Текст книги "Часовой механизм, или Всё заведено"

Автор книги: Филип Пулман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Филип Пулман
Часовой механизм, или Всё заведено

Пролог

В незапамятные времена, когда произошла эта история, время двигалось с помощью часового механизма. Я имею в виду настоящий часовой механизм – пружины, шестерёнки, маятники и так далее. Разобрав его, вы сможете понять, как он работает и как его можно собрать снова. В наши дни временем движет электричество, вибрация кварцевых кристаллов и бог знает что ещё. Можно даже купить часы, которые работают на солнечной батарее, да ещё сами себя заводят, принимая сигнал по радио, и при этом ни на секунду не отстают. На мой взгляд, вполне возможно, что такие часы и будильники работают с помощью колдовства.

Настоящие часы тоже вещь весьма загадочная. Возьмём, к примеру, пружину, такую, как ходовая пружина в механическом будильнике. Она сделана из закалённой стали, и её острым краем можно порезаться, словно лезвием. Если вам вздумается неосторожно поиграть с ней, она развернётся и ужалит вас, как змея, и даже может выбить глаз. Или, например, гири, те железные гири, что помогают двигаться массивным часам на башнях соборов. Если вы подставите голову под такую гирю, а она вдруг упадёт, то ваши мозги просто разбрызгаются по полу.

Но при помощи нескольких зубчатых передач, осей и маленького маховика, снующего туда-сюда, или маятника, раскачивающегося из стороны в сторону, сила пружины и мощь гири благополучно используются для управления движением стрелок.

Есть что-то пугающее в том, что однажды вы заводите часы – и они продолжают непреклонно идти. Их стрелки невозмутимо движутся по циферблату, словно обладают собственным разумом. Тик-так, тик-так! С каждым движением стрелок часы безжалостно и неумолимо приближают нас к могиле.

Некоторые истории похожи на работу часов. Однажды вы заводите их, и ничто уже больше не в силах их остановить. Они движутся вперёд до тех пор, пока не достигнут предрешённого окончания, и не важно, как сильно действующим лицам хотелось бы изменить свою судьбу, – они в ней не властны. Вот одна из таких историй. И теперь, когда она заведена наподобие часов, мы можем её начать.

Часть 1

Давным-давно (когда время двигалось при помощи часов) в Германии, в маленьком городке, случилось странное событие. Говоря точнее, произошла целая цепочка событий, и все они цеплялись друг за друга, словно детали часового механизма, и, хотя каждый из участников видел свою, отдельную её часть, ни один человек не видел истории в целом. Но вот она перед вами, такая, какую я сумел вам поведать.

История началась зимним вечером, когда жители городка собирались в таверне «Белая лошадь». С высоких гор вьюга наметала снег, и под порывами ветра без устали звонили церковные колокола. Окна таверны запотели, в печи ярко пылал огонь, старая кошка Путци дремала у огня, а в воздухе носились густые запахи колбасы и квашеной капусты, табака и пива. Маленькая служанка Гретель, дочка хозяина таверны, шустро сновала туда-сюда с пенными пивными кружками и дымящимися тарелками снеди.

Дверь отворилась, и в дом ворвались крупные хлопья снега. Едва встретившись с воздухом жарко натопленной таверны, они мгновенно превращались в водяные капли. Вновь пришедшие, часовых дел мастер герр Рингельманн и его ученик Карл, топали ногами и стряхивали снег со своих пальто.

– Да это герр Рингельманн! – воскликнул бургомистр. – Что ж, старый друг, входите и выпейте со мной пива! Пусть подадут кружку и для вашего юного ученика – как бишь его?..

Ученик часового мастера Карл благодарно кивнул и отошёл, сел в углу в одиночестве. Вид у него был мрачный и угрюмый.

– Что стряслось с вашим… забыл-как-звать? – спросил бургомистр. – Он темнее тучи.

– А, это меня не волнует, – ответил старый часовщик, усаживаясь за стол с друзьями. – Он в дурном расположении духа, переживает из-за того, что будет завтра. Понимаете, срок его обучения подошёл к концу.

– Ах, да, конечно! – кивнул бургомистр.

