Текст книги "Миры Филипа Фармера. Т. 1. Создатель вселенных. Врата творения"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Филип Фармер
Миры Филипа Фармера. Том. 1
Создатель вселенных. Врата творения

От издательства

В первом томе полного собрания фантастических произведений Филипа Хосе Фармера издательство «Полярис» представляет первые романы из сериала «Многоярусный мир». Этот цикл, писавшийся на протяжении четверти века, по праву принадлежит к числу наиболее интересных и своеобразных произведений во всей современной научной фантастике.

Уже первый роман, «Создатель вселенных», с которым читатели могут познакомиться в этом томе, вызвал неоднозначную реакцию критики, последующие же принесли Фармеру признание и уважение. Идея отнюдь не была новой – далеко не первое поколение фантастов эксплуатировало мысль, что наш мир является творением некоего всемогущего существа (читай – Господа Бога). Первые рассказы на эту тему появились еще в тридцатые годы, да и после «Многоярусного мира» ее продолжали использовать – в качестве примера можно назвать книги Джека Чалкера. Но Филип Фармер придал ей совершенно неожиданный поворот.

Место благостных ангелоподобных пришельцев (богов, творцов, демиургов) в Многоярусном мире (правильнее было бы сказать «во вселенной Многоярусного мира», но не совсем точное название уже устоялось) занимают властители – последние представители древней расы; создавшей в период своего расцвета чуть больше тысячи… Вселенных. Маленьких, правда – чуть больше нашей Солнечной системы. Зато устроенных по вкусу владельца. Кому-то по вкусу перемены – пожалуйста, появляется лавалитовый мир, где за один день гора может стать равниной, а соседние холмы оказаться в тысяче километров друг от друга. Кому-то больше нравится стабильность – а вот и вынесенный в название серии многоярусный мир Властителя Ядавина, построенный по принципу детской пирамидки – колоссальные каменные диски положены один на другой. Кому из нас не хотелось в детстве, чтобы мир был плоским и антиподы не ходили вниз головами! А кому-то по нраву естественная эволюция – и мы видим Землю, созданную в полном соответствии с библейским мифом несколько тысячелетий назад такой, какой она стала бы в результате миллиардов лет естественного развития. Так что не стоит посылать звездолеты, чтобы те не уперлись в стенку с нарисованными галактиками, как когда-то уперлись космические корабли властителей – потому что те тоже происходят из карманного мира, созданного неизвестными прародителями, не оставившими из него даже выхода…

Но люди остаются людьми, даже приобретая божественное могущество – а властители, несомненно, люди, ведь и мы с вами, по Фармеру, их потомки. И за века безраздельной власти над своими мирками Властители становятся похожи на богов Древней Греции. Лучшие качества их душ отмирают за ненадобностью – к чему они, если ты в своем мире и царь, и бог, ты бессмертен, и отвечать за свои действия тебе не перед кем и незачем? Остаются своеволие, жестокость и ненасытная жажда власти. Каждый из властителей цепляется за свой собственный мирок, как жилец в коммуналке – за свою комнату, и точно так же стремится выжить соседей – ну, может быть, несколько более радикальными средствами, но без применения ядерного оружия.

Быть может, в прежние времена для таких конфликтов и не было почвы – каждый желающий делал себе новую вселенную и, как один король у Андерсена, «уходил в свое королевство, громко хлопнув дверью». Но в том-то и состоит безнадежный ужас положения властителей, что секрет управления миросозидательными машинами давно утерян в кровопролитной войне, в которой погибло большинство властителей, и среди них – инженеры и ученые. Остались обыватели, дорвавшиеся до власти. Быть может, утерянные знания и возможно было вернуть – но зачем, если проще зарезать соседа (мужа, отца, сына) и занять его место?

Таков мир, созданный буйным воображением Филипа Фармера. Конечно, он не проработан до мелочей, как вымышленная вселенная Реки, многие его детали остаются неясны, но масштаб сотворенного писателем мира (а, вернее, миров) продолжает поражать нас и спустя четверть века после написания первой книги.

