Текст книги "Оловянная принцесса"

Автор книги: Филип Пулман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Филип Пулман
Оловянная принцесса

Основные действующие лица

Ребекка Винтер (Бекки), шестнадцать лет.

Джеймс Тейлор (Джим), частный детектив.

Мисс Аделаида Биван, молодая женщина, живущая в Сент-Джон-Вуде.

Герр Штраус, он же принц Рудольф Рацкавийский.

Салли Голдберг, финансовый консультант.

Дэниел Голдберг, муж Салли, политический обозреватель.

Лайам, Чарли, Шон и другие члены уличной шайки, известной под названием «ирландская гвардия».

Граф Тальгау, посол Рацкавии при Сент-Джеймском дворе в Лондоне.

Графиня Тальгау.

Фрау Винтер, мать Бекки, художница.

Кармен Изабелла Руис, актриса.

Отто фон Бисмарк, канцлер Германии.

Герр Герсон фон Блайхредер, берлинский банкир.

Юлиус, секретарь Блайхредера.

Король Вильгельм Рацкавийский, отец принца Рудольфа.

Барон фон Гедель, гофмейстер, главный распорядитель королевского двора.

Карл фон Гайсберг, студент, член студенческого союза «Рихтербунд».

Глатц, студент, перевозбужденный пивом и политикой.

Граф Отто фон Шварцберг, троюродный брат принца Рудольфа, заядлый охотник.

Антон, Фридрих, Фриц, Ганс, Генрих, Ян, Михаэль, Вилли, студенты, члены «Рихтербунда».

Герр Алоис Эггер, торговец сигарами. Архиепископ Рацкавии. Фрау Буш, жена егеря.

Герр Бангеманн, чиновник Рацкавийского министерства иностранных дел.

Принц Леопольд.

Матиас, хозяин кафе «Флорестан».

Рядовой Швайгнер и капрал Кошер, стражи Красного Орла.

Мирослав и Йозеф, два брата-лодочника, промышляющих воровством.

Слуги, горожане, дипломаты, врачи, кондукторы, горные инженеры, служащие королевского двора, мальчишки из мясной лавки, смотрители фуникулера, чиновники, писари, музыканты, телеграфисты, хозяйки пансионов и наемные убийцы…

Глава первая
Адская машина

Ребекка Винтер, девушка талантливая, обаятельная, но без гроша в кармане, дожила до шестнадцати лет и ни разу не видела взрыва бомбы. В этом нет ничего удивительного: Лондон 1882 года был не более взрывоопасен, чем сегодня, хотя уже и тогда динамит активно использовали как инструмент политики.

Так или иначе, в это прекрасное майское утро Бекки и думать не думала ни о каких бомбах. Солнце сверкало, маленькие тучки, похожие на клочья ваты, усеивали прозрачное, как аквамарин, небо, и девушка неторопливо шла по обсаженной деревьями дорожке предместья Сент-Джон-Вуд, что на севере Лондона, повторяя про себя немецкие глаголы. Она шла к своему новому ученику (по правде говоря, это был первый ученик в ее жизни), и Бекки хотела произвести самое лучшее впечатление.

Плащ на ней был сильно поношен, шляпка давно вышла из моды, и в подошве правого башмака протерлась дырка. Но это ее нисколько не беспокоило: никаких луж на дороге не было, в воздухе веяло удивительной весенней свежестью, и молодой человек в соломенной шляпе одарил ее, что называется, заинтересованным взглядом. В общем, Бекки чувствовала себя великолепно. Она была взрослой, независимой женщиной – ну или почти. С высоко поднятой головой она прошла мимо самонадеянного юноши, не удостоив его взглядом, и, сверившись с названием улицы, повернула направо, на бульвар, застроенный богатыми особняками.

Немецкий был первым языком Бекки. Вторым был английский, третьим – итальянский, четвертым – французский, пятым – испанский; она изучала русский язык и умела ругаться по-польски и по-литовски. Она жила с матерью и бабушкой в скромном пансионе в самой небогатой части Мейда-Вейл, где ее мать работала иллюстратором скандальных журнальчиков и дешевых романов. Они жили в этом районе с тех самых пор, как были вынуждены эмигрировать из своей страны в Центральной Европе; Бекки тогда было только три года. На плаву их держали собственное трудолюбие и помощь местной эмигрантской среды – бедной, шумной, сварливой и отзывчивой общины разносторонне одаренных людей почти из всех стран Европы. Разговаривать на нескольких языках для Бекки было так же естественно, как самой зарабатывать себе на жизнь, и соединить две эти вещи было вполне разумно.

