Текст книги "Сказки с моралью"
Автор книги: Феликс Кривин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Кривин Феликс Давидович
Сказки с моралью
Феликс Кривин
Сказки с моралью
– Эге, отстаешь, отстаешь! – подгоняет Большая Стрелка Маленькую. – Я уже вон сколько прошла, а ты все топчешься на месте! Плохо же ты служишь нашему времени!
Топчется Маленькая Стрелка, не успевает. Где ей за Большой Стрелкой поспеть!
Но ведь показывает она часы, а не минуты.
ДВА КАМНЯ
У самого берега лежали два камня – два неразлучных и давних приятеля. Целыми днями грелись они в лучах южного солнца и, казалось, счастливы были, что море шумит в стороне и не нарушает их спокойного и мирного уюта.
Но вот однажды, когда разгулялся на море шторм, кончилась дружба двух приятелей: одного из них подхватила забежавшая на берег волна и унесла с собой далеко в море.
Другой камень, уцепившись за гнилую корягу, сумел удержаться на берегу и долго не мог прийти в себя от страха. А когда немного успокоился, нашел себе новых друзей. Это были старые, высохшие и потрескавшиеся от времени комья глины. Они с утра до вечера слушали рассказы Камня о том, как он рисковал жизнью, какой подвергался опасности во время шторма. И, ежедневно повторяя им эту историю, Камень в конце концов почувствовал себя героем.
Шли годы... Под лучами жаркого солнца Камень и сам растрескался и уже почти ничем не отличался от своих друзей – комьев глины.
Но вот набежавшая волна выбросила на берег блестящий Кремень, каких еще не видали в этих краях.
– Здравствуй, дружище! – крикнул он Растрескавшемуся Камню.
Старый Камень был удивлен.
– Извините, я вас впервые вижу.
– Эх, ты! Впервые вижу! Забыл, что ли, сколько лет провели мы вместе на этом берегу, прежде чем меня унесло в море?
И он рассказал своему старому другу, что ему пришлось пережить в морской пучине и как все-таки там было здорово интересно.
– Пошли со мной! – предложил Кремень. – Ты увидишь настоящую жизнь, узнаешь настоящие бури.
Но его друг. Растрескавшийся Камень, посмотрел на комья глины, которые при слове "бури" готовы были совсем рассыпаться от страха, и сказал:
– Нет, это не по мне. Я и здесь прекрасно устроен.
– Что ж, как знаешь! – Кремень вскочил на подбежавшую волну и умчался в море.
...Долго молчали все оставшиеся на берегу. Наконец Растрескавшийся Камень сказал:
– Повезло ему, вот и зазнался. Разве стоило ради него рисковать жизнью? Где же правда? Где справедливость?
И комья глины согласились с ним, что справедливости в жизни нет.
ИГОЛКА В ДОЛГ
Не дают Ежу покоя.
Только он свернется, уляжется в своей норе, чтобы соснуть месяц-другой, пока холода отойдут, а тут стук.
– Разрешите войти?
Выглянет Еж за порог, а там – Хомяк-скорняк, шубный мастер.
– Простите, что побеспокоил, – извиняется Хомяк. – Не одолжите ли иголочку?
Что ему ответишь? Мнется Еж – и дать жалко, и отказать совестно.
– Я бы рад, – говорит, – я бы с удовольствием. Да у меня самого их маловато.
– Мне только на вечер, – просит Хомяк. – Шубу заказчику кончить нужно, а иголка сломалась.
С болью вытаскивает ему Еж иголку:
– Только прошу вас: кончите работу – сразу верните.
– Конечно, а как же! – заверяет Хомяк и, взяв иголку, торопится заканчивать шубу заказчику.
Еж возвращается в норку, укладывается. Но едва начинает дремать, снова стук.
– Здравствуйте, вы еще не спите?
На этот раз явилась Лиска-модистка.
– Одолжите иголочку, – просит. – Где-то моя затерялась. Искала-искала, никак не найду.
Еж и так и сяк – ничего не получается. Приходится и Лисе одолжить иголочку.
После этого Ежу наконец удается заснуть. Лежит он, смотрит свои сны, а в это время Хомяк уже шубу кончил и спешит к Ежу, несет ему иголку.
Подошел Хомяк к норке Ежа, постучал раз, другой, а потом и внутрь заглянул. Видит: Еж спит, посапывает. "Не стану его будить, – думает Хомяк. – Воткну ему иголку на место, чтоб зря не беспокоить, а поблагодарю в другой раз, при случае".
