Текст книги "Феликс Веселов. Три знака"
Автор книги: Феликс Веселов
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
ФЕЛЕКС ВЕСЕЛОВ
ТРИ ЗНАКА
Я должен оставить хотя бы этот вариант тому, кого силы зла взяли в клещи,
зажали со всех сторон, у кого нет опытного учителя, но кто не хочет
и не может сдаться, тем самым не может предать господа своего.
Если таковой не повторит моих ошибок, растянутых порой на долгие
годы, и освоит боевую систему на основе трёх знаков, о которых я рассказываю
здесь, то он и один сможет противостоять многочисленному сборищу тёмных сил-
это я утверждаю из своего опыта.
Предполагаю, что эти записки, если Господу будет угодно, попадут к достойному
человеку, который будет остро нуждаться в подобной информации, но не сможет
расспросить меня о том, что непонятно, или не вызывает доверия и др.
Поэтому я достаточно подробно рассказываю и об обстоятельствах сопутствующих
трём знакам– может быть, эти подробности облегчат понимание…
Пусть тот, кто попал в моё положение, сам решит– верить мне или не верить,
Использовать мой опыт или не использовать.
Я христианин считаю себя недостойным христианином . Но счёл бы за честь,
если бы высокие даосы признали меня даосом, высокие тибетские буддисты-
буддистом, высокие индуисты-индуистом, высокие зороастрийцы– зороастрийцем,
высокие агни– йоги -агни-йогом…(о низких или неочищенных вариантах религий
не говорю, и низкого христианства предостаточно– к нему тоже не хочу принадлежать). Надеюсь, что, независимо от вероисповедания, этой работой могут воспользоваться
все, кто ненавидит зло и кого зло тоже ненавидит.
Как сказано в одной из древнеиндийских Упанишад ,-да будет вам удача
в переправе на тот берег через тьму.
Господа прошу распорядится этими записками так, как они заслуживают.
Сентябрь 1989 г.
Словарь Библейского богословия в статье’’ Знамение знак’’ сообщает:”Знак
это некий…воспринимаемый чувствами предмет , который служит для
передачи информации о каком-либо лице, явлении и др.Через знак передаётся
мысль или воля того или иного лица, узнаётся о существовании чего-либо…
Бог , применяясь к нашей природе, также обращается к нам посредством
знаков (которые в русском переводе Библии названы ’’знамениями”)…
Все знаки даются людям, душа которых открыта Слову Божию …”
( 1,сбц 398-404 ).
По моему разумению , к любому предполагаемому знаку следует относится очень
серьёзно , внимательно (ведь не исключено, что это действительно знак– и знак
от Бога), но в то же время очень настороженно (от Бога ли он?)…Легче это понять,
сопоставляя процедуру, к которой прибегали Апостолы, выбиравшие себе собрата,
с гаданием.
Апостолы выбирали соратника (вместо выбывшего предателя) ,как сейчас говорят
“на альтернативной основе”, путём бросания жребия. “И поставили двоих :
Иосифа, называемого Варсавою , который прозван Иустом, и Матфия, и помолились
и сказали: Ты, Господи Сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты
избрал принять жребий сего служения и Апостольства, от которого отпал Иуда, чтобы идти в свое место. И бросили о них жребий, и выпал жребий Матфию, и он сопричислен к одиннадцати Апостолам»
(Деян. 1. 23-24).
Напоминаю:”Жребий– условный предмет (билетик, монета и т.п.),вынимаемый из числа
одинаковых предметов для разрешения спора, установления порядка чего-нибудь и т.п.
(Ожегов С.И. словарь русского языка).