В то же самое время Бекки страдала из-за того, что ей казалось несправедливостью судьбы. И хотя у нее была неромантическая внешность – слишком пухлые, ежеминутно готовые вспыхнуть румянцем щеки, черные, блестевшие любопытством глаза и копна непослушных темных волос, – но ее мятежная душа жаждала романтики и приключений. Увы, единственным ее приключением был роман с мальчишкой из мясной лавки, случившийся, когда ей было двенадцать лет. Он уступил ей сигарету в обмен на поцелуй, прибавив, однако, что женщинам опасно курить, от этого они могут рехнуться. Они спрятались в кусты и стали курить попеременно, и Бекки стошнило прямо на его ботинки (и поделом! ). Но ей хотелось иного. Бекки мечтала о кортиках, пистолетах и бутылках рома, а вместо этого ей приходилось иметь дело с кофе, карандашами и неправильными глаголами.

Впрочем, она умела находить утешение и в глаголах. Бекки была совершенно зачарована тем, как работает язык, и, раз уж ей не довелось жить вольной птицей в сицилийских пещерах, она была готова с головой окунуться в изучение лингвистики и филологии в университете. Но это стоило денег. И девушке приходилось делать то же, что и многим ее соседям-эмигрантам: давать объявления, предлагая свои услуги в качестве наставницы в немецком и итальянском.

Долго ждать ответа ей не пришлось.

Хотя ответ был довольно необычным. Молодой джентльмен, настаивающий исключительно на английском языке как средстве общения (хотя Бекки и ее мать сразу поняли, что его родной язык – немецкий), приглашал ее в свой особняк на Черч-роуд, номер сорок три, в Сент-Джон-Вуде для ежедневных занятий с мисс Биван. Деньги он предлагал немалые, при этом он явно смущался и говорил тихо. Бекки с матерью провели немало часов, обсуждая своего будущего работодателя. Бекки была уверена, что он анархист; ее мама столь же уверенно стояла за его благородное, если не княжеское, происхождение.

– Я-то повидала в своей жизни князей, а ты нет, – говорила она. – Поверь мне, что это князь или принц. А что до нее…

Насчет мисс Биван у них не было ни единой догадки. Молода ли она, стара? Быть может, это ребенок? Или обольстительная шпионка?

«Ничего, – думала Бекки, – скоро все разъяснится». Она повернула на Черч-роуд и уже готова была войти в калитку дома номер сорок три, за которой виднелась обсаженная пышными лаврами дорожка, ведущая к красивому белому особняку, как вдруг чей-то голос ее окликнул:

– Простите, мисс…

Девушка остановилась в удивлении. Это был тот самый молодой человек в соломенном канотье. Как же это он ее обогнал?

Юноше было чуть больше двадцати, лицо его казалось живым и умным, зеленые глаза ярко блестели, а волосы были того же цвета, что и шляпа. В нем было что-то странное: судя по его внешности, он был настоящим джентльменом, но в его чрезмерной бойкости угадывалось близкое знакомство с конюшнями, черными лестницами и дешевыми забегаловками.

– Да? – обернулась девушка.

– Вы, случайно, не знаете юную леди, что живет в этом доме?

– Мисс Биван? Честно говоря, еще нет. Меня пригласили заниматься с ней немецким. А кто вы такой? И зачем вам нужно знать?

В ответ молодой человек вынул из жилетного кармана визитную карточку, которая гласила: Дж. Тейлор, частный детектив, после чего следовал адрес фотографической фирмы в Твикенхеме. На Бекки моментально повеяло ее романтическими снами.

– Вы детектив? Что же такое вы расследуете?

– Похоже, ваша мисс Биван именно тот человек, которым я интересуюсь, – ответил он. – Простите, что отнимаю у вас время. Могу ли я узнать ваше имя?

– Мисс Ребекка Винтер, – церемонно ответила Бекки. – Извините, меня ждут.

Он посторонился с насмешливым поклоном, приподнял шляпу и зашагал прочь. Бекки на секунду закрыла глаза, сделала глубокий вздох и, подойдя к двери, решительно позвонила в колокольчик.

Дверь ей отворила нахального вида горничная, одним взглядом давшая девушке понять все, что она думает о ее внешнем виде. Бекки отлично умела отвечать на такую наглость, высокомерно приподняв бровь, но слегка споткнулась о коврик, и эффект был смазан.

