Текст книги "Записки старого чекиста"

Автор книги: Федор Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Однажды в разговоре кто-то выразил удивление терпеливости и внимательности Феликса Эдмундовича со всеми, кто обращался к нему за советами или с просьбами.

– Чему ж тут удивляться? Не вижу здесь ничего особенного, – сказал Дзержинский. – Все мы имели великий пример в лице Владимира Ильича. Ведь мы, большевики, считаем себя слугами народа. А как можно служить народу, если равнодушен к его нуждам или заражен барским высокомерием?

Тема эта, как видно, сильно волновала Феликса Эдмундовича. Говорил он возбужденно.

– Думаете, это правильно, когда некоторые ответственные работники только красиво разглагольствуют о массах, а сами не замечают просьб и нужд отдельных людей? Нет! Массы состоят из личностей. И каждый человек имеет право на помощь и внимание.

– Вот я вам приведу такой пример, – продолжал Дзержинский. – Перед самым моим отъездом из Москвы сюда, в Кисловодск, я получаю сведения, что некоторые сотрудники ОГПУ, работающие в бюро пропусков, в столе справок, – в общем те, кто обычно сидят за окошками и к кому ежедневно обращаются сотни граждан, грубо отвечают на вопросы – посетителей. При проверке это подтвердилось. И тогда я распорядился, чтобы в часы приема посетителей за окошками сидели только начальники управлений и отделов ОГПУ и чтобы они сами давали исчерпывающие ответы на все вопросы посетителей, и непременно в вежливой форме.

Помню и такой разговор Феликса Эдмундовича со мной. Речь зашла о чекистах, которые находились на лечении в Кисловодске:

– Весьма возможно, что кто-нибудь из них пожелает прийти ко мне – поговорить, посоветоваться. Я не должен лишать их такой возможности. Ведь во время отпуска я имею больше свободного времени и могу поговорить с каждым по душам. Вы, пожалуйста, не препятствуйте и пропускайте их ко мне.

И к Феликсу Эдмундовичу на дачу постоянно приходили сотрудники ОГПУ, да и не только они, а все, у кого была необходимость увидеться с ним. И ко всем он относился с дружеским участием, интересовался личной жизнью, работой, здоровьем, лечением.

Многие свои прогулки Феликс Эдмундович совершал совместно с В. Р. Менжинским, также лечившимся в то время в Кисловодске. Однажды после обеда они решили проехать посмотреть Медовый водопад, находящийся за Кисловодском километрах в четырнадцати.

Утром прошел сильный дождь. А вслед за ним – радуга, солнце. День выдался отличный. Феликс Эдмундович и Вячеслав Рудольфович были в самом веселом настроении. Дорога шла по живописнейшим местам. Прогулка обещала быть на славу.

И вдруг машина резко затормозила. Шофер выскочил, осмотрел машину. Оказалось, что лопнула камера. Вид у него был испуганный. Феликс Эдмундович сразу обратил внимание на то, как изменилось его лицо и голос.

– Товарищ Шибуняев, что это вы так нервничаете? Спокойно заменяйте камеру, а мы походим, погуляем пока…

Феликс Эдмундович вышел из машины. Заметив, что я тоже волнуюсь, он спрашивает:

– А вы чего переживаете?

Я ответил, что мне крайне неприятно: хорошую прогулку испортил непредвиденный случай. Дзержинский прервал меня:

– Да что вы из-за такого пустяка волнуетесь! Лопнула камера – шофер заменит, и через десять минут поедем дальше. А если даже он и не исправит машину – погода хорошая, отъехали мы немного, вернемся обратно пешком. Прогуляемся, и только.

Сняв с себя плащ, он разостлал его на траве, сел и меня пригласил сесть.

– Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом… Вот я вам сейчас расскажу кое-что тоже про автомобили. В годы гражданской войны положение с автотранспортом в Москве было очень тяжелое. Автомобили все старые, изношенные, резины мало, бензина нет, заправляли спиртом-сырцом, смешанным с эфиром. Пользоваться автотранспортом разрешалось только для оперативных служебных целей. Однако под выходные и в выходные дни много автомобилей все же направлялось за город. Даже в то тяжелое время (1919 год!) находились любители покататься на государственный счет, покатать своих родственников и знакомых. И вот что интересно: резины, горючего и смазочных материалов в нерабочие дни расходовалось в Москве больше, чем в рабочие. Узнав об этом, я решил принять экстренные меры. Позвонил Владимиру Ильичу и сказал, что хочу на всех окраинах города и на заставах выставить комиссаров ВЧК для регистрации автомобилей. Владимир Ильич одобрил мое предложение. И знаете, это возымело действие! Бывало, любители прогулок за город, как только увидят чекистов, быстро поворачивают обратно. В течение первых же двух недель расход горючего, резины и смазочного материала по Москве в нерабочие дни сократился наполовину…

Пока мы сидели и разговаривали, камера была заменена, и мы могли следовать дальше.

