Текст книги "Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану (с илл.)"

Автор книги: Федор Литке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Итак, если, идя с моря к бару, получишь крепкий NW ветер, при котором лоцманы не в состоянии бывают выезжать, то лучше лечь в дрейф и выждать перемены. Но если этот ветер застал уже у бара и не допустил лоцманов выехать, а судно не надеялось бы отстояться на якорях или же было бы сорвано с них, то в такой крайности одно спасение – идти через бар самому. Для этого до́лжно, подойдя к Приемному бакену на кабельтов, лечь от него на OSO½O к первому черному бакену. Увидев последний и оставив его саженях в 70 к О, лечь на StО½О. Этот курс проведет мимо Боровского, Поворотного и второго черного бакенов, а Стреличный будет перед носом несколько правее. Минуя этот последний, саженях в 70 лечь SSO, а поровнявшись с таможенным домом на юго-восточной оконечности Мудьюжского острова, класть якорь. Глубина здесь пять сажен, грунт илистый, и с моря место это закрыто банками. Но если нет ни одного якоря, то можно еще спасти судно, поставив его на Мудьюжский берег. Следует с особым вниманием смотреть бакены, так как может случиться, что от уклонений судна приблизишься более, чем надобно, к какой-нибудь стороне.

Архангельские лоцманы весьма искусны в своем деле, смелы и решительны. Многие из них, встречаясь с малолетства с английскими и немецкими шкиперами, очень хорошо говорят по-немецки и по-английски. Деревня Хвосты, где они живут только зимой, лежит на острове того ж имени в шести верстах ниже Соломбалы, по левую сторону Березового фарватера. Штатное число их 40, кроме 20 учеников. Летом разделяются они на четыре или пять карбасов, которые понедельно дежурят на баре. Они подчинены тогда командирам внутренней и дальней брандвахты, постоянным же над собой начальником имеют лоцкапитана. За проводку купеческих судов они получают: с судов под русским флагом, с моря к порту – 20 рублей, от порта в море – 30 рублей; с иностранных с моря – 25 рублей, в море – 50 рублей. Из этих денег платят все подати, равняющиеся крестьянским, против которых имеют только то преимущество, что за рекрут вносят вдвое меньшую сумму[98]98
  По малому населению Архангелогородской губернии всемилостивейше дозволено крестьянам (с 1820 года) при рекрутских наборах вместо рекрут вносить деньги. (Примеч. Ф. П. Литке.)


[Закрыть].

Мы перешли бар ровно в полдень и были встречены, по обыкновению, лоцманами, снявшими от нас их товарища, нас провожавшего. Отправив с ними рапорты и письма, легли мы под всеми парусами на курс вдоль Зимнего берега к NW с довольно свежим SO ветром, позволявшим нам идти по шести узлов. Однако же ветер, стихая постепенно, превратился к третьему часу в штиль, и так как течение было нам противное, то и вынуждены мы были положить стоп-анкер[99]99
  Стоп-анкер – самый тяжелый из вспомогательных якорей корабля (около половины массы станового якоря). Как правило, отдается со шлюпки, завозящей его на некоторое расстояние от судна, в помощь становым якорям во время шторма. Применяется также для стягивания судна с мели.


[Закрыть] на глубине девять сажен от Никольской башни на WSW в шести итальянских милях.

От башни этой к NNW в пяти милях[100]100
  Мили везде разумеются итальянские, румбы везде правые, кроме мест, где упомянуто противное. (Примеч. Ф. П. Литке.)


[Закрыть] находится деревня Kyя, расположенная в довольно живописном месте при устье речки того ж имени. Обитатели ее промышляют рыбой, которую выменивают на муку по берегу Лапландии и продают в Архангельске. Около деревни ecть, однако же, несколько пашен. За рекой Куя выдается к юго-западу крутой, но не высокий мыс Куйский, красноватого цвета. С NW мыс этот весьма приметен по круглому своему виду и редкому лесу, покрывающему хребет его. Далее к NW берег постепенно возвышается и делается лесистее.

Пятница 15 июля – суббота 16 июля. Совершенный штиль с прекраснейшей погодой продолжался до самой ночи. Вскоре после захода солнца установился ровный ветер от О. Мы тотчас снялись и пошли прежним курсом. Всю ночь плаванье наше было успешно, но поутру, едва только миновали мы Зимние горы (по старинным картам Кацнес, или Канцес), как подул NO, совершенно противный нам ветер.