Под стать вселенной и ее многочисленные обитатели. На статистов Фармер не поскупился – список народов, населяющих один только Многоярусный мир Властителя Ядавина, занял бы целую страницу, не говоря уже о существах более экзотических, вроде гарпий или кентавров, и просто уникальных, вроде зебриллы Ипсева или мерзкой твари, в которую превратил Властитель Уризен собственного сына Теотормона. Однако главных героев в сериале не так много, как в уже упомянутом «Мире Реки», и проследить за их приключениями не составляет труда даже в многообразных и неизменно красочных мирах.

Необычна и психологическая обрисовка персонажей. Американский психотерапевт Джеймс Джаннини, использовавший романы из цикла «Многоярусный мир» для ролевой терапии невротических подростков, сказал как-то, что избрал для своей работы книги Фармера, поскольку «его персонажи – это мечта Юнга, полный набор архетипов», то есть типовых образов, характерных для той или иной культуры. Каждый из них словно иллюстрирует ту или иную сторону человеческой натуры или модель поведения, часто мифологизированную, как, например, в случае Кикахи, героя-трикстера, или, наоборот, предельно жизненную, как жаждущая власти любой ценой Вала.

Отличительной чертой «Многоярусного мира», выделяющей сериал из ряда ему подобных, является полная отстраненность от этических вопросов. Для героев, за исключением, пожалуй, Вольфа-Ядавина, основными проблемами являются личные их взаимоотношения – любовь и ненависть, гордость и тщеславие – и проблемы эти часто оказываются болезненными, а решения их – кровавыми. Но ни один из героев, даже жуткие Черные Звонари или жестокий эгоист Рыжий Орк, не олицетворяет добро или зло в чистом виде, как это принято в романах, близких к жанру «фэнтези» – а «Многоярусный мир», несомненно, смыкается со сказкой. Замени автор технику на колдовство – скажем, лучеметы на магические жезлы – и различие стерлось бы окончательно. Впрочем, сверхвысокая технология властителей и без того мало отличается от волшебства, в полном соответствии с известным принципом Артура Кларка.

Трудно переоценить значение «Многоярусного мира» как для творчества Фармера, так и для развития фантастики в целом. Фармер, пытавшийся написать обычный авантюрно-фантастический роман, оказался в плену собственного творения. Но этот плен оказался необычайно плодотворным. Разрушив каноны написания сериалов – если первые книги отделены друг от друга, то следующие легче воспринимать как части одного романа, – перенеся акцент с финала (нередко смазанного) на постоянно длящееся действие, выведенное из жестких рамок стандартной схемы – завязка, кульминация, развязка, – Филип Фармер расширил границы дозволенного в научной фантастике.

В открывающем сериал романе «Создатель вселенных» удивительное стечение обстоятельств забрасывает в Многоярусный мир пожилого преподавателя Роберта Вольфа, ничем не примечательного, кроме странных обстоятельств начала его жизни – в возрасте двадцати лет он был найден полностью потерявшим память. Но воздух Многоярусного мира возвращает ему молодость, а встречи на долгом пути к вершине мира, ко дворцу властителя постепенно возвращают память – он родился и вырос в этом мире. Спутником и проводником Вольфа по этажам «детской пирамидки» становится Пол Янус Финнеган по прозвищу Кикаха, явно воплощающий автора книги (английские инициалы Финнегана – P.J.F. – совпадают с инициалами Филипа Хосе Фармера, а своим родным городом он называет то же местечко Терре-Хота, где появился на свет и сам Фармер). Имя его несет еще два значения – с одной стороны, трудно не воспринять его фамилию как отсылку к «Поминкам по Финнегану» Джеймса Джойса, с другой – индейское прозвище, означающее «ловкач», намекает на героя-трикстера, жестокого шутника, а второе имя – Янус – вполне прозрачно намекает на «двуликость» этого персонажа, цивилизованного землянина и одновременно члена индейского племени хроваков, обитающего на ярусе Америндии. История Кикахи зеркально отражает судьбу Вольфа – рожденный на Земле, он предпочитает жизнь в Многоярусном мире. Но истинное прошлое Вольфа долго остается скрытым – к счастью для него, потому что Властителя Ядавина, пусть даже изгнанного коварным соперником, не слишком любят подданные, особенно те из них, кто стал жертвами его биологических экспериментов. Однако на стертую память Ядавина наложилась новая личность, и теперь уже Вольфу предстоит победить самозваного Властителя Арвура, чтобы бессердечие его двойника-Ядавина не показалось детской забавой.

