Текст книги "Дублер президента"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Филипп К. Дик
Дублер президента

За час до выхода в эфир по шестому каналу ведущий программы новостей комик Джим Брискин сидел в своем кабинете со съемочной группой. Обсуждали сообщение о том, что на расстоянии в восемь астрономических единиц от Солнечной системы появилась неизвестная и, вполне вероятно, недружественная космическая флотилия. Без сомнений, это было сенсацией. Но как подать ее аудитории в несколько биллионов человек, разбросанных по трем планетам и семи спутникам?

Пегги Джоунс, секретарша Брискина, посоветовала: – Ты только не перепугай их. Обставь это как-нибудь попроще.

Она уселась поудобнее, перебирая листки сообщений, полученныхот Юнисефалона 40-Д, который и обнаружил пришельцев. Юнисефалон 40-Д, гомеостатическая структура для принятия решений, облеченный полномочиями президента США, послал отряд кораблей для патрулирования на границе Солнечной системы. Предполагалось, что пришельцы прибыли из другой галактики, но это обстоятельство должен был уточнить патрульный отряд.

– Легко сказать «попроще», – саркастически хмыкнул Джим Брискин. – А как ты себе это представляешь? Я идиотски улыбаюсь и провозглашаю: «Итак, дорогие друзья, то, чего мы все так боялись, свершилось, ха-ха-ха!» – он взглянул на Пегги. – На Земле и Марсе народ животики надорвет, но по мере удаления от Солнца веселье будет убавляться: в случае нападения первый; удар примут периферийные планеты и спутники.

– Да, уж там-то будет не до смеха, – в голосе помощника режиссера Эда Файнберга прозвучала тревога: его семья жила на Ганимеде.

– А среди последних сообщений повеселее ничего не найдется? – спросила Пегги. – Наши спонсоры не любят, когда передача начинается в минорном тоне. – Она протянула Брискину стопку информационных бюллетеней. – Посмотри, что можно здесь выбрать. Вот, например: корова-мутант выиграла судебный процесс в Алабаме за право участвовать в выборах – да ты знаешь это дело.

Брискин кивнул и стал просматривать сообщения. «Найти бы, – подумал он, – какой-нибудь необычайный трогательный случай, который, как правило, безотказно действует на массового зрителя, – вроде той истории с голубой сойкой из Бисмарка, Северная Дакота, что научилась шить». Однажды апрельским утром съемочной группе Брискина удалось снять имевший успех сюжет, как сойка шила гнездо своему потомству.

Повезло ему и на сей раз – только он увидел это сообщение, сразу понял: именно оно смягчит пугающую тональность последних известий. Он успокоился. Жизнь шла своим чередом, несмотря на ошеломляющие событие что произошли за восемь астрономических единиц сюда.

– Смотри-ка, – обрадованно сообщил он. – Старина Гэс Шварц помер. Скрипел-скрипел и помер.

– Шварц, Шварц… – задумалась Пегги, – что-то очень знакомое…

– Дублер президента, – подсказал Брискин. – Профсоюзы посадили его в Вашингтоне двадцать два года назад. Он умер, и сейчас… – Джим перекинул ей листок с сообщением. – Сейчас они ищут взамен нового дублера. Вот у кого, пожалуй, я возьму интервью. Если, разумеется, на этот раз он окажется нормальным человеком, с которым можно разговаривать.

– Ну конечно, – вспомнила Пегги. – Просто вылетело из головы. Ведь в Белом доме все еще находится человек – на случай, если Юнисефалон выйдет из строя. А когда-нибудь такое случалось?

– Ни разу, – ответил Эд Файнберг. – И никогда не произойдет. Вот вам еще пример политики профсоюзов: искусственно раздувать штаты, уверяя, что так они борются с безработицей.

– Может получиться неплохая передача, – продолжал Джим Брискин. – Семейная жизнь дублера, дублер на отдыхе, почему профсоюзы выбрали именно его, есть ли у него хобби, что он вообще за человек, чем собирается заниматься, чтобы не рехнуться от скуки. Старина Гэс, например, научился переплетному делу – он собирал старые автомобильные журналы и переплетал их в веленевую бумагу с золотым тиснением.