Возвышенный мыс, известный под названием Зимних гор, составляет северо-восточное плечо Двинской губы. От него берег нечувствительно загибается к северо-востоку и юго-востоку, не образуя ни одного приметно выдававшегося мыса. Зимние горы отличаются четырьмя или пятью отрубами, между которыми в лесистых разлогах протекает столько же ручьев. Один из этих последних, называемый Каменным, был в числе пунктов, определенных астрономическими наблюдениями при последней всеобщей описи Белого моря. Указанные отрубы в отдалении и в особенности, когда горизонт не совершенно чист, кажутся синеватого цвета. По этой причине, вероятно, называют англичане это место Blue Point.

Весь день при ясной погоде продолжал дуть свежий и постоянный NO ветер. Надветренный горизонт покрыт был густым черным туманом, связывавшим оба берега так, что невозможно было приметить, где кончался берег и начинался туман. Обманчивость была так велика, что мы могли бы принять этот туман за землю, если б не были уверены, что в той стороне открытое море. В этой туманной полосе шла одним с нами курсом ладья, которая рефракцией изображена была на некоторой высоте в перевернутом положении, т. е. парусами вниз; по временам между ними появлялось еще изображение, и все три ладьи дружно бежали одна над другой к северу. Странное явление это продолжалось несколько часов сряду. Мы лежали правым галсом[101]101
  Галс – курс судна относительно ветра. Различают левый (ветер дует в левый борт) и правый (ветер дует в правый борт) галсы.


[Закрыть] к северному (Терскому) берегу до пятого часа пополудни и, находясь от него тогда в восьми милях, повернули. По счислению и обсервациям находились мы около пяти миль западнее реки Пялицы, но не видели ни этой реки, ни другого приметного места. Насколько хватало зрения, берег был везде ровный, невысокий, оканчивающийся к морю песчаными отрубами. Единообразие его уверило нас в пользе башен, которые, по представлению капитан-лейтенанта Дзюрковского, нужно поставить по разным местам западного берега и из которых две, на мысы Пулонгский и Орлов, отправлены были из Архангельска еще до нашего отплытия. В девятом часу повернули мы опять на правый галс.

Хотя до этого времени увеличили мы широту и немного, но перемена в температуре воздуха была весьма чувствительна: вчера термометр в тени показывал +18°, сегодня же только +8°. Впрочем, погода была ясная и сухая. Служителям розданы были суконные рубашки со строгим, однако же, приказанием надевать их не иначе как на вахту.

Воскресенье 17 июля. Подойдя в 6 часов утра опять к северному берегу, были мы по-прежнему в недоумении и повернули, не зная, против какой его части находились. Во многих местах видели избы тюленьих промышленников (весновальские). Одна из них была более прочих, возле нее стояли шест и столб. В море виднелось нечто похожее на пристань, по которой видели идущего человека. Справа стояла на якоре ладья, которая по удалении нашем к SO скрылась за песчаным мысом. В полдень подошли к южному берегу, столь же единообразному, как и северный. Везде видны одинаковые, довольно высокие песчаные отрубы с плоскими вершинами. Мы были против речки Инцы. Под берегом лежала ладья, которая рефракцией странным образом была искажена: она скоро представилась нам в виде какого-то большого, черного четырехугольника и потом совсем скрылась в дымке. К W виден был перевернутый (рефракцией) бриг. Погода была сухая и ясная.

В 5 часов пополудни подошли мы к острову Сосновцу, под Терским берегом лежащему. Низменный и ровный остров этот совершенно сливается с берегом и вовсе бывает невидим, если смотреть на него не с юго-запада или северо-востока. На юго-западной его оконечности стоит несколько крестов, по которым он и называется иностранцами Крестовым (Crus Eilant, Cross Island). Они служат ему хорошей приметой, но только на близком расстоянии. Прилежащий ему материковый берег полог, в немногих местах покрыт зеленью и пересечен оврагами и речками; будучи совершенно безлесен, отличается он от простирающегося далее к S берега желтейшим своим цветом.

