Текст книги "Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход"
Автор книги: Филип Хосе Фармер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
Фаербрасс встал, собираясь уйти.
– Я поговорю с Иоанном, – сказал Сэм, – но он упрям как миссурийский мул.
– Я боюсь, что мы можем расстаться врагами, – ответил посол. – И только из-за того, что один человек не мог удержаться от оскорблений. Мне не хотелось бы прерывать нашу торговлю, так как это будет означать крушение всех ваших планов с пароходом.
– Поймите меня правильно, синьоро Фаербрасс, – сказал Сэм. – Мои слова – не угроза, а предупреждение. Мы не остановимся ни перед чем. Нам нужен этот алюминий! И если вы не отдадите его по-хорошему, мы пойдем на вас войной и силой возьмем все, что пожелаем.
– Я вас понял, – ответил Фаербрасс. – Но вы зря считаете Хакинга властолюбивым интриганом. Он мечтает только об одном – построить мощное и хорошо укрепленное государство. Он хочет, чтобы граждане нашей страны наслаждались жизнью в среде единомышленников и собратьев по духу. Другими словами, Хакинг хочет создать страну для черных.
– Да уж… – пробормотал Сэм.
Молчание затянулось, и Фаербрасс направился к выходу.
– Одну минуту, – окликнул его Клеменс. – Скажите, а вы читали «Гекльберри Финна»?
Фаербрасс обернулся:
– Конечно. Когда я был ребенком, она мне очень нравилась. И я получил огромное наслаждение, перечитав ее однажды в студенческие годы. Как и каждое произведение, она имела свои недостатки, но это действительно хорошая и добрая книга.
– И как вы относились к тому, что Джима называли ниггером?
– Видите ли, я родился в 1975 году на ферме близ Сиракьюс, штат Нью-Йорк. К тому времени многое изменилось. Ферма первоначально принадлежала моему прапрапрадеду, который, убежав из Джорджии в Канаду, отработал несколько лет на строительстве железных дорог, а затем, после Гражданской войны, вернулся в Америку. Лично меня не задевало то слово, которое вы использовали в своей книге. Я знал, что в ту эпоху негров в открытую называли ниггерами и все считали это оскорбительное слово вполне приемлемым и обычным! Вы изображали людей и их речь такими, какими они были в действительности, но ваша книга привлекала меня своей этической основой – я имею в виду внутренний конфликт между гражданским долгом и чувствами Гека к Джиму, его победу над расовыми предрассудками того времени. В целом эта книга являлась обвинительным приговором рабскому и полуфеодальному обществу на Миссисипи – обществу суеверий и всех тех глупостей, которые существовали в тот период истории. Так отчего же мне на вас обижаться?
– А почему тогда…
– Вам не понравился выпад Абдуллы? Кстати, его настоящее имя – Джордж Роберт Ли. Он родился в 1925 году, а Хакинг, если помните, в 1938-м. В то время черные были ниггерами для многих белых – хотя и не для всех. Испив страданий и слез, негры решили обрести гражданские права с помощью насилия. Оно стало основой их мировоззрения и ответом на пренебрежительное отношение белых. Вы умерли в 1910 году, верно? Но вам, вероятно, рассказывали о том, что происходило дальше?
Сэм кивнул.
– В это трудно поверить, – задумчиво произнес он. – Бунт против насилия! Нечто подобное происходило и при моей жизни. Но, на мой взгляд, апофеозом народного возмущения были, да и остались, нью-йоркские демонстрации времен Гражданской войны. Что касается двадцатого века, то я не могу представить себе эту распущенность и свободу нравов.
Фаербрасс весело рассмеялся:
– Однако сейчас вы живете в обществе, которое, с точки зрения девятнадцатого века, является еще более свободным и распущенным. Тем не менее вы к нему привыкли.
– Наверное, вы правы, – ответил Сэм. – Две недели абсолютной наготы после Дня Воскрешения доказали, что люди уже никогда не вернутся к прежним догмам морали – во всяком случае, в отношении обнаженного тела. А сколько закостеневших идей было повергнуто в прах неоспоримым фактом воскрешения! Но команда твердолобых по-прежнему с нами, и живой тому пример ваши ваххабиты.