Совершенно очевидно, что можно пытаться разрешить все свои проблемы, подбрасывая
монету или вытаскивая билетик из шапки -и ни одно из этих действий, внешне совпадающих с действием Апостолов, избравших нового Апостола, не будет религиозным. Более того, именно при таких действиях велика опасность соприкоснуться
с бесовщиной и подпасть под влияние тёмной силы. Когда-то в определённых кругах
великого княжества Московского была популярна предназначенная для гадания
“книга рафли”.Недавно исследователи обнаружили древнюю рукопись, содержащую
“книгу рафли”. Они сообщают, что в основе этого гадания “лежит многократно
повторяемая операция простейшего гадания по типу чет-нечет”, т.е. та же операция,
какую использовали Апостолы. И тем не менее, несмотря на то, что найденный
список “книги рафли” требует начинать процесс гадания с молитв, и русская (православная), и европейская (католическая) Церкви относились к “книге рафли”
и подобным книгам непримиримо враждебно. Те же исследователи указывают, что
в постановлении Стоглавого собора “книга рафли” возглавляет список запретных книг,
а в знаменитом “Молоте ведьм”гадания такого типа “отнесено к наиболее вредным,
сопровождающимся явным призыванием демонов”(Турилов А.А. Чернецов А.В.
Отреченная книга рафли.-в кн. Труды отдела древнерусской литературы
(АН СССР. Институт русской литературы).ХL.Л.,”Наука”,1985 стр.260,271).
Процедура бросания жребия Апостолами и процедура гадания по методу, описанному
В “книге рафли”, одна и та же– но далеко не одни и те же цели использующих эту
процедуру людей, их сознания, мысли, сердца, духовные силы.
Я уже цитировал “Словарь Библейского богословия”:”Все знаки даются людям,
душа которых открыта Слову Божию”.Добавлю известные слова Христа: “род лукавый
и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не даётся ему”(Мф 12.39).
Помня это предупреждение, я никогда не искал знамений, к которым отношусь примерно
Так же, как солдат к службе:”На знамение не напрашивайся, от знамения не отказывайся”. Три знака я получил совершенно неожиданно для себя, причём во втором
и третьем случаях далеко не сразу понял, что это знаки, обращенные ко мне.
И ещё значительно позже начал понемногу догадываться, что эти три знака в совокупности, соединённые в единую цепь, являют целую систему религиозной
жизни в нашем сегодняшнем страшном мире. И эта система (сужу по себе), позволяет
выжить верующему человеку там, где его обложили силы зла, которые без устали
стремятся уничтожить его, т.е. там, где у нас казалось бы , нет никаких шансов.
Такая запаздывающая последовательность осмысливания трёх знаков позволяет
Надеяться, что это подлинные знаки (знамения), а не порождения моего воображения,
не соблазн, не “прелесть”…
К вере в Бога я пришёл поздно, где-то в самом конце четвертого десятка.
Бог привел меня к вере обычным путём:”пропустив” через тяжелейший личный кризис
(возможно, это и был тот”кризис середины жизни”, о котором писал Карл Густав Юнг)
“подсунув” Евангелие и, наконец, заставив прочесть его.
Не помню уж, почему мне взбрело в голову познакомится с Библией в том далеком 1971-м году. От религии был всю свою жизнь вполне далёк (я вырос в воинственно атеистической семье; лишь моя любимая двоюродная бабушка Елена Ивановна Королькова, жившая с нами, верила в Бога; но в те времена,– тридцатые годы,– разумеется
не могла открыто передавать мне свою веру).
Ныне мне уже хорошо известно, что всё, происходящее по воле Божией, когда в дело вмешивается Божия сила, происходит неотвратимо, но совершенно незаметно, как бы
“само собой”,как бы “случайно”… Мне “случайно’’ захотелось познакомится с Библией
(ещё до начала личного кризиса)– и “случайно” оказалось у меня Четвероевангелие,
которое передал мне через кого-то один мой случайный знакомый.
И видел-то я его несколько раз, и от веры он был, кажется, так же далёк, как и я,
и в праздной болтовне, в которой я ненароком изъявил своё желание, он участвовал
случайно и вскоре ушел из заведения, в разных концах которого мы работали…
Больше его не видел. Помню его, и буду помнить.
