Текст книги "Девушка из другой эпохи"
Автор книги: Фелиция Кингсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Вторник, 21 мая, 1816 год
12
Семья Латимор заметно выделяется из всех; они вечно пытаются добиться благоволения аристократов из высшего общества и постоянно балансируют на грани респектабельности и скандала. Благодаря этому их приглашения принимают с большой готовностью: всегда есть темы для разговоров.
– Но это же «Праймарк»![21]21
Primark Stores Limited – ирландская компания по производству модной одежды со штаб-квартирой в Дублине, при этом сеть магазинов существует в Европе и США. В частности, в Лондоне тоже есть несколько магазинов, где продаются товары для дома и ухода за собой.
[Закрыть] – восклицаю я больше для себя, когда мы выходим из кареты и я понимаю, куда мы приехали.
– Что это такое? – озадаченно переспрашивает тетя Кальпурния.
Для нее мои слова – полная бессмыслица. Но как объяснить ей, что там можно купить арбузную маску для лица всего за фунт и девяносто пенсов? Помогают ли они? Не знаю. Покупаю ли их я? Да. Хотя и непохоже, что моей коже от этого есть какой-то толк, – но, когда я делаю маску, мозг расценивает это как заботу о себе.
– Ничего, тетя, просто мысли вслух.
Дом Латиморов, однако, выглядит гораздо красивее, чем тот, в котором в будущем разместится огромный магазин.
Они задрапировали все стены золотым шелком, а в саду, куда выходят окна бального зала, выступают факиры и пожиратели огня.
Леди Селеста Мэндерли одной из первых подходит ко мне поздороваться. Арчи тем временем присоединяется к своему другу Беннету: глаза у него добрые, но из-за ввалившихся щек и бледной кожи он выглядит так, будто еще не оправился от тяжелого кишечного вируса.
– Пойдемте к гадалке, она читает по ладоням, – предлагает леди Селеста, которая вдали от своего мужа выглядит гораздо безмятежнее.
– Здесь и гадалка есть?
– Похоже, они привезли ее из Александрии.
Гадалка сидит за низеньким столиком на большом ковре, усыпанном подушками, и делает мне знак опуститься на колени напротив нее.
– Снимите перчатку и протяните мне руку, миледи, так я смогу прочитать ваше будущее, – торжественно велит она. Судя по акценту, она испанка, какая там Александрия. Но это тонкости.
– Ну вот, – говорю я, показывая ей ладонь. – Что вы видите? Что я выйду замуж за человека с титулом и произведу на свет много наследников? – с долей скептицизма спрашиваю я.
– Не вижу никакой свадьбы, – серьезно заявляет она. – Никакой.
Посмеиваясь, смотрю на Селесту:
– Что-то мне чудится, ей Аузония заплатила.
– Ваша ладонь – настоящая загадка, миледи, – размышляет она вслух, крутя мою руку в своих. Ладно, она не египтянка, но и гадалка из нее так себе. – У вас будто нет ни прошлого, ни будущего.
– Неплохо, – саркастично отмечаю я. – Ну хотя бы настоящее есть?
Провидица сосредоточенно прищуривается:
– Похоже, вы прибыли сюда издалека, но при этом не путешествовали.
Ради всего святого!
– Нет, нет! Теперь я их вижу! Два прошлых, которые переплетаются, – продолжает она со все возрастающим убеждением. – И линия вашего будущего будто бы замерла в неизвестности…
– Это значит, что я умру? – слега встревоженно переспрашиваю я. Неужели я правда готова поверить гадалке? Я правда готова поверить гадалке.
– Никакой линии смерти нет. – Ее ответ должен был бы меня успокоить, но этого не происходит. – Но я вижу опасность.
– Опасность от чего? – настаиваю я.
– Больше ничего нет.
Селеста опускается на колени рядом со мной и протягивает свою руку:
– Прочитайте мою. Что вы видите?
Гадалке хватает и секунды:
– Я вижу хорошего мужчину, – произносит она.
Даже Селеста озадаченно смотрит на нее.
– Вряд ли это тот, за которого я вышла замуж, – с сарказмом шепчет она.