В городке бытовала традиция: когда ученик часовщика заканчивал обучение, он изготавливал фигурку для больших башенных часов Глокенхейма.

– Так, значит, мы должны получить новую часть часового механизма, что на башне! Мне не терпится узнать, что же мы все увидим завтра!

– Помню, когда мое ученичество подошло к концу, – ударился в воспоминания герр Рингельманн, – я всю ночь глаз не сомкнул. Всё думал, что будет, когда моя фигура появится из часов. Что, если я неточно рассчитал шестерёнки? Что, если пружина окажется слишком тугой? Что, если… Да что там, тысячи мыслей вертелись у меня в голове. Уж очень высока ответственность.

– Возможно, вы правы, но только я никогда прежде не видел парня таким угрюмым, – сказал кто-то из посетителей. – А его и в лучшие-то времена трудно было назвать весёлым.

И остальным гостям таверны показалось, что и сам герр Рингельманн немного грустный, но он поднял кружку вместе со всеми и перевёл разговор на другое.

– Я слышал, что нынче вечером сочинитель Фриц собирается прочитать нам свою новую историю, – напомнил он.

– Так мне сказали, – подтвердил его слова бургомистр. – Надеюсь, эта история не будет такой страшной, как та, что он прочёл нам в прошлый раз. Я, сказать по правде, раза три за ночь просыпался от кошмаров, и волосы на голове вставали дыбом при одном воспоминании о ней!

– Даже не знаю, что страшнее: слушать истории здесь, в таверне, или читать их самому, – подтвердил один из гостей.

– Самому куда страшнее, поверьте мне, – отвечал другой. – Так и чувствуешь, что пальцы призрака бегают у тебя по спине. И даже если знаешь, чем кончится история, обязательно подпрыгнешь от страха, когда это наконец случается.

Затем посетители заспорили о том, что страшнее: слушать историю про привидений, когда не знаешь, что произойдёт (потому что ужасное событие застаёт тебя врасплох), или когда знаешь (потому что слушателей охватывает тревожное ожидание чего-то неизвестного, но ужасного). Все горожане обожали истории про призраков, и в особенности те, что придумывал Фриц, потому что он был талантливым рассказчиком.

Сам писатель Фриц, о котором шла речь, весёлого вида молодой человек, наслаждался своим ужином в другом конце таверны. Он шутил с хозяином, весело смеялся вместе с соседями по столу и, когда покончил с едой, потребовал ещё одну кружку пива, подхватил неопрятную стопку рукописных листков, лежавших рядом с его тарелкой, и подошёл к Карлу, чтобы перекинуться с ним словечком.

– Привет, старина! – весело воскликнул он. – К завтрашнему дню всё готово? Мне не терпится увидеть твою работу! Что собираешься нам показать?

Карл сердито зыркнул на него и отвернулся.

– Художественный темперамент, – мудро заметил хозяин таверны. – Пей своё пиво, и получишь ещё за счёт заведения в честь завтрашнего события.

– Добавь в него яду, тогда я выпью, – пробормотал Карл.

– Что?

Фриц не мог поверить собственным ушам. Двое друзей сидели у края барной стойки, Фриц повернулся спиной к остальным завсегдатаям таверны и сказал Карлу тихо, чтобы никто его не слышал:

– В чём дело, старина? Ты работал над своим созданием многие месяцы. Уверен, что ты не о нём тревожишься. Оно тебя не подведёт.

Карл посмотрел на приятеля с бесконечной горечью.

– Я не сделал фигуры, – пробормотал он. – Не смог. Я потерпел неудачу, Фриц. Завтра куранты начнут вызванивать мелодию, и все придут посмотреть на мою работу, но из часов ничего не появится, ничего… – Он тихо застонал и отвернулся. – Я не могу смотреть им в глаза! – продолжал он. – Я должен пойти и броситься с башни – и покончить с этим!

– Успокойся, не говори так! – сказал Фриц, который никогда не видел своего друга в гаком отчаянии. – Ты должен поговорить со старым герром Рингельманном, спросить у него совета, сказать, что ты столкнулся с трудностями. На этого почтенного старика можно положиться, он поможет тебе справиться с трудными обстоятельствами.

