Текст книги "Божий промысел"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Поливиносел подмигнул, взревел и снова хлопнул себя по бедру.

– Разложение, а, братец? Рыба гниет с головы! Пройдет совсем немного времени, скажу я тебе, и Бычий Хмель распространится по всему миру.

Он снова изобразил тот знак, и на сей раз я ответил без промедления.

– Прогуляюсь с тобой милю-другую, братец. Мои почитатели – местный культ Осла – справляют неподалеку отсюда праздник плодородия. Может, присоединишься к нам?

Я вздрогнул и с жаром ответил: – Нет, спасибо.

Однажды вечером мне довелось наблюдать за одной из таких оргий в полевой бинокль. В двух сотнях ярдов от границы запретной территории полыхал огромный костер. В свете этого адского пламени были отчетливо видны белые тела мужчин и женщин, сплетающиеся в безумном, бесстыдном танце. Эта сцена еще долго стояла у меня перед глазами и даже являлась мне во сне.

Услыхав мой отказ, Поливиносел снова завопил по-ослиному и хлопнул меня по спине – вернее, по баку. От неожиданности я упал на четвереньки в траву и чуть не зашипел от бешенства. Меня раздражало его наглое дружелюбие, а кроме того, я боялся, что он погнул тонкие стенки бака и швы разойдутся.

Но встать я не мог не поэтому. Я не мог пошевелиться, глядя в огромные голубые глаза Алисы.

Поливиносел издал громкий, радостный вопль, опустился на четвереньки, подсунув свою уродливую, увенчанную ослиными ушами башку Алисе под нос, и взревел:

– Ай-оо! Божья коровка, прилетела с неба съесть кусочек хлеба!

Он схватил Алису за талию, встал и, подняв ее высоко в воздух, принялся вертеть и так и этак, рассматривая в ярком свете луны, словно незнакомую букашку, которую поймал в траве.

– Чертов осел! – взвизгнула Алиса. – Убери свои грязные лапы, ты, скотина!

– Я Поливиносел! Местный бог плодородия! – проревел он. – Это моя обязанность – и привилегия – проверять твои достоинства. Скажи мне, дочь моя, молила ли ты недавно о мальчике или девочке? Как твой урожай? Дружно ли взошла капуста? А лук и репа? А курочки твои хорошо несутся?

Вместо того чтобы испугаться, Алиса рассердилась.

– Ладно, ваше ослейшество, а теперь не угодно ли меня опустить? И не смотрите на меня похотливыми зенками. Если вам так хочется того, о чем я догадываюсь, поторопитесь на оргию. А то почитатели вас не дождутся.

Поливиносел разжал пальцы. К счастью, гибкая и легкая Алиса приземлилась на ноги и кинулась было прочь, но он схватил ее за руку.

– Не туда, моя славная дочурка. Неверные охраняют границу всего лишь в нескольких сотнях ярдов отсюда. Ты же не хочешь, чтобы тебя поймали? Тогда тебе не удастся упиться Божественным Хмелем, а ты ведь этого хочешь?

– Спасибо, я о себе сама позабочусь, – прохрипела Алиса. – Оставь меня в покое. Плохие времена настали. Девушка уже вздремнуть на травке не может, чтобы какому-нибудь мелкому божку не взбрело в голову покувыркаться!

Алиса быстро освоила местный жаргон.

– Ладно уж, дочка, не порицай нас, божков, за это. Особенно рез ты сама сложена как богиня.

И, издав титанический рев, едва не сбивший нас с ног, Поливиносел схватил нас за руки и поволок по тропинке.

– Пошли, пошли, малыши. Я вас перезнакомлю со всеми. Ох, какой у нас сейчас праздник будет на Пиру Осла!

Вновь раздалось оглушительное наглое ржание. Теперь я понял, почему Дурхам выбрал для этого парня такое воплощение.

Эта мысль сразу повлекла за собой другие. Вопрос в том, как ему это удалось? В сверхъестественные силы я, разумеется, не верил. Если они и существуют, человеку ими не овладеть. А все, что происходит в этой вселенной, подчиняется законам физики.