Эд кивнул в знак одобрения.

– Отличная идея, – поддержала и Пегги. – У тебя здорово получится, Джим-Джем, ты из всего можешь сделать конфетку. Я прямо сейчас закажу разговор с Белым домом. Интересно, этот парень уже там?

Скорей всего еще в штаб-квартире профсоюзов в Чикаго, – ответил Эд. – Попробуй позвонить туда профсоюз государственных гражданских служащих. Восточное отделение.

Пододвинув телефон, Пегги быстро набрала номер.

В семь утра Максимилиана Фишера разбудил шум; он поднял голову с подушки – из кухни доносились пронзительный голос хозяйки и незнакомые мужские голоса. Фишер не спешил вставать – в последнее время что-то пошаливало сердце и врач предупредил, чтобы он избегал резких движений.

Не иначе, пришли по поводу взносов, решил Макс. Хотя что-то чертовски рано. Но все равно необычный визит тревоги не вызывал. «Нет никаких причин для беспокойства», – сказал он себе, старательно застегивая пуговицы своей любимой шелковой рубашки, розовой в зеленую полоску. «Классный у меня видок», – подумал Макс, с пыхтеньем нагнувшись и надевая туфли из искусственной замши. «Не робей, Макс, – подбодрил он себя, приглаживая перед зеркалом редеющие волосы, – шугани их как следует. Пусть только попробуют приставать и требовать денег – сразу позвоню Пэту Ноублу в Нью-Йорк; наглость терпеть я не намерен, не тот у меня профсоюзный стаж…»

Из соседней комнаты кто-то крикнул:

– Фишер, одевайся живей и выходи. Тут работенка для тебя и приступать надо сегодня.

– Вот это да, – ошарашенно пробормотал Макс, не зная, радоваться ему или огорчаться. Больше года он тихо-мирно жил на пособие по безработице из фонда профсоюза, как и большинство его друзей. И всех такое положение устраивало… А если это тяжелая работа, с раздражением подумал он, на которой надо пахать целый день? Он почувствовал, что заводится: да кто они такие, что они себе думают? Открыв дверь, он вызывающе посмотрел на профсоюзных чиновников.

– Вы что это, ребята, надумали, – начал он, но один из прибывших перебил его:

– Собирай барахло, Фишер. Гэс Шварц загнулся, и тебе надо ехать в Вашингтон принимать должность дублера президента. Доставить тебя велено поскорей, а то еще должность ликвидируют или выкинут какой другой фортель и нампотом придется объявлять забастовку или обращаться в суд. А главное – мы хотим посадить туда своего человека, обштопать все по-тихому, чтобы комар носу не подточил, понял? Макс быстро спросил:

– Сколько там платят?

В голосе профсоюзного чиновника прозвучало презрение:

– Здесь не ты выбираешь – это тебя выбрали. Или, парень, тебе надоело жить на халяву и захотелось оказаться на улице, в твои-то годы?

– Да иди ты, – возмутился Макс. – Я вот сейчас позвоню Пэту Ноублу…

Профсоюзные чиновники собирали вещи, разбросанные по комнате.

– Мы поможем тебе упаковаться. Пэт ждет тебя в десять часов утра в Белом доме.

– Пэт?! – изумленно повторил Макс. Он был сражен.

Профсоюзные чиновники, вытаскивая из стенного шкафа чемоданы, весело переглянулись.

Вскоре они мчались по монорельсовой дороге над Равнинами Среднего Запада. Максимилиан Фишер сосредоточенно смотрел в окно. Он ничего не отвечал чиновникам, которые подтрунивали над ним, решив еще раз все хорошенько обдумать. Что он знал о работе дублера президентаСША? Вроде бы рабочий день начинается в восемь утра. И еще: в Белом доме всегда полным-полно туристов, которые приходят, чтобы поглазеть на Юнисефалон 40-Д. Особенно много, говорят, там школьников, а их он терпеть не мог – чертова малышня всегда смеялась над его полнотой. Теперь, небось, эти проклятые детишки валом повалят…

По инструкции, от Юнисефалона нельзя отходить дальше чем на сто ярдов. Или на пятьдесят? В любом варианте отлучаться он не имеет права: должен сидеть безвылазно – вдруг авария. Надо мне подготовиться, решил Макс, прослушать на всякий случай телевизионный курс по государственному управлению.