– Синьоро Клеменс, вы находились в рядах первых либералов и во многом опережали свое время. Вас знают как обличителя рабства и борца за равноправие. Даже здесь, в Пароландо, составляя Хартию вольностей, вы настояли на политическом равенстве для всех рас, народов и обоих полов. Я заметил, что недалеко от вашей хижины живет семейная пара – черный мужчина и белая женщина. Скажите честно, вас не возмущает подобное явление?
– Если честно, то да, меня это расстраивало, – ответил Клеменс, выпустив изо рта густой клуб дыма. – Говоря по правде, это почти убивало меня! Дело в том, что разум человека и его рефлексы – две разные вещи. Я ненавижу это деление, но оно существует помимо моей воли. Однако мне и в голову не приходило вмешиваться в их личную жизнь. Мы познакомились, а затем стали добрыми соседями. Прошел год, и мое неприятие этой супружеской пары исчезло – вернее, почти исчезло. Я верю, что со временем оно вообще пропадет.
– В отличие от таких либералов, как вы, молодежь конца двадцатого века не волновалась бы по такому поводу. Мы приняли равенство сердцем, а не умом.
– Вы хотите сказать, что мой случай безнадежен? – спросил Сэм. – И что тесемочки благих намерений не удержат груза накопленных предрассудков?
– Держитесь курса, старина, – ответил Фаербрасс, перескочив на английский язык – вернее, его вариант. – Отклонение на два градуса – это лучше, чем полный разворот Ключ на старт, и все дела!
Он ушел. Сэм остался один. Докурив сигару, Клеменс встал, вышел из дворца и отправился к себе домой. По дороге ему встретился Герман Геринг. Голова проповедника по-прежнему была обмотана полотенцем, но лицо стало менее бледным, а глаза – не такими странными.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Сэм.
– Еще неважно, но я могу уже понемногу ходить. Правда, временами в голову впивается адская боль, будто невидимый молоток вбивает в мозг раскаленные гвозди.
– Я не любитель людских страданий и поэтому хочу вас предостеречь, – сказал Клеменс. – Вы можете избежать крупных неприятностей и еще больших мук, если соблаговолите покинуть Пароландо.
– Вы мне угрожаете?
– Нет. Я не сторонник агрессивных действий. Однако здесь есть немало людей, которые под горячую руку могут разорвать вас на части или просто утопить в Реке. Ваши проповеди действуют всем на нервы. Они противоречат духу и целям, которые объединяют нашу страну. Пароландо – это государство, которое строит пароход! И мы гордимся поставленной задачей! Да, мы провозгласили свободу слова. И каждый наш гражданин, выражая свое мнение, находится при этом под защитой закона. Но, читая свои проповеди, вы намеренно подталкиваете людей к преступлению. А я не желаю наказывать их за вынужденную оборону от вашей нескончаемой болтовни. Одним словом, мы решили, что вы уже выполнили свой христианский долг и можете удалиться с нашей территории. Тем самым вы сделаете воистину праведное дело, перестав побуждать добродетельных мужчин и женщин к свершению насилия.
– Я не христианин, – мрачно ответил Геринг.
– Меня восхищают люди, которые могут признаться в этом. И я еще не встречал проповедника, который бы вот так просто говорил подобные вещи.
– Синьоро Клеменс, в свое время я читал ваши книжки – сначала на немецком, потом на английском. Но ветреность, шутки и даже мягкая ирония не приведут нас к взаимному пониманию. Да, я не христианин, хотя и стараюсь придерживаться лучших заповедей Христа. Я – миссионер Церкви Второго Шанса. Как вы знаете, все земные религии дискредитировали себя, и им нет места в этом новом мире. Наша церковь стала первой религией, которая расцвела на кладбище духовного наследия Земли. И только она может выжить в создавшихся условиях…
– Избавьте меня от своих лекций, – взмолился Сэм. – Я уже устал от вас и ваших предшественников. Неужели вам не ясна моя позиция? Из чистого дружелюбия и желания уберечь вас от беды я советую вам убраться отсюда – причем немедленно! Иначе вас просто убьют!