– Ты не сможешь меня понять! – горячо ответил Карл. – Тебе всё даётся легко! Ты просто сидишь себе за столом, макаешь перо в чернила, и истории сами текут на бумагу! Ты не знаешь, что значит потеть и напрягаться часами, не имея в голове ни одной мысли; или сражаться с материалами, которые крошатся в руках, и с инструментами, которые затупились; или рвать на себе волосы, стараясь найти новый вариант старой темы. Вот что я скажу тебе, Фриц: это чудо, что я не вышиб себе мозги раньше! Что ж, ждать осталось не долго. Завтра утром каждый сможет посмеяться надо мной: «Карл – неумёха, Карл – бездарь! Впервые за сто лет часового ремесла ученик потерпел неудачу!» Только мне всё равно. Я буду лежать на дне реки, подо льдом.

Фриц заставил себя не перебивать Карла, когда он заговорил о трудностях ремесла. Историю написать не легче, чем собрать часы, и она тоже может пойти неправильно, в чём нам предстоит убедиться на собственной истории Фрица уже через пару страниц. И тем не менее Фриц оставался оптимистом, а Карл – пессимистом, и в этом было всё дело.

Кошка Путци, что спала у огня, проснулась, подошла и потёрлась о ноги Карла. Карл злобно отшвырнул её ногой.

– Успокойся, – сказал Фриц.

Но Карл только угрюмо посмотрел на него. Он одним глотком допил пиво и вытер губы, прежде чем поставить кружку на прилавок и потребовать ещё пива. Юная Гретель недоуменно взглянула на Фрица, потому что она была ещё дитя и не знала, можно ли обслуживать гостей в том состоянии, в каком пребывал Карл.

– Принеси ему ещё, – кивнул Фриц. – Бедняга не пьян, он просто несчастен. Не волнуйся, я присмотрю за ним.

Гретель налила Карлу пива, а ученик часовщика зыркнул на неё исподлобья и отвернулся. Фрица встревожило состояние друга, но он не мог больше оставаться рядом с ним, потому что его позвали к себе его покровители.

– Ну что же ты, Фриц! Где твоя история?

– Заработай себе на ужин! Давай! Мы все ждём!

– О чём расскажешь на этот раз? О скелетах или привидениях?

– Надеюсь, про доброе кровавое убийство!

– Нет, я слышал, у него на сей раз что-то другое. Кое-что совсем новое.

– У меня такое чувство, что сегодня история будет пострашнее, чем всё, что мы сами можем вообразить, – изрёк старый лесоруб Йоханн.

Пока посетители заказывали себе ещё по кружечке пива, чтобы прихлебывать во время рассказа, набивали заново трубки и усаживались поудобнее, Фриц подхватил рукопись и занял своё обычное место у печки.

Сказать но правде, Фриц чувствовал себя очень неуютно, не так, как в обычные вечера, отведённые для его историй. Во-первых, из-за того, что поведал ему Карл, а во-вторых, его тревожила тема сочинённого им рассказа, точнее, его начало. Но, в конце концов, дело было вовсе не в Карле. Причина таилась совсем в другом.

(Имелась у Фрица и другая, личная причина для тревоги. Дело в том, что он не успел закончить свою историю. Он отлично справился с началом, оно вышло отменным, но сочинителю никак не приходило в голову, чем же закончить новое произведение. Он решил завести пружину сюжета, заставить его крутиться и придумать конец, когда до него дойдёт дело. Как я вам уже говорил, Фриц был оптимистом.)

– Мы все приготовились и ждём, – провозгласил бургомистр. – Мне не терпится услышать новую историю, даже если у меня волосы встанут дыбом. Как она называется?

– Она называется… – Фриц нервно глянул на Карла. – Она называется «Часовой механизм».

– А-а! Весьма кстати! – воскликнул старый герр Рингельманн. – Ты слышал, Карл? Эта история написана в твою честь, мой мальчик!

Карл взглянул на него исподлобья и опустил глаза в пол.

– Нет, нет, – поспешил ответить Фриц. – Эта история вовсе не про Карла и не про наши городские куранты. Она совсем о другом. Название «Часовой механизм» – случайное совпадение.

