Текст книги "Времена"

Автор книги: Феликс Фельдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Увы, Берни, это соль на рану, – взволновался Витцман. – Разрешите вас так называть! Вы ведь на моих глазах выросли. Я запросил родственника, он живёт в Веллингтоне и очень ждёт нас. Но дело даже не в родственных узах. Я не строю себе никаких политических иллюзий. Знаете ли – такой трезвый крестьянский рассудок. Могу обещать вам, если обстоятельства позволят, постараюсь подобрать и рекомендовать вам управляющего. Связи пока сохранились.

На том и порешили.

В имении Краузе оставался ещё двое суток и, как в калейдоскопе, в его голове всплывали пёстрыми клочьями картины детства и юности без какой-либо внутренней связи, взаимопричинности, единого стержня, подобно тому как не чувствовал он какой-либо генеалогической связи в своём дворянстве, обязательных к исполнению традиций или неукоснительных запретов.

«Тридцать три года моей жизни, – думал он, – и жизни страны. Что за судьба у неё! Такое короткое время для общества, для государства – и столько страданий!»

Отец обожал обоих Вильгельмов и особенно канцлера Бисмарка, которого считал самым выдающимся человеком всей германоязычной зоны, но в политическом смещении в сторону парламентской монархии видел начало катастрофы. «Нет единой немецкой нации, – говорил он, – нам для единства нужен монарх, поэтому конституционная монархия с допустимыми демократическими и парламентскими чертами для нас достаточна». Бернхард вздохнул. Что бы сказал отец, не погибни он в Первой мировой, когда бы дожил до Веймарской республики? Экономическое положение земельной знати становилось просто угрожающим.

Он хорошо помнил будучи уже молодым человеком, как в начале двадцатых, прицениваясь к имению, к ним нередко захаживали земельные спекулянты, которые умело пользовались отчаянием и растерянностью людей. Крестьян они обводили вокруг пальца, размахивая перед их носом пачками ассигнаций. «Да можете оставаться в хозяйстве, – говорили они, – работайте дальше, производите, ни гроша с вас не спросим! Вот вам деньги, накормите детей. Только всего-навсего собственник вашего двора сменится. Были вы, стали мы. Всё остальное по-прежнему». И что же? Скупали деревнями и превращали коренных крестьян в наёмных батраков.

«Витцман обмануть нас не дал, потому и выжили, – сделал он для себя вывод. – Да-да… Теперь, конечно, другая ситуация… И эти коричневые… До добра они нас не доведут».

Так хотелось пройтись по любимым местам! Воображение восстанавливало картины детства: его любимую пещеру в высокой долине Пёттчер, где он прятал свои сокровища; зелёные луга гряды Ит, где деревенские мальчишки-пастушки пасли коров; и удивительный природный комплекс естественного леса Заубринк-Оберберга, который принадлежал общине Зальцхеммендорф и находился совсем близко от их имения. Свои первые детские ощущения он получал здесь.

Бернхард вышел к участку, оставленному с прошлого года под пар. Был ясный тёплый весений день тысяча девятсот тридцать пятого года. Почва, освобождаясь от снега, пахла здоровьем. Она дышала любовью и ждала семени. И он вдыхал насыщенный запахом поля воздух деревни и вдруг подумал: «Почему бы всё-таки не вернуться?» Он знал наверняка, что Штеффи не по душе сельская жизнь, она пресытилась ею с детства, а он так любит свою невесту. «И в самом деле, – развивал он свою мысль, – Штеффи такая красавица! И перед кем будет она красоваться? Перед коровами? И к чему в селе её наряды? Сложен, однако, мир! Что такое их имение, крошечная точка на такой огромной Земле? И кто такой он? Значительно меньшая и преходящая, ну прямо-таки микроскопическая точка».

На следующий день, так и не решив до конца своего основного вопроса бытия, он отправился домой в Берлин со значительной суммой денег – годовой арендной платой за имение и инвентарь, которую добросовестно выплатил наперёд Витцман.

Лидхен приобретает друзей из юношеской организации «Соколы»

Берлин, март 2016 года.

– Глупая я башка, – сказала Лидхен, переступая порог дома. – Совсем не учла, что сегодня выходной день и к тому же пасхальное воскресенье. И конечно, офис закрыт.