Повернувшись к сидящему справа профсоюзному чиновнику, Фишер спросил:

– Слушай, приятель, на этой работе, что вы мне подсунули, у меня будет хоть какая-то власть? Могу ли я…

– Это такая же профсоюзная работа, как и всякая другая, – скучающе ответил чиновник. – Ты что, так давно ходишь в безработных, что все забыл? – Он засмеялся, локтем подтолкнув в бок компаньона. – Слышал, Фишеру захотелось узнать о своих полномочиях. – Оба расхохотались.

– Я тебе вот что посоветую, Фишер, – издевательски растягивая слова, произнес чиновник. – Когда ты окончательно обоснуешься в Белом доме, разберешься с тем, где есть, куда отдавать рубашки в стирку и когда смотреть телевизор, почему бы тебе не подкатиться к Юнисефалону 40-Д и не поплакаться ему, этак, знаешь, поныть, похныкать, чтобы он обратил на тебя внимание?

– Ладно тебе, – буркнул Макс.

– А потом, – давясь от смеха, продолжал чиновник, – ты скажешь ему что-нибудь вроде: «Слушай, Юнисефалон, мы с тобой повязаны одной веревочкой. Давай дружить. Издай для меня специальный приказ…»

– А Фишер что может сделать для него взамен? – спросил другой чиновник.

– Будет его развлекать. Расскажет ему про свою жизнь: как выбился из бедности и безвестности, упорно работал над собой, просиживая по семь дней в неделю перед телевизором, пока наконец, представь себе, такое трудолюбие не было вознаграждено и он не получил работу, – чиновник хихикнул, – дублера президента.

Макс покраснел, отвернулся и уставился в окно.

Когда они прибыли в Белый дом, Максимилиана Фишера отвели в маленькую комнатенку. Раньше в ней жил Гэс Шварц; старые журналы были убраны, но на стене оставалось несколько приколотых кнопками выцветших картинок: «Вольво С-122» 1963 года, «Пежо-403» 1957 года – прославленные модели ушедшей эпохи. На книжном шкафу Макс увидел крошечную модель «Студебекера-старлайта» 1950 года – каждая деталь самодельного двухместного закрытого автомобиля была выполнена безупречно.

– Эту машинку Гэс и делал, когда его хватила кондрашка, – заметил один из профсоюзных чиновников, ставя чемодан Максимилиана на пол. – Старикан знал все о допотопных авто, прямо не человек был, а ходячая автомобильная энциклопедия.

Макс кивнул.

– Ты хоть представляешь, чем будешь заниматься? – спросил его чиновник.

– Да откуда мне знать, когда я только вселился, – обозлился Макс. – Дай оглядеться. – Он снял модель «студебекера» и угрюмо повертел в руках. Его охватило вдруг неодолимое желание шарахнуть машинку о стену – он быстро поставил автомобильчик на место, подальше от греха, и отвернулся.

Можешь еще делать цепочки из скрепок.

– Это еще что? – спросил Макс.

Парень, который жил здесь до Гэса, Луис-как-его-там собирал канцелярские скрепки, а потом сделал из них громадную цепочку – сейчас она хранится в Смитсоновском институте. В коридоре послышались шаги. На пороге появилась секретарща, женщина средних лет в строгом деловом костюме, и сухо сказала:

– Господин президент, ведущий телевизионного выпуска новостей хочет взять у вас интервью. Пожалуйста, постарайтесь закончить побыстрее – на подходе несколько экскурсий, и, несомненно, многие захотят посмотреть на вас.

– Хорошо, – ответил Макс. Он повернулся и увидел человека с телевидения. Это был комик Джим-Джем. Брискин, он сразу узнал его.

– Вы хотели видеть меня? – спросил он Брискина запинаясь. – Неужели вы специально для этого приехали? – Он не мог поверить, что сам Брискин собирается взять у него интервью. Обведя рукой комнату, Макс добавил:

– Вот здесь я буду жить, но только модели машин и картинки на стенах не мои, а Гэса. За них я ничего не скажу.