Второй роман серии – «Врата творения» – написан почти в том же ключе. Насладиться обществом прекрасной Хрисеиды Вольфу не дает его собственный отец Уризен, собирающийся избавиться от надоедливых потомков самым простым способом – уничтожив их под корень, чтобы не угрожали его власти. Описание встречи родных и двоюродных братьев и сестер Ядавина заставляет меркнуть свары потомков Оберона в Амберском цикле Роджера Желязны (кстати, очень высоко оценивавшего и «Многоярусный мир», и все творчество Филипа Фармера). Даже угроза жизни с трудом заставляет властителей объединиться для борьбы с общим врагом. Но у этой ловушки оказывается двойное дно – и Вольф узнает об этом слишком поздно, когда отступить – значит погибнуть.

Издательство «Полярис» впервые представляет российскому читателю всемирно известный сериал Филипа Хосе Фармера полностью, в новых, профессионально выполненных переводах. Ниже мы помещаем состав сериала.

Многоярусный мир

Создатель вселенных

Врата творения

Личный космос

За стенами Терры

Лавалитовый мир

Гнев Рыжего Орка

Больше чем огонь

Создатель вселенных

Глава 1

Из-за дверей донесся призрачный трубный зов. Семь нот казались слабым и далеким сиянием серебряного фантома, как если бы звуки превратились в вещество, из которого создаются тени.

Роберт Вольф знал, что за раздвижными дверцами не может быть ни рога, ни человека, трубящего в него. Минуту назад он уже осматривал внутренности стенного шкафа. Если не считать цементного пола, белых оштукатуренных стен, вешалок и крючков для одежды, полки и лампочки над головой, шкаф казался абсолютно пустым.

И все же он слышал звуки трубы – слабые, будто бы приходящие из-за неведомой грани нашего мира. Роберт Вольф был один, поэтому никто не мог подтвердить истинность события, которое, по его мнению, выходило за рамки возможного. Комната, в которой он стоял как завороженный, совершенно не годилась для подобного переживания. Но сам он был к нему готов. В последнее время его сны наполняли беспокойные причудливые видения. В течение дня в голове возникали странные мысли и проблески каких-то картин, пусть мимолетные, но очень яркие и даже пугающие – непрошеные, нежданные и неотразимые образы.

Вольф забеспокоился. Было бы нечестно пережить психическое расстройство, едва заработав себе пенсию. Однако если это уже случалось с другими, то могло произойти и с ним. Ему давно следовало показаться доктору, но он не мог заставить себя прислушаться к голосу рассудка и продолжал выжидать, никому ничего не говоря, даже жене.

Он стоял в комнате отдыха нового дома в районе новостроек «Хохокам Хоумс» и удивленно рассматривал дверцы стенного шкафа. Если рог протрубит еще раз, он раздвинет их и убедится, что внутри никого нет. И тогда, зная, что звуки порождаются его больным воображением, он откажется от покупки дома. Он пропустит мимо ушей истерические протесты жены, отправится к своему доктору, а потом навестит психотерапевта.

– Роберт! – позвала его жена. – Что ты там так задержался? Поднимайся к нам. Я хочу поговорить с тобой и мистером Брессоном!

– Одну минуту, милая, – крикнул он в ответ.

