Текст книги "Рубин во мгле"
Автор книги: Филип Пулман
Жанр:
Детские остросюжетные
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Филип ПУЛМАН
РУБИН ВО МГЛЕ
Глава первая
Семь блаженств
Прохладным, ветреным днем в начале октября 1872 года к конторе судоходной компании «Локхарт и Шелби», в самом сердце делового Лондона, подкатил кеб. Из него вышла юная девушка – одна, без провожатого – и, расплатившись с извозчиком, огляделась вокруг.
Она была удивительно хороша: лет шестнадцати на вид, худощавая и бледная, в траурном платье и в черной шляпке, под которую она тотчас убрала растрепанный ветром завиток светлых волос. Ее глаза казались необыкновенно темными для блондинки. Девушку звали Салли Локхарт, и через пятнадцать минут ей предстояло убить человека.
Удостоверясь, что перед ней нужный дом, она поднялась по ступеням и вошла. За дверью начинался тусклый, желто-коричневый коридор, с конторкой портье по правую руку, где пожилой человек сидел под лампой и читал «Негодяйку Пенни». Когда девушка легонько постучала в стекло, он вздрогнул и поспешно отложил журнал.
– Простите, мисс. Не заметил, как вы вошли.
– Мне нужно видеть мистера Шелби. Но он меня не ждет.
– Ваше имя, мисс?
– Меня зовут Локхарт. Мой отец был… мистер Локхарт.
Портье мгновенно просиял.
– Мисс Салли, не так ли? Как же – я вас помню!
– Неужели? По-моему, я здесь никогда раньше не бывала…
– Да нет, бывали! Лет десять тому назад, никак не меньше. Вы сидели около вот этой самой лампы, ели имбирный бисквит и рассказывали мне о вашем пони. Вспомнили? Вы уж меня простите… Очень прискорбно было услышать о вашем отце, мисс. Ужасно, когда тонут корабли. Он был истинным джентльменом.
– Спасибо вам… Я и пришла отчасти из-за отца. Мистер Шелби у себя? Можно с ним поговорить?
– Боюсь, что нет, мисс. Он сейчас на Вест-Индской верфи. Но мистер Хиггс, секретарь нашей компании, у себя. Он будет рад встретиться с вами.
– Хорошо. В таком случае я сейчас поднимусь к нему.
Портье позвонил в колокольчик, и появился мальчишка, в котором, казалось, сгустились вся копоть и сажа Чипсайда. Его куртка была порвана в трех местах, воротничок съехал на сторону, а волосы выглядели так, как будто их только что использовали для опытов с электричеством.
– Чего нужно? – спросило это явление, которое звали Джим.
– Повежливей! – сказал портье. – Проводи эту молодую леди к мистеру Хиггсу – и не глупи! Это мисс Локхарт.
Глаза мальчишки мгновенно окинули ее с ног до головы и тут же с подозрением обратились к портье.
– Вы присвоили мой журнал! Я видел, как вы его припрятали, когда вошел старина Хиггс.
– И не думал я, – неуверенно возразил портье. – Иди и делай что велено.
– Ничего, я его найду, погодите, – пообещал мальчик. – Нет у вас такого права – зариться на чужую собственность. Идемте, – добавил он, обращаясь к Салли, и вышел в коридор.
– Вы уж его извините, мисс Локхарт, – сказал портье. – Поздно поймали волчонка, теперь уже не приручишь.
– Ничего страшного, – ответила Салли. – Спасибо. На обратном пути я загляну попрощаться.
Мальчишка ждал ее у лестницы.
– Так, значит, ваш отец был здешним хозяином? – спросил он, когда они начали подниматься.
– Да, – ответила Салли. Она хотела что-то добавить, но не нашла подходящих слов.
– Он был добрый малый.
Слова были сочувственными, и Салли это поняла.
– Не знаете ли вы человека по имени Марчбэнкс? – спросила она. – Может быть, он работает где-нибудь здесь?
– Нет, никогда не слышал такого имени.
– А может быть, вы слышали… – Они уже были почти на верху лестницы, и Салли остановилась, чтобы закончить вопрос. – Может быть, вы слышали что-то о семи блаженствах ?