Понедельник 18 июля. В девятом часу вечера подул достаточно сильный ветер от OSO, но в полночь на высоте реки Поноя заштилело. Не раньше трех часов пополудни подул опять тихий ветер от О. Mы могли бы лечь полным ветром на N, чтобы выйти в Северный океан обыкновенным путем, которым следуют все суда, из Архангельска или в Архангельск плывущие, т. е. западнее всех банок, лежащих у Терского берега, но я решился избрать, следуя примеру и совету моего предшественника лейтенанта Лазарева, восточнейший путь, как потому, что он ближайший, так и для того, чтобы сделать наблюдения, если oбстоятельства это позволят, у острова Моржовца и у Канина Носа. Вследствие этого легли мы бейдевинд[102]102
  Бейдевинд – положение судна к ветру, при котором ветер дует на судно косо навстречу, т. е. через борт со стороны носа под углом к диаметральной плоскости судна, а именно между 40 и 90°. Бейдевинд бывает крутой, если этот угол меньше 67,5°, и полный, когда угол больше 67,5°.


[Закрыть] на NNO, а в седьмом часу, когда ветер вдруг зашел к ONO, повернули на SO. В то же почти время показался прямо под носом довольно высокий берег. Общее наше мнение было, что это туман, так как, считая себя на Орловской банке, полагали невозможным видеть остров Моржовец, лежавший от нас в указанном направлении, но весьма далеко.

Этот берег, или туман, вскоре исчез, закрытый другим туманом, и мы во мнении нашем утвердились. Глубина здесь была 13–15 сажен. Мы ожидали, что она вскоре станет увеличиваться, но, к удивлению, уменьшилась она в 8 часов до 8 сажен; тогда же прежде виденный нами берег был ясно виден опять: отрубы, хорошо окраенные; разлоги на берегу и в них снег, а вскоре потом и прибой у берега, ясно были видны. Не оставалось никакого сомнения в том, что это остров Моржовец. Но нам непонятно было, как мы очутились тут, считая себя еще в большом расстоянии к NW. Надлежало предполагать сильное течение к SO, что подтверждала и необыкновенная скорость, с какой мы приближались к острову. В половине десятого были мы уже в 4 милях на NtW от северо-западной его оконечности, где на глубине 6½ сажен грунт песок, и повернули на правый галс. Глубина вскоре увеличилась до 7, 10 и 11 сажен, а с полуночи на 15 саженях лот уже проносило. Ложиться же в дрейф мне не хотелось, чтобы не терять понапрасну времени.

Вторник 19 июля. На пути к северу мы должны были пройти несколько банок, существование которых было нам известно, но которые на разных картах показывались весьма различно. На бриге нашем были две карты Белого моря: одна меркаторская, печатная, сочинения генерал-лейтенанта Голенищева-Кутузова; другая – плоская, рукописная, составленная в Архангельске по приказанию адмирала Фондезина штурманом Ядровцовым по тем картам, какие служили основанием и первой. На печатной карте показана была двухсаженная банка почти на параллели Орлова Носа, в 19 от него милях, на второй – длинная полуторасаженная банка на параллели Конушина Носа, в 20 милях от берега. Мы наметили курс так, чтобы пройти посредине между обеими банками: двухсаженную оставляли по первой карте справа в 12 милях.

Рассчитывали, что течение, как бы оно сильно ни было, не успеет прижать нас ни к одной из этих банок, если мы только воспользуемся, по возможности, дувшим от OtN свежим ветром. Мы на каждом шагу встречали жестокие сулои, показывавшие сильные спорные течения. Судно, попадая в эти струи, не слушалось руля и бросалось в стороны по два и по три румба. В 2 часа пополуночи находились мы по счислению против северного конца длинной банки, начинали проходить двухсаженную и скоро надеялись быть вне всяких опасностей, но ветер после небольшого шквала от SO почти совершенно утих. Мы весьма досадовали на этот случай, забыв, что провидение все ко благу человека устраивает: если б прежний ветер, как мы по слепоте своей того желали, продолжился, то через четверть часа не имели бы мы, наверное, ни одной мачты, а может статься, и бриг распался бы на части.

Отдав нужное приказание вахтенному офицеру, сошел я вниз, чтобы отдохнуть, но не успел еще сомкнуть глаз, как прибежали сказать мне, что бриг на мели. Обмерив, нашли мы следующие глубины: на правой стороне за кормой 13 футов, у шкафута[103]103
  Шкафут (от нидерл. schavot – «стеллаж, эшафот») – широкие доски, уложенные горизонтально вдоль бортов для прохода с бака на шканцы.