– Что ж, приступай, – поторопил его кто-то. – Мы все готовы слушать.

Фриц прочистил горло, разложил свои бумаги и начал читать.

История Фрица

Скажите, не припомнит ли кто из вас необычное происшествие, что случилось несколько лет назад во дворце? Сначала его пытались замять, но некоторые детали вышли наружу, а потом всплыла и вся странная и зловещая история. Рассказывают, что принц Отто, собираясь на охоту, взял с собой маленького сына. Вместе с ними отправился и старый друг королевской семьи барон Штельгратц. Зима стояла студёная, такая же, как сейчас. Они сели в сани, хорошенько закутались, чтобы уберечься от холода, и поехали в охотничий домик, что находился в горах. Назад их ожидали не раньше чем через неделю.

Итак, что же должно было случиться, если спустя всего две ночи часовой, стоявший на карауле у дворцовых ворот, приметил на дороге движение и услышал испуганное конское ржание? Охваченные паникой лошади неслись по направлению к дворцу, словно ветер. Часовому показалось, хоть он и не был в том уверен, что впряжённых в сани лошадей погоняет безумец.

Часовой поднял тревогу, велел зажечь огни, и, когда сани приблизились, стало видно, что это те самые королевские сани, на которых принц отбыл всего две ночи назад. Обезумевшие от ужаса кони несли их по дороге и не собирались останавливаться. Сержант охраны распорядился срочно открыть дворцовые ворота, пока сани не разбились.

Ворота едва успели отворить. Сани ворвались на королевский двор и принялись кружить по нему. Одичавшие от страха лошади не могли остановиться. Бедные животные были покрыты пеной, глаза их дико вращались, и они и дальше тащили бы сани по кругу, если бы одна из них не запуталась в упряжи и не опрокинула их.

На землю упал возница и свёрток, что лежал позади него в санях. Слуги поспешили поднять свёрток и обнаружили в нём маленького принца Флориана, закутанного в меховой ковёр, живого и тёплого. Принц находился в полудрёме.

Что же до возницы…

Когда часовые подошли ближе, они узнали его. Это был не кто иной, как принц Отто! Мёртвый, холодный как лёд, с широко раскрытыми, остекленевшими глазами, он с такой силой сжимал в левой руке вожжи, что их пришлось разрезать, чтобы вынуть из закостеневших пальцев. А его правая рука (это было удивительнее всего!) продолжала двигаться, без конца размахивая кнутом вверх-вниз, вверх-вниз.

Тело принца наскоро прикрыли, опасаясь, что его увидит принцесса, а маленького принца Флориана отнесли к матери, чтобы она убедилась, что он жив и здоров, – Флориан был её единственным ребёнком.

Но что было делать с принцем Отто? Его тело внесли во дворец и послали за королевским лекарем, почтенным старым человеком, окончившим университеты в Гейдельберге, Париже и Болонье и написавшим научный трактат о том, где располагается человеческая душа. Он изучил геологию, гидрологию, физиологию, но никогда в жизни не видел ничего подобного. Мертвец, который не лежит неподвижно! Только представьте себе такое: холодный как лёд, он лежал на мраморной плите, а его правая рука всё хлестала и хлестала несуществующим кнутом несуществующих лошадей, и этому, казалось, не будет конца.

Доктор запер дверь, чтобы слуги ни о чём не прознали, подвинул лампу поближе, наклонился, чтобы рассмотреть тело, и тогда его взгляд привлекла неправильно надетая одежда. Поэтому, стараясь уклониться от движущейся руки, он осторожно расстегнул плащ, меховое пальто, камзол и сорочку и обнажил грудь принца.

Прямо против сердца в груди была глубокая рана, грубо стянутая дюжиной швов. Врач взял ножницы, перерезал стежки и чуть не упал в обморок от изумления, потому что, раздвинув края раны, он не нашёл в груди сердца. Вместо него там оказался маленький часовой механизм – всего несколько шестерёнок, пружин и маховик, деликатно соединённые с венами принца и весело тикающие в такт со взмахами мёртвой руки.