– Чего-чего?
– Пожалуйста. Это важно.
– Не-а. Не слыхал. – Он задумался. – Похоже на кабак или вроде того. А что это такое?
– Сама не знаю. Ничего, ерунда. Забудьте об этом! – И Салли шагнула на верхнюю площадку лестницы. – Так где же здесь найти мистера Хиггса?
– Тут.
И он с грохотом ударил в тяжелую деревянную дверь и, не дождавшись ответа, распахнул ее со словами:
– Леди к мистеру Хиггсу! Имени мисс Локхарт!
Салли вошла, и дверь закрылась за ней. Комната была полна сигарным дымом и необыкновенно богато убрана: полированная кожа, красное дерево, серебряные чернильницы, шкафы с бронзовыми ручками и хрустальные пресс-папье. Тучного вида человек в другом конце комнаты скатывал в рулон большую карту, и его лысина блестела от усилий. Впрочем, блестела не только лысина: блестели и его ботинки, блестела тяжелая золотая цепочка с масонской печатью над его брюшком, и все его лицо блестело от пота и лоснилось, свидетельствуя о долголетнем пристрастии к вину и вкусной еде.
Он покончил с картой и взглянул на вошедшую. Его лицо мгновенно приобрело торжественное и благочестивое выражение.
– Мисс Локхарт? Дочь покойного Локхарта?!
– Да.
– О моя дорогая! – воскликнул он, простирая к ней руки. – Что я могу сказать? Лишь то, как мне тяжело, как всем нам невыносимо тяжело было услышать о вашей утрате. Прекрасный человек. Великодушный работодатель. Истинный христианин. Рыцарь! Э-э… м-м-м… Великая утрата, печальная и трагичная утрата.
Она опустила голову.
– Вы очень добры. Но могу ли я попросить вас кое о чем?
– Моя дорогая!
Мистер Хиггс повеселел и принял самый радушный вид. Он подтолкнул к ней кресло и встал своей широкой спиной к камину, сияя ласковой дядюшкиной улыбкой.
– Я сделаю все, что в моих силах, обещаю вам!
– Ну, не то чтобы я прошу что-то сделать, все гораздо проще… Видите ли, мне бы хотелось у вас узнать… Мой отец когда-нибудь упоминал о некоем мистере Марчбэнксе? Вы знаете кого-нибудь с таким именем?
Мистер Хиггс глубоко задумался.
– Марчбэнкс… Марчбэнкс… Вы знаете, есть один корабельный поставщик в Ротерхите, его имя пишется Мар-джо-ри-бэнкс. Может быть, это он и есть? Хотя я не припомню, чтобы ваш бедный отец имел с ним какие-то отношения.
– Может быть. У вас есть его адрес?
– Где-то на Тасманской верфи, – сказал мистер Хиггс.
– Спасибо. И еще. Может быть, это глупо… Право, мне кажется, я вам чересчур докучаю…
– О, что вы, моя дорогая мисс Локхарт! Я полностью в вашем распоряжении. Просто скажите, как вам помочь.
– Ну, хорошо. Вы когда-нибудь слышали такую фразу: семь блаженств ?
И тут случилось что-то страшное. Как мы уже упоминали, мистер Хиггс был крупный, упитанный мужчина; так что, может быть, не столько слова Салли, сколько долгие годы злоупотребления портвейном, кубинскими сигарами и жирными ужинами заставили его внезапно схватиться за сердце и пошатнуться, ловя ртом воздух. Он сделал шаг вперед… его лицо потемнело, пальцы рванули жилет, и огромное тело рухнуло на турецкий ковер. Одна нога лягнула воздух и отвратительно дернулась пять раз. Открытый глаз был прижат к резной ножке стула, на котором сидела Салли.
Она не шелохнулась, не вскрикнула, даже не потеряла сознания. Лишь немного отвела подол своего платья от блестящего черепа и, закрыв глаза, несколько раз глубоко вздохнула. Так ее научил отец, утверждавший, что таково лучшее средство против паники. Он был прав: это подействовало.