Она еще раз окликнула его и теперь так близко, что он обернулся. Бренда Вольф стояла на верхней площадке лестницы, ведущей в комнату отдыха. Как и ему, ей было шестьдесят шесть лет. Полнота, густо нарумяненные и припудренные морщины, толстые стекла очков и волосы синевато-стального цвета навсегда погребли былую красоту Бренды.

Он вздрогнул, увидев ее, как вздрагивал при каждом взгляде в зеркало, замечая свою лысую голову, глубокие складки от носа до рта и звездочки морщин в уголках покрасневших глаз. Не в этом ли его проблема? А может быть, он до сих пор не смирился с тем, что происходит со всеми людьми, нравится им это или нет? Может быть, причина его неприязни заключена не в физическом угасании, а в понимании того, что и ему, и Бренде не удалось осуществить мечты своей юности? Когти и жернова минувших лет оставили свои следы на плоти, но время сжалилось над ним, разрешив дожить до старости, и он не мог оправдывать отсутствие гармонии в душе словами о недолговечности и бренности существования. Мир не виноват в том, что он превратился в старика. Ответственным за все был он, и только он; по крайней мере, ему хватало мужества признавать этот факт, и Вольф ни в чем не упрекал вселенную или ту ее часть, которая олицетворялась его супругой. Он не кричал, не ворчал и не хныкал, как Бренда.

Хотя бывали времена, когда хотелось и поскулить, и поплакать. Не так уж много на свете людей, потерявших память о первых двадцати годах своей жизни. Он подумал о двадцати годах, так как Вольфы, усыновившие его, говорили, что Роберт был тогда именно в этом возрасте. Его нашел старик Вольф во время своих скитаний по холмам Кентукки около границы штата Индиана. И уже тогда Роберт не знал, откуда и как он попал сюда. «Кентукки» и даже «Соединенные Штаты Америки» казались ему бессмысленными звуками – впрочем, как и весь английский язык.

Вольфы взяли его к себе и оповестили об этом шерифа. В ходе расследования властям так и не удалось установить его личность. В другое время такая история могла бы привлечь внимание широкой общественности, но страна находилась на грани войны с кайзером, и людей волновали более важные вопросы. Роберт, названный в честь умершего сына Вольфов, начал помогать старикам в работе на ферме. Ему пришлось пойти в школу, так как все воспоминания о предыдущем обучении исчезли без следа.

Его невежество в вопросах поведения оказалось еще большей неприятностью, чем отсутствие номинальных знаний. Он то и дело смущал и обижал других людей. Обитатели холмов изводили его презрительными, а иногда и жестокими насмешками, но он быстро учился – и его готовность к тяжелой работе плюс огромная сила и умение постоять за себя заслужили всеобщее уважение.

За удивительно короткий срок, словно повторяя усвоенное, Роберт закончил начальную и среднюю школы. Скорость обучения и прохождение классов экстерном не помешали ему без труда сдать вступительные экзамены в университет. Здесь у него появилась и сохранилась на всю жизнь любовь к классическим языкам. Больше всего ему нравился греческий, потому что этот язык задевал в нем какую-то струнку души и казался чуть ли не родным.

Получив в чикагском университете степень доктора философии, он преподавал в учебных заведениях восточных и среднезападных штатов. А потом Роберт женился на Бренде – красивой девушке с замечательной душой. Или это ему так казалось вначале. С годами иллюзии рассеялись, но и тогда он был относительно счастлив.

Однако необъяснимая потеря памяти и тайна его происхождения по-прежнему волновали Вольфа. Долгое время это не тревожило его, но теперь, после ухода на пенсию…

– Роберт, – закричала Бренда, – сейчас же поднимайся сюда! У мистера Брессона очень мало времени!

– Я уверен, что мы не первые клиенты мистера Брессона, которым захотелось без спешки осмотреть все помещения, – мягко ответил он. – Или ты уже решила отказаться от дома?

Бренда сердито взглянула на него, с негодованием отвернулась и вперевалку заспешила восвояси. Вольф вздохнул, предчувствуя обвинения в том, что он якобы нарочно выставлял ее в глупом виде перед агентом по продаже недвижимости.