Возьмем, к примеру, уши и копыта Поливиносела. Шагая рядом с ним, я получил неплохую возможность осмотреть их.

Положим, они видоизменились, стали похожи на ослиные, однако тот, кто это сделал, явно не имел перед собой точного изображения осла. По сути, уши так и остались человеческими, только вытянулись и покрылись шерсткой.

Что касается ног, они тоже были человеческими, а не ослиными. Ступней, правда, не было, но светлые копыта, очень похожие на лошадиные, состояли на вид из того же вещества, что и ногти. Сквозь них просматривались слабо различимые контуры пяти пальцев.

Было совершенно ясно, что какой-то хирург-скульптор изменял очертания человеческого поначалу тела.

Я бросил взгляд в сторону Алисы, пытаясь понять, что она думает о нашем поводыре. В гневе она была величественна. Как грубо высказался Поливиносел, майор Льюис обладала великолепной фигурой. Она принадлежала к тому сорту девушек, которых всегда выбирают президентом студенческого сестринства, королевой бала на институтских вечерах, а затем выдают замуж за сына сенатора. К тому сорту, который и не глядел на меня, когда я корпел в Трэйбеллском университете.

– Послушай-ка, ты, – взревел Поливиносел, вдруг остановившись, – как тебя зовут?

– Даниэль Темпер, – ответил я.

– Даниэль Темпер? Д. Т.?[ Д: Т. – общепринятое сокращение Deh'rium tremens (лат.) – белая горячка. ] Ох-ха-хо-ха-ха! Послушай, старина Д. Т., бросай ты свой бидон! Зачем таскать на себе эту тяжесть? С ней ты смахиваешь на осла, на подлинно вьючное животное? Я не желаю, чтобы кто-нибудь здесь мне подражал, понял? Хо-ха-н-а-а! Дошло?

И он ткнул мне под ребра пальцем, твердым, как рог.

Я едва не врезал ему. Никогда в жизни я так не ненавидел человека – или бога. Дурхам просчитался, думая, что накажет его. Поливиносел явно гордился своим превращением и, если я правильно его понял, извлекал из него пользу в такой степени, что даже насадил свой культ. Разумеется, он не первый, кто создал религию из собственных недостатков.

– А в чем же я тогда стану таскать Хмель?

– Да какая разница? – ответствовал он. – Твои мелочные делишки не помогут распространению божественного Напитка. Оставь это рекам мира и Махруду, Бык имя его. – Он снова сделал тот забавный знак.

Спорить с ним я не стал – а то он бы просто сорвал бидон с моей спины. Я не спеша отстегнул шлейки, а Поливиносел помог мне – подхватил бак и зашвырнул его в темноту леса.

И тут же я ощутил страшную, немыслимую жажду.

– Не нужна тебе эта дрянь! – взревел Поливиносел. – Пошли со мной на поляну Осла. Там у меня маленький чудный храмик – без такой, конечно, роскоши, как в Цветочном дворце Махруда, да пребудет он Bee-Быком! – но очень славный. Повеселимся!

Все это время осло-бог не переставал бесстыдно пожирать глазами Алису, и стремления его были заметны... невооруженным глазом. Как и все здешние дегенераты, он был абсолютно лишен сдерживающих начал. Будь у меня пистолет, я бы его пристрелил, не раздумывая. Если бы, разумеется, здесь могли взрываться патроны...

– Слушай, – огрызнулся я, от злобы бросив всякую осторожность. – Мы пойдем туда, куда мы пожелаем. – Я схватил девушку за руку. Кажется, это становится модным. – Идемте, Алиса. Бросим этого надутого осла, Полнвиносел преградил нам дорогу. Чуть монголоидный разрез глаз делал его еще больше похожим на упрямого мула – огромного, злобного и сильного, с особым упором на злобность.

– Даже не надейтесь, – прогремел он, – что вам удастся разозлить меня настолько, что я причиню вам вред, чтобы вы могли настучать своему пастырю, а тот – Махруду* Не введете меня во искушение гнева! Это было бы смертным грехом, вы, смертные!

Вопя, что я, дескать, не способен возмутить его олимпийское спокойствие, он одной рукой обвил мою шею, а другую запустая мне в рот и дернул за верхнюю челюсть.