Итак у меня “случайно” появилось Евангелие, отчётливо помню это пожелтевшее
Дореволюционное издание Четвероевангелия в плотном картонном переплёте,
на верхней крышке которого отпечатался глубокий след от обода днища
тяжелого ведра (впоследствии, когда у меня появился полный Новый Завет, я подарил
это Четвероевангелие человеку, который потянулся к Богу).
Было это, если мне не изменяет память, осенью 71-го года (может быть зимой 71-72 гг.)
Несколько раз порывался читать– и бросал: чуждо, непонятно, неинтересно…
А потом опять “что-то” заставляло меня тянуться к этой книге!
Однажды начал читать Евангелие от Матфея– и каким-то внутренним зрением увидел
то, что читаю (вторая глава). Увидел в цвете; тона приглушённые, зимние, “брейгелевские” (и, кажется, услышал; но в этом не уверен). По-моему, в это
мгновение и началась моя вера.
С тех пор долго ещё я называл (про себя) Евангелие от Матфея “цветным”,
от Марка– “сухим”(долго недолюбливал его, лишь впоследствии оценил и полюбил),
от Луки– “добрым”, а от Иоанна– “солнечным”,”сияющим”,”раскалённым”.
Знакомясь с Евангелиями от Марка и от Луки, не видел внутренним зрением ничего;
А когда читал Евангелие от Иоанна (место не помню) “видел” странную картину :
чистое– чистое, темно-голубое небо, напоённое лучами невидимого солнца
(оно лишь ощущалось где-то сзади); справа– высокое темно-зелёное дерево
остроконечной, пирамидальной формы (может быть, деревьев было несколько,
не помню); слева, на переднем плане– белоснежный правый угол (кажется с фризом)
какого-то здания с колоннами. Белый мрамор ослепительно сверкает под лучами
невидимого солнца, и темно голубое небо напоено светом и свежестью
и темно-зеленые деревья…
Долго ещё жила в памяти эта картина!
Вера моя началась– а образ жизни почти не изменился.
Я не скрывал своей веры; наоборот, объявлял о ней при каждом удобном
случае (и при неудобном– тоже), хотя та среда в которой я “вращался” и работал,
не только была вполне атеистической, но предполагала непременное исповедание
“самого передового в мире мировоззрения”.
Однако прошлая жизнь не отпускала меня; а я нередко и не стремился вырваться
из её цепких объятий: ещё не раз по уши залезал в нравственную помойную яму
и хрюкал там от удовольствия.
И снова, как теперь мне представляется, Господь вытаскивал меня оттуда-
а я порой ещё и брыкался!
Вот в такой обстановке я получил первый знак. Был у меня в то время знакомый,
Промышлявший разным, в том числе иконами и старыми книгами; иногда я покупал
у него дореволюционные религиозные издания. Характера он был недоброго, жёлчного,
“знал всё” (тип дореволюционного деревенского начетчика), а я нелепо делился с ним
многими своими мыслями, обстоятельно отвечал на бездельные вопросы…
Однажды он привёз мне какие-то книги и, как это часто бывало, задержался;
мы разговорились. По обыкновению едко посмеиваясь, он объявил мне, что
никакой я не христианин, потому что не молюсь. Это задело меня за живое (он был
в то время поклонником Вейнингера, Шопенгауэра и к христианству относился,
мягко выражаясь, прохладно) и я напыщенно ответствовал ему, что не молюсь
потому , что не чувствую в этом внутренней необходимости, а в подлинном христианстве
(вроде я тогда понимал, что такое “подлинное христианство”!) главное-искренность веры,
а не формальное исполнение обрядов, бессмысленное механическое бормотание
вызубренных молитв…И ещё что-то в этом роде. Мера глупости основной мысли,-
не молюсь оттого, что не чувствую нужды в этом– была “велика и обильна”, но говорил
я честно: действительно , я ещё не ощущал тогда потребности в молитве.