– Ну и что? Тогда я проснусь на рассвете где-нибудь в другом месте и понесу слово Истины тем, кто должен его услышать. И ныне и присно во веки веков алой кровью мучеников сеялась церковь! И убивающие нас станут той дланью, которая бросит семена Истины на новые целинные земли. Так пусть же наши убийцы распространяют веру вверх и вниз по Реке! Через смерть свою мы понесем людям весть о вечном спасении!
– В таком случае мне остается пожелать вам счастливого пути, – проворчал Сэм, переходя на английский, как часто поступал в минуты раздражения. – Но скажите, вас не тревожит тот факт, что шансеров убивают все больше и больше? Вы не боитесь однажды остаться без тела?
– Что вы имеете в виду?
– Вашу доктрину, мистер Геринг.
Заметив недоуменный взгляд собеседника, Клеменс вновь перешел на эсперанто:
– Одна из ваших основных догм, если я не ошибаюсь, утверждает, что этот мир является преддверием вечной жизни. Воскрешенному человечеству якобы дано ограниченное время, которое многим кажется долгим – особенно если они не находят здесь счастья. Вы принимаете без всяких доказательств некий аналог души, который называете психоморфом, верно? Немного похоже на Ка египтян. Вам пришлось ввести такое понятие, чтобы объяснить сохранение человеческой личности. Без души умерший человек являлся бы мертвецом, даже если бы его заново воспроизвели и оживили. Второе тело представляло бы собой точную репродукцию, а «лазари», наделенные разумом и воспоминаниями умерших людей, оставались бы, мягко говоря, живыми дубликатами. Они, конечно, могли бы считать себя теми, кого изображали, но настоящего земного человечества больше не существовало бы.
Вы решили эту проблему, приняв концепцию души – или психоморфа, если вам угодно. Сущность, рожденная вместе с телом, сопровождает его, регистрирует и запоминает все, что происходит с ним на протяжении жизни. Когда плоть умирает, это бестелесное Ка продолжает свое существование. Оно уносится в некоторое четвертое измерение, которое нельзя увидеть глазами из протоплазмы и обнаружить механическими приборами. Я правильно говорю?
– Довольно близко к истине, – ответил Геринг. – Представлено грубо, но вполне удовлетворительно.
– Итак, в качестве основного постулата вы приняли концепцию души, продолжив тем самым традицию христианства, мусульманства и прочих религий. Однако, отвергая ад и небеса, вы заявляете, что до Воскрешения людские души попадали в некое четырехмерное чистилище. Они пребывали бы там вечно, если бы не вмешательство других существ – гипотетических инопланетян из более древнего цивилизованного мира. Эти сверхразумные существа появились на Земле в те времена, когда людей еще не существовало. Фактически они посетили каждую планету во Вселенной, на которой могла бы возникнуть разумная жизнь.
– Вы выражаете эту мысль не совсем точно, – сказал Геринг. – Мы утверждаем, что в каждой галактике имеется одна или несколько планет, населенных древними цивилизациями. Сверхразумные существа обитали и в нашей галактике. Пока мы не знаем, зародились ли они здесь или прилетели из других, ныне погибших вселенных. Но бесспорно одно – эти космические мудрецы предвидели разумную жизнь на Земле. Они оставили на нашей планете устройства, которые с первых дней человеческой истории начали собирать информацию и улавливать души умерших людей. По воле наблюдателей мы не могли обнаружить их приборы своими чувствами.
В определенное время эти Древние, как мы их называем, переслали наши души в какое-то особое место. По произведенным записям их механизмы преобразовали энергию в материальную плоть и воссоздали погибшее человечество. Информация о людях была воплощена в молодые здоровые тела, которые могли разрушаться и вновь воскресать в подготовленном для них, новом мире.