Когда Салли успокоилась, она осторожно встала и отступила от тела. Ее мысли были в совершенном беспорядке, но руки, как она отметила, ей повиновались. «Отлично, – подумала Салли. – Когда я испугана, по крайней мере, я могу положиться на свои руки». Это открытие обрадовало ее до смешного; и в следующий момент в коридоре послышался громкий голос.
– Сэмюэл Шелби, судоходный агент. Понял?
– А не мистер Локхарт? – отвечал другой голос, как бы в некоем сомнении.
– Нет больше никакого мистера Локхарта. Мистер Локхарт лежит на глубине тысячи морских саженей в Южно-Китайском море, черт бы его побрал. Я хотел сказать: упокой, Господи, его душу. Замалевывай, слышишь? Замалевывай его! Только не зеленым – я не люблю зеленого. Желтым, да повеселей, с разными еще завитушками вокруг. Понял?
– Да, мистер Шелби, – был ответ.
Дверь открылась, и обладатель первого голоса явился во плоти. Это был невысокий пухлый человек с соломенной челкой и рыжими длинными бакенбардами, которые неприятно сливались по цвету с его щеками. Он огляделся вокруг и не заметил тела мистера Хиггса, скрытого от него широким столом красного дерева. Вместо этого его лютующие маленькие глазки уткнулись в Салли.
– Вы кто? – грозно спросил он. – Кто вас впустил?
– Портье, – ответила Салли.
– Как вас зовут? Что вам тут надо?
– Я – Салли Локхарт. Но…
– Локхарт?!
Он длинно присвистнул.
– Мистер Шелби, я…
– Погодите. Где Хиггс? Он займется вами. Хиггс! Где же вы?
– Мистер Шелби, он умер…
Шелби замолчал и посмотрел, куда она указывала. Затем обошел стол.
– Что это такое? Когда это произошло?
– Только что. Мы разговаривали, и вдруг он упал. Может быть, сердце… Мистер Шелби, можно мне присесть?
– Да пожалуйста. Вот ведь чертова глупость! Это я не к вам. Надо же было набраться такого нахальства – умирать на чужом полу! А он действительно умер? Вы уверены?
– Не думаю, чтобы он мог бы до сих пор быть жив.
Мистер Шелби оттащил тело в сторону и заглянул в мертвые глаза, столь неблагопристойно глядевшие прямо на него. Салли молчала.
– Мертвее мертвого, – сказал мистер Шелби. – Надо позвонить в полицию, я полагаю. Черт возьми. Так что ж вам здесь надо-то? Все бумаги вашего отца упакованы и высланы адвокату. Тут для вас ничего не найдется.
Что-то подсказало Салли быть начеку. Она взяла носовой платок и промокнула сухие глаза.
– Я… я только хотела взглянуть на кабинет своего отца, – произнесла она.
Мистер Шелби подозрительно хрюкнул и пошел открыть дверь и крикнуть вниз портье, чтоб тот звонил в полицию. Клерк, проходящий мимо с охапкой гроссбухов, заглянул внутрь, вытягивая шею.
– Я могу идти?
– Не желательно. Вы ж свидетель. Вам придется дождаться, чтобы записали ваше имя и адрес, а потом явиться на следствие. И все-таки зачем вам надо было увидеть кабинет?
Салли громко всхлипнула и еще безутешнее уткнулась в платок. Она сомневалась, не было бы разумней расплакаться. Ей хотелось остаться одной и все обдумать, к тому же она начинала бояться этой свирепой любознательности. Если упоминание о семи блаженствах могло и впрямь убить мистера Хиггса, она предпочла бы не рисковать здоровьем мистера Шелби.
Рыдания оказались хорошей идеей. Мистер Шелби не был достаточно тонок, чтобы заподозрить ее в наигранности, и слегка отстранился.
– Ой, идите и посидите в комнате портье, – сказал он раздраженно. – Когда полиции понадобится, она с вами поговорит, а сейчас вам не следует тут болтаться и распускать сопли. Идите вниз.
Она ушла. На лестничной площадке стояли два или три клерка, и они с любопытством проводили ее взглядами.