Нашел на ежовой спине место посвободнее и сунул туда иглу. А Еж как подскочит! Не разобрался, конечно, со сна.
– Спасите! – кричит. – Убили, зарезали!
– Не беспокойтесь, – вежливо говорит Хомяк. – Это я вам иголку вернул. Большое спасибо.
Долго ворочался Еж, не мог уснуть от боли. Но все-таки уснул и, забыв о Хомяке, снова за свои сны принялся. Как вдруг...
– Ай! – завопил Еж. – Спасите, помогите!
Пришел немного в себя, смотрит – возле него Лиска-модистка стоит, улыбается.
– Я вас, кажется, немного испугала. Это я иголочку принесла. Уж так спешила, так спешила, чтобы вы не беспокоились.
Свернулся Еж клубком, брюзжит себе потихоньку. А чего брюзжать-то? С болью давал, с болью и назад получает.
"ИСТОРИЯ КАПЛИ",
написал я и посадил на бумаге кляксу.
– Вот хорошо, что ты решил обо мне написать! – сказала Клякса. – Я так тебе благодарна!
– Ты ошибаешься, – ответил я. – Я хочу написать о капле.
– Но ведь я тоже капля! – настаивала Клякса. – Только чернильная.
– Чернильные капли разные бывают, – сказал я. – Одни пишут письма, упражнения по русскому языку и арифметике, вот такие истории, как эта. А другие, вроде тебя, только место занимают на бумаге. Ну что я могу написать о тебе хорошего?
Клякса задумывается.
В это время возле нее появляется маленький Лучик. Листья деревьев за окном пытаются не пустить его в комнату. Они шуршат ему вслед:
– Не смей водиться с этой неряхой! Ты испачкаешься!
Но Лучик не боится испачкаться. Ему очень хочется помочь чернильной капле, которая так неудачно села на бумагу.
Я спрашиваю у Кляксы:
– Ты действительно хочешь, чтобы я о тебе написал?
– Очень хочу, – признается она.
– Тогда ты должна это заслужить. Доверься Лучику. Он заберет тебя, освободит от чернил, и ты станешь чистой, прозрачной каплей. Для тебя найдется дело, только смотри не отказывайся ни от какой работы.
– Хорошо, – соглашается Капля. Теперь ее уже можно так называть.
Я стою у окна и смотрю на тучи, которые уплывают вдаль.
Где-то там, среди них, и моя Капля. И я машу ей рукой:
– До свидания, Капля! Счастливого пути!
А далеко-далеко, в знойной степи, качается на ветру Колос. Он знает, что должен вырасти большим и что для этого ему нужна влага. Он знает, что без дождя высохнет на солнце и ничем не отблагодарит людей, которые так заботливо за ним ухаживают. Об одном только не знает Колос: о нашем уговоре с Каплей.
А Капля летит ему на помощь, и спешит, и подгоняет ветер:
– Скорее, скорее, мы можем не успеть!
Какая это была радость, когда она Наконец прибыла на место! Капля даже не подумала, что может разбиться, падая с такой высоты. Она сразу устремилась вниз, к своему Колосу.
– Ну, как дела? Еще держишься? – спрашивает она, приземляясь.
И мужественный Колос отвечает:
– Держусь, как видишь. Все в порядке.
Но Капля видит, что не все в порядке. Она с большим трудом прогрызает черствую землю и доходит до самого корня Колоса. Потом она принимается его кормить.
Колос оживает, распрямляется, чувствует себя значительно бодрее.
– Спасибо, Капля, – говорит он. – Ты мне очень помогла.
– Пустяки! – отвечает Капля. – Я рада, что была тебе полезна. А теперь – прощай. Меня ждут в других местах.
В каких местах ее ждут, Капля не говорит. Попробуй теперь ее найти, сколько на земле рек, озер, морей и океанов, и, можете себе представить, сколько в них капель!
Но свою-то Каплю я должен найти! Ведь я сам отправил ее в далекий путь, да еще пообещал о ней написать.
Паровоз, тяжело дыша, останавливается на узловой станции. Здесь ему нужно отдохнуть, запастись водой и горючим, чтобы с новыми силами двинуться дальше.
Журчит вода, наполняя его котлы. И – смотрите: в струе воды показалось что-то знакомое. Ну да, конечно же, это наша Капля!
Трудно Капле в паровозном котле! Жаркая здесь работа! Капля не только упарилась, но совсем превратилась в пар. И все же она неплохо справляется со своим делом.