На голове Брискина пылал огненно-рыжий парик, придавая его лицу причудливое выражение, которое точновоспроизводил телевизионный экран. Хотя он выглядел старше, чем казался на нем, но улыбка была та же – обаятельная, непринужденная, она так нравилась зрителям, что стала его визитной карточкой: всем сразу видно, какой Брискин отличный парень, свой в доску, душа компании. «Поглядишь на такого, – подумал Макс, – и скажешь: вот за него я отдал бы свою дочь».

Они обменялись рукопожатием. Брискин нетерял ни минуты:

– Прямой эфир, мистер Максимилиан Фишер. Или правильнее было бы сказать: господин президент? Говорит Джим-Джем. От имени наших зрителей во всех концах Солнечной системы, разрешите задать вам несколько вопросов. Что вы ощущаете, сэр, при мысли о том, что если Юнисефалон 40-Д выйдет из строя, хотя бы на время, то на ваши плечи ляжет груз ответственности, которую когда-либо знал человек, – ведь вы станете президентом, а не его дублером, настоящим президентом США? Мучает ли такая мысль вас по ночам? – Он улыбнулся. Съемка велась несколькими камерами. Софиты слепили Макса, и он почувствовал, как от жары пот проступил под мышками, на шее и на верхней губе.

– С какими чувствами, – настойчиво продолжал Брискин, – вы приступаете к новой работе, которой, возможно, будете заниматься до конца жизни? О чем вы думаете сейчас, оказавшись в Белом доме?

Макс подумал и начал отвечать:

– Ну, конечно, ответственность большая… – И тут он увидел, что Брискин просто-напросто смеется над ним. Такая, видать, у него была манера – выставлять всех дураками, и зрители понимали это – уж им-то не знать юмора Джим-Джема…

– Вы крупный мужчина, мистер Фишер, – отметил Брискин, – если мне позволено так сказать, дородный мужчина. Вы много занимаетесь спортом? Я спрашиваю вас потому, что отныне вы сможете передвигаться только в пределах этой комнаты.

– Конечно, – глубокомысленно сказал Макс, – государственный служащий всегда должен быть на своем месте. – Отлучаться мне нельзя ни днем ни ночью – порядок есть порядок, это я понимаю.

– Скажите, – начал Джим Брискин, – как вы… – Он Резко оборвал фразу и, повернувшись к операторам, стоящим сзади, произнес изменившимся голосом:

– Передача прервана. Какой-то человек протиснулся к Брискину и поспешно протянул ему наушники:

Нас прервал Юнисефалон – экстренный выпуск новостей.

Брискинбыстро надел наушники. Его лицо помрачнело:

– Оказывается, пришельцы настроены агрессивно. Он закусил губу, рыжий парик съехал набок. – Они атаковали.

В течение последующих суток пришельцам удалось не только прорваться в Солнечную систему, но и повредить Юнисефалон 40-Д. Максимилиан Фишер узнал новости утром, во время завтрака в кафетерии Белого дома.

– Мистер Максимилиан Фишер?

Макс поднял глаза на агентов секретной службы, окруживших его столик:

– Вроде так.

– Вы президент США.

– Да нет, – протянул Макс. – Я дублер президента, это, ребята, совсем другое дело. Один из агентов сообщил:

– Юнисефалон выведен из строя примерно на месяц. Так что, согласно поправке к конституции, вы становитесь одновременно президентом и главнокомандующим вооруженными силами. Мы – ваша охрана. – Агенты ухмыльнулись. Макс ухмыльнулся в ответ.

– Ну как, – спросил агент, – дошло?

– Похоже на то, – ответил Макс. Теперь он понял, почему, пока он стоял в очереди здесь, в кафетерии, служащие Белого дома перешептывались и как-то странно поглядывали на него. Он поставил на стол чашку, промокнул губы салфеткой, медленно и аккуратно, притворяясь, что погружен в приличествующие моменту размышления. На самом же деле в его голове не было ни одной мысли.

– Нам приказано, – продолжал агент, – проводить вас в бункер Совета национальной безопасности, где будет проходить совещание.

– Что касается стратегической политики, – заявил Макс, когда они вошли в лифт, – то по этому поводу У меня есть кое-какие мыслишки. Я думаю, что пора кончать с этими пришельцами, точно?