– Чужие земли, – коротко продолжает гадалка. – Вы поедете за ним в те места, где никогда не были.
– Знаешь, Ребекка, похоже эта гадалка заранее хочет оказать на нас воздействие – перед тем сюрпризом, который готовят Латиморы, – качает головой Селеста, переводя тему.
– Этот мужчина! – вдруг восклицает гадалка, указывая пальцем нам за спину. – Вы! – И вдруг встает. Мы, обернувшись, провожаем ее взглядом, а она идет навстречу Ноксу, который стоит рядом с молодым человеком с ближневосточными чертами лица. Она силой берет его за руку и разворачивает.
– Свет выведет вас из тьмы, в которой вы живете. Желание великих завоеваний приведет вас к великим жертвам – или же вы откажетесь от самих завоеваний.
Нокс смотрит на нее как на сумасшедшую.
– Свет, – повторяет она ему, а потом возвращается обратно и садится на свою подушку. За ней следом тянется шлейф сильного аромата, едкого, древесного и слегка сладковатого.
– У них так принято, – шепчет мне Селеста, заметив, что я принюхиваюсь.
Вот оно что, никаких сверхъестественных способностей.
Нокс, глядя на меня, крутит в пальцах цепочку своих карманных часов, напоминая о приближающемся сроке его шантажа.
Я отвечаю на его взгляд, резко закрываю веер и подношу к левому уху, вежливо улыбаясь.
На языке веера я только что послала его куда подальше.
Я избегаю Нокса весь вечер, не отходя от Селесты.
Надо придумать что-то правдоподобное к тому моменту, когда он всем расскажет, что под псевдонимом Сфинкс скрываюсь я, потому что это вопрос времени.
Лорд Латимор обращается к гостям, готовясь представить главный сюрприз вечера: он приобрел самую настоящую мумию, которую привезли на корабле из Каира, и сегодня вечером доктор Брэнсби Купер разбинтует ее на глазах у гостей.
У меня отвисает челюсть, по ощущениям – до самого пола.
Я знала, что из-за распространившейся по всей Европе египтомании на рубеже восемнадцатого-девятнадцатого веков стали проводить подобные парадоксальные и зловещие вечера, привозя мумий. Но никогда не думала, что сама окажусь на таком.
И хотя благодаря этому событию моя диссертация могла бы стать по-настоящему выдающейся, я считаю это неуважением. Это же мертвые люди, и не важно, сколько тысяч лет прошло, – у них есть право покоиться с миром.
Это как если бы в будущем кто-то захотел выкопать наших близких исключительно ради развлечения. Если бы они так поступили с останками моих родителей…
– Невежественные варвары, – шепчу я Арчи, вставшему рядом со мной вместе с Беннетом и его женой Мэри Энн, которая, в отличие от меня, полна энтузиазма.
– Лорд Латимор заплатил за нее пять тысяч фунтов, – замечает она, волнуясь. – Очень оригинально!
– Чего только не сделаешь, чтобы добиться расположения высшего общества, – замечает Беннет, который выглядит скорее растерянным.
И тем не менее он прав: хотя о Латиморах и судачат кому не лень, услышав вести о поразительном зрелище, все самые видные представители высшего общества решили принять приглашение на вечер и теперь с круглыми глазами смотрят на саркофаг, который слуги расположили в центре залы.
Дерево расписано яркими иероглифами, и не скажешь, что ему тысячи лет.
Как только слуги поднимают крышку, открывая взглядам лежащую внутри мумию, по залу разносится всеобщее изумленное «Ооо!».
Совершенно очевидно, что никто из присутствующих никогда прежде не видел мумию так близко – кроме меня, ходившей в Британский музей. Более того, я даже изучала фото с компьютерной томографии Тутанхамона.
Доктор Купер, зубной врач дяди Элджернона, ходит вокруг тела, которое перенесли на стол, будто готовясь прочитать лекцию по анатомии.
– Прошу наиболее впечатлительных дам отойти подальше, так как снятие бинтов может оскорбить их чувства, – торжественно объявляет он. – Тело, которое мы собираемся осмотреть, датируется царством Верхнего Египта, за тысячу девятьсот лет до Рождества Христова.