Психоморфы притягиваются к своим протоплазменным близнецам. При воспроизведении мертвого тела свободное Ка присоединяется к нему, и человек вновь начинает жить. Даже при сотой смерти и дубликации тела наше Ка не теряет своего осознания, разума и воспоминаний о прошлых воплощениях. Таким образом, существование людей не сводится к последовательному созданию копий. Благодаря записям всего того, что происходило с предыдущими телами Ка, наши личности сохраняют свою идентичность.
– Минутку! – воскликнул Сэм, взмахнув рукой и едва не ткнув кончиком сигары в щеку Геринга. – Давайте кое-что уточним! На прошлой проповеди вы утверждали, что человек не может быть убит и воскрешен бесчисленное количество раз. Вы говорили, что через пару сотен воскрешений смерть наступает окончательно и бесповоротно. При многократном умирании связь между телом и Ка ослабевает; дубликация тела уже не вызывает присоединения психоморфа, и Ка начинает блуждать по призрачным лабиринтам четвертого измерения. Оно становится призраком, потерянной душой, а затем и вовсе исчезает.
– В этом суть нашей веры, – ответил Геринг. – И мы провозглашаем ее Истиной, поскольку знаем, что она верна.
Сэм удивленно поднял густые брови:
– Вот как? И откуда же вы это знаете?
– Наш основатель получил ее из первых рук, примерно через год после того дня, как все человечество восстало из мертвых. Однажды ночью он молился об откровении на высоком горном уступе. И к нему пришел человек, который рассказал и показал такое, о чем не ведал еще ни один землянин. Этот мужчина был посредником Древних, и, раскрыв Истину, он велел нашему основателю идти и проповедовать доктрину Второго Шанса.
Я считаю термин «Второй Шанс» не совсем удачным. На самом деле это первая наша возможность. Там, на Земле, мы никогда не имели доступа к вечной жизни, так как земное бытие служило лишь прелюдией к миру Реки. Создатель сотворил Вселенную, и Древние сохранили все то живое, что появилось на свет по воле великого Бога. Да, они сохранили всех живых существ. Однако спасение ожидает только людей! Нам дан единственный и долгожданный Шанс! И ныне каждый из нас может пойти навстречу вечной жизни!
– Если только вступит в Церковь Второго Шанса, – добавил Сэм. – Вы ведь так кончаете свои проповеди, верно?
Ему не хотелось иронизировать над миссионером. Но он не мог удержаться от насмешки.
– Во всяком случае, мы верим в это, – ответил Геринг.
– А ваш посланник Древних представил какие-нибудь верительные документы? – спросил Сэм.
При мысли о Таинственном Незнакомце его охватила легкая паника. Неужели это один и тот же этик? Или здесь ведут игру два опытных и хитрых стратега? Если верить словам Незнакомца, который направил сюда железно-никелевый метеорит и помог Джо Миллеру увидеть Башню в далеком и туманном полярном море, он был единственным отступником в среде этиков. Но кем же тогда являлся другой?
– Верительные документы? – спросил Геринг. – Бумаги от Бога? – Он засмеялся. – Наш основатель понял, что его гость не был простым человеком. Тот знал о нем такие вещи, о которых мог ведать лишь Бог или существо непостижимо высокого разума. Чтобы укрепить его веру, посредник Древних рассказал ему, как и по каким причинам людей воскресили к жизни. О многом он умолчал, намекнув, что некоторые подробности будут открыты нам позже. Но большую часть своего духовного предназначения мы должны узнать сами.
– А как зовут вашего основателя? – спросил Сэм. – Или вы этого не можете сказать? Неужели его имя открывается только посвященным?
– Никто не знает, как его зовут, – ответил Геринг. – И, честно говоря, нам это совершенно неинтересно. Сам он называл себя Виро или в переводе с эсперанто – Человеком. По-латински это звучало бы как Вир. В своем кругу мы называем его La Fondinto – Основателем, или La Viro – Человеком.
– Вы когда-нибудь встречались с ним?