– Подождите здесь, – сказала служанка, проводив ее в гостиную рядом с лестницей и захлопнув за собой дверь.

Бекки очутилась в уютной маленькой комнатке окнами на улицу. Через распахнутое окно виднелись зеленые деревья на фоне синего неба и веяло свежестью. Роскошная, но чересчур массивная мебель загромождала комнату. Бекки не заметила ни единой книги, висевшие на стенах картины подавляли своим унынием. Единственной интересной вещью в комнате казался стереоскоп, непонятно как сюда затесавшийся. Девушка взяла его и стала рассматривать диапозитив в рамке: это был портрет девочки в поношенном платьице, сидевшей на коленях худого мужчины с громадными усами, на обороте были напечатаны слова сентиментальной песенки.

– Какого черта ты тут делаешь?

Бекки чуть не уронила аппарат и резко повернулась, чтобы увидеть молодую женщину на пороге, раздраженную, угрюмую и подозрительную.

– Прошу прощения, – сказала Бекки, – мисс Биван, я полагаю.

– Ты кто?

– Мисс Винтер. Ребекка Винтер. Ваша учительница.

– Что это ты делаешь с этой штукой? – спросила мисс Биван, хмуро косясь на стереоскоп.

– Я просто люблю стереографии. Знаю, я не должна была трогать, простите.

– Хм-м, – протянула мисс Биван и вошла в комнату. Она оглядела Бекки с ног до головы, а затем уселась в кресло у окна, томно откинувшись, с ленивым и недоверчивым любопытством рассматривая девушку.

Мисс Биван не блистала какой-то необыкновенной красотой, для этого она была слишком худа и угловата, слишком безвкусно наряжена, слишком груба голосом и манерами; однако за всем этим было нечто другое, трудноуловимое – какой-то намек на беззащитность, нежность под панцирем презрения; ее огромные глаза были добрыми, а двигалась она с кошачьей грацией.

– Что это еще за шутки с занятиями?

– Герр Штраус пригласил меня заниматься с вами немецким языком.

– Докажи.

Бекки широко раскрыла глаза от удивления:

– Вы разве не знали?

– Да кто угодно может сюда войти и начать болтать что ему вздумается. Может, ты наемный убийца. Может, у тебя пистолет в сумочке. Откуда мне знать?

– Ах, да нет же! У меня здесь книжки, смотрите. Разве он не сказал, что я приду?

– Может, и сказал.

Мисс Биван потянулась и снова расслабилась. «Не такая уж она и подозрительная, – подумала Бекки. – Просто скучает». Ей было около двадцати, и Бекки начала догадываться, что за отношения связывали мисс Биван с таинственным герром Штраусом. Сент-Джон-Вуд имел репутацию местечка, где богатые джентльмены селили своих содержанок, отдавая в их распоряжение целые дома.

– Что это тебя так смутило? – поинтересовалась мисс Биван.

– Ничего особенного. Я думаю, нам лучше начать заниматься. Вы когда-нибудь учили немецкий?

– Да погоди ты! Что это за парень, который стоял тут у ворот?

– В соломенной шляпе? Детектив. Он дал мне свою карточку.

Бекки протянула ее мисс Биван, хмуро закинувшей бумажку на бамбуковый столик позади себя.

– Детектив, – устало протянула она. – Какая чушь! Уж скорее репортер. Эй, а ты умеешь играть в хальму?

– Да, но…

– Или как насчет вот этой игры? Я получила ее в понедельник и еще ни разу не играла. Забыла, как называется…

Она вскочила и бросилась к шкафу, полному цветных картонных коробок с детскими настольными играми.

– Я играю в них с герром Штраусом по вечерам, – сказала девушка. – Как же она называется?

Она глядела на коробку прищурясь, как делают близорукие люди, стесняющиеся носить очки.

– Она называется «Лудо» или «Парчези», – ответила Бекки. – А разве нам не пора…

– Ты знаешь, как в это играть?

– Ну, мы можем прочитать инструкцию, но не лучше ли мне начать учить вас немецкому? В конце концов, именно за это мне платит герр Штраус.

– Сколько?

– Полкроны за час.

– Отлично! А я плачу в два раза больше, чтобы ты играла со мной в хальму. Начнем.

– Хорошо. Я сыграю с вами бесплатно, но учить немецкому тоже буду. У меня договор с герром Штраусом.

Мисс Биван скривилась и шлепнулась на диван. Затем она окинула Бекки оценивающим взглядом.