Другие капли даже начинают прислушиваться к ее мнению по различным вопросам, обращаются к ней за советом, а она, собрав вокруг себя товарищей, командует:
– Раз, два – взяли! Ну-ка, еще поднажми!
Капли нажимают еще, и паровоз мчится, оставляя позади одну станцию за другой.
А потом Капля прощается со своими товарищами: кончилась ее смена. Паровоз выпускает пары, и она покидает котел, а ее товарищи кричат ей вслед:
– Не забывай нас. Капля! Может, еще встретимся!
Стоит суровая зима, земля мерзнет и никак не может согреться. А ей нельзя мерзнуть. Ей нужно сохранить свое тепло, чтобы отдать его весной деревьям, травам, цветам. Кто защитит землю, кто прикроет ее и сам не побоится холода?
Конечно, Капля.
Правда, теперь ее трудно узнать: от холода Капля превратилась в Снежинку.
И вот она медленно опускается на землю, прикрывает ее собой. Охватить Снежинка может очень небольшое пространство, но у нее много товарищей, и всем вместе им удается уберечь землю от холода.
Снежинка лежит, тесно прижавшись к земле, как боец в белом халате. Злобно трещит Мороз, он хочет добраться до земли, чтобы ее заморозить, но его не пускает отважная Снежинка.
– Погоди же! – грозится Мороз. – Ты у меня запляшешь!
Он посылает на нее сильный Ветер, и Снежинка действительно начинает плясать в воздухе. Ведь она очень легка, и Ветру с ней справиться нетрудно.
Но только Мороз, торжествуя победу, отпускает Ветер, как Снежинка опять опускается на землю, припадает к ней, не дает Морозу отобрать у земли тепло.
А потом ей на помощь приходит Весна. Она ласково согревает Снежинку и говорит:
– Ну вот, спасибо тебе, уберегла ты мою землю от Мороза.
Очень приятно, когда тебя хвалят. Снежинка буквально тает от этой похвалы и, снова превратясь в Каплю, бежит со своими товарищами в шумном весеннем потоке.
– Вот досада! Опять я кляксу посадил на бумагу! Ну скажи, чему ты улыбаешься. Клякса?
– Теперь-то ты напишешь обо мне, как обещал?
– Ах, это опять ты! Но я ведь предупреждал тебя, что ты должна заняться полезным делом. А ты, как была, так и осталась Кляксой.
– Ну, нет! Теперь я – настоящая Капля. И я занималась полезным делом.
– Почему же ты опять стала Кляксой?
Клякса хитро подмигивает мне:
– Иначе ты бы меня не узнал и не стал бы писать обо мне.
На этот раз я подмигиваю Кляксе:
– А ведь я написал о тебе. Так что ты зря волновалась. Вот послушай.
И я читаю Кляксе эту историю.
– Ну как, все правильно?
– Правильно, – с удовольствием соглашается Клякса. Но больше ничего не успевает добавить: появляется наш общий знакомый Лучик и начинает ее тормошить:
– Пойдем, Капля! Нечего здесь рассиживаться на бумаге!
И они улетают.
А я опять стою у окна и смотрю на тучи, уплывающие вдаль.
Где-то там, в этих тучах, и моя Капля. И я машу ей рукой:
– До свидания, Капля! Счастливого пути!
ШКОЛА
Пошел Гусь в огород посмотреть, все ли там в порядке. Глядь – на капусте кто-то сидит.
– Ты кто? – спрашивает Гусь.
– Гусеница.
– Гусеница? А я – Гусь, – удивился Гусь и загоготал. – Вот здорово Гусь и Гусеница!
Он гоготал и хлопал крыльями, потому что такого интересного совпадения ему никогда встречать не приходилось. И вдруг замолчал.
– А ты почему не хлопаешь? – спросил он почти обиженно.
– У меня нечем, – объяснила Гусеница. – Посмотри: видишь – ничего нет.
– У тебя нет крыльев! – догадался Гусь. – Как же ты летаешь в таком случае?
– А я не летаю, – призналась Гусеница. – Я только ползаю.
– Ага, – припомнил Гусь, – рожденный ползать летать не может. Жаль, жаль, тем более, что мы почти однофамильцы...
Они помолчали. Потом Гусь сказал:
– Хочешь, я научу тебя летать? Это совсем не трудно, и если у тебя есть способности, ты быстро научишься.
Гусеница охотно согласилась.