В комнатке у портье она увидела уже знакомого рассыльного, вынимавшего свою «Негодяйку Пенни» из-за задней стенки почтового ящика.
– Все в порядке, – сказал он. – Я вас не выдам. Я слышал, вы убили старого Хиггса, но я этого никому не скажу.
– Я не убивала! – воскликнула Салли.
– Ну, конечно, убила. Я ж слышал через дверь.
– Вы подслушивали! Но это же очень плохо!
– Да я не хотел. Я что-то сделался усталый и прислонился к дверям, и кое-что случайно услышал, – ухмыльнулся Джим. – Он умер с испугу. Объятый смертным ужасом. Чем бы ни были эти семь блаженств, он их отлично знал. Вы бы поосторожней спрашивали про них.
Она опустилась в кресло портье.
– Тогда я просто не знаю, что мне делать.
– Делать с чем?
Салли взглянула на этого светлоглазого и решительного мальчишку и решила ему довериться.
– Вот с этим. Оно пришло сегодня утром. – Она открыла сумочку и вытащила мятое письмо. – Отправлено из Сингапура. Это последнее место, где был мой отец, перед тем как корабль утонул. Но это не его почерк, и я не знаю чей.
Джим развернул бумагу и прочел:
– Ну дела! – протянул он. – Только знаешь что. Он неправильно написал.
– Ты о моем имени?
– Как тебя зовут?
– Салли.
– Нет. Об этом. – И Джим ткнул в слово ЧАТТУМ.
– А как надо?
– Ч-А-Т-Е-М. Чатем в Кенте.
– А пожалуй.
– И этот Марчбэнкс живет там. Точно, хоть убей. Поэтому он и пишет. Да ладно, – сказал он, заметив быстрый взгляд Салли наверх, – не огорчайся из-за старика Хиггса. Если б ты ему не сказала, кто-то другой уж наверняка. В чем-то он да был виноват. Уж это точно. И старик Шелби тоже. Ты ничего ему не сказала?
Салли покачала головой.
– Только тебе. Но я до сих пор не знаю твоего имени.
– Джим Тейлор. И если захочешь меня найти, я живу в Клеркенвилле, 13. Я тебе помогу.
– Правда?
– Ну да.
– Хорошо, но если… Но если и ты услышишь что-нибудь, напиши мистеру Темплю в «Линкольнз-Инн», для Салли.
Дверь открылась, и вошел портье.
– Вы в порядке, мисс? Такое несчастье… Эй, ты – обратился он к Джиму, – хватит бездельничать. Полицейский хочет послать за доктором, чтобы засвидетельствовать смерть. Давай беги и найди.
Джим подмигнул Салли и исчез. Портье кинулся к почтовому ящику и чертыхнулся.
– Маленький мерзавец! – пробормотал он. – Я должен был это предвидеть. Не угодно ли чашку чаю, мисс? Вряд ли мистер Шелби побеспокоился об этом, не так ли?
– Нет, благодарю. Я должна идти. Моя тетя будет волноваться… Я понадоблюсь полицейскому?
– Полагаю, уже через минуту. Он спустится к вам сюда. Как… э… как же это случилось с мистером Хиггсом, что…
– Мы разговаривали о моем отце, – стала рассказывать Салли, – как вдруг…
– Слабое сердце. С моим братом случилось то же самое на прошлое Рождество. Он пообедал, закурил, а затем грохнулся лицом в блюдо с орехами. Ох, прошу прощения, мисс. Я не должен был вспоминать об этом.
Салли покачала головой. Тем временем спустился полицейский, записал ее имя и адрес и ушел. Она еще недолго побыла у портье, но, помня предостережение Джима, ни словом не обмолвилась о письме. А жаль, потому что он-то как раз мог бы ей что-нибудь рассказать.
* * *
Как мы видим, убийство не было целью Салли, несмотря на то что в сумочке у нее лежал пистолет. Действительная причина смерти мистера Хиггса – письмо, пришедшее только этим утром и пересланное адвокатом на Певерил-сквер, Айслингтон, в дом, где жила Салли. Дом этот принадлежал дальней родственнице ее отца, суровой вдове по имени миссис Риз, и девочка, к своему сожалению, жила здесь с самого августа.