Через некоторое время после этого разговора я совершенно неожиданно оказался
осенью 72-го года в невыносимо фальшивой и безнравственной ситуации,
причиняющей боль и волнение близкому мне человеку (которому в то время нельзя
было волноваться). Невольным виновником был я сам. Я резко прервал её– и остался
в полном смятении наедине с собой. Чувства возмущения, стыда, тревоги, ещё чего-то
переполняли меня, я не находил себе места. Не знаю, как, зачем, почему я схватил
Священное Писание– помню, что оно оказалось у меня в руках.
Я автоматически, думая совсем о другом, открыл его, так же автоматически посмотрел
на открытую страницу– и увидел слова, которые я сначала совершенно не понял,
потому, что продолжал думать о своём. Лишь постепенно до меня стал доходить смысл
читаемого мною : “Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только
нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё…” Опустил глаза
чуть ниже:”…один из учеников сказал Ему: Господи! Научи нас молиться…Он сказал им:
когда молитесь, говорите: Отче наш, сущий на небесах!...”. Евангелие от Луки, конец 10-й
и начало 11-й главы.
Если бы я увидел в машинально раскрытой книге самые гневные, самые страшные слова
Христа, если бы я прочёл:”змии, порождения ехидны”, или:”се, оставляется дом ваш пуст”,– они не поразили бы меня, как эти слова, ибо тогда я твёрдо знал, что заслуживаю
самых гневных слов, они– справедливы.
Больше всего меня потрясла именно мягкость упрёка , сострадающая доброта
Слов Исуса, обращённых лично ко мне (в чём я не мгновения не сомневался!)– в той
гнусной ситуации, в какую я попал по своей вине, они звучали в моём сердце…
Не могу передать, как звучали. Я был оглушён ими, такими тихими!
Помню, что потрясённо рассматривал эту страницу, перечитывал-“когда молитесь,
говорите :’’Отче наш…”;закладывал страницу пальцем и рассматривал всю книгу,
будто увидел её впервые…
Конечно, сразу вспомнил свой разговор с “начётчиком”-и стало стыдно! Вспомнился
и мимолётный странный случай, происшедший минувшим летом того года.
Дело было утром. Проснувшись, я наспех умылся (спешил куда-то); напеваю что-то,
вбегаю в комнату, где стоит мой письменный стол, – и испуганно застываю на пороге:
у письменного стола стоит, склонив на грудь голову в остроконечном капюшоне и
молитвенно сложив руки у груди, полупрозрачная, серовато-голубоватая фигура
(потом подумалось;”как из сигаретного дыма”)…Я откровенно испугался– и хотя
внешне это никак не проявилось, в то же мгновение фигура, не меняя своих очертаний,
начала таять и медленно (за 2-3 секунды) исчезла.
Придя в себя, я подумал, что фигура очертаниями напоминала фигуру на картине
М.В.Нестерова ”Видение отроку Варфоломею”-ту, что справа; только я видел её
в левой (от двери) части комнаты и была она обращена вправо (к той стене, на
которой, спустя два года, стали появляться иконы). Больше я ничего не сообразил
тогда, а жаль!... (сейчас я думаю, что это было первое “указание” (знак) начинать
молиться. Поскольку я ничего не понял, последовало второе “указание” (знак)
начинать молиться– в более понятной, доходчивой форме! Оба этих знака были об
одном и том же, поэтому я их не разделяю, считаю одним знаком– первым.)
Многое в день первого знака я вспомнил и переосмыслил, потрясённо не
выпуская из рук Евангелия и не вынимая из него пальца…
Тогда я начал молиться– неумело, спотыкаясь, но начал.
Шли месяцы, сливались в годы. Опять “случайно” и за вполне приемлемую цену
у меня появился Новый Завет, появилась и новая Библия; стали появляться
иконы (осенью 74-го года жена поехала проведать родных и привезла подарок-
первые две иконы). Появились два новых знакомых, которым я немного, как мог
(плохо мог), помогал приблизиться к христианской вере. И сам шёл к Христу-
по прежнему “падая и поднимаясь”. Встречались втроем регулярно у меня
(я становился всё большим домоседом), обсуждали многие вопросы христианской
жизни, а чаще всего-историю христианства, церковную историю.