Он снова повернулся к дверцам стенного шкафа. Может быть, набраться смелости и открыть их? Какая нелепость – стоять словно в шоке, переживая приступ невротической нерешительности. Но он не мог сдвинуться с места и лишь вздрогнул, когда охотничий рог вновь протрубил семь нот. Как и раньше, звуки доносились из-за толстой преграды, но теперь они стали значительно громче.

Сердце глухо застучало, словно кто-то изнутри колотил кулаком в грудную кость. Он заставил себя подойти к дверям, протянул руку к покрытой латунью выемке, которая находилась на уровне пояса, и толкнул в сторону одну из створок. Дверца отъехала, заглушив звуки рога тихим урчанием роликов.

Белые оштукатуренные доски стены исчезли. Они превратились в выход на сцену, придумать которую он бы не мог, несмотря на то что, по идее, она являлась порождением его сознания.

Солнечный свет хлынул в проем, размеры которого вполне позволили бы Роберту, чуть пригнувшись, пройти через него. Обзор перекрывали растения, чем-то напоминавшие деревья – но не земные деревья. Сквозь ветви и причудливые листья он увидел ярко-зеленое небо. Его взгляд скользнул вниз и остановился на пятачке земли под деревьями. Шесть или семь кошмарных тварей собрались у подножия гигантского валуна. Скала из красной породы с кварцевыми блестками немного походила по форме на поганку. Мерзкие существа с черными, лохматыми и уродливыми телами стояли к нему спиной, но одно из них повернулось боком, и его профиль резко выделялся на фоне зеленого неба. Голова монстра вполне могла сойти за человеческую, если бы не грубые, недоразвитые черты и не злобный оскал, исказивший лик. Тело, лицо и голову твари покрывали шишки и наросты, которые придавали ей вид чего-то недоделанного, словно ее создатель забыл завершить свое творение. Две короткие ноги выглядели как задние собачьи лапы. Чудовище тянуло длинные руки к молодому человеку, который стоял на плоской вершине валуна.

Одежду мужчины составляла лишь набедренная повязка из оленьей кожи и мокасины. Он был высокого роста, мускулистый и широкоплечий, его кожу покрывал коричневый загар, длинные густые волосы отливали красновато-бронзовым оттенком, скуластое лицо дышало силой, верхняя губа чуть выдавалась вперед. Человек держал в руках инструмент, который, видимо, и являлся источником услышанных Вольфом звуков.

Ударом ноги мужчина сбросил вниз одну из уродливых тварей, когда та, карабкаясь по скале, добралась до вершины. Он поднял серебряный рог к губам, чтобы еще раз протрубить свой зов, как вдруг заметил стоявшего в проеме Вольфа. Его лицо озарила улыбка, сверкнули белые зубы.

– Так ты наконец пришел! – воскликнул он.

Вольф не ответил ни словом, ни жестом. Он только подумал: «Теперь я действительно сошел с ума! К слуховым галлюцинациям прибавились зрительные. А что дальше? Закричать и броситься прочь или тихо уйти, сказав Бренде, что мне необходимо увидеться с доктором? И надо действовать прямо сейчас! Без промедлений и объяснений. Закрой рот, Бренда, я уже ухожу».

Вольф сделал шаг назад. Проем начал закрываться, белые стены вновь обретали материальность. Или, скорее, он с новой силой восстанавливал пошатнувшиеся границы своего мира.

– Эй! – крикнул юноша на вершине валуна. – Лови!

Он бросил рог. Крутясь в воздухе и сверкая серебром в лучах солнечного света, проникавшего сквозь листву, инструмент летел прямо к открытому проему. За секунду до того, как стены сомкнулись, рог проскочил отверстие и ударил Вольфа по коленям.