– Как мне надоело твое шамканье!

Ослабив удушающую хватку, Поливиносел швырнул мою вставную челюсть в кусты. Я метнулся туда, где, как мне показалось, белели на земле мои зубки, и, упав на четвереньки, стал лихорадочно шарить вокруг, но найти их не мог.

На ноги меня поднял вопль Алисы – поднял слишком быстро, так что я здорово звезданулся головой о сук. Невзирая на боль, я обернулся, чтобы посмотреть, что случилось, и напролом кинулся через кусты, но, больно ударившись обо что-то лодыжкой, полетел лицом вниз, да так, что дух вышибло.

Встав, я увидел, что споткнулся о собственный бак с водой.

Не успев возблагодарить каких-либо богов за эту удачу, я подхватил его, бросился к Поливиноселу с Алисой и с размаху обрушил бак Ослу на темя. Тот беззвучно обмяк. Я отшвырнул бак и наклонился к Алисе:

– С вами все в порядке?

– Д-да, – всхлипнула она и уткнулась носом в мое плечо.

Я решил, что она скорее испугалась и разозлилась, чем была всерьез изнасилована. Я потрепал Алису по плечу – кожа у нее оказалась восхитительно гладкой – и погладил по длинным черным волосам, но рыдания продолжались.

– Грязный скот! Сначала он погубил мою сестру, а теперь ко мне подбирается!

– Что?

Она подняла голову – вернее, опустила, ибо была на дюйм, а то и два выше меня.

– Пегги – моя сводная сестра, дочь моего отца от первого брака. Ее мать потом вышла замуж за полковника Рурка. Но мы всегда были близки.

Я хотел бы порасспросить ее, но другие дела требовали моего внимания.

Перевернув Поливиносела на спину, я убедился, что сердце бьется. Из раны на затылке сочилась обыкновенная красная кровь, а не ихор, которому положено течь в жилах божеств.

– Первая группа, – прокомментировала Алиса. – Как и была. За него не беспокойтесь. Он заслуживает смерти. Скудоумный, донжуанистый оглоед, который втянул мою сестру в...

Не закончив фразы, она застыла с открытым ртом. Я проследил ее взгляд и увидел, как растекается по земле наша вода.

Вновь я ощутил острый приступ жажды – чисто психологической, но от того, что я это сознавал, во рту не стало менее сухо.

– Так вдруг пить захотелось! – прохрипела Алиса, схватившись за горло.

– Ничего не поделаешь, – ответил я, – пока не найдем источник незараженной воды. А чем дольше мы тут стоим, тем сильнее будем хотеть пить.

Бак был пуст. Нагнувшись, чтобы удостоверить сей печальный факт, я заметил у кустов нечто белеющее. Это оказались мои зубы. Повернувшись к Алисе спиной, я водрузил их на .место и, чувствуя себя несколько увереннее, напомнил ей, что пора отправляться в путь.

Так мы и поступили. Разговоры Алисы все еще вертелись вокруг воды.

– Должны же здесь оставаться колодцы или ручьи, куда не просочилась зараза. Ведь Хмель течет только в реке, так?

– Если бы я был в этом уверен, то не стал бы брать с собой бак, ехидно ответил я.

Она открыла рот, чтобы возразить, но тут мы услыхали голоса впереди, увидели пламя приближающихся факелов и поспешно спрятались в кустах.

Идущие по тропе громко распевали. Мелодию они позаимствовали из "Боевого Гимна Республики", но текст был на сильно исковерканной латыни ударения приходилось расставлять там, где того требовала музыка; впрочем, пришельцев это не беспокоило. Вряд ли хоть один из них понимал, что поет.

Orientis partibus Adventavit Asinus, Pulcher et Fortissimus, Sarcinis Aptissimus[Со стороны рассвета возносится Осел, прекрасный и мощнейший, к почитанию наиболее подобающий (лат.).].

Orientis partibus Adventavit... ай-и-и-и!!!

Толпа завернула за поворот тропы и наткнулась на своего истекающего кровью бога.

– Пошли отсюда, – прошептала Алиса. – Если поймают, разорвут в клочья!