Занятия начались на следующий день.
– Вот это земля, а это – небо. Если ты ползаешь по земле, то ты просто ползаешь, а если ты ползаешь по небу, то ты уже не ползаешь, а летаешь...
Так говорил Гусь. Он был силен в теории.
Из-под капусты высунулась чья-то голова:
– Можно и мне? Я буду сидеть тихо.
– Ты что – тоже Гусеница?
– Нет, я Червяк. Но мне бы хотелось летать... – Червяк замялся и добавил, немного смутившись: – Это у меня такая мечта с детства.
– Ладно, – согласился Гусь. – Сиди и слушай внимательно. Итак, мы остановились на небе...
Они занимались каждый день с утра до полудня. Особенно старался Червяк. Он сидел не шелохнувшись и смотрел учителю в рот, а по вечерам старательно готовил уроки и даже повторял пройденный материал. Не прошло и месяца, как Червяк уже мог безошибочно показать, где находится небо.
Гусеница не отличалась такой прилежностью. На уроках она занималась бог знает чем: плела паутину и обматывала себя, пока не превратилась из живой, подвижной Гусеницы в какую-то восковую куколку.
– Так у нас дело не пойдет, – делал ей замечание Гусь. – Теперь я вижу, что ты, Гусеница, никогда не будешь летать. Вот Червяк полетит – за него я спокоен.
Червяк и тут прилежно слушал учителя. Ему было приятно, что его хвалят, хотя он и прежде не сомневался, что полетит: ведь у него по всем предметам были пятерки.
И вот однажды, придя на занятия. Гусь застал одного Червяка.
– А где Гусеница? – спросил Гусь. – Она что – больна?
– Она улетела, – сказал Червяк. – Вон, посмотрите. Видите?
Гусь посмотрел, куда показывал Червяк, и увидел Бабочку. Червяк уверял, что это – Гусеница, только теперь у нее выросли крылья. Бабочка легко порхала в воздухе, и даже сам Гусь не смог бы за ней угнаться, потому что хоть он и был силен в теории, но все-таки был домашней птицей.
– Ну, ладно, – вздохнул Гусь, – продолжим занятия.
Червяк сосредоточенно посмотрел на учителя и приготовился слушать.
– Итак, – сказал Гусь, – о чем мы говорили вчера? Кажется, мы остановились на небе?..
СКАЗКА ПРО КОЗЛИКА
Жил-был у бабушки серенький козлик.
Пошел он однажды в лес погулять – зверей посмотреть, себя показать. А навстречу ему – волки.
– Привет, старик! – говорят. – Куда топаешь?
Козлик чуточку струхнул, но ему было приятно, что такие взрослые волки с ним, как с равным, разговаривают, и это придало ему смелости.
– Здравствуйте, ребята! – сказал он, по примеру волков клацнув зубами. – Вот вышел немного проветриться.
– Прошвырнемся? – спрашивают волки.
Козлик не знал, что такое "Прошвырнемся", ни догадался, что волки приглашают его в компанию.
– Это можно! – тряхнул он едва пробивающейся бородкой.
– Тогда подожди здесь, – говорят волки. – Тут одно дело есть. Мы мигом.
Отошли в сторонку и советуются, как с козликом быть: сейчас сожрать или на завтра оставить?
– Вот что, мальчики, – говорит один. – Жрать его нет смысла. Каждому на зуб – и то не хватит. А в селе у него приличные связи, они нам всегда сгодятся. Отпустим его. Хорошо иметь своего козла отпущения.
Вернулись волки к козлику.
– Слушай, старик, нужна помощь. Мотнись в село, приведи кого-нибудь из приятелей.
Пошел козлик, привел двух баранов.
– Вот, знакомьтесь, – говорит, – это мои приятели.
Стали волки с баранами знакомиться – только шерсть с баранов полетела. Козлик хотел было остановить волков, но побоялся, что они его засмеют, что скажут: "Эх ты, бабушкин козлик!", и не остановил, а только сердито боднул баранью тушу.
– Ишь ты, какой кровожадный! – с уважением заметили волки и этим окончательно покорили козлика.
– Подумаешь – два барана! – сказал он. – Я могу еще больше привести, если надо.
– Молодец, старик! – похвалили его волки. – Давай, веди еще!
Побежал козлик.
Но едва прибежал в село, его схватили и бросили в сарай: кто-то видел, как он баранов в лес уводил.
Услышала бабушка, что козлика ее посадили, и – в колхозное правление.
