сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
После освобождения императорское семейство оставалось некоторое время в Дюльвере, потом перебралась в Аракc, в имения брата моего тестя, великого князя Георгия, остальные вернулись восвояси.
Жизнь мало-помалу наладилась. Старики вздыхали с облегчением, но все ж и с опаской, а молодежь просто радовалась жизни. Радость хотелось выплеснуть. Что ни день, то теннис, экскурсии, пикники.
Мы нашли еще одно развлечение, затеяв газету. Подруга наша, Оля Васильева, очень милая, умная и красивая барышня, стала редактором. По воскресеньям команда наша собиралась в Кореизе. Сперва составлялись «новости», потом Оля читала вслух статьи всех шестнадцати «сотрудников»: каждый на неделе должен был написать одну, тема – по желанию. Мы, молодые люди с неопределенным будущим, описывали воображаемые путешествия и невероятные приключения в дальних странах. Начинались и кончались наши собрания пением газетного гимна. В полночь электричество отключалось, досиживали мы при свечах.
Родные наши тоже интересовались и даже увлекались газетой, но и побаивались. Говорили они, что и невинные забавы могут плохо кончиться. Впрочем, их послушать было, так все вообще плохо кончится.
Еженедельник просуществовал недолго. Вышло тринадцать номеров. На роковой цифре «журналисты» заболели испанкой и поочередно переболели все. Но, однако ж, когда настал час отъезда и вещей разрешалось взять самую необходимую малость, газету нашу моя жена положила в чемодан первым делом.
Великий князь Александр Михайлович подарил дочери сосновый лесок на скале над морем. Место красивейшее. В 1915 году мы построили в соснах домик, беленный известью, с черепичной внутри и снаружи зеленой крышею. Домик стоял на склоне, так что был кособок и ассиметричен. У входа – цветочный газон. В дверях несколько ступенек вниз – и вы на галерее. С галереи еще вниз – холл-прихожая. Холл выходил на террасу с уступами, с бассейном посреди. Вкруг бассейна – колоннада, вся, как и сам коттедж, в розах и глициниях. На той стороне – лесенка в воду. В доме неровность уровня мы обыграли причудливыми лесенками, площадками, балкончиками и т. д. Мебель – дубовая, напоминает английский деревенский дом. На креслах и стульях – кретоновые подушки, на полуциновки вместо ковров. Построить дом построили, а жить не жили: помешали известные бурные события. И только в начале лета 1918 года, в краткий миг всеобщей эйфории, мы устраивали здесь пикники. С продовольствием было туго, съестное приносил каждый с собой. Зато вино лилось рекой: виноградники в Крыму были у всех. И веселились напропалую. Были молоды и жаждали жить вопреки испытаниям прошлым и будущим.
Накануне одной из таких вот увеселительных прогулок разнесся слух, что царь и семья его убиты. Но столько тогда рассказывалось всяких небылиц, что мы перестали им верить. Не поверили и этому, и веселье наше не отменили. Несколько дней спустя слух и в самом деле опровергли. Напечатали даже письмо офицера, якобы спасшего государево семейство. Увы! Вскоре стала известна правда. Но и тут императрица Мария Федоровна верить отказывалась. До последних своих дней она надеялась увидеть сына.
События следовали одно трагичней другого, и я стал спрашивать себя, уж не убийство ль Распутина вызвало их. Так, во всяком случае, думали многие. И сам не понимал, да и теперь не понимаю, как мог я замыслить и совершить поступок нимало не в духе натуры моей и принципов. Действовал я как во сне. Недаром после ночи кошмаров, вернувшись домой, я заснул, как дитя, безмятежно. Совесть не мучила меня, мысль о Распутине спать не мешала. Когда просили меня рассказать об убийстве, я говорил как очевидец, и только.
«Каждый поступил бы так», – сказала великая княгиня Елизавета Федоровна. Да, но «так» – это хорошо или плохо?
В Ялте в ту пору жила старуха инокиня. Почитали ее святой и пророчицею. Непонятная болезнь случилась у ней, доктора помочь не могли. Она стала наполовину парализована и девять лет лежала в келье, закрытой наглухо, ибо ни малейшего сквозняка не переносила. Келья не проветривалась вообще, но всякий, кто входил, говорил, что дивно пахнет цветами.