Он охнул от боли. Резкий удар рассеял его сомнения по поводу реальности происходящего. Сквозь узкую щель он увидел, что человек с рыжими волосами поднял руку, соединив в кольцо большой и указательный пальцы. Он улыбнулся и крикнул:

– Удачи тебе! Надеюсь, мы вскоре увидимся! Я Кикаха!

Отверстие сжималось, словно глаз, закрывающийся в дреме. Свет угасал, и предметы теряли очертания. Но, бросив последний взгляд, Вольф заметил девушку, которая выглядывала из-за ствола дерева.

Ее огромные глаза, непропорционально большие по отношению к лицу, походили на кошачьи, а полные губы темно-красного цвета создавали приятный контраст с золотисто-коричневой кожей. Густые волнистые волосы, свободно ниспадавшие вдоль щек, имели тигровую окраску, и, когда она выглядывала из-за дерева, слегка вьющиеся пряди почти касались земли.

А потом стены стали белыми, словно закатившиеся белки в глазах покойника. Все вокруг приобрело свой прежний вид. Остались только боль в коленях да рог, который твердым краем упирался в лодыжку Вольфа.

Он поднял инструмент и повернулся, чтобы осмотреть предмет в полосе света из комнаты отдыха. Вольф больше не считал себя безумным, хотя по-прежнему был ошеломлен. Он заглянул в другую вселенную и что-то получил оттуда, но почему и как – Вольф не знал.

Эта вещь, длиною около двух с половиной футов и чуть меньше четверти фунта весом, напоминала бы по форме рог африканского буйвола, если бы не широкий раструб. На узком конце плотно сидел мундштук из какого-то золотистого материала, а сам рог был сделан из серебра или покрытого серебром металла. Не обнаружив клапанов, Вольф повертел инструмент в руках и нашел ряд из семи небольших кнопок. Внутри раструба на расстоянии полдюйма находилась сеточка из серебристых нитей. Когда он держал рог под углом к свету лампы над головой, создавалось впечатление, что сеточка находится глубоко в основании.

Тут свет упал на корпус как-то по-особому, и он увидел деталь, пропущенную при первом осмотре: между мундштуком и раструбом виднелся едва заметный иероглиф. Ничего подобного он прежде не встречал, хотя считался экспертом по любым типам алфавитной письменности, идеограммам и пиктографии.

– Роберт! – позвала его жена.

– Уже поднимаюсь, милая.

Он положил рог в правый передний угол стенного шкафа и закрыл дверь. Выбора у него не оставалось, разве что бежать из дома вместе с рогом. Если он сейчас возьмет его с собой, жена и Брессон начнут задавать вопросы. И раз уж Вольф не вносил инструмент в дом, он не мог объявить его своей собственностью. Брессон потребует сдать инструмент ему на хранение, поскольку предмет нашли в доме, принадлежавшем его агентству.

Вольфа терзали сомнения. Неужели ему не удастся вынести рог из дома? А главное, Брессон может привести сюда новых клиентов, причем, вероятно, еще сегодня, и кто-нибудь, открыв дверь стенного шкафа, найдет спрятанный рог. И тогда клиент может отнести его Брессону.

Вольф поднялся по ступеням и вошел в большую гостиную. Бренда встретила его сердитым взглядом. Брессон, круглолицый мужчина в очках, лет тридцати пяти, чувствовал себя неловко, хотя и улыбался.

– Как вам понравились помещения? – спросил он.

– Они великолепны, – ответил Вольф, – и чем-то напоминают мне наш старый дом.

– Мне здесь тоже нравится, – сказал Брессон. – Я родился на Среднем Западе и вполне понимаю ваше нежелание жить в домах, построенных наподобие ранчо. Только не подумайте, что я их критикую. Я и сам живу в таком доме.

Вольф подошел к окну и выглянул на улицу. Полуденное майское солнце ярко светило с голубых небес Аризоны. Лужайку покрывала изумрудная бермудская трава, посаженная три недели назад, – абсолютно новая, как и все дома в этом недавно построенном районе «Хохокам Хоумс».