Ее отец погиб три месяца назад, когда шхуна «Лавиния» пошла ко дну в Южно-Китайском море. Он отправился туда, чтобы проверить странные несостыковки в отчетах агентов своей компании на Дальнем Востоке – а в этом он мог разобраться только на месте. Перед отплытием он предупредил Салли, что это может быть довольно опасно.
– Я хочу поговорить с нашим человеком в Сингапуре, – сказал мистер Локхарт. – Это голландец по имени ван Иден, очень надежный малый. Если я почему-то не вернусь, только он объяснит тебе почему.
– Разве ты не можешь послать кого-то вместо себя?
– Нет. Это моя фирма, и я должен сам решать свои проблемы.
– Папа, ты обязательно должен вернуться!
– Конечно, вернусь. Но ты будь готова ко всему. Я же знаю, какая ты храбрая. Хвост морковкой, девочка! И думай о маме.
Мама Салли погибла во время восстания сипаев, пятнадцать лет назад, убитая выстрелом в сердце из ружья, в тот самый момент, когда ее пуля сразила повстанца наповал. Салли, единственному ребенку в семье, было тогда несколько месяцев. Ее мать была страстная, необузданная молодая женщина, она ездила верхом как казак, стреляла как мужчина и курила (восхищая и без того восхищенный полк) крошечные черные сигары в костяном мундштуке. Она была левша, поэтому она и держала свой пистолет в левой руке, поэтому она и сжимала Салли правой, потому-то пуля, поразившая ее сердце, миновала ребенка; но она задела ручку и оставила шрам.
Салли совсем не помнила матери, но она ее очень любила. С тех пор ее растил отец – и очень чуднo, по понятиям досужих сплетниц; но в то время отставка капитана Мэтью Локхарта и начатая карьера простого судового экспедитора были сами по себе очень странными поступками. Мистер Локхарт сам учил свою дочь по вечерам, а днем она делала что хотела. В результате ее познания в английской литературе, французском, истории, искусстве и музыке были не очень существенны, но у нее был мощный фундамент в основах военной тактики и бухгалтерии, близкое знакомство с делами фондовой биржи и практические знания об Индии. Кроме того, она отлично ездила верхом (хоть ее пони и не был в восторге от казацких замашек своей хозяйки), и на четырнадцатилетие отец купил ей маленький бельгийский револьвер, который она везде носила, и научил ее стрелять. Теперь она стреляла не хуже своей матери. Она была одинока, но вовсе не несчастна; единственное, что портило ей детство, был один кошмар.
Он снился ей раз или два в год. Она начинала чувствовать удушье от нестерпимой жары – в полной темноте, – и где-то неподалеку мужской голос кричал в ужасной агонии. Тогда среди тьмы пробивался мерцающий свет, как свечка у кого-то в руках, будто кто-то торопился впереди нее, и другой голос начинал плакать: «Смотри! Смотри на него! Боже мой, смотри…» Но меньше всего на свете она хотела смотреть туда; и в эту секунду Салли просыпалась задыхающаяся, в поту и слезах от страха. Прибегал ее отец, успокаивал, и вскоре она засыпала снова, но ей нужно было не меньше дня, чтобы прийти в себя.
Тем временем подошло время отплытия мистера Локхарта, недели разлуки и под конец – телеграмма о его смерти. Тотчас же его адвокат, мистер Темпл, взял на себя заботы обо всех делах. Дом в Норвуде был заколочен, слуги распущены, пони продан. Походило на то, что в завещании ее отца или в установленной опеке была какая-то неправильность, так что Салли оказывалась куда беднее, чем полагали все. Она была отдана под присмотр четвероюродной сестре мистера Локхарта, миссис Риз, у нее она и жила до того утра, когда пришло письмо.