Отзывались о прорицательнице с таким благоговением, что захотелось сходить поговорить с ней инкогнито. Но, когда я вошел к ней, она протянула ко мне дрожащие руки. «А вот и ты! – сказала она. – Я ждала тебя. Мне приснилось, что ты – спаситель отечества». Я подошел под благословение, но она схватила мою руку и поцеловала. Я был смущен и взволнован. Она смотрела на меня сияющим взглядом. Проговорили мы долго. Я признался ей, что мучаюсь, не убийство ль Распутина причиной всем нынешним трагедиям.
«Не мучься, – сказала она. – Господь хранит тебя. Распутин – орудие дьявола, ты убил его, как святой Георгий дракона. Да и "старец" отныне хранитель твой. Убив его, ты уберег его самого от будущих его страшнейших грехов.
А Россия должна искупить вину испытаниями. Много времени пройдет, пока будет прощена. Романовы немногие уцелеют. А ты переживешь их и обновлению России поможешь. Ты начал, тебе и закончить».
Ушел я от старицы в смятении. Немыслимым казалось, что и Бог, и Распутин – соохранители мои!.. И все ж, признаюсь, в течение всей жизни моей имя Распутина не раз спасало и меня, и близких.
ГЛАВА 27
1918-1919
Последние дни императора и его семьи – Убийство великих князей в Сибири и Петербурге – Вел. князь Александр тщетно просит союзников о помощи – Отъезд в изгнание
Первой большевицкой расправой над императорским семейством было убийство великого князя Михаила, младшего брата царя. Второй – расстрел самого императора и его семьи.
До августа 17-го Николая с женой и детьми продержали под арестом в Царском Селе. Затем Временное правительство постановило сослать их – вопреки надеждам их не в Крым, а в Сибирь, в Тобольск.
С ними же поехали, решив разделить их участь, преданные им люди: фрейлина графиня Гендрикова, гофлектриса м-ль Шнейдер, гофмаршал князь Долгоруков, генерал Татищев, доктора Боткин и Деревеньков, учителя швейцарец Жильяр и англичанин Гиббс и матрос Нагорный, дядька царевича, носивший мальчика на руках, когда тот не мог ходить, и несколько верных слуг.
Когда пароход, переправлявший пленников из Тюмени в Тобольск, плыл мимо Покровского, родного села Распутина, императорская семья увидела с палубы дом «старца». Все потрясения, случившиеся со времени смерти распутинской, так и не смогли поколебать веру императрицы в сибирского «пророка». Может, и это видение на палубе расценила она как распутинское благословенье.
В Тобольске узников поселили в доме тамошнего губернатора. Не раз караульным приходилось отгонять от дома народ. Люди, проходя мимо, снимали шапки, крестились, стояли под окнами.
Поначалу условия содержания царской семьи были сносные. Охранники вежливы, а начальник охраны, полковник Кобылинский, искренне привязанный к государям, делал для них все, что мог. Но после октябрьского переворота «солдатский комитет», так сказать, обесправил его, и узники стали подвергаться унижению и оскорблениям. В феврале 18-го армия было демобилизована, прежние солдаты охраны сменились новыми – наглецами и подонками. Положение заключенных становилось с каждым днем все хуже. Попытки выручить их ничего не дали. Во-первых, государи и сами не раз заявляли, что России не бросят. Во-вторых, делу помешал некто Соловьев, распутинский зять, посланный Вырубовой в Тобольск устроить бегство императорской семьи. Субъект же этот, которому Вырубова слепо вверилась, был разом агентом и большевиков, и немцев. Немцы, временно оккупировав часть России, затеяли вернуть императора и заставить подписать брест-литовский договор. Притом везти его следовало, понятно, тайно. Соловьев вызвался исполнить поручение. С помощью отца Алексея, духовника государей, он связался с ними и убедил государыню, что он и только он, ведомый духом Распутина, в силах спасти их. Уверил их, что отряд, триста человек офицеров, ждет только знака его, чтобы броситься к ним на выручку. Бегство государей действительно готовили монархические организации, но все их посланцы попались в ловушку к Соловьеву и бесследно исчезли. В 1919 году Соловьева с женой арестовала белая армия во Владивостоке. Бумаги его проверили. Вина его была налицо. Все ж удалось им бежать в Германию.