Феликс Эдмундович Дзержинский давно мечтал подняться на гору Машук.

– Иоанн Львович, – обратился он как-то к лечившему его доктору Баумгольцу, – я очень хочу осмотреть в Пятигорске лермонтовские места и подняться на гору Машук. Что вы на это скажете?

Доктор Баумгольц задумался:

– Что я могу ответить вам, Феликс Эдмундович? Ноги сердца не лечат. Но если уж у вас такое большое желание подняться на Машук, то по крайней мере обещайте мне, что не будете переутомлять себя, обязательно делайте через каждые 50 шагов минутную передышку.

Дзержинский дал слово неукоснительно выполнять все «требования медицины».

Вот и знаменитая гора…

В. Р. Менжинский, тоже поехавший с нами, остался с одним из сотрудников у подножия Машука. Я вызвался сопровождать Феликса Эдмундовича. Медленно поднимались мы по узкой тропке. Впереди шел Ф. Э. Дзержинский. Обещание, данное врачу, он выполнял самым тщательным образом: как только пройдет 50 шагов, так минутную остановку сделает.

Поднялись мы на Машук. Прилегли отдохнуть. Феликс Эдмундович несколько минут лежал молча.

Не знаю, о чем он думал. Может быть, о трагической судьбе гениального поэта. Может быть, в молчаливом благоговении созерцал раскрывшуюся перед глазами красоту горного пейзажа. А может быть, совсем иные мысли заставили его задуматься и уносили его туда, в сердце России, в Москву, в Кремль, где ждал его рабочий кабинет и дела, дела, дела…

С Машука открывался необыкновенный вид на вершины гор, ущелья, долины. А вдали над всем величественно высился, сверкая снеговой шапкой, Эльбрус.

– Красота-то какая! – восхищенно проговорил Феликс Эдмундович. – Хорошо бы везде побывать, посмотреть. И даже на Эльбрус подняться. Вот здоровье только, пожалуй, не позволит. Как вы думаете, позволят мне врачи на Эльбрус подняться? Конечно, не на вершину, а так, хоть немного?

– Не позволят, Феликс Эдмундович, ни за что не позволят!

– И я так думаю, – вздохнул Феликс Эдмундович. – Ну а вот близлежащие достопримечательности мы посетим обязательно. Это что за гора?

– Это гора Бештау. А там вдали – их отсюда не видно – Седло и Кольцо. Есть тут недалеко замок «Коварства и любви». А в 14 километрах от Кисловодска находится Медовый водопад.

Я показывал Феликсу Эдмундовичу все интересные места и рассказывал о них что знал. Так мне в тот день довелось быть гидом.

Феликс Эдмундович с восхищением смотрел на раскрывшуюся перед нами панораму.

– Во что бы то ни стало надо побивать везде. Теперь, как только выдастся свободный от процедур день, я уж не усижу на даче. Поскорей бы Софья Сигизмундовна приезжала. Я и ее соблазню на эти прогулки. Пусть тоже полюбуется.

Впоследствии Феликсу Эдмундовичу удалось осуществить свои желания. Вместе с Софьей Сигизмундовной он побывал и в замке и на горах. А излюбленным их местом были Красные камни, неподалеку от дачи. Чуть ли не каждый день они ходили к Красным камням, где на одной из скал был высечен барельеф Владимира Ильича.

Когда мы спустились с горы и направились в обратный путь, я заметил усталость Феликса Эдмундовича и предложил ему заехать ко мне на квартиру в Пятигорск, благо нам по пути, – пообедать, отдохнуть, а уж потом возвращаться в Кисловодск. Феликс Эдмундович сразу согласился.

По соседству со мною в доме-общежитии жили наши сотрудники с семьями. Феликс Эдмундович захотел посмотреть, как они живут. Он обошел квартиры, и в каждой семье возникал у него сердечный разговор. Люди откровенно делились с ним всеми своими делами, радостями и тревогами. Дзержинский умел быть сам откровенным и вызывать на откровенность собеседника.

Его душевность, чуткость и внимательность располагали к нему людей. Он подходил к людям с открытым сердцем, а в ответ и у них открывались сердца…

Один из своих отпусков я провел в Сухуми, Председатель Совнаркома Абхазии Нестор Аполлонович Лакоба очень рекомендовал поехать в Новый Афон.

– Такой красоты, – говорил он, – нигде не отыщете. До революции богачи даже из-за границы специально приезжали, чтобы посмотреть монастырь в Новом Афоне. Берите машину и завтра же поезжайте. Большое удовольствие получите. И зайдите обязательно к монаху Артемию.