– Ты очень честная, да? – спросила она.

– Не знаю. У меня никогда не было поводов говорить неправду. А что?

– Рассказать тебе один секрет?

– Если хотите. Но ведь мы почти не знаем друг друга.

– Я тут вообще никого не знаю, – с горечью ответила мисс Биван. – Только повара, да мальчишку-рассыльного, да горничную, эту хитрую сучку, которой я бы не сказала даже, какое сегодня число, если бы сама его знала. Я тут чуть не спятила – сижу взаперти, как в курятнике. Я ведь даже не умею писать и читать…

– Это и есть ваш секрет?

– Только его часть. Принц должен был нанять тебя учить меня этому вместо немецкого.

– Принц? – удивилась Бекки. – Вы имеете в виду герра Штрауса? Это и есть остаток секрета?

– Часть остатка. Да ты и сама, наверно, догадалась, а?

– Моя мать догадалась. Принц чего, откуда?

– Принц Рудольф Рацкавийский. Держу пари, ты в жизни не слышала о Рацкавии.

От неожиданности у Бекки перехватило дыхание.

– Нет, я слышала. Но почему… то есть… я думала…

– Он в большой опасности. Не понимаю, почему он должен был довериться именно тебе. И зачем я все это тебе говорю? Ты же можешь оказаться социалисткой или даже хуже.

– А что плохого в социалистах? – поразилась Бекки.

– Терпеть их не могу., Я консерватор. И всегда им была.

– Но у вас же нет права голоса!

– Ха! Вовсе не нужно права голоса, чтобы доказать свою верность. Если люди голосуют за социализм, значит, они совершенно не знают, что для них является благом. Нам нужны короли, королевы и принцы. И консерваторы. И принцессы. Даже если они не умеют читать ни черта…

Бекки была уверена, что ослышалась.

– Погодите минутку. Вы сказали принцесса?

–  Ну да. Мы ж с ним женаты. Я принцесса. Бекки уставилась на девушку во все глаза. Мисс Биван хихикнула:

– Ладно, сейчас докажу.

Она соскочила с дивана и выдвинула ящик бюро. Из этого ящика она достала бумагу, которая, как убедилась Бекки, являлась свидетельством о браке. Бракосочетание состоялось в католической церкви Святого Патрика на Хиксон-стрит, в Манчестере, между мисс Аделаидой Биван и его королевским высочеством принцем Рудольфом Евгением Вильгельмом Августом Иосифом фон унд цу Эштен унд Риттерсталь. Свидетелями были некто мистер Альберт Саггз и мисс Эмили Туайт. Принц подписался как Рудольф, а его невеста просто поставила крестик.

– Я не перепутала? Это, случайно, не счет из прачечной?

Она через силу рассмеялась. Бекки протянула ей бумагу обратно, тем временем прикидывая, не нужно ли ей сделать реверанс.

– Я сражена, – сказала она.

– Еще бы! А я просто оглоушена. Не знаю, что и делать.

– Но как так случилось?

– Принц настоял. Он такой милый, такой любезный. Если бы ты перевидала и пережила все то, что я перевидала в жизни, ты тоже не смогла бы сказать «нет», когда тебе предлагают кое-что получше. Хотя и надо было. Я знаю, что надо было отказаться.

– Но почему в Манчестере?

– Подальше от любопытных глаз. Естественно, это должна была быть католическая церковь, но он не хотел, чтобы об этом узнали и помешали нам. Так что венчаться в Лондоне мы не могли, это ясно. И мы приперлись в эту убогую, маленькую церковь позади какой-то фабрики. Свидетелей мы просто поймали на улице, они, по-моему, вообще ничего не поняли. Священник еле на ногах стоял, от него так и несло спиртным. Он вытирал нос рукавом и думал, что мы не замечаем. Как бы там ни было, все сделано по закону. Я могу называть тебя Бекки? И ради бога, не говори мне «ваше высочество». Просто «Аделаида» – будет в самый раз.

– Но кто-нибудь еще знает об этом? Как насчет королевской семьи, придворных и прочего народа? Что они скажут, когда все выплывет наружу?

Мисс Биван махнула рукой и упала на диван.

– А черт его знает! – сказала она.