Познакомившись с Новым Заветом и отчасти – с Ветхим, я начал “копать”
историю христианской Церкви, историю соборов, догматов, богословских споров,
ересей… C удивлением узнал (кажется, от В.В. Болотова ), что в первые века христианства православием (греч.”ортодоксия”) называли не больше и не меньше
как “срединный или царский путь между крайними взглядами, противоположными
ересями”! Опираясь на исторические факты и документы (информацию о которых я
добывал любыми доступными путями и средствами), в частности, с помощью
“лекций по истории древней Церкви” (“История Церкви в период Вселенских соборов”)
известного церковного историка В.В.Болотова (+ 5 апр.1900 г.), я постепенно узнавал
историю христианства и выяснял, кто и в какой мере виновен в том, что историческое
не выполнило самый настойчивый призыв Христа многократно выраженный Им
в молитве за будущих христиан, обращенной к Отцу:”да будут они едины, как Мы
с Тобой едины!”. Постепенно пришёл к печальному выводу из всех известных мне
исторических фактов: большая часть вины за это религиозное и историческое преступление с тяжелейшими последствиями лежит на христианском Востоке-
на Византии, а во втором тысячелетии христианской истории– и на нас…
Сейчас я ни в коей мере не отказываюсь от этих исторических разысканий
и выводов из них. Наоборот, я всё более убеждаюсь в достоверности фактов
и правоте выводов, ибо за долгие годы я не нашёл во всех доступных мне
источниках и не услышал ни от одного из моих оппонентов аргументированных
убедительных возражений против тех фактов, которыми я располагаю (и которыми
может располагать каждый, кто потратит достаточно много времени, чтобы честно,
непредвзято прочитать и обдумать все доступные ему источники, поездить по центральным библиотекам или воспользоваться, если есть возможность,
междубиблиотечным абонементом и т.д.). Более того, если не кривить душой, то я
должен сказать, что в те годы, когда я постоянно искал возражения против горьких
фактов, страстно хотел услышать убедительные возражения, я не прочёл и не
услышал ничего, кроме псевдоправославной демагогии, напомнившей мне ту
демагогию, которой я досыта нахлебался в первую половину жизни, когда был
вынужден бесконечно “изучать” и регулярно сдавать нескончаемые зачёты и экзамены
по “самому передовому мировоззрению” и “самой светлой истории”…
И тем не менее, сейчас я считаю, что в те годы шёл неверным путём.
Главная моя ошибка, которую я себе не прощаю, состояла в том, что я не сделал первый
знак девизом последующей жизни, не сделал честных, до конца идущих выводов из него.
Я постепенно, очень медленно перестал “заботиться и суетиться о многом” то о том,
то о сём, фарисейски “забывая” (не желая помнить),что “одно только нужно”…
Возможно , что из этой главной ошибки вытекала вторая моя ошибка. В течение почти
десяти лет, прошедших между первым и вторым знаками, я не догадался сам и не встретил ни умного верующего человека (не обязательно христианина), ни умной религиозной книги, которые объяснили бы мне, что молясь не один раз на дню
и уже привыкнув заочно участвовать в литургиях, транслируемых зарубежными
радиостанциями, я занимаюсь тем, против чего протестовал когда-то в споре с
“начётчиком”-занимаюсь “рабским деланием”!
По определению православных подвижников, практиков и знатоков интенсивной
духовной жизни и “умной молитвы”, существует христианское “умное делание”,
но существует,– и неизмеримо больше распространено,– христианское “рабское
делание” (приблизительно то, что я делал в те годы, наивно полагая, что живу
христианской духовной жизнью):”Одним из серьезных препятствий к истинной
молитве является привычка относиться к ней формально. Мы часто считаем вполне
достаточным, если мы выстоим перед иконами определенное время и “вычитаем”
молитвенное “правило’.