– Нет. Но я знал двух людей, которые видели его. Один из них жил в той стране, где Ла Виро произнес свою первую проповедь – ровно через семь дней после беседы с посредником Древних.
– Но определение «La Viro» относится только к мужчине, верно?
– Да, конечно!
Сэм глубоко вздохнул и облегченно сказал:
– Вы сняли большую тяжесть с моего сердца. Если бы вашим основателем оказалась миссис Мэри Бейкер-Эдди[72]72
Основательница и проповедница так называемой христианской науки, жестоко высмеянная М. Твеном. (Примеч. ред.)
[Закрыть], меня бы скрутило от хохота и я мог бы умереть.
– Почему?
– Слишком долго рассказывать, – с усмешкой ответил Сэм. – Когда-то я написал о ней книгу, и теперь при нашей встрече она без колебаний сдерет с меня скальп – можете в этом не сомневаться. Как бы там ни было, ваши мрачные и таинственные объяснения напомнили мне эту милую и экстравагантную особу.
– Наше учение основывается на физических явлениях, и даже Ка, при правильном рассмотрении, не выходит за границы материальной реальности. Мы верим, что только наука – великая наука Древних – могла воскресить людей из праха, разрушив оковы небытия. За исключением веры в Бога, вы не найдете в наших доктринах ничего сверхъестественного. Все объясняется наукой и развитой технологией.
– Прямо как религия Мэри Бейкер-Эдди, правда? – спросил Сэм.
– Извините, но я не знаю ее.
– Так как же нам добиться спасения?
– Через любовь. А это, естественно, предполагает, что мы отказываемся от насилия – даже в целях самообороны. Мы верим, что истинная любовь возможна лишь при достижении трансцендентального состояния, которое приходит в процессе самопознания. Именно для этого нам и дается мечтательная резинка. Но люди злоупотребляют ею, как наркотиком, ибо привыкли злоупотреблять во всех своих делах.
– А вы сами обрели эту истинную любовь – что бы она там ни означала?
– Пока еще нет. Но я к ней обязательно приду.
– С помощью мечтательной резинки?
– Не только. Хотя она тоже помогает. Но помимо этого вы должны действовать – нести людям слово Истины и страдать за веру. Вы должны смирить свою ненависть и возлюбить людей.
– Так почему вы выступаете против моего парохода? Неужели только из-за того, что мы не разбиваем себе в молитвах лбы, а развиваем ту технологию, о которой вы так восхищенно говорили?
– Ваша цель не ведет к добру. Я прошу вас, посмотрите вокруг! Во имя чего вы опустошили страну и ввергли людей в искус алчности? На руках у них кровь, а в мыслях – предательство. Их души вопиют, утопая в ненависти и злобе! Так во имя чего все эти убийства, муки и слезы? Неужели только из-за того, что вам, Сэм Клеменс, захотелось получить новую игрушку – гигантский металлический пароход, колеса которого будет вращать электричество. Вы говорите о нем, как о чуде технологии, а я называю его кораблем глупцов! Допустим, вы поплывете к истокам Реки. Допустим, вы даже туда доберетесь. А что потом? Что вы будете делать дальше? Опомнитесь, мой друг! Опомнитесь! Ибо пора уже плыть к истокам своей души!
– Не надо судить о вещах, которых вы не знаете, – мрачно ответил Сэм.
Его убежденность куда-то испарилась, и перед глазами возникло видение: дьявол, присевший во тьме у изголовья постели, нашептывал ему в уши свои злокозненные речи. Но кто-то же шептал их и в ухо основателя церкви. И тут еще надо посмотреть, не по замыслу ли дьявола появился этот Второй Шанс. Его Таинственный Незнакомец назвался другом людей и сказал, что «дьяволами» являлись другие этики.
Впрочем, дьявол и должен был сказать что-то подобное этому.
– Неужели мои слова вообще не коснулись вашего сердца? – спросил Геринг.
Сэм шутливо похлопал ладонью по груди, прислушался и разочарованно покачал головой.