– Почти все дома одноэтажные, – рассказывал Брессон. – В почве много селитры, поэтому земляные работы обошлись в большую сумму, но эти дома стоят недорого. Вы получаете их почти даром.

«А если бы эту селитру не выкопали и не создали пространство для комнаты отдыха? – подумал Вольф. – Что бы тогда увидел человек с другой стороны в момент раскрытия прохода? Неужели он увидел бы только землю и навсегда потерял бы шанс избавиться от рога? Да, в этом нет никаких сомнений».

– Вы, наверное, читали, почему нам пришлось отложить строительство этого района? – поинтересовался Брессон. – Во время земляных работ мы наткнулись на древний город хохокамов.

– Хохокамов? – спросила миссис Вольф. – Это еще кто такие?

– Многие люди, приехавшие в Аризону, никогда не слышали о них, – ответил Брессон. – Но, прожив какое-то время в районе Финикса, вы обязательно что-нибудь о них узнаете. Это индейцы, жившие давным-давно в Долине Солнца; они появились в этих местах по крайней мере тысячу двести лет назад. Хохокамы рыли оросительные каналы и строили города; их цивилизация набирала мощь. Но что-то случилось с ними, хотя никто не знает истинных причин. Они просто взяли и исчезли несколько столетий тому назад. Некоторые археологи утверждают, что индейцы племен папаго и пима являются их потомками.

Миссис Вольф фыркнула:

– Видела я этих индейцев. И вряд ли они могут строить что-нибудь еще, кроме тех жалких глинобитных лачуг, которые встречаешь в резервации.

Вольф повернулся к ней и раздраженно оборвал жену:

– Про современных майя тоже не скажешь, что они могли когда-то построить свои храмы и изобрести понятие нуля. Но они это сделали.

Бренда открыла рот. Улыбка мистера Брессона стала еще более натянутой.

– Так или иначе, – сказал он, – мы приостановили выемку грунта, пока археологи не дали нам своего разрешения. Отсрочка работ длилась около трех месяцев, и мы ничего не могли поделать, потому что правительство связало нам руки. – Он помолчал и добавил: – Хотя вам, возможно, это сыграло на руку. Если бы нас не задержали, дома могли быть уже проданы. Поэтому все обернулось к лучшему, не так ли?

Он бодро улыбнулся и взглянул на каждого из клиентов.

Вольф помолчал, тяжело вздохнул, догадываясь, что сейчас услышит от Бренды, и степенно произнес:

– Мы его берем. И давайте подпишем документы прямо сейчас.

– Роберт! – вскричала миссис Вольф. – Ты даже не спрашиваешь меня?

– Прости, моя милая, но я уже принял решение.

– Ах так! Но его еще не приняла я!

– Ну что вы, уважаемые! Не стоит торопиться, – поспешил вмешаться Брессон.

Он отчаянно пытался сохранить на лице улыбку.

– Не спешите, обсудите все как следует. Если кто-нибудь приедет и купит этот дом – а такое может случиться еще до конца дня; мы продаем их, как горячие пирожки, – найдется множество других домов с точно таким же расположением комнат.

– Но я хочу этот дом.

– Роберт, а не сошел ли ты с ума? – возмутилась Бренда. – Я никогда не видела, чтобы ты вел себя так прежде.

– Я уступал тебе почти во всем, – сказал он. – Я всю жизнь пытался сделать тебя счастливой. Так уступи и мне хотя бы раз. Я не прошу у тебя чего-то особенного. Вспомни, еще утром ты говорила, что хочешь дом именно такого типа, а «Хохокам Хоумс» – единственный район, дома которого нам по карману. Давай оформим купчую, а в качестве залога я могу выписать чек.

– Я ничего не буду подписывать, Роберт.

– Почему бы вам не отправиться домой и не обсудить эту проблему наедине? – предложил Брессон. – Как только вы придете к обоюдному согласию, я буду полностью в вашем распоряжении.

– А моей подписи вам недостаточно? – спросил Вольф.

