Текст книги "Сбывшееся ожидание"

Автор книги: Федор Московцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Чего сидишь, давай пиздячь! – Алексей отвлек Андрея от безрадостного оцепенения.

Андрей энергично взялся за рутину – согласование отгрузки очередной партии батарей на заводоуправлении, сверка расчетов с коммерческим отделом Электро-Балта, комиссионные начальнику транспортного цеха (распоряжавшегося заводскими грузчиками, он фактически находился на зарплате у Экссона), и так далее. Но белорусский вопрос как был, так и остался открытым. Что делать?!

К концу рабочего дня он выдавил решение:

– Надо ехать в Минск и там разбираться на месте.

Он сообщил это Владимиру по телефону. Тот был на фитнесе, и, крутя педали велотренажера, ответил:

– Ну давай, витиеватый, без проблем.

Глава 7

Надхуллин оказался не готов принять Андрея по первому же звонку. Да и вообще – начальнику отдела снабжения было невдомек, почему он должен принимать коммерсантов. Когда тендер объявят – тогда и подавайте свою оферту, это можно сделать почтой, совсем необязательно выезжать к заказчику. Всё же Андрей добился, чтобы ему назначили аудиенцию. Подхуллин оказался более разговорчивым и сообщил, что тендер состоится в первых числах июня, и конечно же приоритет будет отдан Электро-Балту и его дилерам, поскольку в течение многих лет Белорусская ж-д закупает батареи данного производителя и все довольны качеством и ценами этой продукции.

Что касается Вальдемара, то он гнул свою линию: всё в порядке, я решаю вопросы. Насчет поездки он заявил, что ситуация под контролем, и приезжать есть смысл только в том случае, если петербургские партнеры хотят его проверить.

Помимо всего прочего, у Андрея появилась еще одна причина, чтобы преуспеть в белорусском деле во что бы то ни стало. Он потерпел поражение в вопросе, в котором по идее должен быть асом. Разбирательство с московской фирмой Русток окончилось неудачно для Экссона. Дубовицкая, та самая бухгалтерша из Рустока, запутавшая взаиморасчеты и профазанившая двести тысяч рублей, была с позором уволена, а вместо неё взяли грамотную женщину, которая распутала все неувязки, нашла недостающие документы, и доказала минусовое сальдо Экссона. А эти двести тысяч давно пошли в доход и были поделены между компаньонами. То, что правда всплыла наружу, стало большим разочарованием. Одно дело погнаться за прибылью и не получить её, и совсем другой коленкор, когда положил деньги в карман и вдруг оказывается, что их нужно вернуть. Владимир командировал Андрея в Москву: «Давай, решай проблему, это твоя работа!» Андрей поехал, и новая бухгалтер, разложив на столе бумаги, в присутствии гендиректора документально доказала, что Экссон должен Рустоку двести тысяч.

Компаньоны, вынужденные расстаться каждый с кровными сорока тысячами, смотрели на Андрея как на врага, отнимающего последние штаны.

Быстровы, хоть и продолжали получать доход с тех средств, что инвестировали в Совинком, волгоградский бизнес Андрея (по сути навязали деньги под процент и фактически посадили на ростовщическую иглу), недовольно кривились в присутствии Ансимовых, от которых эти операции тщательно скрывались. Мол, Разгон живет на дармовщинку и не развивает новые темы.

На самом деле покой Андрею только снился. И хотя он привык к напряженному рабочему графику, дела заполнили всё время его бодрствования, от утреннего пробуждения и до вечернего отхода ко сну, результаты его не радовали. Лишь в отношении Волгограда и Казани он почти успокоился. Основные клиенты, в первую очередь кардиоцентр и казанская больница номер шесть, не давали никаких поводов для волнения. Кроме того, на Совинкоме сложился надёжный коллектив. Так получилось, что принятая на работу в ноябре прошлого года Марина Маликова часто ездила в Казань и Волгоград – там у неё лучше получалось с продажами, чем в родном Петербурге, где, хоть и был обширный круг знакомств, но её везде воспринимали не как личность, а как сотрудницу Эльсинор Фармасьютикалз. Она оттуда уволилась, и теперь она никто. Клиенты были привязаны к Эльсинору. И теперь к ним ходит новый сотрудник этой американской компании, предлагая бесплатные инструменты, зазывая на заграничные конференции, приманивая бонусами. А в провинции всё для неё оказалось гораздо проще. И, хоть она сопротивлялась и не хотела брать на себя руководящие полномочия («мне не нужна ответственность, хочу тихо-спокойно выполнять свою работу»), всё же Андрей делегировал ей некоторые контролирующие функции – съездить проверить то, другое, доложить обстановку на местах, проконтролировать выполнение приказа и так далее. Её лёгкий характер способствовал тому, что она быстро освоилась и сдружилась со всеми сотрудниками.