– Зато хорошенькая, – пошутил было Тим Шмидт с намёком, но встретил язвительный взгляд. – Извини, извини, пожалуйста! Кристина говорит, что ты лучший математик школы…

– Получишь от меня сполна! – улыбнулась девушка, тем не менее довольная заигрыванием.

– Я хотел сказать, что головка вообще хорошенькая и…

– Так! Зачем я пришла? – делая недовольный вид, прервала его Лидхен.

– Должны прийти Никлас с Мишель, у них есть текущая информация и, возможно, план. Познакомлю. Обсудим, – серьёзно ответил Тим, плотный крепкого сложения юноша. Он был уже студентом первого курса исторического факультета и чувствовал себя вполне взрослым мужчиной.

Через четверть часа действительно пришёл Никлас Вальтер, студент третьего курса того же факультета, член инициативной группы «Камни преткновения» и его подружка Мишель Кайзер. Никлас, или по-домашнему Ники, парень высокий и тощий, выглядел особенно худым рядом с достававшей ему лишь до плеча толстушкой Мишель. Поскольку день был солнечный и тёплый, а дождь обещали лишь к вечеру, решили сходить в кафе-мороженое и поговорить о планах группы.

– И я с вами, – заявила Кристина, белокурая высокая с серо-голубыми глазами младшая сестра Тима.

По дороге, когда их догнал опоздавший Давид, мать которого работала с Сандрой Шмидт, матерью Тима и Кристины, в промышленном конгломерате Сименс, Никлас передумал и предложил для девушек кофе с пирожными в кондитерской «Тобен» на Шлоссштрассе.

– Там, во-первых, дёшево, а, во-вторых, совсем уж демократично: посещают кто угодно и в чём угодно, – пояснил он.

Туда и направились. Придя, заказали каждому по большому стакану макиато, по куску вишнёвого торта и уселись у стены за длинным столом. Кондитерская была популярна, всегда полна разношёрстного народа, но ребят это и устраивало.

– Так вот, Лидия, – начал степенно Никлас, обращаясь к той, кого Тим и Кристина звали уменьшительно-ласковым именем Лидхен, и предвкушая менторское удовольствие от поучения новичка. – Прежде всего, что такое «камни преткновения»? Немного истории.

Ласковое «Лидхен» Лидия Эрдман получила от Сандры за свою изящную фигурку. Так и пошло среди друзей: Лидхен да Лидхен.

– Ники, – прервал старшего товарища Тим, – Лидхен не знает, что мы активно работаем с Демнигом, вернее, помогаем ему.

– Хорошо. Но сначала надо ей узнать, кто он и что за личность. Думаю, Лидия, что именно вам, он сделал акцент на «именно вам», будет особенно важно знать, что памятные знаки, которые Демниг вмуровывает перед парадными…

– Послушай, Ники, – прервала его Кристина, догадываясь куда он клонит, – об «именно» потом. Расскажи лучше конкретней о Демниге.

– О! Гунтер – великий гуманист. Он художник по образованию, и можно много говорить об этой стороне его жизни, но сейчас о другом. А дело было так. В 1991 году Гунтер Демниг, обычный художник, проложил в Кёльне на тротуаре цветную дорожку-след, чтобы напоминанием отметить факт депортации цыган синти и рома. Когда несколько лет спустя он заменил дорожку латунными табличками, одна пожилая женщина, высоко оценивая проект, выразила сомнение относительно того, что по соседству когда-либо жили цыгане. И тут Гунтеру Демнигу открылось, что многие исторические события уже выпали из сознания его сограждан. Теперь он знал, что хочет начать проект, который освежит память людей путём установки памятных знаков на улицах городов, где когда-то жили жертвы нацизма и где начались преступления. Сперва это была просто идея, и только после того, как первая закладка камней встретила одобрение родственников погибших, он решил расширить проект и его продолжить.

– Я бы тоже одобрила этот проект, – заметила Лидия. Но ведь кроме цыган есть… Она несколько замялась.

– Вот-вот, – подхватил Никлас, – вы хотели сказать Холокост. Я ведь вижу, – он покосился на Кристину, – у вас русые волосы, но глаза… Этот восхитительный разрез ваших восточных глаз…

– Эй ты, уймись! – Мишель толкнула его в бок. – Восхитительный разрез… Поэт!

Она встала, демонстративно надув губы, и пошла к стойке за следующим куском торта. Лидхен с Кристиной переглянулись, сдерживая улыбки.