– Это зачем же? – удивился я.

– Интересный человек. И наш.

– Монах – и вдруг наш человек? Как это понять? И вот что мы узнали об этом монахе. В 1921 году засуха сгубила на корню весь хлеб на юго-востоке. Чтобы спасти население от голода, правительство решило изъять церковные ценности, с тем чтобы на вырученные деньги закупить хлеб за границей. Но бедственное положение народа было на руку врагам революции. Кое-кто из них решил нажиться. Под предлогом спасения «святых реликвий» от «богохульников и еретиков» нашлись охотники присвоить огромные ценности.

Осенью 1921 года с моря к Новому Афону подошел баркас. С него высадилась группа людей и направилась в монастырь «спасать» монастырское добро. Молодой монах Артемий сразу смекнул, в– чем тут дело, и что есть духу побежал в Сухуми. Прибежал в ЧК и рассказывает: так, мол, и так, грабители уносят ценности из монастыря и собираются сплавить их за границу. Сотрудники Абхазской ЧК моментально выехали к месту происшествия. И как раз вовремя: еще немного – и баркас был бы далеко в море. Похитители были арестованы. Ценности по описи направлены в ЧК Абхазии, а оттуда в Госбанк.

С тех пор местные жители называли Артемия не иначе как «комиссаром ЧК», кто в шутку, а кто и злобствуя. А он был просто честным человеком.

– Вы к нему зайдите передохнуть, – сказали нам в Сухуми. – Он любит, когда к нему приходят. Между прочим, Феликс Эдмундович Дзержинский его посетил, когда был в Новом Афоне. Артемий сейчас в монастыре вроде коменданта.

На другой же день мы с женой отправились в Новый Афон, в монастырь. Артемий встретил нас приветливо. Трудно было себе представить, что этот еще молодой, разговорчивый, веселый мужчина в кожаной тужурке, сапогах и кепке – монах. А впрочем, он теперь монахом себя уже и не считал.

Он охотно вызвался сопровождать нас, чтобы показать достопримечательности монастыря и окрестностей. К концу прогулки мы устали. Заметив это, он пригласил нас к себе отдохнуть и перекусить. Жил он в небольшой квартирке из двух комнат, аккуратно прибранных.

Артемий представил нам свою жену Аннушку – миловидную молоденькую женщину лет двадцати двух – двадцати трех.

– Вот так монах! – почти вслух сказал я, но Артемий все же услышал и рассмеялся.

– Бывший, бывший монах. Теперь я охраняю монастырь и его богатства. Мне доверяют, власти ко мне относятся хорошо. Я очень доволен… Вы обождите немножко. Я сейчас вернусь, сойду только в погреб.

Аннушка подсела к нам и доверчиво заговорила:

– Вот он сейчас меня перед вами назвал женой. А ведь три недели назад и слышать не хотел, чтобы я у него осталась.

– Как же это так? – поинтересовалась моя жена. – Ведь у вас, я смотрю, должен быть ребенок…

– Вот с этого все и началось… Я сама из Саратовской губернии. Попала сюда, спасаясь от голода. Поступила к Артемию в услужение, а потом стала жить с ним. Артемий сначала хорошо ко мне относился, но, как узнал, что я беременная, сразу переменился и решил от меня отделаться. А куда же мне деваться? Бить не бил, но каждый день одно и то же слышала: «На что ты мне? Уходи на все четыре стороны!» Я и плакала, и умоляла его. Ничего не пронимает. Хоть петлю на шею, ей-богу!

И вот недели три назад – никогда не забуду, до самой смерти – товарищ Дзержинский, вот так же, как и вы, зашел к нам. Артемий тоже пошел приготовить на стол. Я сижу в углу и плачу, такая тоска взяла, на белый свет глядеть не хочется!

А Дзержинский увидел меня и спрашивает, что случилось, отчего плачу. Я ему по простоте-то все и расскажи. Сразу все как есть, без утайки. Выслушал он меня, а когда вернулся Артемий, говорит ему…

В этот момент в комнату вошел Артемий. Посмотрев на внезапно замолчавшую жену, он шутливо сказал;

– Ну, я вижу, Аннушка вам тут всю нашу жизнь расписала. Было дело, было… Вразумил меня товарищ Дзержинский. Долго он со мной говорил. И дошли его слова до самого моего сердца. Стыдно мне стало за себя…

Артемий переглянулся с Аннушкой, оба улыбнулись друг другу, а затем вместе стали накрывать на стол…

Когда мы прощались, я сказал, что, возможно, скоро увижу Феликса Эдмундовича. Услышав это, Артемий и Аннушка просияли.