Весь коллектив единодушно выступил против Риммы Абрамовой, бывшей сотрудницы Совинкома, переметнувшейся в «Джонсон и Джонсон». По условиям трудоустройства она переехала в Самару. При увольнении из Совинкома Андрей поставил ей условие: «Совинком forever, ты устраиваешься на Джонсон, но будешь работать на нас – скидывать заказы, подгонять клиентов, и так далее. Только на таких условиях я даю тебе рекомендацию». Впрочем, зная её крысиную натуру, он не рассчитывал на её благодарность или хотя бы лояльность. Так оно и получилось. На словах пообещав поддержку, она не только не сбросила ни одного заказа (продинамила как самарского сотрудника, так и волгоградских, которые специально приезжали в Самару, чтобы Римма провела их по клиентам), но и принялась на ровном месте создавать проблемы. Она обзвонила всех волгоградских клиентов, кого только знала, и настойчиво рекомендовала им некую самарскую фирму – джонсоновского дистрибьютора, с которой очень быстро снюхалась. Это был не то что опрометчивый, но бесполезный, неумный и недальновидный шаг. Андрею это стало известно в первый же день, тем более что Абрамова настолько сглупила, что обратилась к Кумару Калымову, заведующему рентгенхирургическим отделением волгоградского кардиоцентра. Даже если отбросить тот факт, что у Андрея с ним сложились не только тесные деловые, но и дружеские отношения (а Абрамова знала его только в лицо – ей было запрещено контактировать с сотрудниками кардиоцентра); то всё равно Калымов при всём желании не смог бы провести через конкурсы в кардиоцентре новую фирму. Совинком был в кардиоцентре поставщиком по умолчанию (либо, чтобы не вызывать подозрение, отгружали от аффилированных структур). Абрамова непонятно чего наговорила самарским фирмачам, но они приехали к Калымову уже для подписания договора, они пребывали в абсолютной уверенности, что у них тут всё схвачено и Римма «всё порешала». И крайне удивились тому, что Калымов не стал с ними разговаривать и молча показал им на дверь. В администрации кардиоцентра также никто не уделил им внимание.

В свете этой недружественной выходки Андрей написал тяжелую телегу на имя непосредственного начальника Абрамовой, менеджера по регионам компании Johnson & Johnson. В письме было указано, что Совинком исторически снабжает волгоградский кардиоцентр расходными материалами производства Johnson & Johnson, является добросовестным дилером, отрабатывает на 100 % этого стратегического клиента, и никто не cможет продавать туда продукции Джонсона больше, чем это делает Совинком. Поскольку самарская фирма не сама влезла в кардиоцентр, а с подачи представителя Джонсона, есть все основания полагать, что он действует по поручению своего руководства (ну и само собой активно лоббирует дилера, что в принципе на инофирмах запрещено). В связи с этим гендиректору Совинкома хотелось бы знать намерения компании Johnson & Johnson – может это недовольство работой волгоградского дилера.

В ответном письме менеджер по регионам Джонсона отметил заслуги фирмы Совинком – благодаря которой Джонсону удалось прочно закрепиться в Волгограде и других городах Южного региона. И выразил недоумение по поводу Риммы Абрамовой. Вообще он предполагал, что она наоборот станет двигать в Самаре родную фирму – Совинком, откуда вылупилась родом, и даже заранее простил ей это лоббирование. Он всё понимает, что пуповина ещё не высохла, по старой доброй памяти бывший сотрудник Совинкома чисто из благодарности будет помогать тем, благодаря кому получил хорошую должность на инофирме. И начальник Абрамовой заверил, что поставит ей на вид, прикажет не лезть в Волгоград и не ломать сложившийся рынок.

Римма со своей самарской конторой нарисовалась и в Казани, но и там ей дали отпор. Вообще осталось непонятным, на что она рассчитывала (и что хотела показать).

Но тем не менее Самара выпадала. Тамошнего сотрудника пришлось уволить из-за низких продаж.

На тот момент, весной 2003 года, из Волгограда нельзя было выжать больше того, что уже имелось. Да, можно было упереться рогом и пойти войной на чужие делянки. Но оно того не стоило, если и одержишь победу, то при внимательном анализе результата окажется, что эта победа – пиррова. И Андрей сделал упор на Петербург.