[Закрыть] 12 футов, перед носом 11 футов, на левой стороне, за кормой 14 футов, у шкафута 11½ футов, у носа 10 футов, следственно, бриг носом приткнулся к мели. Руль был еще свободен. Мы немедленно завезли на ялике небольшой верп с перлинем[104]104
  Перлинь (нидерл. paarellijn) – корабельный пеньковый трос диаметром 10–15 сантиметров.


[Закрыть] к SSW, чтобы только задержаться с кормы на случай, если вода идет на прибыль, так как-тогда были бы мы скоро опять на воле. Однако же этого было слишком недостаточно: вода, как мы между тем заметили, падала быстро, стремясь к WNW по четыре узла. Надлежало подумать о том, чтобы бриг в малую воду не опрокинуло.

Опасения мои на этот счет весьма увеличились, когда поднявшимся на нашу беду пресвежим от NO ветром стало его валить на левую сторону. Весь верхний рангоут был тотчас спущен, и под бриг устроены подставы из брам-стеньг и лисель-спиртов[105]105
  Брам-стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением стеньги, третье снизу колено составной мачты парусного судна. В зависимости от принадлежности к той или иной мачте брам-стеньги получают название: фор-брам-стеньга, грот-брам-стеньга и т. д. Лисель-спирт – тонкие рангоутные деревья на фока– и грота-реях и на фор– и грот-марса-реях, служащие для постановки дополнительных парусов – лиселей.


[Закрыть]. Но все эти деревья ломало одно за другим в щепы, и наконец судно наклонилось настолько, что я каждую минуту ожидал, что оно вовсе опрокинется. Вдруг оно поднялось с некоторым треском и стало совершенно прямо. Мы недоумевали, чему приписать столь странный случай. После, когда бриг совершенно обсох, увидели мы, что киль его находится в канале или желобе, по обеим сторонам которого были сугробы, на которых пузо его лежало весьма спокойно. Я и сейчас не знаю, сам ли бриг тяжестью своей сделал себе такое место, образовалось ли оно от набиваемого волнением песку, или мы, по счастью, попали уже на готовое.

Когда мы стали на мель, не видно было около нас ничего, похожего на бурун. Но скоро к NW стали показываться всплески, потом тут же обозначилась песчаная отмель, которая, распространяясь по мере убыли воды, образовала, наконец, в обе стороны от нас большое песчаное дно, простиравшееся в длину с востока на запад почти на версту и в ширину около полуверсты. В то же время показались всплески в небольшом расстоянии к N и NW. С нетерпением ожидаемый конец отлива начался в восьмом часу утра и показал нам, что мы стали на мель почти в самый момент полноводия. В малую воду оставалась за кормой глубина не более 1½ футов. От грот-русленей[106]106
  Руслень – узкая деревянная площадка, расположенная снаружи борта парусного корабля, находящаяся на высоте верхней палубы, на которой укрепляются блоки для натягивания вант. На грот-русленях располагаются блоки, натягивающие ванты грот-мачты.


[Закрыть] вперед все было сухо. Бриг был в полном вооружении, стоя на песчаном острове, окруженном бурунами, посреди моря, которому во все стороны не видно пределов. Около брига люди в разных положениях: иные, вися на беседках, осматривают подводную часть судна, другие делают астрономические наблюдения или прохаживаются беспечно по песчаной площадке, собирая на память ракушки и каменья, – все это вместе составляло необыкновенную картину.

Мы стояли там спокойно, как в доке, и если б действительно имели надобность осмотреть какое-нибудь в бриге повреждение, то нигде не могли бы сделать этого успешнее, как здесь. Но по сути дела положение наше было далеко от безопасного. Мы стали на мель в полную воду; NO ветер развел в море великое волнение, от которого сначала нас защищал риф, но которое скоро должно было достигнуть и нас. Бриг мог быть разбит или, по крайней мере, весьма поврежден прежде, нежели бы прибыло достаточно воды. Чтобы его поднять, надлежало бы его облегчить, а это означало потерю таких вещей, без которых бы нам невозможно было продолжать плавание. Все эти рассуждения тревожили меня не менее, как и гибель, которой мы, очевидно, подвержены были бы, если б ветер подул от юга. Меня успокаивало отчасти то, что бриг попал на мель при самом малом ходе и, сверх того, стоял на песке, которым не могло его замыть; поэтому я надеялся стянуть его прежде полной воды. Стоп-анкер с кабельтовом были уже приготовлены, и только что течение укротилось, завезли их в помощь прежнему завозу и на тот же румб и в ожидании воды натянули оба туго. Команде между тем выдана была порция водки и дан отдых на два часа.