Итак, вам нетрудно себе представить, как крестился доктор и сколько ему пришлось глотнуть бренди, чтобы успокоить нервы. Затем он аккуратно рассек соединения часового механизма с телом, вынул маленькое устройство из груди, и, как только он это сделал, рука мертвеца упала и осталась лежать неподвижно.

* * *

Дойдя до этого места в своей истории, Фриц умолк, чтобы хлебнуть пива и посмотреть, как аудитория принимает его рассказ. Тишина царила мёртвая. Каждый слушатель сидел так тихо, будто сам уже помер, и только широко открытые глаза выдавали огромное напряжение слушателей. Такого успеха у Фрица ещё не было!

Ом перевернул страницу и продолжил чтение.

История Фрица (продолжение)

Итак, лекарь зашил рану на груди принца Отто и велел всем сообщить, что принц скончался от апоплексического удара. Слуги, которые вносили его во дворец, думали иначе. Они были уверены, что видели мертвеца, несмотря на то что у него двигалась рука. Как бы там ни было, официальная версия гласила, что принц Отто перенёс сотрясение мозга и что только его любовь к сыну поддерживала в нём жизнь до тех пор, пока они благополучно не достигли дома. Принца похоронили с пышными церемониями, и подданные шесть месяцев соблюдали траур.

Что до барона Штельгратца, также уезжавшего на охоту, то о его судьбе никто ничего не знал. Всё происшествие было, словно саваном, окутано тайной.

Однако у королевского лекаря появилась догадка. Только один человек мог объяснить, что же случилось на самом деле. И таким человеком был великий доктор Кальмениус из Шатцберга, о котором мало кто слышал, но те, кто его знал, отзывались о нём как о самом умном человеке в Европе. В создании часовых механизмов он не знал себе равных и превзошёл даже нашего дорогого герра Рингельманна. Он умел создавать замысловатые счётные аппараты, которые высчитывали расположение всех звёзд и планет на небе и давали ответы на любые математические вопросы.

Доктор Кальмениус, если бы захотел, мог заработать целое состояние, но его не интересовали ни богатство, ни слава. Его привлекало нечто более глубокое. Он часами просиживал на кладбищах, размышляя над тайнами жизни и смерти. Некоторые говорили, что он состоял в связи с тёмными силами. Никто не знал этого наверняка. Но одно люди знали точно: у него было обыкновение бродить по ночам, волоча за собой маленькие санки, в которых лежал тот таинственный предмет, над которым он в это время работал.

Как он выглядел, этот таинственный ночной философ? Очень высокий и худой человек с длинным носом и выступающим вперёд подбородком. Его глаза горели, словно угли, в глубоких тёмных глазницах, а волосы были длинные и седые. Доктор носил чёрный плащ с опущенным капюшоном, похожим на монашеский; у него был скрипучий голос, а лицо выражало дикое любопытство.

Это был человек, который…

* * *

Фриц умолк.

Он с трудом проглотил слюну, и его глаза обратились к двери. Все невольно проследили за его взглядом. В таверне отродясь не бывало так тихо. Никто не мог пошевелиться, даже вздохнуть, потому что дверная щеколда поднималась.

Дверь медленно отворилась.

На пороге стоял человек в длинном чёрном плаще с опущенным капюшоном, похожим на монашеский. Седые волосы свисали по сторонам его лица, узкого, с длинным носом и выступающим подбородком, а глаза напоминали тлеющие угли в глубоких пещерках, наполненных тьмой.

О, какое зловещее молчание повисло в таверне, стоило незнакомцу войти! У всех присутствовавших перехватило дыхание, рты раскрылись, глаза вылезли из орбит, а когда люди увидели, что пришелец втащил за собой маленькие санки, на которых лежало нечто завёрнутое в холстину, большинство людей поднялись и в ужасе осенили себя крестным знамением.

Пришелец поклонился.

– Доктор Кальмениус из Шатцберга к вашим услугам, – проскрежетал он леденящим душу голосом. – Я проделал за ночь долгий путь и замёрз. Стакан бренди!

Хозяин таверны торопливо наполнил стакан. Чужак осушил его одним махом и протянул вперёд, требуя ещё. Никто так и не пошевелился.