Он потратил на Винцаса Блайваса и Богдана Радько уже столько усилий, что справедливо ожидал отдачи. Однако было бы наивным что-либо ждать от этих быков, старательно косивших под гламурных подонков (у них это почти получалось), если бы не одно обстоятельство. Ренат Акчурин, двоюродный брат Андрея, работавший у того же Коршунова (в шестерках у которого ходили Радько и Блайвас), был подстраховкой как в отношении них, но самое главное – мог вывести на своего хозяина. Строго говоря, изначально Андрей на это и рассчитывал. «Гламурные подонки» были промежуточным звеном, но внимание им уделялось столько, чтобы они почувствовали иллюзию собственной исключительности. Андрей наведывался к ним в офис, участвовал в их мероприятих – эпических кутежах с привлечением профессионалов развлекательной сферы и отрядов путантреста. Его компаньоны тоже были не дураки оттопыриться, но делали как-то всё порознь, до групповух не доходило. Радько и Блайвас презрели все условности. Они знали толк в угаре и пореве и существовали в формате перманентного алкошабаша.

Вне всякого сомнения, Андрей нуждался в компенсации, так как моральные издержки от тесного продолжительного контакта с этими парнями были очень значительны. Радько, носитель корневого русского фольклора, в своей речи употреблял только слова, содержащиеся в словарях обсценной и жаргонной лексики – и то самые ходовые. Причем будучи цельной личностью, он не делал различий между слушателями, и одинаково разговаривал как с шофёром, так и с депутатом (впрочем разницы в культурном развитии никакой). Отдавая речевую команду секретарше, чтобы та подала ему чай, положив в чашку две ложки сахара и тщательно размешав, он не произносил ни одного слова, напрямую обозначающих конкретные предметы. Слова «чашка», «чай», «ложка», «сахар», «размешать» – они отсутствовали. Их заменяли такие выражения, как хуйня, ебатня, ебалаʹ, ёбаныйврот и производные от них. Но говорил он так, что не оставалось никаких сомнений относительно его пожеланий. Распоряжение звучало ясно и доходчиво.

Но он хотя бы что-то говорил. И то радовало. Потому что Блайвас играл в молчанку. Если открывал рот, то для того, чтобы поведать о своей крутизне и былых подвигах, злоупотребляя фразами «ёпта», «по большому счёту», «я жил этой жизнью», «в этом городе мы все вопросы порешаем», «ладненько». В остальное время он сканировал Андрея своими воловьими глазами, пытаясь проникнуть в самые сокровенные мысли. Андрей знал этот приём – своего рода гипноз, при котором подопытный начинает испытывать неловкость, и, чтобы хоть что-то сказать, выбалтывает то, что следует хранить в тайне, даёт какие-то обещания. Но такие приемы не для Андрея Разгона. Он вынужденно общался с Блайвасом и считал, что тот сам должен развлекать и испытывать неловкость, если развлекуха не получается.

Из своего мега-пафосного офиса, находящегося в цокольном этаже здания по адресу Мойка 70 (где им временно позволяли находиться – просто присматривать) Блайвас и Радько переехали в новое помещение. Оно находилось на первом этаже того же здания, но окнами в основном выходило на Вознесенский проспект, и только три окна выходили на Мойку. Вход был со двора. В угловом подъезде (в котором остались всего три квартиры не купленные Коршуновым – жильцы отчаянно сопротивлялись экспансии) нужно было нажать на кнопку домофона, и секретарь или охранник впускали посетителя. Жильцы-могикане (пока что) открывали дверь своими брелками.

Новый офис сделали из двух квартир. Получилось очень удобное угловое помещение с кухней, санузлом, просторными кабинетами, хорошим ремонтом и дорогой мебелью. Да еще с видом на Мойку, Исаакиевскую площадь, и Мариинский дворец.

Со слов Блайваса, Коршунов планировал, выкупив все квартиры этого дома, а также трёх других, составляющих двор, сделать тут гостиницу с бизнес-центром и накрыть двор стеклянной крышей по типу Атриума на Невском проспекте. Эти три фразы – выкупив все квартиры, сделать гостиницу с бизнес-центром, накрыть двор стеклянной крышей – Блайвас мог мусолить часами, перемежая своими любимыми выражениями «ёпта», «по большому счёту», «я жил этой жизнью», «в этом городе мы все вопросы порешаем». Когда Андрей приходил к нему в офис, Блайвас произносил это сначала у себя в кабинете (самое роскошное угловое помещение с окнами на площадь и Вознесенский проспект), затем вёл Андрея во двор, где повторял это вновь, обводя двор рукой, и пристально вглядываясь в лицо собеседнику. Долго стоял, вглядываясь и поводя рукой. Так они стояли, изредка перебрасываясь фразами: «Нормально тут будет, ёпта». – «Да, охуенно». – «А по большому счёту, ёпта, что тут еще можно сделать?» – «Ничего, только гостиницу и бизнес-центр». – «Ну а что ты предлагаешь, ёпта, это же исторический центр, ёпта». – «Я бы тоже так поступил – были бы деньги и возможности». – «В этом городе по большому счёту мы можем порешать любые вопросы, ёпта».

