Текст книги "Несерьезные Архимеды"
Автор книги: Феликс Кривин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
РЕБРО АДАМА
– А где еще одно твое ребро?
Это были первые слова, с которыми на свет появилась Ева.
– Дорогая, я тебе сейчас все объясню. У создателя не нашлось материала, и он создал тебя из моего ребра.
Она стояла перед ним – божественное создание – и смотрела на него божественным взглядом.
– Я так и знала, что ты тратишь свои ребра на женщин!
Так началась на Земле семейная жизнь.
ПИРАМИДА ХЕОПСА
– О Осирис, я не хочу умирать!
– А кто хочет? – пожал плечами Осирис.
– Но я… я же все-таки фараон!.. Послушай, – зашептал Хеопс, – я принесу тебе в жертву сто тысяч рабов. Только разреши мне мою, одну мою жизнь увековечить!
– Сто тысяч? И ты уверен, что все они погибнут на строительстве?
– Можешь не сомневаться. Такую пирамиду, как задумал я…
– Ну, если так… Увековечивай, не возражаю.
Никто не помнит Хеопса живым. Все его помнят только мертвым. Он был мертвым и сто, и тысячу, и три тысячи лет назад и всегда, всегда будет мертвым.
Пирамида Хеопса увековечила его смерть.
ПАМЯТЬ ЗЕМЛИ
Аменхотеп Четвертый, я, Эхнатон, мало что говорю памяти потомков. Не ищите моей гробницы – ее нет среди царских гробниц. Не ищите моей могилы – ее нет среди смертных могил, среди множества смертных могил моя – самая смертная. На ней тысячелетняя пыль вселенной, на ней пески всех пустынь, на ней пирамиды веков, более тяжелые, чем гранитные пирамиды. Я лежу в самом сердце земли, и сам я как сердце земли, только я не бьюсь, я устал, мне давно надоело биться.
Я, Аменхотеп Четвертый, Эхнатон, человек с двумя именами, из которых миру не запомнилось ни одно. Память мира не может вместить всех, она отводит места только избранным. Я, царь царей Эхнатон, при жизни был избранным…
Только при жизни…
Но, может быть, вы вспомните меня, быть может, припомните, если я скажу, что был мужем знаменитой царицы Египта?
Ее вы знаете. Ее профиль украшает ваши дома, ваши одежды. Не скажу, чтобы она была очень красивой женщиной – просто она сохранилась лучше других. Женщины хорошо сохраняются, когда их высекают на камне.
А меня, Эхнатона, время не пощадило. Я уничтожил всех богов, я заменил их Атоном, Солнцем, которое светит одинаково всем. И в честь него я взял себе имя Эхнатона – Угодного Солнцу. Я был угоден Солнцу, но не был угоден Земле…
Но я, Эхнатон, жил на Земле, далеко-далеко от Солнца. И она поглотила меня, смешала со своим прахом, так что теперь уже меня не найти. Мало кто помнит на земле Эхнатона.
Но, может, вы вспомните меня, быть может, припомните, если я скажу, что я родственник Тутанхамона? Знаменитого Тутанхамона?
Вы знаете его гробницу, ее теперь знают все. Величественная, она возвышается над землей, как само бессмертие, а в середине ее, весь в золоте и драгоценностях, мертвый мальчик Тутанхамон. Он рано умер и ничего не успел совершить, но его знают все. Вот какая у него гробница.
А у меня нет гробницы, обо мне почти не осталось памяти на Земле. И единственный мой памятник – это Солнце. Солнце, которое одинаково светит всем, вокруг которого вращается наша Земля со всеми ее гробницами и могилами. Вы знаете Солнце? Оно выше всех пирамид, и золота в нем больше, чем в гробнице Тутанхамона.
АРХЕОЛОГИЯ
Вавилоняне раскапывали культуру шумеров, при этом закапывая свою.
МИРМИДОНЯНЕ
Мор уничтожил народ Эгины, и когда Зевс спохватился, на острове остались одни муравьи. Они были маленькие, совсем незаметные и потому уцелели во время бедствия.