– Увидите товарища Дзержинского, скажите ему, что живем мы дружно и ребенка воспитаем так, как он говорил – по-советски! А если родится мальчик – назовем Феликсом в его честь…

В последний раз я видел Феликса Эдмундовича Дзержинского в декабре 1925 года, когда был проездом в Москве. Я зашел к нему в ВСНХ. На Феликсе Эдмундовиче не было привычной наглухо застегнутой защитного цвета гимнастерки. Он был в темном штатском костюме. Рубашка с крахмальным воротничком, галстук…

– Видели ли вы меня когда-нибудь, товарищ Фомин, таким разодетым? – шутливо спросил он. – У меня даже ручка с золотым пером. Специально купил. Еду подписывать договор с англичанами о лесной концессии.

Дзержинский хоть и торопился, но принял меня с обычной для него сердечностью и вниманием. Интересовался моей работой, планами на будущее. Я обратился к нему с просьбой послать меня учиться.

– Мне очень приятно, – сказал Феликс Эдмундо-вич, – что у вас появилось такое желание. Было время, когда мы только своей большевистской преданностью и чекистской храбростью побеждали контрреволюцию, а теперь к этому нужно еще добавить отличное знание своего дела и хорошее образование.

Узнав, что мне предстоит отпуск, Феликс Эдмун-дович стал заботливо расспрашивать, все ли есть у меня для отпуска, не надо ли путевку, денег и т. д, Я поблагодарил и сказал, что ни в чем не нуждаюсь,

Прощаясь со мной, Феликс Эдмундович сказал:

– Обязательно пошлю вас учиться!

Думал ли я тогда, что в последний раз вижу и слышу этого пламенного рыцаря революции…

20 июля 1926 года он пал на боевом посту, сражаясь с врагами партии.

За несколько часов до смерти, выступая на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), в своей пламенной речи, направленной против отступников от ленинской линии партии, Дзержинский, обращаясь к участникам пленума, с полным правом сказал о себе:

«Вы знаете отлично, моя сила заключается в чем? Я не щажу себя никогда. (Голоса с мест: правильно!) И поэтому вы здесь все меня любите, потому что вы мне верите. Я никогда не кривлю своей душой; если я вижу, что у нас непорядки, я со всей силой обрушиваюсь на них».

В день смерти Ф. Э. Дзержинского ЦК и ЦКК партии опубликовали обращение ко всем членам партии, ко всем рабочим, ко всем трудящимся, к Красной Армии и Флоту:

«В самые тяжелые времена, времена бесконечных заговоров и контрреволюционных восстаний, когда советская земля пылала в огне и кровавое кольцо врагов окружало бившихся за свое освобождение пролетариев, Дзержинский проявлял нечеловеческую энергию, дни и ночи, ночи и дни, без сна, без еды, без малейшего отдыха работал на своем сторожевом посту. Ненавидимый врагами рабочих, он пользовался громадным уважением даже среди них. Его рыцарская фигура, его личная отвага, его глубочайшая проницательность, его прямота, его исключительное благородство создали ему громадный авторитет».

А вот текст правительственного сообщения, опубликованного в тот же день:

«Сегодня, 20 июля, в 16 час. 40 мин., на своей квартире, от приступа грудной жабы скоропостижно скончался председатель Высшего Совета Народного Хозяйства Союза ССР и председатель Объединенного государственного политического управления Союза ССР товарищ Феликс Эдмундович Дзержинский.

Человек исключительной энергии и целиком преданный делу революции, он горел деятельным огнем на своих ответственнейших постах.

Он и сгорел на своем посту.

Смерть застигла товарища Дзержинского через три часа после его горячей и содержательной речи на Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). Весь пленум с напряженнейшим вниманием слушал своего любимого товарища.

Правительство Союза ССР, застигнутое неожиданной смертью одного из самых выдающихся деятелей, не находит слов к оценке настоящей потери в лице товарища Дзержинского для всего Союза ССР.

Умер человек, который не только руководил делом развития народного хозяйства Союза ССР, но который был одним из героев Октябрьской революции и все время стоял на страже ее завоеваний».

Таков был Феликс Эдмундович. Таким он и остался в сердцах и в памяти советских людей.

Иллюстрации

Ф. Т. Фомин

Ф. Т. Фомин в годы гражданской воины

Грамота Почетного чекиста, подписанная Ф. Э. Дзержинским

Аркадий Борисович Кушнарев

Ефим Георгиевич Евдокимов

Давид Моисеевич Давыдов

Ян Борисович Гамарник

Герой-пограничник Андрей Коробицын

Вячеслав Рудольфович Менжинский

Ф. Э. Дзержинский с женой Софьей Сигизмундовной на даче под Москвой (1923 г.)