Я, однако, хотел остаться и понаблюдать за этими людьми, чтобы по их поведению выработать правильную линию общения с туземцами. Алиса согласилась со мной. Несмотря на нашу обоюдную неприязнь, я должен был признаться, что ума и смелости ей не занимать. А для нервозности у нее были серьезные причины.

Толпа повела себя не так, как я рассчитывал. Вместо того чтобы причитать и плакать, они сбились в кучу, явно не зная, что делать. Сначала я ничего не мог понять, но несколько брошенных фраз прояснили причину столь странного поведения – они просто опасались вмешиваться в дела полубога, даже такого полу-, как Поливиносел.

Их нерешительность только подчеркивалась молодостью – среди них не оказалось ни одного старше двадцати пяти, и все были великолепно сложены.

На тропе позади нас кто-то громко затрещал ветками. Мы с Алисой подпрыгнули от неожиданности. Ослопоклонники пустились наутек, как стая перепуганных кроликов. Мне хотелось присоединиться к ним, но я остался, лихорадочно молясь в душе, чтобы это не оказалось еще одно невообразимое чудище.

Но это был всего-навсего обнаженный туземец, тощий и высокий, с длинным тонким носом, похожий на преподавателя колледжа. Сходство усиливалось тем, что нос он уткнул в книгу. Я уже говорил, что при свете луны можно было свободно читать, но, правду сказать, не ожидал, что кто-то так и сделает.

Ученую внешность некоторым образом портила висящая у него на плечах мертвая белка размером с колли. Наверное, туземец возвращался с охоты, хотя я никогда прежде не слышал, чтобы на белок охотились ночью. Да и оружия у него не было.

Удивительно было все, кроме размеров белки – я уже видывал снимки огромных зверей, сделанные в пограничных участках Зоны.

Меня интересовало, что туземец предпримет, заметив Поливиносела. Но тот разочаровал меня. Подойдя к распростертому телу, он, нисколько не колеблясь и ничем не показывая того, что зрит бога, спокойно переступил через его вытянутые ноги и последовал дальше, не поднимая носа от страниц.

Я взял Алису за руку.

– Пошли за ним!

Мы следовали за чтецом примерно с полмили, прежде чем я решился окликнуть его. Он остановился, опустил белку на землю и спокойно подождал нас.

Я спросил у него, не заметил ли он лежащего на тропинке Поливиносела.

Незнакомец недоуменно покачал головой.

– Я видел, как вы через него переступили, – заметил я.

– Я ни через кого не переступал, – уверенно ответил ученый. – Тропинка была совершенно свободна. – Он пригляделся ко мне. – Вы, как я вижу, новичок. Наверное, только-только попробовали Хмель. Иногда поначалу он вызывает странные ощущения и видения. Понимаете, чтобы привыкнуть к нему, нужно время.

Тут я возражать не стал, зато в отношении Поливиносела решил поспорить. Стоило мне упомянуть это имя, как ученый просиял, улыбнулся покровительственно и осмотрел меня поверх своего носа.

– О, мой друг, знаете ли, не следует верить всему, что слышишь. Только из-за того, что большинство, которое всегда невежественно и глуповато, предпочитает объяснять новое в терминологии древних суеверий, разумному человеку вроде вас нет никакой нужды принимать все это на веру. Я предложил бы вам отбросить все, что слышите, – за исключением" разумеется, того, что говорю вам я, – и полагаться в дальнейшем только на способность логически мыслить, которой вы, к вашему счастью, наделены от рождения и которую развили, обучаясь в университете, при условии, разумеется, что учреждение, которое вы посещали, не было лишь тренировочным залом для членов Торговой палаты, клуба Ротарианцев, Любителей старины, Рыцарей Колумба, равно как "Оленей", "Лосей", "Львов" или каких-либо других диковинных зверей. Я едва ли...

– Но я же видел Поливиносела! – повторил я раздраженно. – И если бы вы не подняли ногу вовремя, то споткнулись бы о него!