Агенты кивнули.

– Пусть они увидят, что мы их не боимся, – Макс был настроен по-боевому. – Мы же можем просто размазать эту мразь по стенке.

Агенты добродушно засмеялись.

– Мы чертовски сильны, и надо им показать это.

– Правильно, Макс, так им это и скажи, – посоветовал кто-то из агентов, и все, включая самого Максимилиана Фишера, опять засмеялись.

Внизу у лифта их остановил высокий, изящно одетый человек:

– Господин президент, я Джон Керк, пресс-секретарь Белого дома. Я считаю, что перед началом заседания Совета национальной безопасности вам необходимо обратиться к стране. В час величайшей опасности народ должен услышать своего президента. – Он протянул Максу несколько листков. – Вот заявление, составленное политическим консультативным комитетом. Оно поможет вам в…

– Пошел ты, – Макс оттолкнул листки, не взглянув на них. – Президент я,а не ты. А тебя не знаю и знать не хочу. Керк? Берк? Шерк? И слыхом не слыхивал о таком. Дай-ка микрофон, и я скажу мою речь. И позовите Пэта Ноубла – у этого парня всегда полно идей. – Но тут он вспомнил, что именно Пэт подложил ему свинью с дублерством. – Его не надо, – помотал головой Макс. – А микрофон дайте.

– Сейчас время кризиса, – раздраженно начал Керк.

– Правильно подметил, – кивнул Макс. – Теперь топай отсюда и больше в мои дела не лезь. Договорились? – Он добродушно хлопнул Керка по спине. – Так лучше будет для нас обоих.

Показалась группа людей с портативными телевизионными камерами и осветительной аппаратурой; среди них Макс увидел и Джима Брискина.

Эй, Джим-Джем, – завопил Макс. – Видишь, вот президент!

Лицо Джима Брискина осталось бесстрастным. – Настоящий президент, и во всякие модельки, игрушки яиграть не буду, – выпалил Макс, сердечно пожимая руку Брискину. – Спасибо, что пришел поздравить.

– Поздравить, – эхом отозвался Брискин.

– Спасибо, – повторил Макс, не отпуская руку Брискина. – Конечно, рано или поздно они починят свою тарахтелку, и я опять стану дублером, но пока…

Он широко улыбнулся. В коридор уже набилась куча народа: телевизионщики, служащие Белого дома, армейские офицеры, агенты секретной службы.

– Перед вами сложная задача, господин президент, – заметил Брискин.

– Ага, – согласился Макс.

У Брискина было такое выражение лица, будто он хотел добавить: «Справишься ли ты с ней – вот в чем вопрос, и тот ли ты вообще человек, чтобы совладать с властью?»

– Не сомневаюсь, что у меня получится, – заявил Макс в микрофон Брискина, чтобы слышала вся огромная аудитория.

– Возможно, вы правы, – с сомнением пробормотал Брискин.

– Эй, что-то я тебе больше не нравлюсь, – прищурился Макс. – В чем дело?

Брискин промолчал, но взгляд его был достаточно красноречив.

– Слушай, – сказал Макс. – Сейчас я президент. Я могу закрыть все твои дурацкие радиостанции – в любое время, когда захочу, могу послать к тебе ребят из ФБР. Чтоб ты знал: прямо сейчас я гоню министра юстиции и назначаю своего человека, которого знаю и которому доверяю.

– Ясно, – ответил Брискин. Сомнение на его лице сменилось иным чувством, которое Макс не мог понять.

– Конечно, – начал Брискин, – в вашей власти отдать такой приказ. Если только вы и в самом деле президент…

– Легче, парень, – бросил Макс. – Запомни: ты по сравнению со мной – козявка, и плевать я хотел на твою популярность. – Он повернулся спиной к камерам и вошел в бункер Совета национальной безопасности.