– До сердца еще не дошли, – сообщил он. – Но вот кишки мне уже от них скрутило!
Геринг стиснул кулаки и поджал губы.
– Осторожно, мой друг. Вы можете растерять свою любовь, – сказал Клеменс и двинулся прочь.
Маленькая победа не улучшила его настроения. Кроме того, у него действительно заболел живот. Сэма всегда мутило от непробиваемого ханжества – даже когда он мог над ним вволю посмеяться.
Глава 21
И вот наступил следующий день. Сэм Клеменс и Иоанн Безземельный спорили все утро. Наконец, устав взывать к рассудку и осторожности, Сэм не выдержал и закричал:
– Мы не можем допустить, чтобы Хакинг перекрыл нам поставку бокситов! Я не позволю остановить строительство парохода! Вы же делаете все, чтобы вызвать войну между нами и Душевным Городом! Это опасный путь, ваше величество!
Сэм шагал взад и вперед по комнате, сопровождая каждое слово взмахом большой сигары. Иоанн сидел в кресле, облокотившись о круглый стол, который стоял в центре недавно отстроенной «рулевой рубки». Джо Миллер устроился в углу на массивном табурете, сделанном специально для него. Закскромб, огромный монгол из палеолита, замер в выжидательной позе позади Иоанна.
Клеменс остановился и оперся кулаками о дубовую столешницу. Пригнувшись вперед и прикусив сигару в уголке рта, он нахмурил густые брови и сердито произнес:
– Вы уступили однажды, подписав в Раннимиде Великую хартию вольностей. Это был единственный порядочный поступок, совершенный вами за время правления – хотя, по словам некоторых историков, вы и тогда держали пальцы скрещенными. Так вот, пришла пора еще раз раскрыть карты, ваше величество. Если вы не извинитесь перед Абдуллой, я созову экстренное заседание Совета и поставлю вопрос о вашем пребывании на посту консула!
Иоанн смотрел на него почти минуту. Его усмешка превратилась в злобную гримасу.
– Меня не пугают ваши угрозы. Однако они лишний раз доказывают, что вы скорее ввергнете страну в гражданскую войну, чем пойдете на штурм Душевного Города. Я не понимаю этого безумия, но здравомыслящему человеку всегда нелегко осмысливать неразумные поступки. Поэтому во избежание бед я принесу свои извинения. Почему бы и нет? Короля лишь возвеличивает снисходительность к черни. А слова – они и есть слова. Пустое сотрясание воздуха.
Иоанн встал и, не прощаясь, вышел. Его огромный телохранитель последовал за ним.
Через десять минут Клеменсу доложили, что Иоанн посетил хижины послов и принес гостям свои извинения. Абдулла выслушал их с угрюмым видом, но, по-видимому, ему приказали смирить свою гордость.
Перед тем как фабричные сирены возвестили окончание обеденного перерыва, в «рулевую рубку» вошел Каубер. Он сел, не дожидаясь приглашения, и Сэм удивленно поднял брови, поскольку такого прежде не случалось. В поведении негра произошли какие-то неуловимые перемены, и, понаблюдав за ним несколько минут, Клеменс понял, что Каубер ведет себя как раб, который решил перечеркнуть свое рабское прошлое.
Каубер уже знал, что ему предстояло отправиться послом в Душевный Город. Он сидел, широко раскинув руки на поверхности стола, и выбивал пальцами какой-то напряженный ритм. Негр говорил на эсперанто, но, подобно многим, путал глагольные времена и для пояснения вставлял множество наречий.
Его группа опроса переговорила с каждым из трех тысяч ярко выраженных негров (у них возникла небольшая путаница с определением расы некоторых представителей доисторических народов). Треть из них согласилась перебраться в Душевный Город – в обмен на тех, кого Хакинг посчитал недостойными гражданства. Эта тысяча человек по большей части состояла из негров конца двадцатого века. Остальные же черные решили остаться в Пароландо. Они заявляли, что наличие работы создает им престиж, что им нравится быть на равных с белыми и что они мечтают оказаться в команде парохода.