Он еще раз одарил меня покровительственной улыбкой:

– Ну, ну! Самовнушение, массовая галлюцинация и все такое. Скорее всего вы – жертва гипноза. Поверьте мне, в этой долине хватает удивительного. Нельзя позволять, чтобы тебя одурачил первый встречный шарлатан, у которого есть простое – пусть и надуманное – объяснение происходящему здесь.

– А каково ваше объяснение? – парировал я.

– Доктор Дурхам изобрел какую-то машину, вырабатывающую неизвестное вещество, которым он сейчас наполняет воды реки Иллинойс. А со временем, мы надеемся, и воды всего мира. Одно из присущих ему свойств – разрушение многих общественно и психологически обусловленных рефлексов, которые некоторыми обозначаются как сдерживающие начала, нравы или неврозы. Оно и к лучшему. Кроме того, вещество оказалось универсальным антибиотиком и стимулятором – какова комбинация! – не говоря уже о многом другом, что я не всегда одобряю. Тем не менее я должен признаться, что профессору удалось разделаться с такими общественными и политико-экономическими структурами и факторами, как заводы, магазины, больницы, школы, – которые до сих пор посвящали почти все свое время и энергию производству кретинов-недоучек, – а также покончить с бюрократией, автомобилями, церквями, кино, рекламой, самогоноварением, мыльными операми, армией, проституцией и другими бесчисленными институциями, которые до недавнего времени считались совершенно необходимыми. К несчастью, инстинкт рационализации в человеке подавить трудно, как и стремление к власти. А потому мы имеем шарлатанов, выдающих себя за пророков, основывающих разнообразные религии и привлекающих народные массы во всей их идиотской простоте и трогательной жажде ухватиться за любое объяснение неизвестного.

Мне хотелось ему поверить, но я прекрасно знал, что у профессора не было ни умения, ни средств для того, чтобы построить такую машину.

– А как же в простонародье объясняют появление Хмеля? – осведомился я.

– Никак; для них источником Хмеля является Бутылка, – ответил Здравомыслящий. – Они божатся, что Дурхам черпает силы из этой Бутылки, которая по описанию есть не что иное, как самая обычная бутылка из-под пива. Некоторые, правда, утверждают, что на ней имеется in stiacciato[Точечным рельефом (ит.). ] изображение быка.

Лоб мой покрылся испариной. Значит, это все-таки мой подарок! А я-то считал, что это лишь безобидный розыгрыш моего обаятельного и старомодного профессора античной литературы!

– Вся эта история, видимо, связана с его фамилией, – поспешил я заметить. – Студенты частенько называли его "Быком". И не только потому, что его фамилия Дурхам[ Порода крупного рогатого скота. ]. Жена водила его за собой, как за кольцо в носу, и...

– В таком случае он своих студентов одурачил, – сказал Здравомыслящий. – Потому что за его кроткой и покорной наружностью скрывался призовой бык, настоящий жеребец, похотливый старый козел. Не знаю, известно ли вам, но он содержит множество нимф в своем так называемом Цветочном дворце, не говоря уже о прекрасной Пегги Рурк, известной ныне как...

– Так она жива! – выдохнула Алиса. – И живет с Дурхамом!

Здравомыслящий поднял брови.

– Ну, это зависит от того, слушать этих шарлатанов или нет. Некоторые из них утверждают, что она каким-то таинственно-мистическим образом преобразилась – размножилась, как они говорят, – являясь каждой из нимф в серале Махруда и в то же самое время не будучи ни одной из них, и пребывает лишь в виде сущности. – Он покачал головой. – Ох уж мне эти рационализаторы, не могут не создавать себе богов и теологии.

– А кто такой Махруд? – спросил я.

– Да просто Дурхам наоборот. Знаете ли, в любой религии есть запрет на упоминание истинного имени бога. Тем не менее я полагаю, что такое имя ему придумали эти жулики-болтологи – главным образом потому, что не в состоянии произнести его нормально. А остальные настаивают, что добожественное имя смешивать с истинным не следует. Вот и прилипла кличка, вероятно, из-за восточного колорита, в представлении этих скудоумцев – мистического.

Разведданных набралось столько, что я в них совершенно запутался.

–А сами вы когда-нибудь видели Махруда?