Но для такого бога, как Зевс, муравьи тоже кое-что значат. Он подал знак, и муравьи превратились в людей – в настоящих людей, высоких, стройных и сильных. И назвал Зевс людей мирмидонянами, потому что они произошли от муравьев.
Это были честные люди, исполнительные и трудолюбивые. Но по старой муравьиной привычке они ходили согнувшись, низко опустив голову, так, как будто над ними висел сапог.
Зевсу было стыдно за них, и он гремел:
– Люди, будьте людьми! Люди, будьте людьми!
Но от этого окрика они пригибались к земле еще ниже.
А Зевс все гремел и гремел в небесах. Старый, наивный бог, он не понимал простой истины: можно превратить муравьев в людей, но сделать людей людьми – это богам не под силу.
КАК ЧЕЛОВЕК РЕШИЛ ПРОИЗОЙТИ ОТ ОБЕЗЬЯНЫ
(Вторая гипотеза)
Все звери относились друг к другу с уважением, а иногда даже с трепетом, и только к Обезьяне никто не относился всерьез, потому что она дурачилась и кривлялась как маленькая. И тогда Обезьяна сказала:
– Произойди от меня, Человек!
Человек не сразу решился:
– Мне бы, понимаешь-, лучше от льва. Или, допустим, от носорога.
– А что такое лев? Вот он что такое! – сказала Обезьяна и тут же изобразила льва.
Это было довольно похоже, хотя и не так страшно, как настоящий лев.
– А что такое носорог? – сказала Обезьяна и приставила к носу растопыренную пятерню.
И вдруг она заговорила серьезно.
– Конечно, – сказала она, – от льва каждый про изойдет. И от носорога тоже найдутся охотники. А как быть другим? Зайцам, например? Или нашему брату? – Обезьяна вздохнула. – Я вот изображаю тут разных…
А почему? Потому что мне собой быть неохота.
– Да, – сказал Человек, – бывают такие ситуации.
– Бывают, – кивнула Обезьяна. – Только ты не подумай, что я жалуюсь, у меня этой привычки нет.
Просто… хочется кем-то стать, чтобы к тебе относились по-человечески. Ты произойди от меня, Человек, а?
Говоря так, она опять скорчила какую-то рожу, в которой Человек мог бы узнать себя, если б посмотрел повнимательней. Но он смотрел невнимательно, потому что думал совсем о другом.
«Действительно, – думал он, – как это устроено в мире. Кто смел, тот два съел. Сила солому ломит. У сильного всегда бессильный виноват. Каждый хочет произойти от слона или даже от мамонта, а от таких, как Обезьяна, никто не хочет происходить. Несправедливо это!»
– Ладно, – сказал он, – произойду. – И пожал Обезьяне руку.
Так Человек произошел от Обезьяны. Из чувства справедливости. Из чувства внутреннего протеста, Из чувства простой человечности.
ЛАОКООН
Высший совет богов постановил разрушить Трою.
– Подкиньте им троянского коня, – сказал Зевс. – Да не забудьте посадить в него побольше данайцев.
Воля Зевса была исполнена.
– Ну как Троя? Разрушена?
– Пока нет, громовержец. Там у них нашелся ка кой-то Лаокоон…
– Что еще за Лаокоон?
– Личность пока не установлена. Но этот Лаокоон не советует ввозить в город троянского коня, он говорит, что надо бояться данайцев, даже если они приносят дары.
– Уберите Лаокоона. Личность установим потом.
Воля Зевса была исполнена. Два огромных змея за душили Лаокоона, а заодно и его сыновей.
Смелый троянец умирал как герой. Он не просил богов о помиловании, он только просил своих земляков:
– Бойтесь данайцев, дары приносящих!
– Сильная личность! – похвалил его Зевс, наблю дая с Олимпа за этой сценой. – Такому не жалко поставить памятник.
ЯБЛОКО РАЗДОРА
Богини спорят о красоте.