Спустя несколько часов в подземном бункере совета Максимилиан Фишер сонно слушал телевизионный выпуск последних известий. К этому времени разведка засекла еще тридцать вражеских кораблей – число их, таким образом, достигло семидесяти. Станции слежения постоянно докладывали об эскадре пришельцев. Макс понимал, что выжидательная тактика себя не может оправдать – рано или поздно придется отдать приказ атаковать вражеские корабли. И все же он колебался. Его пугала неизвестность: откуда взялись пришельцы? Какова их мощь? И главное: будет ли атака землян удачной? На эти вопросы не могло дать ответ ни одно ведомство, включая ЦРУ. «Мало внешней политики, – вздохнул Макс, – так еще голова пухнет от внутренних проблем. Раньше экономикой занимался Юнисефалон – процентные ставки, налоги, безработица, инфляция, демография и так Далее, будь оно все неладно. Господи, – с тоской подумал Макс, – откуда мне обо всем этом знать?»

Он повернулся к председателю объединенного комитета начальников штабов генералу Томпкинсу, который сидел рядом, изучая последнюю сводку.

Не могло так получиться, что мы пропустили какие-то корабли? – спросил он Томпкинса. – Исключено, господин президент, – ответил генерал.

Макс нахмурился. Но генерал, судя по всему, не собиралсяиронизировать – тон его был почтителен. – Это хорошо, – проворчал Макс. – А сейчас нужно создать заслон из ракет, чтобы никто не мог проникнуть, как тот корабль, который взорвал Юнисефалон. Я не хочу, чтобы это повторилось.

– Мы готовы к атаке в любую минуту, – доложил генерал Томпкинс, взглянув на участников совещания, нет ли у них возражений. – Мы можем покончить с пришельцами прямо сейчас, не подпуская их к Земле.

– Сода у кого-нибудь есть? – жалобно спросил Макс. Происходящее приводило его в уныние. Ну почему бы этим мерзавцам просто не покинуть нашу систему? А нам так уж надо ввязываться в драку? Неизвестно, что из нее выйдет и чем могут пришельцы отплатить за нападение? Кто знает, как эти инопланетяне себя поведут.

– Я боюсь, – сказал он задумчиво, – как бы они не нанесли ответный удар. – И вздохнул.

– Но переговоры с ними, судя по всему, невозможны, – заметил Томпкинс.

– Тогда и думать нечего, – воодушевился Макс. – Вздуйте их хорошенько, врежьте им как следует. – Он осмотрелся по сторонам – вдруг все же у кого-то найдется сода.

– Я считаю, что вы приняли мудрое решение, – заключил генерал Томпкинс, и все участники одобрительно закивали.

– Странные новости, – один из советников протянул Максу телетайпограмму. – Сегодня Джим Брискин возбудил против вас дело в Верховном суде, утверждая, чтовы незаконно стали президентом, поскольку не выставляли своей кандидатуры.

– Он поднимает шум только потому, что за меня не голосовали? – изумился Макс.

– Да, сэр. К тому же Брискин выдвинул собственную кандидатуру.

– Что!

– Он утверждает, что вы должны не только участвовать официально в выборной кампании, но и баллотироваться вместе с ним. Полагаясь на свою популярность, он, очевидно, считает, что… й

– Пропади ты пропадом, – Макс был в отчаян

В бункере воцарилась тишина.

– Ладно, – выдавил Макс. – То дело мы вроде решили. Вы, ребята, давайте нажимайте на красные кнопки – надо вышибить мозги у этих пришельцев… А пока…

Решение пришло тут же:

– Мы применим экономические санкции к фирмам, финансирующим Джим-Джема, «Рейнлэндер биэр» и «Калбест электроникс», чтобы они заставили его не выставлять свою кандидатуру.

Возражений не последовало. Бумаги зашуршали, защелкали замки папок и портфелей; на сегодня было все.

«Разве честно, что у него такое преимущество, – подумал Макс. – Как я могу баллотироваться с ним, если мы играем не на равных: он-то телевизионная звезда, а я кто? Впрочем, пусть Джим-Джем продолжает и дальше в том же духе, это ему нисколько не поможет, – решил Макс. – Меня он не победит, потому как до выборов ему не дожить».

За неделю до выборов «Тэлсэн», межпланетное агентство общественного мнения, опубликовало итоги опросов будущих избирателей. Знакомясь с этими данными, Макс Фишер почувствовал, что дурное настроение, владевшее им неотступно последнее время, достигло пика: он безнадежно проигрывал Брискину – и не оставалось никакого сомнения в том, кто победит на выборах.