– Нет, и не увижу. Эти так называемые боги просто не существуют – не более чем Аллегория или Осел. Человек в здравом уме в них не поверит. К несчастью, Хмель, несмотря на многие его восхитительные свойства, склонен делать людей нелогичными, нерациональными и подверженными внушению. – Он постучал себя по лбу. – Я же принимаю все его положительные качества и отвергаю остальное. И вполне счастлив.

Вскоре мы вышли на проселок, который я узнал.

– Тут и до моего дома недалеко, – сообщил Здравомыслящий. – В гости не заглянете? На ужин будет белка и сколько угодно Хмеля из колодца во дворе. Ко мне придут друзья, и до начала оргии мы сможем провести время в интеллектуальной беседе. Увидите, мои друзья весьма интересные люди -все сплошь атеисты и агностики.

Я содрогнулся при мысли, что мне предложат ненавистное пойло.

– Мне очень жаль, – как можно убедительнее произнес я, – но нам пора. Но не удовлетворите ли вы мое любопытство и не скажете ли, как вам удалось поймать эту белку?

– Кант, – ответил он, помахав книгой.

– Не вижу никакого кантика, – удивился я.

– Да нет. Не тот, который кант, а тот, который Иммануил Кант. Видите ли, Хмель необычайно стимулирует рост некоторых животных. Но более того – я не сомневаюсь, что он воздействует также на их нервную систему. Они ведут себя куда разумнее, чем прежде. Сочетание увеличения размеров мозга и изменения структуры нейронных сетей, полагаю. Но, какова бы ни была причина, Хмель наилучшим образом воздействует на грызунов. Оно и к лучшему. Замечательный, знаете ли, источник пищи... Я обнаружил, – продолжил он, заметив мое растущее нетерпение, – что нет никакой необходимости ни в винтовке, которая все равно в этих местах не стреляет, ни в луке и стрелах. Нужно только найти место, изобилующее белками, сесть под дерево и читать вслух. Покуда охотник занимается самообразованием и развлекается, привлеченная монотонным голосом белка медленно спускается с дерева и подползает все ближе. Обращать на нее внимание не следует – нужно читать дальше. Любопытный зверек садится совсем рядом, медленно помахивая пушистым хвостом и вперившись в читающего черными глазищами. Через некоторое время остается лишь встать, закрыть книгу и подхватить белку, которая к тому времени уже полностью впадает в транс, из которого не выходит, даже когда приносишь ее домой и перерезаешь ей глотку. Опытным путем я определил, что наилучшие результаты дает чтение "Критики чистого разума". Это их просто глушит. А вот кроликов почему-то легче всего прельстить "Тропиком Козерога" Генри Миллера. Во французском переводе, разумеется. Один мой приятель рассказывает, что для ловли птиц лучше всего подходит "Дианетика" Хаббарда, но, знаете ли, надо и совесть иметь. Я лично ловлю фазанов и гусей с помощью "Трех примеров к теории сексуальности".

Мы подошли к дому Здравомыслящего и распрощались с ним. Потом, ускорив шаг, одолели несколько миль по усыпанной гравием дороге, пройдя мимо множества в большинстве своем покинутых ферм. Некоторые сгорели, и обитатели попросту перебрались в амбары. Или, если и амбары выгорели дотла, соорудили себе шалаши.

– Фотоснимки с армейских аэростатов показывали, что в городе сгорело много домов, – сказал я. – А улицы буквально заросли травой. Я-то недоумевал – куда же делись погорельцы? Теперь понятно. Они стали жить, как дикари.

– А почему бы и нет? Похоже, им вовсе не приходится трудиться в поте лица своего, чтобы жить в достатке, – заметила Алиса.– Я обратила внимание, что нас совсем не кусают комары. Значит, всякий гнус, должно быть, уничтожен. Санитария тоже не доставляет обитателям этой долины особого беспокойства – Хмель убивает любые болезнетворные микробы, если верить этому просветителю белок. Бумажного и жестяного мусора у них не так много, чтобы его вывоз стал проблемой. И все они кажутся очень счастливыми и гостеприимными. Нам раз за разом приходится отклонять предложения перекусить и выпить Хмельку. И даже, – добавила она со злорадной улыбкой, поучаствовать потом в оргиях. Похоже, что ныне это весьма респектабельное слово. Я не преминула обратить внимание на то, как одна красавица-блондинка на предыдущей ферме пыталась затащить вас за сарай. Признайтесь, за пределами Зоны такое вряд ли могло случиться.