Это невозможно. Объединение царств Верхнего и Нижнего Египта началось в 3150 году до новой эры.
– Это тело из пирамиды в Долине Царей.
Тоже ошибка. В Долине Царей нет пирамид, только гробницы, высеченные в камне. Да и захоронения там начались примерно в 1539 году до новой эры именно для того, чтобы их не разграбили, как происходило с пирамидами.
Ладно, он врач, а не археолог, но зачем рассказывать эту ерунду? Почему бы не пригласить настоящего историка, если могут позволить себе заплатить пять тысяч фунтов за мумию?
– Судя по надписям на саркофаге, это останки принцессы одиннадцатой династии.
Не сходится. В Долине Царей захоронения династий с восемнадцатой по двадцатую. Откуда все эти противоречия?
Розеттский камень[22]22
Розеттский камень – стела из грандиорита, найденная в Египте недалеко от Александрии в 1799 году. На ней выбиты три идентичных текста, в том числе египетскими иероглифами. Расшифровкой занимались многие ученые, но в 1822 году французский ученый Жан-Франсуа Шампольон совершил прорыв, использовав метод расшифровки иероглифов, который стал ключом к пониманию египетских текстов. С 1802 года Розеттский камень хранится в Британском музее.
[Закрыть] в 1816 году еще не расшифровали, откуда они могут знать, что означают иероглифы?
В ту секунду, когда доктор Купер, вооружившись ножницами, начинает разворачивать мумию, в комнате воцаряется крайне напряженная тишина.
Но то, что должно длиться несколько часов, заканчивается примерно за десять или около того минут, и я замечаю новые несовпадения.
Мумии, как правило, тщательно заворачивали в сотни квадратных метров льна, чтобы как можно плотнее охватить все тело: первым слоем шли самые мелкие повязки, включая каждый палец, следующий слой поверх фиксировал конечности, еще один использовался, чтобы придать телу нужное положение; бинты, бинты и бинты – и наконец, последний слой, прикрывающий тело.
На пол упали отрезки ткани, по размеру примерно с две простыни, но я не вижу никаких повязок на пальцах, ни защитных амулетов, которые обычно прятали между слоями бинтов. Эту мумию забинтовали наспех, небрежно: ни к одной принцессе никогда бы не отнеслись так неуважительно.
После завершения операции по залу проносится несколько вздохов и жеманных стонов.
– Обратите внимание на то, как сохранилось тело, – подчеркивает доктор Купер. – Его держали в соляных ваннах, чтобы избавить от влаги.
Египтяне использовали натрон, кристалл натрия, который высушивал тело, но кожа при этом не чернела. Тело же перед нами, похоже, вообще бальзамированию не подвергалось: оно не выглядело высушенным, как другие мумии, что я видела, – скорее всего, его бальзамировали каким-то современным способом.
Теперь я уже уверена, что эта мумия египетской принцессы такая же настоящая, как и гадалка.
– Шелковистые черные волосы принцессы сохранились и спустя три тысячи лет и выглядят так, будто их только вчера расчесывали.
Чем дольше продолжается этот нелепый спектакль, тем отчетливее я ощущаю беспокойство, мешающее оставаться на месте: я переминаюсь с ноги на ногу, кручу веер в руках.
У меня непонятно почему то же самое чувство дежавю, как и в тот день, когда я впервые увидела Люси в «Хэтчердс», а потом Арчи и тетю Кальпурнию и сразу узнала их, хотя никогда прежде не видела.
Поддавшись охватившему меня волнению, я осматриваю мумию, и меня поражает одна деталь: правая ступня меньше левой и завернута внутрь.
И это не из-за неправильно наложенных бинтов, сама кость уже деформировалась.
Я стараюсь не зацикливаться на этой находке, но в затуманенный разум пробивается еще одна деталь: на запястье той, кто определенно не египетская принцесса, остался браслет из ткани – в точности как тот, что я сплела и ношу на запястье.
Комната вдруг будто сжимается вокруг, становится темнее, жарче, вместо слов доктора Купера доносится странное жужжание, а перед глазами все плывет.