– Взгляни-ка, – он перебросил доклад своему двоюродному брату Леону Лэту, адвокату по профессии, которого недавно сделал министром юстиции.

– Почему его так поддерживают? – удивился Лэт, крупный, дородный, как и Макс, мужчина с заметным брюшком. До нынешнего своего назначения он несколько лет также был дублером, потому отвык от всякой работы и новая должность давалась ему с трудом. Однако из преданности Максу он остался. – Потому что он работает на телевидении?

– Да уж небось не из-за его красивых глаз, – язвительно ответил Макс. – Ясно, именно благодаря телевидению, кретин ты этакий. Ведь Брискин круглые сутки обрушивает на зрителей передачи, создает образ. Он же комик, популярен, как черт, уверен, что рыжий парик, который в самый раз для комментатора, подходит и для президента. Ладно, хватит об этом, и так тоска берет. – И угрюмо замолчал.

Но худшее было впереди.

В девять вечера Джим-Джем Брискин начал безостановочную 72-часовую передачу по всем станциям – мощный спурт, чтобы довести свою популярность до предела.

В спальне Белого дома Максимилиан Фишер сидел в кровати, держа на коленях поднос с едой, и мрачно смотрел на экран телевизора.

– Растреклятый Брискин, – в который раз обругал он комментатора. – Смотри, что делается, – воззвал он к кузену, показывая на экран. Министр юстиции покойно устроился в кресле поодаль. – Прямо балаган какой-то.

– Мерзость, – отозвался Леон Лэт, с чавканьем уписывая сандвич.

– Знаешь, откуда он передает? Ни в жизнь не догадаешься: за орбитой Плутона находится транслятор, который твои парни из ФБР не сыщут и через тысячу лет.

– Сыщут, – заверил его Леон. – Я сказал им, что они должны его найти – мой двоюродный брат, президент, сам отдал такой приказ.

– Но пока-то еще не нашли, – разозлился Макс. – Леон, ты чертовски медленно работаешь, вот что я тебе скажу. У меня наготове космический крейсер, «Дуайт Эйзенхауэр». Он ждет моего приказа, чтобы шарахнуть по Брискину, оставить от него мокрое место.

– Правильно, Макс, так ему и надо.

– Только не лежит у меня душа отдавать такой приказ, – вздохнул Макс.

Передача уже началась. На сцену вышла очаровательная Пегги Джоунс: переливающееся декольтированное платье, длинные волосы струятся в свете прожектора. «Девчонка-то славная, – подумал Макс, – и что ее понесло в стриптиз. Ну, может, это будет не настоящий стриптиз, но дело-то в другом: Брискин прибегает к сексу, а это ведь запрещенный прием». Все же Макс сел на постели повыше и впился в экран. Министр юстиции оторвался от сандвича.

Пегги запела:

 
Джим-Джем хорош для всех,
Он парень хоть куда!
Все голосуем за него!
Джим-Джем? Конечно, да!
 

Макса даже передернуло от злости. Но поет она здорово, чтои говорить, и все, что при этом полагается делать бедрами, – тоже высший класс.

– Полагаю, самое время сообщать на «Дуайт Эйзенхауэр», – заметил Макс, не отрывая глаз от экрана.

– Как скажешь, Макс, – отозвался Леон. – Я засвидетельствую, что ты действовал в рамках закона.

– Дай-ка красный телефон, – попросил Макс. – Это Для спецсвязи, по нему может звонить только главнокомандующий. Солидно выглядит, правда? Я позвоню генералу Томпкинсу, а он передаст приказ на корабль.

«Так что дела твои, Брискин, совсем паршиво идут, – Добавил он про себя, бросив последний взгляд на экран. – Но ты сам виноват – нечего было лезть против меня».

Девушка в серебристом платье исчезла, и на экране появился Джим-Джем Брискин. Макс положил трубку и сталсмотреть.

– Приветствую вас, дорогие друзья, – провозгласил Брискин, поднимая руки словно для того, чтобы успокоить бушующую аудиторию. Записанные на пленку аплодисменты (Макс знал, что на передаточной станции, кроме технического персонала, не было никакой публики) стихли, затем возобновились. Брискин добродушно улыбался, ожидая, пока они прекратятся.