– Ну-ка, Парис, кому ты отдашь яблоко?
Медлит Парис: Гера предлагает ему власть, Афина – славу, Афродита самую красивую женщину.
Медлит Парис: он любит и власть, и славу, и женщин… Но больше всего Парис любит яблоки.
ТАНТАЛОВЫ МУКИ
– Кланяйся, Тантал, кланяйся!
Века и века стоит Тантал по шею в воде и склоняется к ней, мучимый жаждой. Но вода исчезает, не уступая ему ни глотка. Под ногами сухая земля, а рядом журчат ручьи, плещет река, и гром гремит в небесах:
– Кланяйся, Тантал, кланяйся!
Тантал бросил вызов богам, его соблазнили лавры Прометея. Но Прометей оставил людям огонь, а что оставит после себя Тантал? Только свои Танталовы муки?..
– Кланяйся, Тантал, кланяйся! Ты уже давно служишь богам, хотя убежден, что борешься с ними.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Когда вас на Земле много, можно проявлятьи холодность, и равнодушие, но когда вас всего двое – тут уж трудно удержаться от взаимного интереса.
Вот так встретились на Земле первые двое.
– Посмотри, какие звезды, – сказала Она, впервые заинтересовавшись устройством вселенной.
– Но ты – лучшая из них, – сказал Он, пробуя се бя в поэзии.
– Такое скажешь… – смутилась Она. – Они маленькие, а я вон какая большая.
– Дело не в величине, – возразил Он, тем самым кладя начало будущей физике, – и вообще все это от носительно. – Он помолчал. – Хочешь, я отнесу тебя к той скале?
Он отнес ее к скале и взобрался с ней на вершину.
– Как хорошо, – вздохнула Она. – Ты видел, там ручеек, он течет куда-то… Куда он течет?
– Он течет вниз, а там впадает в реку. Там есть еще ручейки… Сколько ж их там? Один, два, три, че тыре…
И это было начало географии, и это было начало ма-тематики, и это было начало всех начал, как бывает всегда, когда под звездами встречаются двое.
КАК СТАЛО ИЗВЕСТНО, ЧТО НЕБО ТВЕРДОЕ
Человек бросал в небо камни, но они возвращались на землю.
Они отскакивали от неба, как от гранитной скалы. Все до одного они отскакивали от неба, как от гранитной скалы, и возвращались обратно на землю. И тогда человек решил: небо твердое. И это его не удивило.
Потому что не может небо, которое над его головой, быть мягче земли, которая у него под ногами.
КАК СТАЛО ИЗВЕСТНО, ЧТО ЗЕМЛЯ ДЕРЖИТСЯ НА СЛОНАХ
Человек шел по земле, а она уходила в обратную сторону. Деревья убегали одно за другим, а за ними поля и горы Деревья бежали быстро, а поля двигались не спеша и камни под ногами проскакивали, как маленькие зверьки… И все это была земля, и она уходила в обратную сторону.
Сначала это было загадкой: пока человек никуда не идет, и земля никуда не движется. Но стоит ему сделать шаг – и она начинает уходить… Очевидно, кто-то большой и упрямый уносит землю из-под ног человека. Кто-то очень большой и очень упрямый. Уносит землю в обратную сторону.
ПЕРВАЯ СКАЗКА
У подножья древнего вяза сидела Первая Мама, и Первый Ребенок просил у нее:
– Мама, расскажи сказку!
– Какую сказку? Я не знаю никакой сказки!
– Нет, знаешь! – Первый Ребенок был упрям, как и все более поздние дети. – Ты знаешь сказку, и ты мне ее расскажи!
– Я мало знаю, – призналась Первая Мама. – Меня никто не учил. И вообще у нас это все только на чинается. Откуда ж я возьму тебе сказку? Я не знаю ее.
– Тогда расскажи то, что не знаешь. Может быть, это и будет сказка?
Первая Мама задумалась.
– Я почти ничего не знаю… Что бы из этого тебе рассказать?
И она рассказала.