В четверть девятого начался прилив. Только что вода окружила бриг, как уже стал он получать легкие толчки. По мере того, как защищавший нас от ветра риф покрывался водой, и волнение около нас становилось сильнее. Ветер, между тем, все крепчал. Около 11 часов, когда воды за кормой было уже 11 футов, получал бриг по временам столь сильные удары, что я счел нужным попытаться его сдвинуть, поскольку в малом расстоянии за нами была уже достаточная глубина. Нам и действительно удалось тронуть его с места, но с ужасным потрясением всего корпуса и рангоута, а потому мы и оставили на время эту попытку. Но и на месте было не лучше. Риф покрылся водой совершенно, и зыбь шла прямо на нас. Ветер не смягчался, бриг жестоко било. До полной воды оставалось еще более двух часов, в которые могло произойти много плохого; положение наше становилось час от часу опаснее, и поэтому за четверть часа до полудня, только что вода за кормой поднялась до 12¼ футов, решился я его сдвинуть во что бы то ни стало, хотя середина и нос были еще по футу на мели.

Налегли всеми силами на завозы, бриг двинулся и после двух или трех жестоких ударов был на вольной воде. Тотчас смерили в интрюме воду и, к нашему утешению, не нашли ее ни на полдюйма больше, чем было прежде. Мне хотелось поднять на ходу стоп-анкер и, выпустив тонкий перлинь, отойти на глубину, но крепкий ветер от NO, откинув нас в сторону, заставил описать около стоп-анкера полукруг более 50 сажен в радиусе. Не благоразумно было бы тянуться для подъема его против сильного ветра и волнения на глубину 20 футов и на расстояние не больше полукабельтова от рифа, а потому, выпустив и кабельтов, и перлинь, отошли мы под стакселями к StO на расстояние одной мили от рифа, где на глубине 23 сажен песчаный грунт с хрящом, и бросили якорь. Весьма уставшим людям дан был отдых на два часа.

Перед нами теперь стоял вопрос: на которой из известных банок мы стояли, или была она новая, нигде еще не показанная? Мы выше упоминали о двух банках, находившихся вблизи нас, но ни одна из них не соответствовала нашей. Банка, показанная на карте штурмана Ядровцова, простирается с NNW½W на SSO½O на 20 миль с лишком, имеет на себе глубину 1½ сажени, между тем как та, на которой мы стояли, занимает пространства во все стороны не более трех миль и в малую воду возвышается над водой до семи футов. Последним обстоятельством отличается она совершенно и от двухсаженной банки, показанной на другой карте. Итак, нам естественно было заключить, что банка эта при прежних промерах Белого моря не была найдена, и есть открытие, сделанное нами. Но по нашему возвращению в Архангельск мы были выведены из этого заблуждения, найдя там карту Белого моря, составленную в 1778 году капитаном Григорковьм и Домжировым, на которой почти в том самом месте обозначены две небольшие банки, высыхающие при малой воде.

Нашли мы и одну английскую карту, где банки эти были также обозначены. Из этого следовало, что наша банка давно уже известна, но только не помещена на новейших картах. Широта ее по точному наблюдению полуденной высоты солнца – 67°11'15'́, долгота по хронометру, обсервованная во время стояния брига на мели, – 2°10'30'́ О от Архангельска. Расстояние от башни на Орловом Носе – 31¼ мили к NO 86° по правому компасу. Прикладной час – 48', подъем воды от 12 до 13 футов. Так как это случилось только через двое суток после новолуния, то подъем этот и можно принять за сизигийный. Простояв на якоре от одной полной воды до другой, нашли мы, что прилив идет первые три часа к OSO по 3½ узла, а последний к SSO по четыре узла; отлив же обратно: сначала к WNW, потом к NNW с той же скоростью. Банка эта тем опаснее, что глубина не обозначает приближения к ней. Мы стояли в одной миле от нее к югу у на 23 сажени, а в полную воду, хотя и твердо знали, где она лежит, и ветер дул весьма сильно, едва в трубу находили на ней буруны.