Сэм подумал, что последнее обстоятельство, очевидно, сыграло решающую роль. Не он один видел чудесные сны о сказочном пароходе. Грезы о корабле и долгом путешествии по Реке проникали в умы многих мужчин и женщин. Они, как драгоценные камни, освещали серые будни людей и манили их светом далекой надежды.
Делегацию Душевного Города вновь пригласили в тронный зал для переговоров. Фаербрасс пришел последним. Как оказалось, он осматривал в ангаре аэроплан. Бывший космонавт отпустил несколько шуток по поводу старомодности и медлительности их машины, но по его лицу было видно, что он завидовал фон Рихтхофену.
– Не огорчайтесь, – сказал Сэм. – Мы дадим вам возможность полетать. Конечно, при условии, что вы задержитесь у нас на какое-то время.
Фаербрасс стал серьезным.
– Итак, джентльмены, какое решение вы приняли по поводу предложений нашего правительства?
Клеменс взглянул на Иоанна, и тот кивнул, предоставляя ему право ответа. Возможно, король надеялся, что все упреки и злость делегатов будут направлены в этом случае на Сэма.
– Мы сторонники демократии, – ответил Клеменс. – И мы не можем изгонять из страны своих граждан, если только на них нет вины за совершенное преступление. Таким образом, я считаю – вернее, мы считаем, – что любой гражданин Пароландо может переселиться в Душевный Город лишь руководствуясь собственным желанием. На прошлой встрече, я думаю, мы уже пришли к согласию по этому вопросу. Отныне представителям вашего государства разрешается вести переговоры с любым из жителей нашей страны. Что же касается ваших арабов и дравидов, то мы готовы предоставить им возможность проживания в Пароландо. Но мы сохраняем за собой право отказать им в гражданстве, если они не пожелают вносить свой вклад в развитие нашего государства. Куда они потом уйдут – это уже их дело.
– Хорошо, – сказал Фаербрасс. – Хакингу тоже не нужны люди, которые селились бы в Душевном Городе против своей воли – пусть даже они будут стопроцентными черными.
– А что вы скажете о поставках сырья? О древесине и минералах? Будут ли они прерваны во время переговоров?
– На этот вопрос я пока не могу ответить, – произнес Фаербрасс. – Сомневаюсь, что это произойдет, но последнее слово остается за Хакингом. Впрочем, вы тоже можете придержать свой груз руды и оружия до того момента, как мы поднимем цену.
– Я заметил, что вы упомянули о росте цен без тени сомнения, – сказал Сэм.
– Все мои слова требуют еще дополнительного подтверждения или отрицания со стороны Хакинга, – с улыбкой ответил Фаербрасс.
Далее они перешли к согласованию кандидатуры на пост полномочного представителя Пароландо. Клеменс известил послов об изменении хартии и сказал, что в Душевный Город отправится Каубер. Все остальные вопросы повисли в воздухе. У Сэма сложилось впечатление, что Фаербрасс не хотел ускорять ход событий. Помощник Хакинга намеренно затягивал переговоры и давил на тормоза каждый раз, когда намечался какой-нибудь прогресс. Он делал все, чтобы задержаться в Пароландо, и одной из причин такого поведения мог оказаться обычный шпионаж. Однако Сэм не упускал и другую возможность – провокацию конфликта между двумя странами.
После встречи он обсудил этот вопрос с Иоанном, и тот согласился, что Фаербрасс ведет себя как шпион. Однако экс-монарх не понимал, с какой стати послу провоцировать конфликт.
– На мой взгляд, он заинтересован в строительстве корабля не меньше вашего, – объяснял Иоанн свою точку зрения. – Как только мы построим пароход, Хакинг попытается им завладеть. Неужели вы так наивны, что верите в какие-то добрососедские отношения? О корабле мечтают все – и Хакинг, и каждый из тех, кто о нем знает. Артур решился первым, но ненависть ко мне заставила его поспешить, и попытка оказалась неудачной. Ему следовало немного подождать, объединиться с альмаками и Клеоменом, а затем нанести единый удар, бросив в бой все силы вплоть до последнего воина. Но спешка всегда приводит к поражению. Вот почему Артур и Клеомен мертвы. Вот почему их страны захватил Иэясу, которому и воевать-то даже не пришлось.