Когда Салли распечатывала его, она думала, что оно от того самого голландца, мистера ван Идена. Но в бумаге была прореха, а почерк – неаккуратный и какой-то детский. Вряд ли хоть один европейский бизнесмен позволил бы себе так писать. Вдобавок ко всему, оно было без подписи. Потому-то она и пошла в контору отца, в надежде, что кто-нибудь да объяснит, что все это значит.
И она установила, что кто-то действительно знал.
Салли вернулась на Певерил-сквер, который ни минуты не считала домом, и предстала перед миссис Риз.
У нее не было собственного ключа. Таков был один из способов миссис Риз дать ей почувствовать себя неуютно: Салли приходилось звонить в колокольчик всякий раз, когда она возвращалась в дом, и служанка, которая впускала ее, всегда показывала девушке, какие необыкновенно важные дела ей пришлось прервать ради этого.
– Миссис Риз в гостиной, мисс, – холодно сказала она. – Она велела передать, чтобы вы немедленно явились к ней, когда вернетесь.
Тетка сидела перед слабым огнем и читала том проповедей своего мужа. Она и не взглянула на вошедшую, которая с ненавистью вперилась глазами в ее поблекшие рыжие волосы и мертвенную кожу. Миссис Риз еще не перевалило за пятьдесят, но она рано поняла, как ей подходит роль старой тиранки, и наслаждалась ею вовсю. Она вела себя так, будто она беспомощная старуха и за всю свою жизнь и пальцем не пошевелила ни ради себя, ни ради кого-то другого, поэтому присутствие гостьи радовало возможностью всячески ее шпынять и притеснять.
Салли встала у огня, подождала немного и наконец заговорила:
– Извините, что я опоздала, миссис Риз, я…
– Тетя Каролина, сколько ж можно повторять, – сказала та раздраженно. – Мне сказал адвокат, что я твоя тетя. Я так не считаю. Я этого не добиваюсь. Но я не собираюсь этого избегать.
Ее голос тянется и скрипит, думала Салли; и она будет говорить так долго и медленно…
– Служанка сказала, вы хотели меня видеть, тетя Каролина.
– Я сделала попытку представить себе твое будущее. Это было безуспешно. Ты собираешься пробыть здесь всю жизнь, хотела бы я знать? Или пяти лет было бы достаточно? Или десяти? Я только пытаюсь представить себе масштаб времени. Совершенно очевидно, что у тебя нет никаких перспектив, Вероника. Ты думала хоть когда-нибудь об этом, хотела бы я знать? Что ты вообще умеешь?
Салли ненавидела имя Вероника, но миссис Риз сказала как-то, что Салли больше подходит для служанки, и отвергла его. Сейчас Салли молчала, неспособная ответить сколько-нибудь вежливо, и вдруг поймала свои руки на том, как они сжимаются в кулаки.
– Мисс Локхарт, очевидно, стремится общаться со мной посредством мыслей, Эллен, – обратилась миссис Риз к служанке, которая почтительно стояла у дверей со сложенными руками и невинно распахнутыми глазами. – Мне предлагается понять ее, не прибегая к языку. Мое образование, увы, не позволяет мне выполнить столь изощренное задание. В наше время мы довольно часто использовали между собой язык. К примеру, когда нас спрашивали – мы отвечали.
– Боюсь, я ничего не умею, тетя Каролина, – тихо сказала Салли.
– Ничего, кроме скромничанья, ты хочешь сказать? Или скромность только первая в длинном списке? Несомненно, столь блестящий джентльмен, каким был твой покойный отец, не оставил тебя неподготовленной к жизни.
Салли беспомощно оглянулась. Сначала смерть мистера Хиггса, теперь это…
– Я так и думала. – Миссис Риз праздновала свою тусклую победу. – Судя по всему, даже до гувернантки тебе далеко. В таком случае мы обратим свои мысли на поиск более скромного поприща. Возможно, кто-то из моих друзей – мисс Таллет или миссис Рингвуд – будут столь добры, что найдут тебе место компаньонки. Я попрошу их. Эллен, можешь принести чай.
Служанка сделала книксен и вышла. Салли села с тяжелым сердцем: начинался еще один вечер глупых и злых насмешек, и за окнами густели сумерки, в которых таилась еще неведомая ей угроза.