Раздавшийся крик даже не похож на мой голос, но все слышат имя, которое я произношу четко и ясно:
– Эмили!
Среда, 22 мая, 1816 год
13
О том, как закончился вечер у Латиморов, у меня остались только обрывочные спутанные воспоминания, и когда утром я просыпаюсь в собственной кровати, вижу рядом Люси. К сожалению, не только ее.
В моей спальне стоит и доктор Уинслоу, тот, по чьим словам, чтение провоцирует лихорадку в мозгу.
– У меня нет никаких сомнений: это истерия, – заявляет он, вполголоса беседуя с моей тетей. – Это могло бы объяснить ее недавнее эксцентричное поведение, вспышки гнева и использование бульварных слов.
– О господи, моя Ребекка! – тоненько восклицает тетя Кальпурния.
– Крайне рекомендую поместить ее в изоляцию на два месяца, в темноту, без книг и чего-либо, что могло бы спровоцировать новые приступы, и кормить очень жирной пищей. Мне придется пускать ей кровь и ставить пиявки на половые губы…
Что-что этот псих хочет сделать с пиявками?
– Сейчас также проводятся эксперименты с новым методом лечения, который включает хирургическое удаление клитора, который и вызывает состояние глубокой нервозности…
Хирургическое удаление клитора?! Нет, нет, нет, пора убираться отюда!
– Никто не посмеет меня и пальцем тронуть! – Я резко сажусь на постели. – Прочь отсюда, сумасшедший мясник! – требую я, угрожающе размахивая ночным горшком, стоявшим на тумбочке.
Уинслоу нетерпеливо закатывает глаза:
– Возможно, вам стоило бы также рассмотреть вариант с отправкой в лечебное учреждение.
– Ничего подобного мы делать не будем, – отрезает появившийся в дверях Арчи. – Я полагал, вы больше не планируете появляться в нашем доме. Возможно, вы передумали – а я нет: уходите.
– Арчи, – укоряет его тетя. – Я же должна была кого-то позвать для бедной Ребекки?
– Маркиз, – чопорно отвечает доктор, – я привык иметь дело с нестабильными пациентами. Многие женщины находятся в таком же состоянии: матка может провоцировать слабоумие.
– Да это вы слабоумный! – кричу я.
– Я сказал вон, – ледяным тоном повторяет Арчи.
Уинслоу уходит, ворча себе под нос, а вместо него появляется другой мужчина. Не очень высокий, но стройный и изящный, с загорелой кожей и большими темными глазами. В руках он держит кожаный чемоданчик, такой же, как у доктора Уинслоу. Я уже его видела – этот мужчина был с Ноксом на вечере Латиморов.
– Как вы себя чувствуете, леди Ребекка? – мягко спрашивает он с иностранным акцентом.
– Вы кто?
– Меня зовут Азмаль Аль-Саиди. Я личный врач сэра Нокса. Мне жаль, что я вынужден представиться вам при подобных печальных обстоятельствах. Я оказал вам помощь, когда вы почувствовали себя плохо на вечере у Латиморов. И все же ответьте, как вы себя чувствуете?
Подношу правую руку к груди:
– Давит здесь, будто сверху лежит что-то тяжелое.
– По-прежнему учащенное сердцебиение? Чувствуете, что задыхаетесь? Есть тремор?
– Нет, уже нет.
– Вы позволите? – спрашивает он, прежде чем взять меня за руку и сжать сначала пальцы, затем запястье, затем всю руку. – Одеревенения конечностей тоже больше не наблюдается.
– У меня нет истерии, – громко заявляю я. – Истерии вообще не существует.
– Вы правы, – к моему удивлению, подтверждает он. – На войне я видел многих мужчин, которые реагировали на шок в точности как вы при виде тела своей подруги.
– Что они теперь будут делать с Эмили? – спрашиваю я всех.
– Кажется, вызвали патрули с Боу-стрит и коронера, чтобы магистрат объявил о начале расследования, – отвечает мой кузен. – Выдан ордер на арест Бенджамина Харлоу, офицера, с которым сбежала Эмили.
Азмаль открывает свой чемоданчик и достает пузырек.