– Очень любит сладкое, – заметив это, сказал, как бы оправдываясь за подружку, Никлас.

– Вы думаете, что я еврейка? – усмехнулась Лидия после наступившей паузы. Согласно еврейскому религиозному закону да. Моя мама еврейка: Евгения Соломоновна Фишман, родом из Украины. Она хорошая пианистка и даёт сольные концерты. А вообще-то у неё частная музыкальная школа. Но мой папа, Пауль Эрдман, немец. Он инженер. Его родители родом из Тюрингии, но он родился в Бюккебурге. Знаете такой город?

– Разумеется, Лидия, – ответил Никлас, – Нижняя Саксония, округ Шаумбург. Он сдвинул свой стул немного вправо, уступая проход вернувшейся Мишели.

– Гунтер как-то прочитал изречение из Талмуда, – продолжил он, когда Мишель уселась. – В нём говорилось: «Человек забыт лишь тогда, когда забыто его имя». Но это произошло после того, как в 1990 году он разработал проект «Следы воспоминаний» в память о депортации нацистами более тысячи цыган в 1940 году, о чём я уже упоминал.

– Расскажи, Ники, почему Демниг называет своё искусство камнями преткновения, – вмешалась Мишель, втыкая вилочку в торт.

– А вы знаете, он и сам не помнит, когда ему в голову пришло это название, – ответил Никлас. – Может быть, тогда – был такой эпизод, когда один журналист выразил сомнение, наблюдая за работой Гунтера. Журналист сказал, что люди, споткнувшись о камень, могут упасть. И представьте себе не взрослый человек, а мальчик, школьник, который стоял рядом, ответил: «Вы не падаете физически, вы спотыкаетесь головой и сердцем».

– Взрослые… Есть разные… Кроме того у нас хватает и правых экстремистов, которым эта правда будет колоть глаза, – включилась в разговор Кристина. – Впрочем, я понимаю наших обывателей. Им стыдно за прошлое, может быть даже за своё косвенное участие тем, кто постарше…

– Например, молчанием или замалчиванием, – подхватила Мишель, отхлёбывая из стакана. – Тьфу, стыдно. А может быть, совсем и не косвенное участие.

– Вовлечённость в проект Демнига уже само по себе отделяет нынешнее поколение от тех людей, – сказал Давид, высокий юноша с курчавой головой чёрных волос и впалой грудью. – Это, конечно, не всё возможное для водораздела взглядов, но неплохое начало, по крайней мере, для молодёжи.

– Это и есть наша задача! – вдохновился Никлас. – Мы в состоянии противостоять правым. Я не хочу всю жизнь таскать на своём горбу этот позор. Поэтому молчать мы не должны. Чего только не делали втихаря с камнями! Их заливали краской, заклеивали или выкапывали сотни раз. Удивительно, что недопонимание проекта было и у тех, кого это, на мой взгляд, ближе всего касалось. Представьте себе, бывший президент Центрального совета евреев в Германии Шарлотте Кноблох жаловалась, что люди, наступая на камни, затаптывают еврейские жертвы ногами. Но ведь идея в том и состоит, чтобы вернуть жертвам их имена. Показать, что они жили по соседству, и что мы обязаны об этом помнить.

– Вы думаете, – задумчиво сказала Лидия, – что этот позор когда-нибудь будет снят с немцев?

За столом наступила напряжённая тишина. Стихли и насторожились соседи рядом. Кто-то из них недовольно что-то пробурчал. Давид, сверкнув глазами, многозначаще посмотрел на Лидию.

– А что ты думаешь, Лидхен? – удивлённо и с любопытством спросил Тим, делая акцент на слове «ты».

– Я об этом пыталась думать. Мне трудно судить, но папа считает так. Есть гражданское общество и есть государство. Гражданское общество – это все мы, наша общественная деятельность и наша частная жизнь. Не всегда можно выбирать власть. Французы во время своей Великой революции права выбора не имели, тем не менее… Ну а когда уж можно выбирать… Короче, никогда простые люди, а их большинство, не хотят, чтобы власть втянула их в преступления. Но люди могут и ошибиться с выбором. Это беда. Тогда виноваты не они, виновата власть, виноваты и прямые преступники. В истории немецкого государства позорное пятно нацизма останется навсегда! Так долго, сколько будет существовать сама немецкая государственность. Это её история, её судьба. Другое дело гражданское общество, оно в большей или меньшей степени оппонент власти, существует само по себе со своей историей, может поддерживать государство или сопротивляться ему. Поэтому на нас, на новое поколении, позор государства не может переноситься автоматически, если уроки извлечены правильно. Так говорит папа.