Бекки вытаращила глаза. Чем больше она думала обо всем этом, тем больше удивлялась. Свадьба принца – вопрос международной политики. В него вовлечены монархи, государственные деятели, дипломаты; устраиваются консультации с послами, составляются договоры, обдумываются все династические и политические последствия. О чем он думал, этот принц, когда повез эту неотесанную вульгарную девчонку в Манчестер и тайно женился на ней? А может, он такой же наивный, какой была Бекки, когда дымила в кустах вместе со своим мясолюбивым другом. И кроме того…

– Вы подумали, я никогда не слышала о Рацкавии, – неуверенно начала она. – Совсем наоборот – я там родилась. Я рацкавийская подданная.

Мисс Биван ошеломленно посмотрела на нее и внезапно впала в бешенство.

– Ты шпионка! – воскликнула она и, вскочив, яростно топнула ногой по полированному паркету. – Ты явилась, чтобы сунуть свой проклятый нос куда не надо? Кто тебе платит, а? Немцы? Русские? Будь у меня пистолет, я бы пристрелила тебя на месте, шваль, мерзкая притворщица! Нахалка! Кто тебе позволил прийти сюда и притворяться тихоней? А сама в это время…

– Заткни хлебало! – коротко рявкнула Бекки.

Она сама не знала, где слышала эту фразу, никогда раньше не произносила ее вслух, но тут это сработало. Мисс Биван моргнула и осеклась. А Бекки продолжала:

– Кто вам позволил так со мной разговаривать? Я рацкавийка, но я понятия не имела о принце, и никакая я не шпионка. Неужто вы думаете, что я могу предать моего собственного монарха – теперь, когда я что-то о нем знаю?

– Тогда что ты делаешь в этой стране?

– Мы в изгнании.

– Почему?

– Это вас не касается.

– Нет, касается. Потому что я, черт возьми, принцесса, скажешь, нет? Я имею право знать, кто собирается меня учить. А ну давай садись! И нечего на меня так сердито смотреть. Ладно, я не думаю, что ты шпионка, – шпионку не так-то легко вогнать в краску.

Бекки шмыгнула носом и обиженно села; она и не заметила, как вскочила на ноги.

– Хорошо, – сказала она. – Я расскажу вам, почему мы в изгнании. Мой отец был адвокатом. Он хотел начать движение за демократию, но его арестовали и посадили в тюрьму, где он заразился тифом и умер. И тогда моя мать подхватила меня и мою бабушку, и мы переехали сюда. Вот и все.

– Непохоже, чтобы ты очень любила принца, не так ли?

– Отца посадила в тюрьму не королевская семья, это сделал суд. У меня нет никаких причин ненавидеть принца Рудольфа.

Мисс Биван, точнее, принцесса Аделаида, слушала, удивленно приподняв бровь. Потом она кивнула и села, задумчиво теребя нитку на своей юбке. Смущенно взглянула на Бекки.

– Что я могу для вас сделать? – спросила она наконец, смущенно глядя на гостью.

Бекки задумалась:

– Ну… для начала хорошо бы вам научиться читать. И писать. Нельзя, чтобы вы продолжали подписываться крестиком.

– И впрямь. – Принцесса выпрямилась. – Тогда начнем не откладывая?

Бекки огляделась по сторонам. В комнате не было ни одной книги, но перед ними лежала открытая коробка с «Лудо».

– Можно начать с чтения правил для этой игры. Вы знаете, в чем там дело, это поможет. Начнем с цветов – это легко и просто. Здесь написано: красный…

За этим занятием они провели около получаса, и к тому времени Аделаида уже могла прочитать «начало», «дом», «конец» и еще четыре цвета.

– Писать мы тоже должны научиться, – сказала Бекки. – Сегодня я присмотрю для вас тетрадку с прописями. Выберем самый элегантный почерк. Вам нужно будет еще многому научиться, не правда ли? Я хочу сказать, помимо чтения и письма. Вам нужно будет…

Но ей не суждено было закончить предложение, потому что в этот самый момент раздался взрыв.

Прогремело громовое БУМ! Порыв ветра взметнул занавески и с треском хлопнул ставнями. Брызнули осколки стекла. Обе девушки инстинктивно пригнулись, Бекки торопливо сгребла бумажки со стола, Аделаида прижалась к дивану и так застыла с широко раскрытыми от страха глазами.

Когда первое потрясение прошло, Бекки поднялась посмотреть, что же все-таки случилось. Аделаида тоже подошла к окну. Буквально за секунду до взрыва Бекки слышала, как мимо дома проезжала карета, она запомнила тяжелое дыхание лошади, потряхивание ее гривы; и теперь, после того как поднявшаяся огромной тучей пыль унеслась и рассеялась над дорогой, она увидела эту карету, точнее, ее обломки. Лошадь лежала на земле, вся в крови, дергаясь в оглоблях, кучер не шевелился. На полпути к садику, невредимый и оцепеневший, стоял герр Штраус, принц Рацкавийский.