– Здесь очень тихо, – насмешливо сказал доктор Кальмениус, оглядевшись. – Можно подумать, что я приехал к мертвецам!

Бургомистр сглотнул и поднялся.

– Прошу извинить, доктор… э-э… Кальмениус, но дело в том, что…

И бургомистр посмотрел на Фрица, который не мог отвести от Кальмениуса остановившегося от ужаса взгляда. Молодой человек стал белее той бумаги, что сжимал в руке. Глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом, а на лбу выступил холодный пот.

– Да, уважаемый? – переспросил Кальмениус.

– Я… я… – бормотал Фриц, судорожно сглатывая.

Бургомистр перебил его:

– Дело в том, что наш юный друг – сочинитель историй, доктор. Он читал нам одну из своих повестей, как вдруг внезапно вошли вы.

– Ах! Это замечательно! – сказал Кальмениус. – Я с большим удовольствием послушал бы окончание вашей истории, молодой человек. Прошу, пусть вас не смущает мое присутствие, продолжайте, как если бы меня здесь не было.

Короткий вскрик вырвался из горла Фрица. Неожиданным быстрым движением он смял все листки своей рукописи и швырнул их в печь, где они тотчас вспыхнули ярким пламенем.

– Умоляю вас всех, – воскликнул он, – держитесь подальше от этого человека!

И, словно человек, которому явился сам дьявол, он бросился прочь из таверны.

Доктор Кальмениус разразился диким язвительным смехом, при этом ещё несколько добрых горожан последовали примеру Фрица и, побросав свои трубки и кружки с пивом, схватили в охапку шапки и пальто и выбежали на улицу, даже не дерзнув посмотреть пришельцу в глаза.

Герр Рингельманн и бургомистр ушли последними. Старый часовой мастер собирался что-нибудь сказать собрату по ремеслу, но язык его словно одеревенел. А бургомистр раздумывал, приветствовать ли знаменитого доктора Кальмениуса или послать его подальше, но нервы его не выдержали, и два пожилых господина, взяв трости, поспешили прочь как можно скорее.

Маленькая Гретель, вцепившись в своего отца – хозяина таверны, смотрела на происходящее широко открытыми глазами.

– Что ж, – проскрипел доктор Кальмениус, – видно, в этом городке ложатся рано. Я выпью ещё стакан бренди.

Дрожащей рукой хозяин налил ему бренди и выставил Гретель из таверны, ибо компания для ребёнка здесь была неподходящая.

Доктор Кальмениус залпом осушил стакан и велел налить снова.

– Может быть, этот господин присоединится ко мне? – И он обернулся к углу бара.

Карл всё ещё сидел там, не шевелясь. Среди заполошной суеты, с которой горожане покидали таверну, он один не двинулся с места. Его лицо пылало от выпитого и от ненависти к себе самому. Он повернулся к пришельцу, но не смог выдержать его насмешливого взгляда и опустил глаза.

– Принесите моему компаньону стакан, – велел доктор Кальмениус, – а потом можете нас оставить.

Хозяин таверны поставил на стойку бутылку и второй стакан и удалился. Всего пять минут назад в таверне бурлила жизнь, а теперь доктор Кальмениус и Карл остались с глазу на глаз, и в помещении стало так тихо, что Карл мог слышать шёпот огня в печи, несмотря на громкое биение собственного сердца.

Доктор Кальмениус налил в стакан бренди и подтолкнул его к Карлу. Карл молчал. Он выдерживал взгляд незнакомца почти целую минуту, а потом стукнул кулаком по стойке и крикнул:

– Чёрт возьми, чего вы хотите?

– От вас, сэр? Мне от вас ничего не нужно.

– Вы пришли сюда специально, чтобы насмехаться надо мной!

– Насмехаться над вами? Но послушайте, у нас в Шатцберге клоуны гораздо смешнее, чем вы. Неужели я проделал весь этот длинный путь, чтобы посмеяться над молодым человеком, у которого на лице написана глубокая скорбь? Успокойтесь, выпейте бренди! Смотрите веселей! Завтра наступит утро вашего триумфа!