Четверо больных, получивших при работе ушибы, и потеря двух верпов – цена, которую мы заплатили, чтобы сняться с мели. Последнее обстоятельство делало положение наше довольно затруднительным, поскольку у нас оставался только один верп малой руки. Я намерен был послать для подъема стоп-анкера бот, если б только возможно было сделать это без очевидной опасности и с какой-нибудь надеждой на успех. Но, с одной стороны, можно было почти наверное сказать, что при столь сильном течении и верп, и кабельтов очень скоро замыло бы песком, так что и найти их было бы невозможно, а с другой – послать гребное судно не позволял крепкий ветер с волнением. Выжидать же перемены на якоре в открытом море и в одной только миле от рифа было слишком опасно. Продолжать плавание в неизвестных местах с одним верпом было, конечно, неудобно, но, рассчитывая, что в случае нужды может нам вместо стоп-анкера служить меньший из запасных наших якорей, решился я, с помощью Божьей, продолжать путь с тем, что у нас осталось.

Среда 20 июля. К 12 часам ночи были мы уже готовы к походу. Снятие с якоря по причине великого волнения было не только затруднительно, но и сопряжено с немалой опасностью. Ветер сделался крепкий, с туманом и мелким дождем; однако все кончилось благополучно, и мы в 2½ часа ночи шли под лиселями на SW, с тем чтобы обойти все банки с юга и продолжать путь уже вдоль Терского берега. Курс этот вел нас гораздо левее надлежащего, но так как мы снялись почти в самый момент полной воды, то и рассчитывали, что отлив, который, как мы уже знали, действует сильно с SO к NW, приблизит нас, сколько нужно, к берегу. Мы в этом и не ошиблись. В пятом часу вахтенный офицер встревожился, найдя, что глубина вдруг уменьшилась до 8 сажен. Я этого и ожидал, поскольку мы пересекли тогда курс наш к острову Моржовцу, где имели ту же глубину, и потому не убавлял парусов, не воображая опасности, в какой мы тогда находились.

Мы прошли весьма близко, может статься, в нескольких только кабельтовых от банки, открытой через два года после того капитан-лейтенантом Домогацким. Глубина вскоре опять увеличилась. В половине восьмого, пройдя по счислению южный конец Орловской банки, привели мы на правый галс в бейдевинд. Густой туман скрывал от нас берег, находившийся уже недалеко. В исходе девятого часа туман рассеялся, весь берег открылся нам ясно, и мы пеленговали устье реки Поноя на SW 48°. Ветер был совершенно нам противный. Только к вечеру долавировали мы до Орлова Носа, на котором уже стояла башня, не совсем еще достроенная.

Четверг 21 июля. На следующее утро, находясь от башни этой прямо на север, наблюдали мы часовые углы[107]107
  Часовой угол – дуга небесного экватора от верхней точки небесного экватора (то есть точки пересечения небесного экватора с небесным меридианом) до круга склонения светила, или двугранный угол между плоскостями небесного меридиана и круга склонения светила. Часовые углы отсчитываются в сторону суточного вращения небесной сферы, то есть к западу от верхней точки небесного экватора, в пределах от 0 до 360° (в градусной мере) или от 0h до 24h (в часовой мере). Иногда часовые углы отсчитываются от 0 до +180° (от 0 до +12h) к западу и от 0° до −180° (от 0 до −12h) к востоку.


[Закрыть], по которым долгота ее от Архангельска определена 0°53' О. С этой стороны башня очень приметна, так как стоит на самом хребте понижающегося к морю берега и открывается в большом расстоянии, но при подходе с юга бывает она долго заслонена выдающимися мысами. Если смотреть с востока – сливается она с берегом, на котором стоит.

Вечером ветер, сделавшись от ONO, позволил нам, наконец, лечь прямым курсом на Северный океан. В десятом часу взяли мы время отхода от мыса Городецкого, который по крюйс-пеленгу лежал от нас на SW в 60° в 7 милях.

Пятница 22 июля. Весь день дул крепкий противный ветер. Сначала погода была ясная, так что нам удалось сделать точное наблюдение лунных расстояний, но едва кончили это дело, как были окружены туманом с мелким дождем. Людям роздали теплые колпаки.

Суббота 23 июля. Тот же ветер с туманом и мелким дождем продолжался и 23 числа. В полдень на счислимой широте 69°34' повернули мы на левый галс, поставив себе правилом не переходить за параллели 70° прежде приближения к берегу Новой Земли. В этом следовал я совету опытных и знавших Новоземельский край людей, уверявших меня, что, встретив льды в удалении от берегов, гораздо труднее к ним приближаться и что одно средство добиться успеха в нашем предприятии – подойти к южной оконечности Новой Земли, очищающейся ото льда прежде прочих мест, и от нее уже продолжать путь вдоль берега к северу.