– Я сожалею, но миссис Вольф тоже должна поставить свою подпись, – ответил Брессон, выдавливая из себя напряженную улыбку.

Бренда победоносно усмехнулась.

– Тогда обещайте мне, что вы больше никому не покажете этот дом, – попросил Вольф. – Хотя бы до завтрашнего дня. Если вам нужны гарантии на покупку, я готов уплатить задаток.

– О, в этом нет необходимости. – Брессон направился к двери, и его поспешность выдавала желание как можно скорее выбраться из неловкой ситуации. – Я не буду никому показывать дом, пока не услышу утром от вас окончательного ответа.

На обратном пути в Тэмп, где в мотеле «Пески» супруги снимали комнаты, оба хранили гордое молчание. Застыв в неприступной позе, Бренда смотрела на дорогу через ветровое стекло. Время от времени Вольф поглядывал на жену, отмечая, что ее нос становится все острее, а губы тоньше. Еще немного, и она будет выглядеть как жирный попугай.

И когда ее, наконец, прорвет, крики и брань будут звучать как клекот жирного попугая. Все тот же старый, затасканный, не убывающий со временем поток упреков и угроз извергнется на поверхность, и она будет кричать, что он пренебрегал ею все эти годы. А напоследок, Бог знает, в который раз, она напомнит ему, что он либо сидел, уткнувшись носом в книги, либо стрелял из лука, фехтовал или карабкался по скалам, специально выбирая те виды спорта, в которых она не могла участвовать из-за своего артрита. Она начнет разматывать годы неудач, перечисляя события, которые считала несчастьями, а потом, как обычно, все закончится громкими и горькими рыданиями.

Почему он до сих пор с ней не расстался? Вольф и сам не знал. Может быть, из-за того, что безумно любил ее в молодости, и из-за того, что в ее обвинениях всегда имелась доля правды. К тому же сама мысль о разводе казалась тягостной ему – еще более тягостной, чем перспектива остаться с Брендой.

Проработав столько лет преподавателем английского и классических языков, он имел право насладиться результатами своего труда. И теперь, скопив небольшую сумму, обладая свободным временем, он мог бы заняться исследованиями, от которых его раньше отвлекали служебные обязанности. Сделав этот дом в Аризоне своим опорным пунктом, он мог бы даже путешествовать. А почему бы и нет? Бренда тоже не откажется сопровождать его – наверное, даже сама навяжется в попутчицы. Но вскоре ей все это так наскучит, что его существование превратится в ад. И ее ни в чем нельзя винить – просто у них нет общих интересов. Но неужели ради ее счастья он должен отказаться от своих занятий и причуд, которые наполняли его жизнь смыслом? Тем более что она все равно не станет от этого счастливой.

Как он и ожидал, после ужина язычок Бренды стал гораздо активнее. Вольф слушал ее, пытался спокойно убеждать, указывая на отсутствие логики, несправедливость и необоснованность обвинений, но это не помогало. Она, как всегда, закончила рыданиями, угрожая оставить его или покончить с собой.

Но на сей раз он не уступил.

– Я хочу этот дом, и я хочу наслаждаться жизнью по своему разумению, – твердо заявил Вольф. – Вот так!

Он накинул на плечи пиджак и направился к выходу.

– Вернусь поздно. Если вообще вернусь.

Она закричала и запустила в него пепельницей. Он пригнулся, и пепельница отскочила от двери, отщепив кусок дерева. К счастью, Бренда не кинулась за ним следом и не стала устраивать скандал вне дома, как часто делала прежде.

Уже стемнело, но луна еще не взошла, и ему приходилось довольствоваться светом из окон мотеля, уличными фонарями и блеском фар многочисленных машин на бульваре Апачей. Вырулив на шоссе, он поехал на восток, затем свернул на юг, и через несколько минут его машина мчалась по дороге в «Хохокам Хоумс». При мысли о том, что ему предстояло сделать, сердце тревожно забилось и по спине побежал холодок. Впервые в жизни он всерьез задумал совершить преступление.