Карл застонал и отвернулся, но насмешливый голос доктора Кальмениуса продолжал:

– Да, появление новой фигуры на знаменитых курантах Глокенхейма – важное событие. Знаете ли вы, что я пытался снять комнату на пяти разных постоялых дворах, прежде чем пришёл сюда, и нигде не нашёл свободного места. Дамы и господа со всей Германии, искусные мастера, специалисты во всех отраслях механики – все они собрались, чтобы увидеть вашу новую фигуру, ваш шедевр! Разве не стоит этому порадоваться? Выпейте, друг мой, выпейте!

Карл схватил стакан и проглотил огненную жидкость.

– Новой фигуры не будет, – пробормотал он.

– Что такое?

– Я сказал, что новой фигуры не будет. Я её не сделал. Я потратил всё своё время зря, а когда стало слишком поздно, я понял, что не могу её сделать. Вот так. Теперь можете надо мной смеяться. Смейтесь!

– Ох, какая неприятность! – серьёзно произнёс доктор Кальмениус. – Я и не собирался над вами смеяться. Я пришёл сюда, чтобы помочь вам.

– Что? Вы? Но как?

Доктор Кальмениус улыбнулся. Словно покрытая пеплом головешка внезапно вспыхнула ярким пламенем, и Карл отшатнулся. Старый господин придвинулся ближе.

– Видите ли, – сказал он, – мне кажется, вы упустили из виду философский смысл нашего ремесла. Вы знаете, как отрегулировать часы и починить церковные куранты, но не приходило ли вам в голову, что наша жизнь – тоже своего рода часовой механизм?

– Я вас не понимаю, – насторожился Карл.

– Мы можем контролировать будущее, мой мальчик, точно так же, как мы заводим механизм в часах. Скажите себе: «Я выиграю гонки, я приду первым», – и вы заведёте пружину будущего, словно часы. Вы не оставите миру выбора, ему придётся повиноваться вам! Разве могут стрелки этих старых часов в углу сами вдруг остановиться? Может ли пружина ваших карманных часов завести себя и пойти в обратном направлении? Нет! У них нет выбора. Выбора нет и у будущего, когда вы сами заведёте его.

– Невозможно, – ответил Карл, чувствуя, как всё сильнее кружится его голова.

– Это же так просто! Чего вы хотите? Богатства? Красивую невесту? Заведите своё будущее, друг мой! Скажите, чего вы хотите, – и оно станет вашим! Слава, власть, богатство – чего вы хотите?

– Вам очень хорошо известно, чего я хочу! – воскликнул Карл. – Мне нужна фигура для башенных часов! Фигура, которую я мог бы показать людям, над которой я трудился всё это время! Та, что позволит избежать позора, ожидающего меня завтра!

– Нет ничего проще, – ответил доктор Кальмениус. – Вы сказали – и вот вам то, чего вы так желали.

И он указал на санки, которые он втащил за собой в таверну. Полозья стояли в подтаявшей снежной каше, и холстина намокла.

– Что это такое? – спросил Карл, внезапно испугавшись.

– Откройте его! Снимите холстину!

Карл неуверенно поднялся на ноги и медленно развязал верёвку, которой была перевязана ткань. Потом стянул холстину.

На санях стояла самая превосходная скульптура из металла, которую ему приходилось видеть. Фигура рыцаря в латах из блестящего серебристого металла, в руках он сжимал острый меч. У Карла перехватило дыхание, он обошёл вокруг рыцаря, рассматривая его со всех сторон. Каждая часть рыцарских доспехов была прикреплена таким образом, что могла плавно двигаться над той, что лежала под ней, а что до меча…

Он тронул его и быстро отдёрнул руку – по пальцам стекала кровь.

– Острый как бритва, – пролепетал Карл.

– Для сэра Айронсоула годится только самое лучшее, – ответил доктор Кальмениус.

– Сэр Айронсоул… Что за прекрасная работа! О, если бы это чудо появилось на башне среди других фигур, моё имя прославилось бы на века! – горько сказал Карл. – А как он двигается? Что он делает? Наверное, он действует благодаря часовому механизму? Или внутри него заключён гоблин? Может быть, даже злой дух, а то и дьявол?