– Это настойка моего собственного приготовления на основе шлемника, родиолы красной, эшшольции и боярышника: принимать вечером, разведя в воде с медом. Похоже, вам недавно довелось пережить сильный стресс. Это так?
Меня забросило более чем на двести лет в прошлое.
– Примерно так.
– Мы же не должны запирать ее в четырех стенах? – спрашивает Арчи.
Азмаль качает головой с легкой улыбкой:
– Даже наоборот. Рекомендую как можно чаще выходить на улицу, дышать свежим воздухом, наслаждаться солнцем, когда оно есть, – и много двигаться.
– Вас послал Нокс? – спрашиваю я.
– Это я попросил его помочь, – вмешивается мой кузен. – И Нокс крайне любезно согласился.
– Откуда вы?
– Гибралтар, – отвечает Азмаль. – Но родился и вырос я в Дамаске. И служу Ридлану уже шесть лет.
– Можем ли мы снова к вам обратиться в случае необходимости? – спрашивает Арчи.
– Конечно. – Азмаль закрывает чемоданчик и собирается уходить, но сначала быстрым плавным жестом кладет на мою прикроватную тумбочку конверт, ничего не говоря. – Если желаете, маркиз, я могу приготовить сироп на основе экстракта плюща, гринделии и черной смородины, от кашля – для мистера Элджернона.
– Мой отчим не большой любитель лечиться, – усмехается Арчи. – Но я попробую убедить его.
Оставшись одна, я беру конверт, который оставил Азмаль, и открываю.
Внутри страницы моего рассказа, который попал к Ноксу.
Он мне их вернул.
Чуть позже по совету Азмаля я выхожу на улицу и почти все свободное время провожу, разъезжая с Люси по городу в открытом ландо, наслаждаясь свежим воздухом.
Оказалось, что в крытых экипажах меня укачивает, поэтому, несмотря на не по-майски холодную погоду, предпочитаю ездить так.
К сожалению, в 1816 году не существует ни таблеток, ни браслетов от укачивания.
Выехав из Гайд-парка на Оксфорд-стрит, я замечаю длинную вереницу людей перед домом Латиморов.
– Что они все там делают? – ошеломленно спрашиваю я.
– Латиморы открыли дом для посетителей, – совершенно спокойно отвечает Люси.
– Посетителей?
– Каждый раз, когда проливается кровь, на место преступления стекаются любопытные, посмотреть. Лорд Латимор берет шиллинг за вход, – объясняет Люси.
Вид особняка Латиморов вместе с этим ужасным туризмом с новой силой пробуждает панику, накрывшую меня прошлым вечером, сжимая горло.
Трясущимися руками я достаю из сумочки ингалятор, который Люси каждый раз недоуменно рассматривает, но когда я подношу его ко рту, ничего не происходит.
«Нет, нет, нет! – мысленно стону я. – Он не мог закончиться!»
Я не могу остаться в 1816 году без ингалятора!
Люси замечает, что я начинаю задыхаться, и принимается торопливо размахивать веером в сантиметре от моего лица.
– Делайте длинные вдохи, – велит она. – Вдох: раз, два, три. Выдох: раз, два, три.
Когда мы проезжаем мимо очереди любопытных, я наконец могу нормально дышать и вижу двух парней, которые выходят из дома, и оба размахивают корзинами с лоскутками ткани.
– Бинты! Бинты мумии всего по четыре пенса за штуку! – выкрикивает один.
– Последние кусочки! Купите настоящие бинты, в которые было завернуто тело похищенной девушки!
– Латиморы продают бинты, которые были на Эмили? – в ужасе переспрашиваю я. – Но это же вещественные доказательства! Нельзя продавать улики как сувениры! Это же не магниты на холодильник!
Но вскоре я понимаю, что то, что для меня – преступление, для остальных просто развлечение.
И наиболее четко я это осознаю, когда мы приезжаем в Ладгейт, в магазин Джона Фейрберна, известного печатника, у которого я решила купить карту города – раз уж карты «Гугл» не работают.
В магазине множество брошюр и альманахов – четырехстраничных буклетов, где подробно описаны все самые жуткие преступления в городе, а также приведены отчеты патрулей.