– Да твой папа философ! – восхитился Никлас.

– Кстати, – не дав ответить Лидии и заёрзав на стуле, вновь подключился Давид, – с точкой зрения её папы, скажем, человека из народа, перекликается мнение бывшего канцлера Германии Гельмута Коля. Однажды в своей речи он сказал: «Правда в том, что немцы были виновны… Было бы глубокой ложью искать в истории нашего народа только правильные факты. Потому что эта история неделима, и это касается как добра, так и зла».

– Вот-вот. Мой папа обычный, но честный немец, – согласилась Лидия. – Он много рассказывал мне об истории евреев в Шаумбурге. Они жили там общинно с самого начала девятнадцатого века.

– Коллега! – обрадовался Никлас.

– Он действительно любит историю. А хотите я расскажу, тоже уже историю, про немного странное для меня событие? Мне было семь лет, когда мы с папой поехали на удивительное театрализованное представление, которое было организовано на всём пространстве района. Это было в последней трети августа.

– Рассказывай, – согласились все хором.

– Наша история неделима, – пошутила Кристина, приобняв подругу, – давай о добром!

– Графство Шаумбург, как и многое в Германии, не всегда было такой же территориальной единицей, как сейчас регион Шаумбург, – начала Лидия. – В результате административного образования земли Нижняя Саксония, это произошо первого августа 1977 года, объединили два района Шаумбург-Липпе с Бюккебургом и Штадтхаге-ном. Сюда включили Графство Шаумбург и часть округа Шпринге.

Шаумбургцы – народ гордый, и когда графству исполнилось 900 лет, родился проект «Шаумбургский мир». Начали с любимца народной памяти принца Эрнста Гольштайн-Шаумбургского, которого замечательно представлял артист Петер Кемпфе. Снарядили его свитой, охраной с алебардами, и начал «Его Величество» обход «своих земель». А земли эти – красотища, особенно летом и если смотреть на долину с горы замка Шаумбург, резиденции бывших правителей. Но обход «своих владений» и знакомство со «своими верноподданными» принц начал с Штайнхудерского, растянувшегося на много километров сильно заиленного озера, и тут же получил от «верноподданных» горожан требование его фундаментальной очистки. Глубина озера не более полутора метров, посредине его остров с рестораном и развлечениями. «И зачем туристам добираться к нему на лодках и платить за перевозку, когда они вполне могут перейти всё озеро вброд», – шутили горожане.

– Хорошее начало для «Его Величества», демократия вживую, – весело усмехнулся Никлас.

– Говорить со «своими подданными» принц должен был по-современному… через микрофон, которого он, «рыцарь», как незнакомой штуки, немножко испугался. Вы бы видели, как взрослые люди: чиновники и начальники, подобно детям, с удовольствием входили в роль! В Хюльсхагене в связи с восемнадцатилетием со дня основания учебной профессиональной школы подготовили петицию. Позже я, перечитывая эту историю, выучила её наизусть. Забавный и забытый слог. Послушайте: «Чистокровный и Высокородный, добрый Принц и Лорд! Молодежная профессиональная мастерская предлагает покорное служение и просит вашей милости в объявлении её совершеннолетия». По поводу чего «Высокородный» удивился: зачем, мол, молодёжи новые специальности? Разве они не наследуют профессии своих отцов? А в Штадтхагене «Чистокровному» начальник финансового ведомства как новому гражданину присвоил… налоговый номер.

– Уф! – выдохнули все разом. – Это совсем по-нашему, по-немецки.

– Между прочим, Вильгельм Буш родом из этих мест. А «Высокородный» с удовольствием знакомился с современной жизнью, достижениями «своего края», – с некоторой грустью продолжила Лидия, – только наследников не оставил, а, следовательно, и добрых традиций. Я одного не могу понять сейчас: зачем была устроена эта помпезная и дорогостоящая затея?