– В некотором царстве, в некотором государстве…
Ты знаешь, что такое царство? А государство? Нет?
Вот и я тоже не знаю… Итак, в этом царстве и государстве жили люди. Много людей. Они были умные люди и образованные, потому-что жили они через много тысяч лет после нас… Ты знаешь, сколько это – тысяча лет? Я тоже не знаю… И был среди этих людей Астроном. Почему его так называли, мне не понять, но его именно так называли. Вот однажды этот Астроном посмотрел на небо и увидел то, что видим и мы, – белые и желтые точки. Чем-то они его заинтересовали, уж не знаю чем, и он взял телескоп, чтобы их получше увидеть.
– А что такое телескоп? – спросил Первый Ре бенок.
– Я не знаю. Я ведь рассказываю то, что не знаю.
Он взял телескоп и посмотрел на белые и желтые точ ки, которые он почему-то называл звездами, и что-то на них увидел, а что именно – откуда мне знать? И по звал Астроном Физика, уж не знаю, почему он назвал его Физиком, и попросил построить такой корабль…
Ты знаешь, что такое корабль?.. Я тоже не знаю…
Это должен был быть корабль, который полетел бы ту да, к этим белым и желтым точкам, которые Астроном называл звездами…
– А можно мне полететь? – спросил Первый Ре бенок.
– Ты еще маленький. Вот когда вырастешь… Через тысячи лет…
– Я быстро вырасту, – пообещал Первый Ребенок.
Так слушай же дальше. Физик согласился по строить корабль. Только сам он его не мог построить.
Он мог рассчитать скорость, силу движения и еще уж совсем неизвестно что, но – построить корабль он не мог и потому позвал Инженера. Не знаю, что это за такой Инженер, но он согласился взять на себя эту работу.
И вместе с человеком, которого он называл Техником, они построили эту штуку, которую назвали кораблем, и приготовили лететь к тому, что Астроном называл звездами…
– Я тоже хочу полететь, – сказал Первый Ребенок.
Ему, как и всем детям, нужно было по нескольку раз все повторять.
И Первая Мать повторила:
– Сначала вырасти.
Потом она выговорила Ребенку за то, что он ее перебивает, показала ему, как надо сидеть, когда слушаешь, и как надо слушать, когда сидишь, и после этого продолжала:
– В корабль сел Космонавт. Ты знаешь, что такое Космонавт? Ну и я тоже не знаю… И этот Космонавт полетел на звезду, которая оказалась такой же, как наша Земля, хотя мы с тобой еще ничего не знаем про нашу Землю. Но там, на этой звезде, еще совсем ничего не было – ни царства, ни государства, ни ученых людей. Там сидели только Мама и Сын, и Мама рассказывала Сыну сказку…
– Это я знаю, – опять перебил Первый Ребенок, потому что он так и не научился слушать и не переби вать. – Ты рассказываешь про нас, а ты расскажи то, чего я не знаю…
– Я могу рассказать то, что рассказывала Мама Сыну на этой звезде… Но это я уже говорила… А боль ше я ничего не знаю…
– Расскажи то, что не знаешь, – потребовал Пер вый Ребенок. – Это так интересно – то, что не зна ешь…
– Но больше я ничего не знаю, – сказала Первая Мама. – Меня никто не учил, и поэтому я так мало не знаю… Вот, погоди, через несколько тысяч лет…
Я тогда вырасту, – сказал Первый Ребенок. – Я вырасту и буду очень много не знать… Вот тогда я расскажу тебе сказку…
ПЕРВОЕ КОЛЕСО
Ребенок изобрел колесо. Он взял прут, согнул его и, связав концы, покатил по дороге.
Родители сидели в пещере и разговаривали о своих пещерных делах. Потом они высунулись наружу и увидели ребенка, который бежал за своим колесом.
– Стыд и срам! – сказали родители. – Он уже изобрел колесо. Все спокойно живут без колес, только ему одному не терпится!
Ребенок взял еще один прут, согнул его, связал и приставил к первому колесу. У него получилась тележка.