Стоит ли говорить, что рассказ о мумии с Оксфорд-стрит разлетается как горячие пирожки.
– Я возьму еще и рассказ, пожалуйста, – говорю я продавцу, который уже упаковывает мою карту в картонный тубус.
– Леди Ребекка, вы уверены? – спрашивает Люси. – Вы не должны снова беспокоиться об этом происшествии.
– Мне необходимо все узнать.
– Шесть пенсов. Если вас интересует подобное, у нас есть еще пара копий про служанку-отравительницу, – сообщает мне продавец.
Я вежливо отказываюсь и, как только прихожу домой, раскрываю брошюру.
На второй странице напечатано жуткое изображение группы инспекторов, разглядывающих тело мумии без бинтов.
На третьей странице отчет коронера, осмотревшего тело в подвале таверны в Сент-Панкрасе, где располагался морг: «На теле жертвы, на горле, была обнаружена длинная глубокая рана. Судя по чистоте пореза, предполагается, что он был нанесен сзади ножом, кинжалом или иным орудием с острым лезвием, что привело к смерти от кровопотери. Впоследствии тело было вымыто, выпотрошено и подвергнуто процедуре бальзамирования в мышьяке».
На четвертой странице рассказывается искаженная версия сплетни о побеге Эмили с офицером Бенджамином Харлоу, который теперь разыскивается за убийство.
Я прячу брошюру вместе со своими вещами из двадцать первого века и спускаюсь на ужин, хотя у меня совершенно нет аппетита – что изумляет всех остальных.
Чуть позже Люси собирается в «Кроникл», забрать мой гонорар за вторую часть «Загадки писаря», которую я попросила отнести в газету, как только Нокс мне ее вернул. Вечером, помогая мне подготовиться ко сну, Люси сообщает, что Торп хочет меня видеть.
– Зачем?
– Он хочет поговорить с вами, завтра днем, если это возможно.
– О чем?
– Не имею представления, леди Ребекка. Больше он ничего не сказал.
Четверг, 23 мая, 1816 год
14
Воспользовавшись тем, что дядя днем уснул, тетушка отправилась на собрание своего благотворительного комитета, а Арчи поехал в конюшни, осмотреть своих чистокровных скакунов, я, переодевшись, вместе с Люси направляюсь в «Кроникл».
Взяв у Люси один из ее нарядов горничной, я убрала волосы под шляпку, и мы пошли к директору газеты на Флит-стрит, обходя все модные улицы.
Пока мы ждем, когда Торп нас примет, со швейцаром разговаривает молодой человек, запыхавшийся и нервный. Что он говорит, я не знаю, но он будто о чем-то умоляет. Костюм у него элегантный, но весь грязный и помятый, точно он несколько дней назад был на вечеринке и с тех пор не переодевался.
Симпатичный, но не красавец, хотя уж точно лучше среднего, но неопрятная борода и плохо уложенные волосы не позволяют определить возраст.
Он настаивает на срочной встрече с Торпом, потому что пробудет в Лондоне всего одну ночь. Когда спрашивают его имя, он называется просто «другом», поэтому швейцар снова качает головой и просит его уйти.
– Я напишу свой адрес, передайте ему. Вы найдете меня здесь, но завтра на рассвете я уеду, – произносит молодой человек, протягивая руку к чернильнице. Я замечаю, что он левша, как и я, и поэтому он мне сразу нравится: чернильница во всех письменных наборах расположена справа, из-за этого чернила постоянно капают на стол и бумагу. Подозреваю, что это случается и с ним, приводя швейцара в ярость.
Молодой человек едва успевает закончить записку, как швейцар пинками вышвыривает его на улицу.
– Прошу прощения, – бурчит швейцар, жестом предлагая нам подняться и следовать за ним. – Эта редакция – притон сумасшедших, пьяных выдумщиков, охочих до денег. Приходят сюда каждый раз, как случается беда, делают вид, что знают что-то очень тайное и секретное, все лишь бы денег стрясти. Как о вас объявить директору?
– Смит, – отвечаю я. – Люси и Ребекка Смит. Он сам пригласил нас.
Швейцар распахивает дверь в кабинет Торпа, объявляет наши имена и приглашает войти.