– Отпустите его, – просит, – он еще маленький, несовершеннолетний.
– Да он двух баранов загубил, твой козлик, – отвечают бабке в правлении.
Плачет бабушка, просит, домой не идет. Что с ней делать – отдали ей козлика.
А козлик, не успел еще на порог дома ступить – снова в лес. Волки его уже ждали.
– Ну что, где твои бараны? – спрашивают.
Стыдно было козлику рассказывать, как бабушка его выручала.
– Я сейчас, – говорит он волкам. – Вы только подождите. Я их приведу, вот увидите.
Опять привел, опять попался. И опять его бабушка выручила. А потом бараны умнее стали: не хотят водиться с козликом, не верят ему.
Злятся волки, подтягивают животы. Смеются над козликом:
– Тоже, герой нашелся! Сказано – бабушкин козлик!
Обидно козлику, а что делать – не знает.
– Ты нас к бабке своей сведи, – предлагают волки. – Может, она нас хоть капустой угостит. Да и неудобно, что мы с ней до сих пор не знакомы.
– И верно! – обрадовался козлик. – Бабка у меня хорошая, она вам понравится.
– Конечно, – соглашаются волки. – Еще как понравится!
– И капуста понравится, – обещает козлик.
– Ну, это тебе видней, – уклончиво отвечают волки.
Привел их козлик домой.
– Вы пока знакомьтесь с бабушкой, а я сбегаю в огород, капусты нарву.
– Валяй, – говорят волки. – Мы здесь сами найдем дорогу.
Побежал козлик. Долго не возвращался. Известное дело – пусти козла в огород!
Когда принес капусту, волков уже не было. Не дождались они – ушли. Не было и бабушки. Бегал козлик по дому, искал ее, звал – да где там!
Остались от бабушки рожки да ножки.
ХИТРАЯ КОШКА
Бежит Мышка по коридору, вдруг кто-то ее цап за шиворот! Скосила Мышка глаза, глядь – Кошка. От Кошки добра не жди, и решила Мышка сделать вид, будто она не узнала Кошку.
– Скажите, пожалуйста, вы не видели Кошку?
Кошка прищурилась:
– А вам что – нужна Кошка?
– Д-да, – пискнула Мышка.
"Что-то тут не то, – подумала Кошка. – Но всякий случай правды говорить не следует".
– Кошка сидит в кабинете, – схитрила Кошка. – Она там всегда сидит... У нее там работа.
– Может, мне ее там поискать? – предложила Мышка, не совсем уверенная, что ее отпустят.
– Что ж, поищите, – разрешила Кошка, а про себя подумала: "Беги, беги, так ты ее и найдешь. Вот так дураков учат!"
Побежала Мышка. Сидит Кошка, ухмыляется: "Ай да я, ай да Кошка! Хорошо Мышку за хвост провела!"
А потом спохватилась: "Как же так? Выходит, я ее за здорово живешь отпустила? Ладно, попадешься ты мне в другой раз!"
И в другой раз попалась Мышка.
– Ну как, нашли вы тогда Кошку? – спросила Кошка, зло радуясь.
– Да, да, не беспокойтесь, – заторопилась Мышка, а сама так и смотрит, куда бы улизнуть.
"Ну, погоди, – решила Кошка. – Сейчас я тебя поймаю!"
– Значит, Кошка в кабинете сидит?
– В кабинете.
– И вы можете ее привести?
– М-могу...
– Ну-ка приведите.
Побежала Мышка.
Час прошел, и два, и три – нет Мышки. Конечно, где ей Кошку привести, когда Кошка – вот она! – здесь сидит.
Хорошо Кошка Мышку обхитрила!
ХВОСТ
Надоела Зайцу нужда, и решил он продать свой хвост.
Пришел на базар, взобрался на холмик и ждет покупателей. Увидели Зайца лисицы, выстроились в очередь. Задние нажимают на передних, спрашивают друг дружку:
– Чего дают?
– Да вот – хвост выбросили. Не знаю только, всем ли хватит.
– Ты, гляди, не помногу давай, – кричат Зайцу. – Чтобы всем хватило!
– Да я не помногу, – косится Заяц на свой хвостик, – только не жмите так, пожалуйста!
Жмут лисицы, мнут друг дружке бока, каждая боится, что ей не достанется.
– Трудно нынче с хвостами, – жалуются лисицы. – Слыхано ли дело – за хвост две морковки!