Такое понимание молитвы…без участия в ней не только сердца, но и ума, далеко
от истинной молитвы. Такую молитву св.Отцы называют "подневольным трудом”,
“рабским деланием” (2,гл.4).
Я ничего не слышал ни о “рабском делании”, ни об “умном делании” и не догадывался,
что я по прежнему, так же, как и в 72-м году, первобытно, дремуче невежествен в важнейших вопросах внутренней духовной жизни! Не догадывался, что я совсем не знаю
и не понимаю, что такое молитва, в частности христианская молитва!..
Сейчас я иногда думаю, что в достопамятном разговоре с “начётчиком” в 72-м году
последний, ведая то или не ведая (последнее вероятнее) исполнял роль “подсадной утки”
я– роль глупого селезня, простофили, Иванушки-дурачка, а сатана– роль охотника.
Невидимая охота на меня в моём сознании, начатая (или продолженная?) “некоей мысленной тьмой греха и смерти” (св.Макарий Великий), увы, оказалась удачной,
как ни горько это признавать. В моём ответе “начётчику” (см. выше) так переплелись
“великая и обильная” дурь (“не молюсь, потому что не чувствую нужды в этом”)
и разумные мысли (ведь всё остальное в ответе было моим интуитивным протестом против “рабского делания”), что, получив первый знак и вспоминая со стыдом этот
разговор, я не смог тогда отделить в своих словах “пшеницу от плевел” и пошел, сам
того не подозревая, по пути “рабского делания”…
Увы, мне не встретился опытный, умный и добрый человек, который рассказал бы мне
всё это и предупредил бы, что, судя по всему, грядёт тяжелая для меня пора, когда я буду
жестоко расплачиваться за то, что в 72-м году пошел неверным путём– и в результате
остаюсь безоружным перед обкладывающей меня темной силой!
Предупредительный сигнал о том, что ко мне приближаются силы зла, прозвучал в середине 70-х годов. Сигнал был довольно “громкий”.
Произошло это, кажется, в 75-м году (точнее сказать не могу; не раньше осени 74-го
года и не позднее лета 77-го года– вот и всё, что сейчас припоминаю).
Однажды поздним вечером я чем-то занимался сидя за письменным столом. В комнате
никого не было. За спиной послышались негромкие, но отчётливые постукивания или
потрескивания. Сзади меня стоял небольшой (журнальный) столик; поэтому я не
оборачиваясь предположил, что это он и потрескивает, рассыхается. Но постукивания
стали громче, участились– теперь их уже нельзя было спутать с потрескиванием
рассыхающегося дерева; они напоминали нервные постукивания ногтем по дереву…
Обернулся– конечно, никого нет. Встал (стуки по моему прекратились), осмотрел столик,
(первая грубая ошибка! Не должно быть никакой реакции!) заглянул зачем-то под него,
осмотрел стоящий рядом диван-кровать… Мелькнула смутная мысль. Вернулся за письменный стол. Стуки возобновились, стали ещё громче, требовательнее…
К тому времени уже вышел из печати 4-й том Брюсова и я уже прочел его роман
“Огненный ангел”. Вспомнилась сцена из романа– таинственные стуки в Кёльнской
гостинице… А стуки за спиной продолжались, притягивали к себе внимание, мешали
работать…Врать не хочу– не помню, молился ли я, просил ли у господа защиты и помощи. Но зато хорошо помню, что сделал. Был я нелепо самоуверен,”жареный петух”
меня ещё не клевал, и любил я тогда повторять:”Бог не выдаст– свинья не съест”
а также:”Противостаньте дьяволу– и он убежит от вас”. / По прежнему уверен в этом,
но рекомендовал бы каждому, кто думает и ведет себя так же, дополнять эту поговорку
ещё и вопросом:” но дал ли бог тебе, неосновательный человек, гарантию, что тебя,
как бы ты себя ни вёл и что бы не думал?”./
Кроме того, я ещё не распрощался с привычками первой половины жизни…
И потому, когда стуки стали заметно мешать мне, я, не оборачиваясь, мысленно
“обложил” стучавших и послал их “подалее”. Стуки немедленно прекратились!