– Принц Эрнст оставил после себя в Штадтхагене прекрасный мавзолей, фактически музей европейского ранга, – утешил её Никлас. – Последующая история провинции была нелёгкой. Правда, смена правителей обошлась без кровопролития, но была Тридцатилетняя война, эпидемии… Последний из правителей князь Адольф II отказался от престола 15 ноября 1918 года. Кстати, после утраты трона наследники стали частными лицами, но сохранили за собой владение мавзолеем. Я думаю, шаумбургцам очень важна самоидентификация. Нацистские времена провинцию не украшают. Потому и устроили этот празник. Печально как раз то, что некоторые члены Дома Шаумбург-Липпе присоединились к НСДАП, среди них принц Фридрих-Кристиан, личный адьютант и референт Геббельса.

– Да, хочу напомнить о подвиге графа Клауса Штауффенберга и его покушении на Гитлера, – вступил в разговор Тим, – но есть письменные источники, которые сообщают, что приблизительно треть из высокородного дворянства охотно служили нацистам. И из князей Шаумбург-Липпе принц Фридрих-Кристиан был не единственным. Гитлер, Геринг, Геббельс и Гиммлер не упускали возможности украсить партию представителями высшей аристократии. История всё помнит.

– Похвально, Тим, – пошутил Никлас. – Неплохо для начинающего историка.

– То есть получается так: возьмём, к примеру, Шаумбург, – попыталась подытожить Лидия. – Простой народ глядит на своих аристократов и думает: раз они находят нацистский режим полезным для себя, почему бы и нам не присоединиться?

– Ну, Лидхен, не так прямолинейно, – возразил Тим. – Хотя социальный эффект в закреплении режима, особенно в начале, безусловно был. Я думаю, что многих из немецкой аристократии вовсе и не назовёшь немцами. Их родственные связи скорее общеевропейские, чем немецкие. Они некая наднациональная элита со своими интересами.

– А это не снимает ответственности с населения, с его поведения и с национального позора; с чего мы, собственно, начинали, – продолжил Никлас.

– То есть вы хотите сказать, что этот позор должно всё-таки разделить и гражданское общество? – спросила Лидия.

– За такие тяжёлые грехи не отмыться в течение веков, – хмуро добавил Давид.

– Сопротивляться тоталитарному режиму не просто, – ответил Никлас. – Вы спросите вашу маму или её родителей, которые, как я понимаю, из бывшего СССР. Противодействовали они сталинскому режиму? В общем, схематически соотношение таково: преступное государство осуществляет свои преступления всеми своими государственными структурами, а гражданское общество нет. В нём всегда есть силы сопротивления. Например, у нас Штауффенберг, или ещё раньше демонстрация немцев на Розенштрассе в защиту своих арестованных еврейских мужей, жён или родственников. Для нас важна степень ответственности, как говорит ваш отец, гражданского общества, чтобы решить нам, нашему поколению, что мы должны делать. Контроль над институтами власти со стороны гражданского общества и возрастание сил сопротивления по мере необходимости.

– Согласна, – сказала Лидия, – в правовом государстве и общество демократическое. Здесь больше контроля потому что больше свобод в гражданском обществе и возможностей объединения по интересам, включая и политическим.

– Именно так. Мы и есть молодёжное политическое объединение. Поэтому у меня как члена инициативной группы к вам, Лидия, предложение. Если вы вхожи в еврейскую общину Берлина, то было бы важно привлечь и еврейскую молодёжь к нашему делу. Тут не в денежных взносах проблема. Нам надо мобилизовать много людей! Латунные части камней тускнеют, а их тысячи, и все необходимо чистить. Важно следить и сообщать нам о фактах вандализма, чтобы своевременно заменять осквернённые и вырванные камни новыми. Наконец, нужно участие в акциях закладывания этих памятников. Мы действуем по принципу человек – камень – судьба, а их, пострадавших, миллионы. И не только в Германии. А вы знаете, что на родине вашей матери, в Украине, тоже заложены «камни преткновения»? Это началось в июле 2009 года в Переяславле-Хмельницком и теперь осуществляется более чем в двух десятках стран.

– Я согласна и попробую создать инициативную группу или привлечь новых членов в вашу. Хотя…

– Отлично! – воскликнул Тим, – будем считать, что у нас народу прибудет. Во всяком случае, Лидхен, ты наша. Согласна?

Улыбаясь, Лидия Эрдман утвердительно кивнула.

– Нам пора, – заключил Никлас.

Ребята собрали посуду, и Мишель отнесла её на прилавок. Они вышли на свежий воздух. Накрапывал обещанный службой прогноза дождик.