– Нет, не слыхано, – соглашается Заяц. – Просто этот хвост мне дорог как память. Я его от родителей получил... Ой, не жмите, пожалуйста!..
Но его уже никто не слушал. Покупатели сбились в кучу, каждый норовил вцепиться в хвост. А когда куча рассеялась. Заяц куда-то делся и на земле остался только его хвостик.
Только хвостик – и никакой возле него очереди.
ПОЛУПРАВДА
Купил Дурак на базаре Правду. Удачно купил, ничего не скажешь. Дал за нее три дурацких вопроса да еще два тумака сдачи получил и – пошел.
Но легко сказать – пошел! С Правдой-то ходить – не так просто. Кто пробовал, тот знает. Большая она. Правда, тяжелая. Поехать на ней – не поедешь, а на себе нести – далеко ли унесешь?
Тащит Дурак свою Правду, мается. А бросить жалко. Как-никак, за нее заплачено.
Добрался домой еле жив.
– Ты где, Дурак, пропадал? – набросилась на него жена.
Объяснил ей Дурак все, как есть, только одного объяснить не смог: для чего она, эта Правда, как ею пользоваться.
Лежит Правда среди улицы, ни в какие ворота не лезет, а Дурак с женой держат совет – как с нею быть, как ее приспособить в хозяйстве.
Крутили и так и сяк, ничего не придумали. Даже поставить Правду, и то негде. Что ты будешь делать – некуда Правды деть!
– Иди, – говорит жена Дураку, – продай свою Правду. Много не спрашивай – сколько дадут, столько и ладно. Все равно толку от нее никакого.
Потащился Дурак на базар. Стал на видном месте, кричит:
– Правда! Правда! Кому Правду – налетай!
Но никто на него не налетает.
– Эй, народ! – кричит Дурак. – Бери Правду – дешево отдам!
– Да нет, – отвечает народ. – Нам твоя Правда ни к чему. У нас своя Правда, не купленная.
Но вот к Дураку один Торгаш подошел. Покрутился возле Правды, спрашивает:
– Что, парень. Правду продаешь? А много ли просишь?
– Немного, совсем немного, – обрадовался Дурак. – Отдам за спасибо.
– За спасибо? – стал прикидывать Торгаш. – Нет, это для меня дороговато.
Но тут подоспел еще один Торгаш и тоже стал прицениваться.
Рядились они, рядились и решили купить одну Правду на двоих. На том и сошлись.
Разрезали Правду на две части. Получились две полуправды, каждая и полегче, и поудобнее, чем целая была. Такие полуправды – просто загляденье.
Идут торгаши по базару, и все им завидуют. А потом и другие торгаши, по их примеру, стали себе полуправды мастерить.
Режут торгаши правду, полуправдой запасаются.
Теперь им куда легче разговаривать между собой.
Там, где надо бы сказать: "Вы подлец!" – можно сказать: "У вас трудный характер". Нахала можно назвать шалуном, обманщика – фантазером.
И даже нашего Дурака теперь никто дураком не назовет.
О дураке скажут: "Человек, по-своему мыслящий".
Вот как режут Правду!
СОСЕДКИ
Вот здесь живет Спесь, а через дорогу от нее – Глупость. Добрые соседки, хоть характерами и несхожи: Глупость весела и болтлива. Спесь мрачна и неразговорчива. Но – ладят.
Прибегает однажды Глупость к Спеси:
– Ох, соседка, ну и радость у меня! Сколько лет сарай протекал, скотина хворала, а вчера крыша обвалилась, скотину прибило, и так я одним разом от двух бед избавилась.
– М-да, – соглашается Спесь. – Бывает...
– Хотелось бы мне, – продолжает Глупость, – отметить это событие. Гостей пригласить, что ли. Только кого позвать – посоветуй.
– Что там выбирать, – говорит Спесь. – Всех зови. А то, гляди, подумают, что ты бедная!
– Не много ли – всех? – сомневается Глупость. – Это ж мне все продать, все с хаты вынести, чтоб накормить такую ораву...
– Так и сделай, – наставляет Спесь. – Пусть знают.
Продала Глупость все свое добро, созвала гостей. Попировали, погуляли на радостях, а как ушли гости – осталась Глупость в пустой хате. Головы приклонить – и то не на что. А тут еще Спесь со своими обидами.
– Насоветовала, – говорит, – я тебе – себе на лихо. Теперь о тебе только и разговору, а меня – совсем не замечают. Не знаю, как быть. Может, посоветуешь?