(Помню, что я был поражен такой чёткой “мысленной связью” между мною и
стучавшей тёмной силой.) Они не возобновились ни в этот вечер, ни в последующие
дни. Я был доволен собой и, разумеется, не мог предположить, что стуки возобновятся
спустя несколько лет, но уже совсем другие и в иных обстоятельствах…
Я ещё не знал предупреждения иеромонаха Софрония:”Кто вёл с ними (демонами-ф.в.)
борьбу, тот знает, как они бывают умны и, часто, льстивы с теми, кто принимает их,
и как яростны– когда их отвергают” (3,ч.1,раздел “монашеские подвиги”).
Тяжелое время приблизилось ко мне во второй половине 77-го года, когда некоторые
соседи, с которыми долгие годы поддерживались обычные добрососедские отношения,
вдруг, казалось бы, беспричинно, начали проникаться ненавистью ко мне; некоторые
воспылали прямо-таки лютой ненавистью– уже и видеть меня не могли, в полном
смысле слова физически не могли! Я ничего не понимал, терялся в догадках,
пытался объясниться– только хуже… Однако вскоре выяснилось, что причины на это
были– и очень глубокие, весомые причины.
В самом начале 1978-го года меня свалил тяжелый инфаркт, но я выжил. Вот тогда
ненависть соседей уже заполыхала безудержно. В одном из неожиданных скандалов,
устроенных на лестничной клетке (разумеется, неожиданных для меня, а не для соседей),
меня заверили, с ненавистью глядя в глаза, брызгая слюной:”всё равно мы сделаем тебе
второй (!) инфаркт и в гроб загоним!” в милицию, в прокуратуру, по разным инстанциям
и адресам посыпались коллективные жалобы соседей, в которых подчеркивалось, что я
“обвешался иконами”, признаю только религиозные праздники, а советских праздников
не признаю, плохо отзываюсь о них, мешаю праздновать и т.п.
(Одна из жалоб, направленная в прокуратуру, была “спущена” оттуда в милицию, а из
милиции-“по месту жительства”, в товарищеский суд домоуправления. Суд давно уже
не существовал (распался), и знакомый работник домоуправления дал мне прочесть
эту жалобу и даже переписать её).
Поскольку кампанией руководила сов. дама– врач (и непростой, а руководящий врач),
то в жалобе, написанной ею (в той, которую я прочел и переписал на память), на фоне
множества грамматический и иных ошибок (которые свидетельствовали о полной
лояльности руководящего врача по отношению к родному государству), четко выделялся
основной мотив жалобы, руководящая идея её:”…он невменяем в своих садистских
действиях…Если он вменяем прошу привлечь к ответственности за хулиганские действия. Если психически больной– необходимо принять меры принудительного
лечения”. Когда жена привезла меня из больницы домой, мы были ещё слепы
и не догадывались, что последует вскоре. Поэтому жена имела неосторожность
попросить соседей вести себя потише, пока мне не станет лучше. И поэтому
у всех соседей с раннего утра и допоздна бегали в тяжелой обуви по квартирам
взрослые и дети, ревели проигрыватели, телевизоры и радиоприемники,
включенные “на всю катушку”, переставлялась мебель, грохотали молотки;
стуки вернулись ко мне, но уже на “качественно новом уровне”…
Великовозрастная, недавно родившая тумба с телосложением и силой борца-
тяжеловеса, дочь руководящей дамы– врача, прибегала с молотком штурмовать
нашу дверь и, круша её, материлась многоэтажно, визжала и орала что-то
вперемежку с матом… Приходили участковые инспекторы– милиция “реагировала”
на многочисленные “сигналы”… мне казалось, что ещё немного– и я не выдержу
(уехать некуда, все попытки обмена квартиры были неудачны). Конечно, я не мог
предположить тогда, что всё, переживаемое в те долгие месяцы, весь этот кошмар
это лишь “цветочки”, а “ягодки”– ещё впереди! И конечно, я не мог предположить,
что через 10 с лишним лет, сплошь заполненных “цветочками” и “ягодками”,
я буду писать эту работу в той же квартире!...