С тихим жужжанием и тиканьем хитроумного механизма фигура пришла в движение. Рыцарь поднял меч и повернул голову в боевом шлеме в сторону Карла, затем сошёл с санок и направился к нему.

– Но что он делает? – испуганно отпрянув, вскрикнул Карл.

Сэр Айронсоул продолжал двигаться. Карл попятился, но фигура упрямо следовала за ним, и, прежде чем ученик часовщика успел скрыться, он оказался загнанным угол, а маленький отточенный рыцарский меч придвигался всё ближе и ближе.

– Что он делает? Его меч очень острый, остановите его, доктор! Заставьте его остановиться!

Доктор Кальмениус просвистал три или четыре такта простой, легко запоминающейся мелодии, и сэр Айронсоул застыл на месте. Остриём своего меча он целился прямиком Карлу в горло.

Ученик часовщика пробрался вдоль стенки мимо застывшей фигуры и упал в кресло, не в силах держаться на ногах от страха.

– Что… кто… как это случилось? Это жуткая штука! Вы остановили её?

– О, я его и не заводил, – ответил доктор Кальмениус. – Это сделали вы.

– Я сделал это? Каким образом?

– Что-то в ваших словах оживило рыцаря. Его механизм настолько точный, так превосходно сбалансирован, что от одного-единственного слова приходит в движение. Малыш такой умный! Стоит ему только услышать заветное слово, и он не остановится до тех пор, пока его меч не проткнёт горло, произнесшее его.

– Какое слово? – со страхом спросил Карл. – Что такого я сказал? Часовой механизм… гоблин… двигаться… работать… дух… дьявол…

И снова сэр Айронсоул задвигался. Он неумолимо развернулся, нашёл Карла и направился прямо к нему. Ученик часовых дел мастера вскочил со стула и спрятался в углу.

– Что такое! – крикнул он. – Остановите его ещё раз, прошу вас, доктор!

Доктор Кальмениус снова посвистел, и фигура застыла на месте.

– Что это за мелодия? – спросил Карл. – Почему он останавливается, услышав её?

– Потому что эта песенка называется «Цветы Лапландии», – ответил доктор Кальмениус. – Она ему нравится, к счастью. Он останавливается, чтобы послушать её, и это запускает маховик в обратную сторону. Вот почему рыцарь замирает. Что за чудо! Какая превосходная работа!

– Я его боюсь.

– Ну, бросьте, успокойтесь! Зачем бояться маленького железного человечка, который любит весёлую песенку?

– Он жуткий и совсем не похож на машину. Он мне не нравится.

– Да как вам не стыдно! Что вы станете делать завтра без этой фигуры? Я с большим любопытством посмотрю на ваш позор.

– Нет! Нет! – в отчаянии умолял Карл. – Я вовсе не хотел… О, я сам не знаю, что я хотел сказать!

– Вы хотите получить рыцаря?

– Да. Нет! – вскричал Карл, ударив кулаком в кулак. – Я не знаю. Да!

– Тогда он ваш, – сказал доктор Кальмениус. – Вы завели пружину своего будущего, мой мальчик! Оно уже начало тикать!

И прежде чем Карл успел передумать, мастер заводных игрушек завернулся в свой длинный плащ, надвинул на лицо капюшон и исчез за дверью вместе со своими маленькими санями.

Карл бросился вслед за ним, но снег шёл так густо, что он ничего не смог разглядеть. Доктор Кальмениус пропал.

Карл вернулся в таверну и бессильно упал на стул. Маленькая фигура стояла в полной неподвижности с воздетым мечом, и её невыразительное металлическое лицо смотрело на молодого ученика часовых дел мастера.

– Это был не человек, – пробормотал Карл. – Ни один человек не смог бы сделать такое. Это был злой дух! Он просто дья…

Карл прихлопнул рог руками и с ужасом посмотрел на сэра Айронсоула, стоявшего неподвижно.

– Я чуть было не произнёс этого слова! – прошептал Карл. – Я не должен забывать о нём… А ещё мелодия… Как там было? Если я смогу её запомнить, я в безопасности…