– Хоть сквозь землю провались! – сказали роди тели. – Все у нас не как у людей.
Из соседних пещер высунулись ближние и дальние родственники. Они смотрели на ребенка и сокрушенно качали головами: в их роду еще никто не изобретал колеса.
Ребенок сказал «ту-ту!», изобретая что-то наподобие паровоза. Он сказал «ту-ту!» и помчался быстро, как паровоз, двумя палками чертя впереди себя рельсы.
И тогда родители не выдержали. Они поймали ребенка, вырвали у него колеса, превратили их в обыкновенные прутья и этими прутьями всыпали своему непослушному детищу. Изобретателю первого в мире колеса.
ЕЩЕ ОДНА ГИПОТЕЗА О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА
Неизвестный корабль опустился на планету Земля, и из него вышли двое неизвестных.
Впоследствии говорили, что они были откуда-то изгнаны, поговаривали, что якобы даже из рая, но это никак не отвечало действительности, потому что из всех известных науке планет ни одна не может претендовать на такое название. Впрочем, никаких разумных свидетельств того, откуда прибыли двое неизвестных, до нас не дошло, поскольку на Земле в то время не было никаких разумных свидетелей. Были – четвероногие. Были четверорукие. Но разумных, как мы их теперь понимаем, не было в те неразумные времена.
Двое неизвестных – есть серьезные основания полагать, что это были мужчина и женщина, – вышли из своего корабля и стали осматривать Землю. Им кое-что было известно о ней: они уже знали, что она круглая, потому что видели ее со стороны, и знали, что она вертится, и вокруг чего она вертится – тоже знали. Из книг им было известно, что Земля состоит из многочисленных твердых пород – металлов и неметаллов, что плотность ее довольно значительна и скорость вращения тоже велика. И теперь, выйдя из своего корабля, они шли со всей осторожностью, как только можно идти по вертящейся круглой планете.
Их многое здесь удивляло. Например, эти штуки, которые торчат из земли. Какие-то столбы, но не металлические и не железобетонные, с зелеными шапками наверху. И что-то там прыгает и поет, верткое и подвижное, как ртуть, но на ртуть непохоже. На ртуть похоже скорее то, что бежит извиваясь по земле – блестящее и журчащее… Чудеса техники, совершенно неизвестные их планете.
Мужчина и женщина – есть основания полагать, что это были молодые мужчина и женщина, – так увлеклись, что забыли о цели своего приземления. Они приземлились совсем ненадолго, чтобы немного размяться и дальше лететь, куда-то к себе на Альфу Центавра или на Бету Стрельца, но теперь они об этом забыли. Потому что ни на Альфе, ни на Бете, ни на Дельте, ни даже на Сигме не было этих развесистых поющих столбов, и голубого неба, и зелени, которая так мягко стелется под ногами, что хочется лечь и зарыться в нее лицом, и прижаться всем телом к этой фантастической, полной чудес планете.
И они ходили по Земле, ступая по ней все смелее и все уверенней, и где-то, посреди широкого поля, мужчина сказал:
– Ты знаешь, Земля, кажется, вовсе не шар, она прекрасное ровное место. И она совсем не вращается, а лежит неподвижно. Может быть, на китах, а может быть, на слонах…
– Солнце всходит над ней, наполняясь рассветами и растворяясь в закатах, – сказала женщина.
И они забыли все, что знали, чему их с детства учили на их планете. Они шли по Земле, ее первые люди, и никуда не хотели, никуда не могли лететь. Потому что как лететь – если над головой хрусталь неба, и нет нигде никаких галактик, никаких планет, и здесь, на земле, оканчивается вселенная…
Все вокруг было неповторимое и единственное, и во всем этом каждый из них был тоже единственным и неповторимым. И они почувствовали это, впервые почувствовали, как это можно почувствовать лишь на Земле.
И тогда все силы внешних миров вошли в них, как пламя входит в костер…
Начиналась история человечества.