В апреле 1918 года из Москвы прибыл комиссар Яковлев с отрядом в сто пятьдесят человек и неограниченными полномочиями. Спустя три дня он объявил императору, что должен перевезти его, однако не уточнил куда. Уверил только, что никакого вреда ему не причинят. Разрешил вдобавок сопровождать его всем желающим. Императрица оказалась перед мучительным выбором. Царевич заболел, перевозить его нельзя. Сына она бросить не может, отпустить мужа в неизвестность тоже. В конце концов решила последовать за императором, оставив с сыном трех дочерей, учителя Жильяра и доктора Деревенькова. Великая княжна Мария, князь Долгоруков, доктор Боткин и трое слуг поехали с императором и императрицей.
Ехали тяжело, тряслись в тарантасе по скверным дорогам. Лошадей переменили в Покровском, под окнами распутинской избы. В Екатеринбурге путешествие неожиданно окончилось. Всех заключили в доме богатого купца Ипатьева.
Выяснилось, что пленников везли в Москву, но посадили под арест в Екатеринбурге происками уральского Совета с тайного согласия московских властей, чтобы получше припрятать императора. Истинные намерения Яковлева, впрочем, неизвестны. Некоторые считали, что он, напротив, хотел спасти арестантов. Известно одно: позже перешел он на сторону белых, был схвачен большевиками и казнен.
Спустя три недели царевичу стало лучше, и его вместе с тремя сестрами, великими княжнами, перевезли из Тобольска в Екатеринбург. Теперь семья была вместе – это стало ей последним утешением перед гибелью.
Для нового предназначения ипатьевский дом срочно обнесли двойным дощатым забором чуть не до третьего этажа высотой. Часовые с винтовками сторожили всюду, у дома и в доме.
Бежать отсюда было невозможно. Да и Германия, отчаявшись заставить императора подписать Брест-Литовский мир, бросила его и семью его на произвол судьбы.
Сомнений о своей судьбе у императорской семьи не оставалось. Последние свои дни провели они в ужасающих условиях. Перенесли они все мыслимые и немыслимые унижения. Но еще горшим страданием было жить на глазах охраны, наглой и всегда пьяной. В комнате великих княжон солдаты даже сняли дверь и входили, когда угодно.
Но горячая вера поддерживала их, и они, казалось, уже не страдали. Они жили уже в другом мире, в другом измерении. В последние дни свои в смиренье и кротости они оправдывали даже скотство солдатни. Их, как только привезли в Екатеринбург, лишили почти всех их людей. Единственно доктор Боткин и несколько слуг остались им в последнюю поддержку, с ними и приняли смерть.
Судьба узников была решена. Приближение белой армии, сформированной в Сибири под командованием адмирала Колчака, ускорило казнь.
Не буду описывать мерзость злодеяния. Факты сегодня известны. Вопреки стараниям большевиков скрыть следы дела все подробности его восстановлены следователем Соколовым, терпеливо и добросовестно изучавшим его на месте. Материалы следствия опубликованы. В волнующей книге «Трагическая судьба Николая II» рассказал обо всем и учитель царевича Жильяр, бывший с царской семьей в ссылке. В 1920 году, после падения колчаковского правительства, Жильяр встретился в Харбине с Соколовым и шефом его, генералом Дитерихсом, искавшими куда бы спрятать документы следствия, которые изо всех сил старались заполучить большевики. Глава французской миссии генерал Жанен, отъезжавший с рубежа на рубеж и оказавшийся в Маньчжурии, взялся увезти в Европу несколько личных вещей царской семьи, найденных в ходе расследования, и все материалы дела. Так разоблачены были подробности преступления и названы имена преступников.