Воскресенье 24 июля. На другой день дул ветер еще крепче с великим волнением и вынудил нас остаться под одними нижними парусами и спустить брам-стеньги в ростры[108]108
  Ростры (нидерл. rooster – «решетка») – решетчатый настил на полубимсах, между рубкой и специальными стойками по борту судна. На рострах обычно размещают спасательные и рабочие шлюпки. На парусных судах на рострах хранят запасные части рангоута.


[Закрыть].

Понедельник 25 июля. Было несколько тише, но мы подавались худо вперед по причине большой противной зыби.

Вторник 26 июля. Утро обещало хороший день: солнце взошло ясно, но едва мы успели обсервовать высоту его, как окружила нас прежняя пасмурность.

Следующие два дня были для нас ничем не благоприятнее первых. Сильная противная зыбь не позволяла нам почти ничего выигрывать, так что в полдень 28 числа мы были только на широте 69°16' и долготе 1°49' О от Архангельска.

Пятница 29 июля. После полуночи перешел, наконец, ветер в SO четверть и позволил нам править на NO.

Поутру 30 июля, за восемь дней в первый раз прочистился туман на несколько часов, так что мы могли просушить чемоданы и койки. Невзирая на столь упорное и продолжительное ненастье, было у нас только два или три человека больных легкими простудами. В полдень широта по двум высотам 70°52', долгота 6°11' О. Расстояние до ближайшего берега Новой Земли по карте лейтенанта Лазарева 95 миль. С полудня встречали часто куски дерева, тростника и морской травы. Мы продолжали идти довольно скоро к NO, тем смелее, что горизонт был довольно чист. В продолжение дня бросали несколько раз лот, который на 60 саженях проносило.

Воскресенье 31 июля. В полночь достали первую глубину на 45 саженях; грунт – мелкий серый песок. В 4 часа утра уведомили меня, что термометр в самое короткое время упал до +1½° и что на горизонте показалось судно. Нетрудно было догадаться, какого рода это судно: прежде нежели я успел выйти на верх, был виден уже целый флот – это были льды, близость которых ознаменовалась уже быстрым понижением термометра. Немного спустя открылась непрерывная цепь от NO до NW. Впереди курса виден был один только отделенный островок, почему я не надеялся пройти мимо всей этой цепи к берегу, но вскоре стало показываться продолжение ее более и более на ветер, так что обогнуть ее этим галсом было невозможно. К тому же и туман, прочистившийся как будто для того только, чтобы открыть нам нашу опасность, окружил нас опять. Продолжать идти во льды было опасно и бесполезно, а потому, следуя предпринятому нами плану искать пути к берегу по возможности в меньшей широте, повернули мы левый галс к югу, и вскоре не стало видно около нас ничего, кроме густого тумана. Намерение мое было продвинуться к югу миль на 30 или 40, потом повернуть к берегу и, если встречу опять льды, отойти еще к югу; и так до тех пор, пока найду чистую дорогу к берегу.

Август. В полночь 1 числа повернули на правый галс. Туман и дождь продолжались без перерыва. Лот весь день проносило на 60 и 80 саженях. Наконец в 7 часов вечера достали глубину 70 сажен, грунт – мелкий серый песок. Через два часа туман несколько поднялся, и мы увидели впереди лед в разных местах. Термометр, стоявший до того времени на +4°, упал вдруг до +3/4°. Подойдя ближе ко льду, увидели мы, что он образует непрерывное сплошное поле, простирающееся с N на SO так далеко, как достигало зрение. Надлежало опять повернуть, чтобы искать проход южнее. При повороте глубины 35 сажен грунт прежний. Судя по малой глубине и по скорому ее уменьшению, берег не мог отстоять от нас далеко. По карте расстояние до него было 35 миль, по моему же мнению, и еще меньше. Как прискорбно было мне видеть невозможность подойти к нему, находясь в столь незначащем от него расстоянии. Наступил уже август месяц, хотя и лучший для плавания в этих местах, но вместе и последний, а настоящее дело наше еще и не начиналось. С благоприятными ветрами и погодами могли бы мы, конечно, и в это короткое время успеть много сделать, но здесь на это ни в какое время года полагаться нельзя, и потому задержки заставляли меня очень тревожиться за успех нашей экспедиции.