– Сплошная липа, – проворчал Макс. – И аудитория липовая. Ловкие они ребята. Этот Брискин и его банда, ничего не скажешь. Вон – его рейтинг сразу подскочил.

– Точно, Макс, – подхватил министр юстиции. – Я тоже заметил.

– Друзья, – Брискин говорил, как всегда, очень спокойно. – Как вы, возможно, помните, в начале президентства Фишера мы с ним отлично ладили.

«А ведь Брискин правду говорит», – подумал Макс, не отнимая руки от красного телефона.

– Мы разошлись, – продолжал Брискин, – в вопросе возможности применения силы в политике. Для Максимилиана Фишера президентские полномочия – лишь механизм, инструмент, который он использует для достижения собственных целей. Спору нет, в ряде случаев он поступал разумно – правда, если следовал мудрой политике Юнисефалона 40-Д. Но когда вопросы общественного блага входили в противоречие с собственными интересами Фишера, он не гнушался самыми низменными средствами.

– Слушай, слушай его, Леон; он и не такое загнет, – огрызнулся Макс и продолжил про себя: «Не важно, к чему он клонит, от своего я все равно не отступлю. Я президент, и никто не смеет мешать мне делать то, что я считаю нужным. На моем месте любой поступил бы так же».

– Даже президент, – Брискин возвысил голос, – должен повиноваться закону – перед законом равны все.

Брискин сделал паузу, затем веско добавил:

– Мне известно, что в этот момент агенты ФБР, выполняя непосредственное указание Леона Лэта, назначенного Фишером на пост министра юстиции, ищут нашу станцию, чтобы закрыть ее. Итак, вновь насилие используется в корыстных целях.

Макс поднял трубку – тут же раздался голос дежурного:

– НСС генерала Томпкинса слушает, господин президент.

– Кто-кто? – удивился Макс.

– Начальник службы связи, армия 600-1000, сэр. На борту «Дуайта Эйзенхауэра», готов к выполнению приказа.

– Ясно, – Макс кивнул. – Слушай, ты со своими парнями жди, понял? Скоро я передам приказ. – Он закрыл ладонью микрофон и повернулся к кузену, который расправился с сандвичем и принялся за клубничный коктейль:

– Что делать, Леон? Ведь Брискин говорит правду.

– Отдай приказ Томпкинсу, – посоветовал Леон. Он рыгнул и постучал себя по груди: – Пардон.

Голос Брискина, казалось, с каждой фразой набирал силу:

– Возможно, я рискую жизнью, продолжая передачу, но молчать я не могу. Мы должны взглянуть правде в лицо: нами правит президент, который способен прибегнуть к убийству в личных интересах. Такова политическая тактика тирании, и вот к чему она приводит: в нашем обществе утверждается деспотия, заменяя справедливое правление Юнисефалона 40-Д, который был задуман и создан самыми блестящими умами в истории, людьми, посвятившими себя сохранению наших демократических традиций. И замена их тиранией не может не вызвать грусти…

– Вот теперь я не могу отдать приказ, – безжизненным голосом произнес Макс.

– Это почему? – удивился Леон.

– Ты разве не понял? Он же говорил обо мне. Это я тот тиран, которого он описывал. – Макс поставил красный телефон. – Я опоздал, пропустил нужный момент.

– Чего-то я не понимаю, Макс. Но почему же?

– Сам не знаю, – ответил Макс, – но, черт побери, чувствую, что это подтвердит его правоту. «Как ни крути, – подумал Макс, – а Брискин прав. Но знает ли об этом народ? Я не могу позволить, чтобы люди узнали обо мне правду, – решил он. – И хотя они должны относиться к своему президенту почтительно, уважать его, но они все равно понимают, что Джим-Джем говорит правду. Не удивительно, что за меня никто не хочет голосовать. Не удивительно, что Брискин решил выступить против меня именно в тот момент, когда я стал президентом. Какой из меня глава государства, кишка у меня тонка для такого поста…»

– Слушай, Леон, – сомнения, казалось, покинули Макса. – Я решил покончить с Брискиным, а потом отойти от дел. Сейчас я отдам мое последнее официальное распоряжение.