– Да, наши разведчики сообщили, что он одержал победу, – сказал Сэм.
– Объединив свое государство с Клеоменджо и Новой Бретанью, он станет очень грозным противником.
«Таким же опасным, как ты, Иоанн Безземельный, – подумал Сэм. – Из всех врагов, которые наблюдают за строительством корабля, ты самый близкий и самый подлый…»
На следующий день Фаербрасс объявил, что он и его делегация остаются в Пароландо для продолжения переговоров.
– Я рад, что вы будете поблизости, – сказал Сэм. – Но, как мне известно, Душевный Город тоже имеет свою индустрию. Вы используете нашу руду для производства какого-то секретного оружия, о котором ни мы, ни соседи никак не можем дознаться.
Фаербрасс застыл с удивленным видом, а потом громко захохотал.
– Вы и полено поставите в неловкое положение! – сказал он по-английски и, смахнув с ресниц набежавшие слезы, вновь перешел на эсперанто:
– Впрочем, почему бы нам не поговорить откровенно? Мне это нравится. Да, мы знаем, что вы посылаете в Душевный Город своих шпионов. И я думаю, вы наслышаны, что мы отвечаем вам тем же. А кто теперь не имеет своих наблюдателей в соседних странах? Это же норма политической жизни. Но к чему вы клоните?
– В техническом отношении вы – наиболее компетентный человек Хакинга. У вас за плечами докторская степень и годы работы с самой совершенной аппаратурой. Вы могли бы отвечать за деятельность заводов и развитие промышленности. Так почему Хакинг отправил вас сюда?
– Дело в том, что я уже наладил производство, и мое постоянное присутствие в Душевном Городе в данный момент необязательно. Узнав о моем желании посетить Пароландо, Хакинг поставил меня во главе делегации. Но я здесь только потому, что сам захотел этого.
– То есть вы решили увидеть собственными глазами наши ружья, аэроплан, вездеход и паровую пушку?
Фаербрасс усмехнулся и кивнул:
– Да. А что в этом зазорного? Если их не увидел бы я, то увидел бы кто-то другой.
Сэм добродушно усмехнулся.
– Вы меня убедили, – сказал он. – Можете высматривать все, что хотите. Кроме паровой пушки, вы не найдете у нас ничего нового. Кстати, эту пушку изобрел я. Не желаете немного пройтись? Мне хочется показать вам свое детище. Она почти завершена…
«Огненный дракон-1» все еще окружали строительные леса и помосты. Серебристо-серый вездеход напоминал по форме катер, но с каждой стороны корпуса располагалось по семь огромных металлических колес с пластмассовыми шинами. Из задней части выступали двойные винты, защищенные решетчатыми кожухами. Длина, высота и ширина машины составляли соответственно тридцать, двенадцать и десять футов. На верхней палубе возвышались три орудийные башни. Первая предназначалась для водителя, капитана и связиста – хотя на тот момент Пароландо еще не имело средств радиосвязи. Центральная башня превосходила две другие по высоте, и из нее торчал толстый короткий ствол паровой пушки. В задней башне предполагалось разместить стрелков, вооруженных ружьями «Марк-1».
– Мы оснастили вездеход паровым котлом, – рассказывал Сэм. – А в качестве топлива планируем использовать древесный спирт. Давайте пройдем внутрь через этот боковой люк. Обратите внимание, что котел занимает около трети башни. Это неслучайно, и чуть позже вы поймете нашу идею.
Они поднялись по трапу в кабину стрелка, которую освещала небольшая лампочка. Увидев ее, Фаербрасс издал удивленное восклицание. И немудрено – это была единственная электрическая лампа во всей речной долине. Сэм объяснил, что она питалась от масляного аккумулятора.