Столкнувшись с советской медициной в лице руководящей дамы– врача и некоторых
её коллег (коллег рассмотрел, когда сдуру предположил, что в таком отношении врача
к беспомощному “инфарктнику” есть что-то преступное, и попытался пожаловаться
на руководящую даму её руководящим коллегам…), я был вынужден констатировать,
что, в лучшем случае, это глубоко безнравственные и бессердечные “служивые”,
в худшем же– это в полном смысле слова– убийцы, нелюдь… Одновременно убедился,
что лечившие и лечащие меня врачи, которых я искренне уважал, боятся вмешаться в эту
историю, а также уже и не могут облегчить моё “физическое” состояние, которое продолжало оставаться тяжелым.
Я перестал посещать поликлинику (где руководила одним из отделений преследующая
меня сов. дама), стал покупать медицинскую литературу– пытался разобраться, что со мной происходит… Шли месяцы, я уже понемногу приспосабливался к этой жуткой
жизни (ненависть соседей была по-прежнему неутолима и неутомима).
Когда становилось особенно плохо (не хватало воздуха, сдавливало сердце),одевался,
выходил на улицу и шел побыстрее и подальше, чтобы уж или упасть или избавиться от
мучительных ощущений (как правило,”отпускало”…).
Мне повезло в том, что очень рано (задолго до инфаркта) я стал пенсионером по “выслуге
лет” (первая моя профессия-профессия моей молодости требовала отменного здоровья,
но давала выслугу лет “год за два”); теперь я не очень-то нуждался в работе.
Привык надолго уходить в парк– в те годы днём там было тихо, безлюдно, спокойно
(жена ещё работала). Зимой было хуже– старался заменить парк книжными магазинами.
Словом как-то приспосабливался и, конечно, не предполагал, что впереди меня ждут ещё
более тяжкие испытания…
В апреле 1982 года я получил второй знак.
Первый и третий знаки я получил через Священное Писание и в таких обстоятельствах,
которые делали эти знаки неоспоримыми. Второй знак пришёл ко мне совсем иным путём, (больше похож на откровение) и я долго сомневался, от бога ли он…
Очень медленно, лишь в последнее время, я начал осознавать, что второй знак
“сообщил” мне о таких вещах, которые невозможно сообщить с помощью текстов
Священного писания, потому что наверняка я ничего не понял бы!
И тем не менее, и сейчас у меня нет такой уверенности, как в первом и третьем
случаях. Я сомневался бы ещё сильнее, если бы не глубинная связь между вторым
и третьем знаками (которую я начал осознавать только в самое последнее время),
а также если бы не одно круто изменившее мою жизнь событие, непосредственно
предшествующее второму знаку и, по моему глубокому убеждению, связанное с ним,
подготавливающее моё восприятие второго знака.
И потому сначала– об этом событии.
Всё началось с того, что в марте 82-го года у меня заболели зубы. В молодости я бывал
у стоматологов регулярно (того требовала моя первая профессия), а затем, приближаясь
ко второй половине жизни, бросил это сомнительное занятие (не излечение, а временное
залечивание ценой пыток на зубоврачебном кресле). Обходился анальгином, зубными
каплями, сигаретами, алкоголем и детективами. Сумма мучений, растянутых на несколько часов, иногда– суток, была не намного больше суммы более коротких, но и более интенсивных мучений с стоматологическом кресле и после него; но не нужно
было тащиться невесть куда, выстаивать очередь, унижаться…
Во время инфаркта и после него организм продемонстрировал свою “тайную мудрость”:
исчезли все привычные эпизодические заболевания, в том числе и зубные боли.
Впервые после инфаркта я почувствовал не острую, но “настоящую”– длительную,
ноющую зубную боль вечером 23 марта 82-го года.(на следующий день я записал эту