– Может быть, я и лыс, – взвился я, – но не настолько, черт возьми, уродлив, чтобы в меня не могла влюбиться симпатичная девушка. Жаль, у меня нет при себе фотографии Бернадетты. Мы с ней как раз собирались объявить о помолвке. Ей всего лишь тридцать лет и...

– А зубы у нее все на месте?

– Абсолютно все, – отпарировал я. – Осколок снаряда не угодил ей в челюсть, а остатки верхних зубов не выпали из-за инфекции, потому что под рукой не было антибиотиков, когда ураганный огонь противника не давал высунуться из окопов в течение пяти суток... – Меня трясло от злости.

– Дэн, – смущенно пробормотала Алиса, – извините. Я не хотела.

– И не только это, – продолжал я, не обращая внимания на ее извинения. – Что вы на меня взъелись? Оставим в покое мои зубы, волосы и тот факт, что именно я, а не кто-то другой, додумался до этого фокуса с условным рефлексом, а мое начальство – включая президента – достаточно высоко оценило мои способности, чтобы послать в эту Зону без поддержки десяти тысяч прокладывающих дорогу морских пехотинцев. Если уж на то пошло, вас-то почему сюда заслали? Потому что ваш папочка-генерал решил наскрести за мой счет немножко славы для вас и себя? Уж если это не паразитизм военных – то что тогда? И больше того...

Я неистовствовал и всякий раз, когда она открывала рот, заглушал ее протесты ревом. Я сам не соображал, как ору, пока не заметил, что за нами внимательно наблюдают стоящие посреди дороги мужчина и женщина. Я тут же заткнулся, но было поздно.

– Чего это вы так ругаетесь, новенькие? – спросил мужчина, когда мы подошли. – Вот, глотните. Прекрасное средство. Как раз для вас. Здесь, на земле Махруда, мы позабыли, что такое грубость.

– Нет, спасибо, – отказался я и попытался было их обойти, но женщина, брюнетка, являвшая собой нечто среднее между Джейн и Лиллан Рассел, обняла меня за шею и заявила: – Ну, пойдем, лысенький. Ты такая лапочка. Выпей и идем с нами. Мы держим путь на ферму Джонси, на праздник Плодородия. Там будет сам Поливиносел. Он снизошел до того, что согласился ночью повеселиться с нами, простыми смертными. И ты можешь любиться со мной для блага урожая. Я, видишь ли, одна из нимф Поли.

– Прошу прощения, – вывернулся я, – но мне нужно идти.

И тут я почувствовал, как что-то теплое потекло по моему черепу. Я не сразу понял что, но запах подсказал мне.

Это был Хмель! И я отреагировал со всеми отвращением и ужасом, которые порождал рефлекс. Я оторвал от себя девицу и швырнул ее в поливавшего меня Хмелем мужчину, так что оба упали. Не дожидаясь, пока они поднимутся, я схватил Алису за руку, и мы понеслись по дороге.

Пробежав добрую четверть мили, я задыхаясь вынужден был перейти на шаг. Сердце мое старалось продолбить грудную клетку, а голова разбухала, соперничая со сводом небес. К такому резвому бегству приседания по утрам меня не подготовили. Впрочем, я приободрился, заметив, что Алиса, молодая и сильная, пыхтела едва ли не громче меня.

– Они нас не преследуют, – прохрипел я. – Знаете, мы так легко проникли в глубь Зоны, что я понять не могу – что мешает колонне морских пехотинцев пройти сегодня ночью той же дорогой? Может, было бы разумнее атаковать именно таким образом?

– Мы пытались уже четырежды, – ответила Алиса. – Два раза днем и два ночью. Первые три колонны промаршировали в Зону и не вернулись. Что произошло с последней, вы видели.