ПЕРВАЯ БИБЛИОТЕКА
Ашшурбанапал, постиг мудрость Набу, я научился читать и писать, а также стрелять и ездить на лошади…
Клинышек да клинышек, и еще клинышек… Ашшурбанапал с трудом разбирал клинописные таблички, потому что зрение его стало сдавать, да и память едва удерживала то, что он постиг за многие годы. Он не мог положиться на свою память – мог ли он положиться на память веков? И разве запомнят века, что он, Ашшурбанапал, научился читать и писать, а также стрелять и ездить на лошади? Совсем не исключено, что его могут спутать с Ашшурнасирапалом. Или с Тиглатпаласаром. Или еще с кем-нибудь из ассирийских царей. Он придвинул к себе чистую табличку. «Я, Ашшурбанапал, царь царей, решал сложные задачи с умножением и делением, которые не сразу понятны…»
Не всякий умеет решать такие задачи. Их умеет решать лишь тот, кто постиг мудрость Набу. Тиглатпаласар не постиг мудрость Набу, поэтому он занимался ерундой, а Ашшурбанапал решал задачи с умножением и делением. Кажется, нетрудно запомнить. Но они, конечно, все перепутают.
«Я, Ашшурбанапал, усвоил знания всех мастеров…»
«Я толковал небесные явления…»
Ничего он не усвоил, ничего он не толковал. И задачи с умножением и делением ему были совсем непонятны. Что же делать – он был похож на всех ассирийских царей, он сам себя от них с трудом отличал, а каково будет его потомкам?
Но надо, чтоб отличили. (Клинышек!)
Надо, чтоб отличили. (Клинышек!)
Клинышек да клинышек, и еще клинышек…
Целая библиотека.
ГОМЕР
А ведь старик Гомер был когда-то молодым человеком. Он пел о могучем Ахилле, хитроумном Одиссее и Елене, женщине мифической красоты.
– Вы знаете, в этом Гомере что-то есть, – говорили древние греки. – Но пусть поживет с наше, посмотрим, что он тогда запоет.
И Гомер жил, хотя кое-кто сегодня в этом сомневается. И он пел – в этом сегодня не сомневается никто. Но для древних греков он был просто способный молодой поэт, сочинивший пару неплохих поэм – «Илиаду» и «Одиссею».
Ему нужно было состариться, ослепнуть и даже умереть, для того, чтоб в него поверили. Для того, чтоб о нем сказали:
– О Гомер! Он так хорошо видит жизнь!
ПИГМАЛИОН
Персей много говорил о своих подвигах, но был среди них один, о котором он не любил вспоминать. Отрубив голову Медузе Горгоне, Персей по дороге домой заехал на остров Кипр к знаменитому скульптору Пигмалиону. Пигмалион в то время был влюблен в только что законченную статую, как обычно бывают влюблены художники в свое последнее произведение.
– Это моя самая красивая, – сказал он, и статуя вдруг ожила.
От таких слов ожить – дело естественное, но скульптор увидел в этом какое-то чудо.
– О боги! – взывал он. – Как мне вас благодарить?
Боги скромно молчали, сознавая свою непричастность.
Пигмалион долго не находил себе места от радости. Потом наконец нашел:
– Я пойду в мастерскую, немножко поработаю, – сказал он ожившей статуе. – А ты тут пока займи гостя.
Женщина занимала гостя, потом он занимал ее, и за всеми этими занятиями они забыли о Пигмалионе.
Между тем скульптор, проходя в мастерскую, наткнулся на голову Медузы Горгоны, которую оставил в передней неосторожный Персей. Он взглянул на нее и окаменел, потому что таково было свойство этой головы, о котором знали все, кого она превратила в камень.
Прошло много долгих часов, и вот в прихожую вышли Персей и его собеседница.
– Какая безвкусица! – сказала ожившая статуя, глядя на окаменевшего творца. – Знаете, этот Пигмалион никогда не мог создать ничего путного.
Так сказала женщина, и Пигмалион навеки остался камнем…