Вторник 2 августа. В полдень, отойдя 30 миль почти прямо на юг, повернули мы на NO. Ветер вскоре совершенно утих, море было весьма покойно, горизонт очистился, и в первый раз после шести или семи дней увидели мы сквозь облака чистое небо. Глубина была 95 сажен, грунт – жидкий ил. Цвет волн прекрасный синий.

Тишина продолжалась до 4 числа, при густом морском тумане, который изредка на короткое время прочищался. Во все это время подались мы по счислению к востоку не более как на 30 миль. Глубина была от 92 до 97 сажен, грунт – жидкий ил. В 4 часа пополудни поднялся легкий ветер от N, и мы легли бейдевинд левым галсом. По счислению берег был недалеко, но так как мы уже шесть дней не имели обсервации, то и не знали, в каком именно расстоянии.

Пятница 5 августа. Судя, однако же, по большой глубине, которая 5 числа поутру, когда по счислению до него оставалось только 18 миль, была 80 сажен, находились мы от него далее, чем показывало счисление. Но тем не менее надлежало быть осторожным всякий раз, когда окружал нас туман, убавляли мы паруса, чтобы при нечаянной встрече льда или берега удобнее было маневрировать; когда же он прочищался, то ставили все. В девятом часу установилась, наконец, такая погода, какой мы в Северном океане еще не имели. Весьма хорошие наблюдения показали, что мы находимся на 65 миль западнее против счисления. В полдень широта – 70°56', долгота – 9°59'.

Когда горизонт начал прочищаться, то внимание всех устремилось к востоку в надежде увидеть берег. Во многих местах туман и облака принимали вид его, и одно время мы были уверены, что к NNO видим землю. Но обманчивость продолжалась недолго, предмет, которого мы искали, исчез, и вместо него появился такой, которого мы вовсе не желали видеть, т. е. лед. Пользуясь ясной погодой и ровным ветром от NNO, подошли мы в шестом часу вечера к нему вплоть. Он простирался от NO до SW бухтой, вдававшейся к SO; у краев состоял из плавающих льдин, разделенных довольно большими полыньями; далее к востоку становился чаще и плотнее и, наконец, ограничивал горизонт высокими, одна на другую взгроможденными ледяными горами, за которыми не видно уже было ничего в трубы и с саленга.

Не видя возможности пробраться в этом месте к берегу, спустились мы к S и потом параллельно изгибам льда к SW, с тем чтобы, обогнув видимую на тот румб оконечность этого ледяного поля, править опять прямо к берегу. Пробираясь между отделившимися от поля льдинами, должны мы были ежеминутно менять курс, но со всем тем не избежали нескольких порядочных толчков. В полночь поравнялись с описанной оконечностью и, не видя более льдов к SO, привели опять в бейдевинд на левый галс. После прекрасного тихого вечера, когда мы в первый раз видели на горизонте заходящее солнце, настала пренеприятная ночь. Ветер, зашедший опять к О, усилился настолько, что мы с трудом могли нести двухрифленые марсели, и окутал нас густым мокрым туманом.

Лед, пройденный нами сегодня, был, по всей вероятности, продолжением виденных нами 31 июля и 1 августа. Во многих местах покрыт он был сором и грязью и какими-то черными кусками, похожими на обгорелые пни. Поэтому все эти льды следует считать прибрежными, только что от Новой Земли отделяющимися. Берега ее освобождаются иногда ото льдов и позже этого времени. Наш артиллерийский унтер-офицер Смиренников, который, будучи еще крестьянином, два раза зимовал на Новой Земле, сказывал, что в последний раз вынесло льды из губы, где они зимовали, не ранее как накануне 14 августа, когда они уже опасались, что вынуждены будут там оставаться на другую зиму. Как он, так и другие бывалые там люди уверяли меня также, что лед, отнесенный однажды от берега, никогда уже к нему не возвращается, что неестественно, поскольку господствует у Новой Земли восточный ветер, а течение более стремится с востока к западу. Основываясь на этом, утвердился я еще более в прежнем моем плане – обходить с юга все неудобопроходимые льды, которые будут нам встречаться, поскольку, оставив их раз к северу, мы уже не должны были иметь препятствия к свободному достижению берега. Мы имели некоторую надежду, что предприятие это нам уже удалось, так как, миновав последний лед, увидели к SO и О совершенно чистое море. Но надежда эта недолго нас утешала.