Некоторое время мы шли молча. Затем я не выдержал:

– Послушайте, Алиса, я тут вышел из себя и едва нас не погубил. Давайте договоримся не ворошить былого и начнем сначала, по-хорошему?

– И не мечтайте. Скандалить я не стану, но не позволю ни малейшего панибратства. Для того чтобы понравиться мне, вам нужно накачать меня Хмелем до ушей, но и то весьма сомневаюсь.

Я промолчал, решив держать рот на замке, даже если лопну от злости.

Ободренная – или же заинтригованная – моим молчанием, она заговорила снова: – Вполне возможно, что попробовать Хмель нам все же придется. Воду мы разлили, и если вам хочется пить так же, как и мне, нами можно осушать болота. Впереди у нас все четырнадцать, а то и двадцать часов без воды, и все это время мы будем находиться на ногах. Что произойдет, если без воды ним не выжить, а напиться можно только из реки? Ведь отравой это пойло не является.

Доподлинно известно, что мы станем совершенно счастливыми. Именно в этом-то и самое худшее. Этот Хмель, или вещество X, как его ни назови, самый коварный из всех когда-либо изобретенных людьми наркотиков. Привыкшие к нему не просто испытывают, как мы видим, полное счастье.

Употребление Хмеля приносит им немало благ.

Я не смог сдержаться.

– Это предательские речи.

– Отнюдь нет, мистер Темпер. Всего лишь факты.

– Мне это не нравится!

– Почему вы так злитесь?

– Почему? – переспросил я холодно. – У меня нет причин стыдиться этого. Мои родители были наркоманами. Отец умер в больнице для бедных. Мать вылечили, но она погибла при пожаре, когда загорелась кухня ресторана, где она работала. Обоих похоронили на старом Мелтонвилльском кладбище на самой окраине Наспина. В молодости я частенько наведывался к их могилам по ночам и выл на звезды, потому что несправедливый Господь позволил им умереть столь позорно, по-скотски. Я...

– Мне очень жаль, Дэн, – тихо, но твердо перебила меня Алиса, – что с вами случилось такое. Но вам не кажется, что ваш рассказ отдает мелодрамой?

Я тут же унялся.

– Вы правы. Просто мне показалось, что вы пытаетесь меня поддеть, и я...

– И вы захотели обнажить передо мной душу? Нет, Дэн, благодарю. Достаточно и того, что нам пришлось обнажить тела. Я не хотела причинять вам боль, но сравнивать прежние наркотики и этот Хмель просто невозможно.

– Что, у тех, кто его пьет, не заметно признаков вырождения? А вы точно знаете, что их нет? Разве можно сделать выводы на основе столь кратких наблюдений? И если все здесь так здоровы, милы и счастливы, то почему Поливиносел попытался вас изнасиловать?

– Я нисколько не намерена защищать этого ишака, – отозвалась Алиса. Но, Дэн, неужели вы не улавливаете изменений, которые произошли в воцарившейся здесь духовной атмосфере? Тут, похоже, нет барьеров, разделяющих людей на мужчин и женщин, и они поступают друг с другом так, как им того хочется. У них отсутствует даже чувство ревности. Из слов той брюнетки совершенно ясно, что Поливиносел выбирает себе женщин, и никто не против. Он, вероятно, считал само собой разумеющимся, что я захочу покувыркаться с ним в травке.

– Ладно, ладно. Но это все равно мерзко. Я понять не могу, почему Дурхам сделал его богом плодородия, если так ненавидел?

– А что вам известно о Дурхаме? – отпарировала Алиса.

Я рассказал, что Дурхам был невысоким, лысым толстячком с лицом ирландского лепрекона[Ирландская разновидность "маленького народца". Уродливы, хитры, жадны, питают склонность к пакостным розыгрышам, но к людям довольно доброжелательны. Пойманный лепрекон откупается, указав дорогу к своему горшку с золотом (нередко фальшивым). ], которого жена так заклевала, что стали видны дырки, что у него была душа поэта, неодолимая привычка цитировать древнегреческих и латинских классиков, страсть к каламбурам и нескрываемое желание издать свою книгу эссе "Золотой Век".

– Как по-вашему, он мстителен? – поинтересовалась она.