Расскажу лишь о странной находке, сделанной следователем Соколовым в подвале Ипатьевского дома. О том слышал я от него самого. На подвальной стене оказались две надписи. Одна – 21-я строфа из поэмы Гейне «Валтасар»: Balthasar war in selbiger Nacht von seinen Knechten umgebracht («Был Валтасар убит в ночи. Рабы – его же палачи»). Другая – на древнееврейском. Позже был сделан перевод: «Здесь казнили вождя Веры, Народа, Отечества. Казнь свершилась».
Двадцать четыре часа спустя расстрела царя и его семьи другая трагедия совершилась в Алапаевске, в ста пятидесяти верстах от Екатеринбурга.
Арестованные весной 1918 года, великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Сергей Михайлович, князья Иван, Константин и Игорь, сын великого князя Константина князь Владимир Палей, инокиня сестра Варвара и секретарь великого князя Сергея были привезены в Алапаевск и посажены под стражу в здании школы.
Поначалу условия содержания были сносны. Заключенным позволили даже ходить в церковь. Потом все изменилось. К строгости режима добавилась грубость охраны.
Раньше я говорил уж, как погибла великая княгиня и ее спутники. В октябре 18-го тела их обнаружили в разрушенной шахте, куда узников, избив прикладами, бросили еще живыми.
После казней в Сибири и на Урале настал черед расправы в Петербурге. Братья моего тестя, великого князья Николай и Георгий Михайловичи, великий князь Павел Александрович, великий князь Дмитрий Константинович и племянник его князь Гаврила, были арестованы. Князь Гаврила уцелел благодаря усиленным хлопотам и ловкости жены его. Остальных посадили в Петропавловскую крепость и вскоре расстреляли. Великие князья Георгий и Дмитрий умерли с молитвой. Великий князь Павел, тяжелобольной, был убит на носилках. Великий князь Николай шутил с палачами и ласкал на руках любимого котенка.
В семье Романовых были они последними жертвами большевиков. Так, в крови и прахе, окончилось правление одной из самых могущественных династий мира, более трех столетий ведшей Россию, и возвеличившей ее, и невольно ее же и погубившей.
В соответствии с договором о перемирии от 11 ноября немецкие войска должны были покинуть Крым и все занятые ими весной российские территории. И оказалось, что в Крыму находится несколько сот русских офицеров. Пробрались они к Ялте еще ранее, тайком, намереваясь спасти великих князей во время пленения их в Дюльвере. Мы с шурьями моими решили вступить в Белую Армию и подали просьбу о зачислении командующему, генералу Деникину. Нам было отказано. Причины – политические: присутствие родственников императорского семейства в рядах Белой Армии нежелательно. Отказ сильно расстроил нас. Мы горели желанием вместе со всеми офицерами-патриотами принять участие в неравной борьбе с разрушителями отечества. В едином патриотическом порыве поднялись по России люди. Новую армию возглавило несколько военачальников. Имена генералов Алексеева, Корнилова, Деникина, Каледина, Юденича войдут в историю российскую, составив славу ее и гордость.
В конце 1918 года флот союзников прибыл в Крым. Мой тесть покинул родину на английском корабле вместе со старшим сыном Андреем и женой его. Великий князь намеревался сообщить союзным правительствам о положении в России, всю тяжесть которого союзники, по всему, недооценивали. Клемансо выслал к нему своего секретаря. Тот слушал великого князя любезно и рассеянно. Прочие оказались не внимательней. Даже и в визе английской было ему отказано. Все, что случилось с тех пор, только доказало роковую слепоту тогдашних европейских вождей.
Когда весной 1919 года красные подошли к Крыму, поняли мы, что это конец. Утром 7 апреля командующий британскими военно-морскими силами в Севастополе явился в «Аракс» к императрице Марии Федоровне. Король Георг V, в силу сложившихся обстоятельств сочтя отъезд государыни необходимым и безотлагательным, предоставил в ее распоряжение броненосец «Мальборо». Командующий настаивал на отплытии ее и семьи ее вечером того же дня. Сначала императрица решительно отказалась. С трудом убедили ее, что отъезд необходим. В то утро мы все собрались в Араксе отметить день рождения великой княгини Ксении. Императрица поручила мне отнести великому князю Николаю Николаевичу письмо, в котором сообщала, что уезжает, и предлагала ему и семье ехать с нею также.