– А ты хату подожги, – советует Глупость. – На пожар-то они все сбегутся.
Так и сделала Спесь: подожгла свою хату.
Сбежался народ. Смотрят на Спесь, пальцами показывают.
Довольна Спесь. Так нос задрала, что с пожарной каланчи не достанешь.
Но недолго пришлось ей радоваться. Хата сгорела, разошелся народ, и осталась Спесь посреди улицы. Постояла, постояла, а потом – деваться некуда – пошла к Глупости:
– Принимай, соседка. Жить мне теперь больше негде.
– Заходи, – приглашает Глупость, – живи. Жаль, что угостить тебя нечем: пусто в хате, ничего не осталось.
– Ладно, – говорит Спесь. – Пусто так пусто. Ты только виду не показывай!
С тех пор и живут они вместе. Друг без дружки – ни на шаг. Где Глупость – там обязательно Спесь, а где Спесь – обязательно Глупость.
ЯЩИК
Вы, конечно, слышали о Ящике, о простом фанерном Ящике, который долгое время был у всех на посылках, а потом, испещренный со всех сторон адресами, настолько повысил свое образование, что его перевели в кладовку на должность главного кладовщика.
Работа, как говорят, не пыльная. Правда, если приглядеться поближе, пыли в кладовке всегда хватало, но зато у Ящика здесь, даже при полной темноте, было настолько видное положение, что он сразу оказался в центре внимания. На полках, на окне, на столе и на табуретках – всюду у Ящика появились приятели.
– Вы столько изъездили! – дребезжали приятели. – Расскажите, пожалуйста, где вы побывали.
И Ящик зачитывал им все адреса, которые были написаны у него на крышках.
Постепенно беседа оживлялась, и вот уже Ящик, совершенно освоившись в новой компании, затянул свою любимую песню:
Когда я на почте служил ящикОм...
Все давно перешли на ты, и ничего особенного, конечно, в том не было, что Клещи, отведя Ящик в сторонку, спросили у него совершенно по-дружески:
– Послушай, Ящик, у тебя не найдется лишнего гвоздика?
Нет, лишнего гвоздика у Ящика не было, но ведь дружба – сами понимаете.
– Сколько надо? – щедро спросил Ящик. – Сейчас вытяну.
– Не беспокойся, мы сами вытянем...
– Сами? Зачем сами? Для друзей я...
Ящик тужился, пытаясь вытащить из себя гвозди, но в конце концов Клещам все-таки пришлось вмешаться.
Когда я на почте...
– пел Ящик, развалясь посреди чулана. Он потерял половину гвоздей, но еще неплохо держался. Это отметили даже Плоскогубцы.
– Ты, брат, молодец! – сказали Плоскогубцы и добавили как бы между прочим: – Сообрази-ка для нас пару гвоздиков?
Еще бы! Чтобы молодец – да не сообразил! Ящик сделал широкий жест, и Плоскогубцы вытащили из него последние гвозди.
– Ай да Ящик! Ну и друг! – восхищались чуланные приятели. И вдруг спохватились: – Собственно, почему Ящик? Никакого Ящика здесь нет.
Да, Ящика больше не было. На полу лежали куски фанеры.
– Здорово он нас провел! – сказали Клещи. – Выдавал себя за Ящик, а мы и уши развесили...
– И помните? – съязвили Плоскогубцы. – "Когда я на почте служил ящиком!.." Ручаемся, что это служил не он, да и не на почте, да и не ящиком, да и вообще нет такой песни.
Последние слова Плоскогубцев прозвучали особенно убедительно.
– Нет такой песни! – подхватили обитатели чулана. – Нет такой песни и никогда не было!
МЕМУАРЫ
Жили на письменном столе два приятеля-карандаша – Тупой и Острый. Острый Карандаш трудился с утра до вечера: его и строгали, и ломали, и в работе не щадили. А к Тупому Карандашу и вовсе не притрагивались: раз попробовали его вовлечь, да сердце у него оказалось твердое. А от твердого сердца ни в каком деле толку не жди.
Смотрит Тупой Карандаш, как его товарищ трудится, и говорит:
– И чего ты маешься? Разве тебе больше всех надо?
– Да нет, совсем не больше, – отвечает Острый Карандаш. – Просто самому интересно.
– Интересно-то интересно, да здоровье дороже, – урезонивает его Тупой Карандаш. – Ты погляди, на кого ты похож: от тебя почти ничего не осталось.