На какое-то время все застыло. Затем принц повернулся к окну, ища глазами Аделаиду, и улица стала возвращаться к жизни: открылись двери, слуги появились у ворот, нянька с двумя маленькими подопечными тянула шею, отчаянно стараясь побольше разглядеть; тучный джентльмен с тростью ковылял поближе к центру событий; подручный мясника с корзинкой уже окидывал лошадь профессиональным взглядом. И тут же, откуда ни возьмись, появился Джим Тейлор, детектив в соломенной шляпе. Он приблизился к принцу и негромко о чем-то заговорил.

– Вот тот детектив, – сказала Бекки. Ее голос дрогнул.

Аделаида не ответила. С каким-то яростным напряжением она смотрела в окно. Джим Тейлор взглянул на дорогу и щелчком пальцев подозвал подручного мясника, который опустил на землю свою корзину возле ворот и снял шляпу.

– Поди найди полицейского, – услышали они. – Одна нога здесь, другая там. Еще нужен доктор, засвидетельствовать смерть. Обернешься за десять минут – получишь полкроны. Ну, живей!

– Я видела его раньше, – прошептала Аделаида. – Я уверена.

Джиму Тейлору, казалось, не впервой оказываться в подобной переделке; тучного джентльмена он отрядил приглядывать за развороченной коляской; занавеской, лежавшей неподалеку, накрыл мертвого кучера; вынув из кармана складной нож на секунду склонился над лошадью, после чего она затихла и больше не шевелилась. Затем он вытер нож, выпрямился, встретился глазами с Бекки, равнодушно скользнул взглядом по Аделаиде и вслед за принцем двинулся к дому.

– Ты побледнела, – критически отметила Аделаида.

– Ничего удивительного, – отозвалась Бекки.

– Тебе не идет. Слушай-ка, когда Руди – принц – войдет, сделай вид, будто знать не знаешь, кто он на самом деле.

Бекки хотела ответить, но в этот момент раздался стук в дверь, и на пороге появился принц собственной персоной.

– О, дорогая! – воскликнул он.

Аделаида кинулась было к нему, но остановилась. Из-за плеча принца виднелась прежде такая жизнерадостная, а теперь серьезная физиономия детектива. Когда же он остановился на пороге, Бекки стала свидетельницей весьма любопытной сцены: Джим Тейлор и Аделаида буквально впились глазами друг в друга.

Прошла минута.

Принц, выглядевший совершенно ошеломленным из-за всего происшедшего, – во всяком случае, он не видел того, что заметила Бекки, этот неистовый обмен взглядами, – собрался с силами и сказал:

– Дорогая моя! Прости, что прерываю твой урок, но я должен попросить мисс Винтер немедленно нас покинуть. Как вы могли заметить, мисс Винтер, я нахожусь в опасности. Думаю, сейчас у меня есть небольшая передышка, и я не хотел бы подвергать вас угрозе еще раз. Этот джентльмен проводит вас домой.

– Нет, Бекки, останься на минуту, – подала голос Аделаида. – Только на одну минуту, Руди. – Девушка вытолкала мужчин за дверь. – Как его зовут? – спросила она хриплым шепотом. – Этого парня в соломенной шляпе?

– Я же вам дала его карточку… Ах, конечно, вы ведь не умеете читать! – воскликнула Бекки и подняла бумажку с маленького бамбукового стола. – «Джим Тейлор, частный детектив. Обращаться в фотографическую мастерскую „Гарланд и Локхарт“, Фруктовый дом, Твикенхем…» Что такое?

Ее ученица схватилась за сердце и смертельно побледнела. Огромные ее глаза стали еще больше. Затем она выхватила карточку из рук Бекки и рухнула в кресло. Краска постепенно вернулась на ее щеки.

– Тебе лучше сейчас уйти, – сипло сказала Аделаида. – Давай, иди. Он ждет. Но ты обязательно должна вернуться, слышишь?

– Обещаю, – сказала Бекки. Совершенно заинтригованная, она покинула комнату и спустилась вниз по лестнице. Принц беспокойно ходил по холлу. Едва удержавшись от реверанса в ответ на его прощальный кивок, Бекки выскочила в сад, где ее ждал Джим Тейлор, частный детектив.