Из-за клубов дыма в кабинете самого директора в сероватом костюме практически не видно.
– Благодарю, что откликнулись на мою просьбу, – приветствует он меня с сигарой в зубах, предлагая сесть.
– Судя по вашим словам, это что-то важное, – отвечаю я. – Что вы хотели обсудить? Вы намерены приостановить наше сотрудничество?
– Никогда! – энергично мотает головой Торп. – Напротив, я бы хотел его расширить, предоставив вам еще больше места, возможно, на ежедневной основе.
– Это невозможно. Кроме того, мое нынешнее душевное состояние не позволяет полностью посвятить себя творчеству.
– Нам не нужен целый рассказ, подойдет что-то покороче, скажем, на шесть сотен слов, – успокаивает меня он. – Например, про мумию на Оксфорд-стрит.
У меня чуть глаза не вываливаются из орбит.
– Что?!
– Молодую даму убили и мумифицировали, тело нашли на празднике у Латиморов, помните? Весь город только об этом и судачит! Кто мог бы написать об этом мистическую историю лучше, чем Сфинкс?
– Я не хочу, чтобы газета спекулировала на трагедии, – объясняю я. – Весь Лондон раскупает бинты, в которые была завернута бедная Эмили Фрэзер, но я точно в этом участвовать не стану.
– Но я не прошу вас писать правдивую историю. Так, загадку, которую вдохновило происшествие на Оксфорд-стрит, – увещевает он меня и добавляет, явно выделив имя: – Мисс Смит.
– Вы мне угрожаете? – раздраженно уточняю я.
– Я бы никогда не посмел. Мы оба знаем, что вас зовут не мисс Смит, но я храню вашу тайну, потому что дальнейшая работа Сфинкса – в моих экономических интересах. – Торп сминает в пальцах лист бумаги. – Я хочу сказать, что, возможно, вам стоит подумать над моим предложением, потому что это только вопрос времени: если не вы, то напишет кто-то другой, и не знаю, насколько этого кого-то будет заботить доброе имя вашей… знакомой, назовем ее так. Про нее и так многие болтают…
– Мне надо подумать, – бормочу я.
– Вы присутствовали при этом событии, были близки с жертвой. Кто еще сможет придать этой истории достоверность? Я предоставлю вам свою газету, а вы – свой талант и осведомленность.
– И вы полагаете, что одного рассказа в газете хватит, чтобы заставить всех замолчать?
– Люди не всегда могут отличить реальность от вымысла; напишите хорошую историю так, как вы умеете, и все вам поверят.
Я вздыхаю и качаю головой:
– Возможно, наше сотрудничество продлилось слишком долго, – заключаю я, вставая. Следом встает Люси. – Я не могу взять на себя такую ответственность.
– Мы оба упускаем серьезную выгоду, но я понимаю ваш выбор: вы, женщины, слишком сентиментальны.
– Это вопрос уважения, мистер Торп, – отвечаю я. – Мой пол тут ни при чем. До свидания.
Мы быстро прощаемся и выходим обратно на Флит-стрит, где тем временем поднялся настоящий переполох.
Патруль с Боу-стрит[23]23
Патруль с Боу-стрит, или «Ищейки с Боу-стрит» (англ. The Bow Street Runners) – первое формирование полиции, которое в 1749 году основал Генри Филдинг, писатель и мировой судья в Лондоне. На улице Боу располагалось здание суда, куда сыщики приводили нарушителей.
[Закрыть] под свист, крики и неодобрительный гул толпы тащит на руках человека к закрытому экипажу с зарешеченным окном.
Кто-то кидает в мужчину огрызок яблока, а я замечаю, что это тот самый человек, которого мы только что видели в редакции «Кроникл».
– Что тут произошло? – спрашиваю я у одного из прохожих, который внимательно наблюдает за происходящим. Сегодня я одета не как леди, поэтому могу спокойно обращаться к незнакомцам, не боясь осуждения.
– Его арестовали, – бормочет мужчина.
– За что? Что он сделал?
– Это Бенджамин Харлоу, – отвечает тот, сплюнув. – Убийца мумии.