– Не беда! – весело отвечает его товарищ. – Меня еще не на одну тетрадь хватит!
Но проходит время, и от Острого Карандаша действительно ничего не остается. Его заменяют другие острые карандаши, и они с большой любовью отзываются о своем предшественнике.
– Я его лично знал! – гордо заявляет Тупой Карандаш. – Это был мой лучший друг, можете мне поверить!
– Вы с ним дружили? – удивляются острые карандаши. – Может быть, вы напишете мемуары?
И Тупой Карандаш пишет мемуары.
Конечно, пишет он их не сам – для этого он слишком тупой. Острые карандаши задают ему наводящие вопросы и записывают события с его слов, Это очень трудно: Тупой Карандаш многое забыл, многое перепутал, а многого просто передать не умеет. Приходится острым карандашам самим разбираться подправлять, добавлять, переиначивать.
Тупой Карандаш пишет мемуары...
ПОТЕРЯННЫЙ ДЕНЬ
Для Календаря наступила осень...
Вообще-то осень у него – всю жизнь, потому что круглый год с него опадают листки, но когда листков остается так мало, как сейчас, то это уже настоящая осень.
Календарь шлепал по лужам, глядя в них – много ли на небе туч. У него уже не хватало сил поднять голову.
Вот тут-то ему и повстречалась теплая компания.
Тридцать Первое Ноября, Восьмой День Недели и Двадцать Пятый Час Суток сидели вне времени и пространства и говорили об осенних делах.
– Эге, папаша, неважно ты выглядишь! – крикнули они Календарю. Смотри, доконает тебя эта осень.
– Доконает, – вздохнул Календарь.
– Да ты присаживайся, чего стоишь?
– Надо идти, – сказал Календарь, – нет времени.
– Это у тебя-то нет времени? – рассмеялся Восьмой День Недели. – А что же нам тогда говорить? На нашу долю и вообще времени не досталось.
– Да, – проворчал Двадцать Пятый Час, – ночей не спишь, все стараешься попасть в ногу с временем – никак не удается. Дождешься двадцати четырех часов, только попробуешь приткнуться – глядь – уже час ночи.
– Или первое декабря, – вставило Тридцать Первое Ноября. – Сразу после тридцатого.
– А я уж как извелся с этими воскресеньями и понедельниками! Так держатся друг за дружку, как будто их кто-то связал. – Восьмой День Недели с укором посмотрел на Календарь. – А все ты, папаша, виноват. Нет у тебя порядка.
– Как это нет порядка? – обиделся Календарь. – Я за порядком сам слежу, у меня каждый день на учете.
– А толку-то от этих дней! – воскликнуло Тридцать Первое Ноября. Каждый из них отбирает у тебя день жизни.
– Отбирает, это правда...
– Слышь, папаша, ты бы плюнул на них, а? Взял бы лучше нас – мы бы у тебя ни минутки не тронули.
– Вас? – с сомнением посмотрел на них Календарь.
– Ну конечно, нас! – сказал Восьмой День Недели. – У нас бы время никуда не двигалось, на месте стояло. Ни четвергов, ни пятниц, ни суббот живи, ни о чем не думай.
– И все время ночь, – подхватил Двадцать Пятый Час. – Спи себе, знай, похрапывай!
– Это бы ничего, – улыбнулся Календарь. – И все листки целы?
– Все до одного! Если время стоит – куда им деваться?
Календарь сел, аккуратно подобрав листки.
– Я бы тогда в библиотеку поступил, – мечтательно произнес он. – Там с книгами хорошо обращаются. Взял, почитал, на место поставил... Вот жизнь!
– Выдана книга тридцать первого ноября...
– В восьмой день недели...
– В двадцать пять ноль-ноль...
– Вернуть книгу тридцать первого ноября...
– В восьмой день недели...
– В двадцать пять ноль-ноль...
– Постойте, постойте, – забеспокоился Календарь. – Это как же? Одну книгу читать целый год?
– А что – разве много? Если время стоит – чего там его экономить?
Это сказало Тридцать Первое Ноября. А Восьмой День Недели добавил:
– Да и читать-то никто не будет. Время стоит – значит, все стоит, разве не понимаешь?
– Все стоит? И жизнь, и все остальное?
– Стоит, папаша, стоит! И тебе – прямая дорога на пенсию. Наработал свое, довольно!
– А как же библиотека?
– На кой она тебе? Плюнь, не думай!
Календарь встал, расправил свои листки.
