не стала. Все семейство Смью, без сомнения, с утра в полном составе отправилось в свой сад собирать яблоки. Рен знала, потому что накануне сама обещала прийти и помочь. Но ведь в тот момент она даже предположить не могла, что у нее появится более важное дело.

В одно мгновение проскочила через Заполярную аркаду, не забыв посмотреться, как в зеркало, в запыленные витрины заброшенных магазинов, потом бегом по проспекту Расмуссена и, наконец, взлетела вверх по трапу, ведущему к Зимнему дворцу. Огромные двери парадного входа летом не закрывались. Рен, не сбавляя хода, вбежала внутрь и позвала:

– Мисс Фрейя!

Но в ответ прозвучало лишь эхо ее собственного голоса, отразившееся от высоченного потолка. Она снова вышла наружу, обогнула дворец по ведущей вдоль стены дорожке, посыпанной гравием, и тут же увидела мисс Фрейю, которая у себя в огороде срывала стручки фасоли и складывала их в корзину.

– Рен! – обрадовалась она при виде девочки.

– Здрасьте, мисс Фрейя!

– Пожалуйста, обращайся ко мне просто Фрейя, – сказала мисс Фрейя, наклоняясь и опуская корзину наземь.

Можно подумать, для этой женщины жизненно важно убедить окружающих называть ее просто Фрейя, однако до сих пор ей не удалось добиться своей цели. Долгожители Анкориджа помнили, что она является последней представительницей рода Расмуссенов и в разговоре с ней по-прежнему добавляли официальные титулы «маркграфиня», или «ваше сиятельство», или «свет ледяных полей». Молодежь знала ее прежде всего как свою школьную учительницу, а значит, для них она навечно «мисс Фрейя».

– Ты ведь теперь совсем взрослая, – говорила она, улыбаясь и промокая платочком испарину на своем круглом лице. Возможно, мы скоро станем коллегами. Ты обдумываешь мое предложение прийти в школу обучать маленьких, когда завершится сбор урожая яблок?

Рен постаралась сделать вид, что ее привлекает эта идея, но пока не приняла окончательного решения. В глубине души она боялась, что если согласится работать в школе, то в конечном итоге станет такой же, как мисс Фрейя – доброй, толстой и незамужней. Рен быстро переменила тему разговора, попросив:

– Можно мне взять книгу в библиотеке?

– Конечно! – немедленно, как и ожидала Рен, согласилась мисс Фрейя. – Тебе не обязательно каждый раз спрашивать разрешения. Ты хочешь какую-то конкретную книжку?

– Да, мне папа рассказывал про нее. Жестяную Книгу.

Рен немедленно покраснела с непривычки врать, но мисс Фрейя не заметила.

– Ах, эту старушку! Вряд ли ее даже можно назвать книгой, она скорее антиквариат. Часть хлама, унаследованного от дома Расмуссенов.

Обе направились в библиотеку. Неудивительно, подумала Рен, что Пропащим Мальчишкам понадобилась ее помощь. Огромное помещение заставлено высоченными, от пола до потолка, стеллажами с книгами, расставленными в порядке, известном только самой мисс Фрейе. Потрепанные бумажные обложки старых изданий Чун-Май Споффорта и Рифка Буги соседствовали с деревянными футлярами, в которых хранились бесценные древние свитки и рукописные книги. На футлярах золотыми буквами значились названия содержащихся в них манускриптов, но многие уже стерлись и потускнели, так что не прочесть. Да и откуда Пропащим Мальчишкам знать грамоту? В общем, перед бедными воришками стояла практически невыполнимая задача.