Пообсуждав, возвращались обратно в роскошный кабинет, чтобы там продолжить по новой – теми же словами и жестами. У Андрея день был расписан по минутам и во время таких встреч он с трудом сдерживался, чтобы не послать Блайваса нахуй. Бывало, когда выходил на улицу и садился в машину, случалась истерика. Но он продолжал окучивать «решальщика вопросов». Так они испытывали терпение друг друга – выжидая кто что предложит.

И вот в один из дней прозвучала конкретика. Блайвас и Радько провели Андрея по всем помещениям, которыми распоряжались, и намекнули, что могли бы довольно недорого сдать их в аренду. Это был всего лишь намёк, произнесенный со стороны Радько с применением фраз «хуйня», «ебатня», «ебалаʹ», «ёбаныйврот», со стороны Блайваса – «ёпта», «по большому счёту», «я жил этой жизнью», «в этом городе мы все вопросы порешаем». Впрямую не говорилось ничего конкретного, но прозвучало убедительно. Предполагалось, что это не они предлагают, а клиент должен сам уламывать их, а они будут думать, как это можно устроить (ну эти помещения не сдаются, разве только для своих – раз уж так надо, можно подумать, хорошему человеку можно всё что угодно сделать). О стоимости тоже не говорили – подразумевалось, что проситель понимает исключительность оферты (действительно, подобных мест в городе не так уж много) и сам назовёт достойную цену.

То был поворотный момент в их отношениях. Необходимо было либо принимать предложение и двигаться дальше, либо закрывать проект. Просто так встречаться и сканировать друг друга становилось уже невмоготу. Существовал еще вариант – забить на них и попытаться получить то же самое через Рената – и элитный офис в историческом центре города за очень умеренную плату, и выход на Коршунова. Но Ренат изначально дистанцировался от всех подобных вопросов, к тому же пока ещё не чувствовал уверенности, что имеет право голоса что-либо просить у хозяина. Что касается помещений, то Радько с Блайвасом откровенно мухлевали. Им было запрещено использовать доверенные им площади в корыстных целях. Если бы они могли, то официально бы сдали их через агентство, с официальным же заключением договора аренды и соотвественно цены зарядили бы по полной программе. А тут они «пускают по дружбе» порядочного человека, которому доверяют, который их не сдаст и будет соблюдать некоторые условности (молчать если кто спросит, а в случае приезда хозяина, если неожиданно он встретится – говорить определенную легенду). Само собой, что никто из случайных арендаторов на такие условия не пойдет.

Но они, прожженые волки, работали с папой уже достаточно долго, знали в этой организации все ходы и выходы, и не ввязывались бы в это дело даже при малейшей вероятности возникновения проблем.

Андрей для вида выждал несколько дней, после чего отправился к Блайвасу и поинтересовался о возможности сдачи офиса в аренду. Тот удивленно переспросил:

– Что, ко мне поближе захотел, ёпта!?

Как будто это не он водил по всему дому, показывая все площади. Однако же, соблюдая условности, они какое-то время перебрасывались фразами наподобие: «надо же, по большому счету давно пора нам сделать что-то общее, какой-то бизнес», «да, Винц, давно собирался». Затем Блайвас повёл Андрея по офису, чтобы определиться с конкретными кабинетами. Он открывал двери, приговаривая: вот здесь ты будешь командовать, здесь будут сидеть твои рабочие (он сделал упор на слове «рабочие»).

Тут возникло недоразумение. Блайвас рассчитывал сдать целый блок – четыре кабинета площадью около 80 кв метров, а Андрей нацелился на две дальние смежные комнатки общей площадью примерно 25 кв метров. И предложил за них $250 в месяц. Два других помещения, зал площадью около 35 кв метров, и 20-метровый кабинет, ему были пока не нужны. Какое-то время Блайвас в обычной своей манере, стоял, набычившись, глядя на Андрея в упор. Что означало: либо всё бери, либо ничего. Как не хотел Андрей что-либо обещать, зная манеру Блайваса выуживать обещания и подлавливать на словах, всё же туманно намекнул, что возьмет больше площадей «как только раскрутится». Они ударили по рукам.

Это были шикарные условия – в кабинетах уже стояла приличная импортная мебель, можно пользоваться кухней, офис, естественно, охраняемый, заходи и пользуйся. Единственнно чего не было – оргтехники. Этот вопрос был поручен брату Максиму, который, завалив зимнюю сессию в мединституте, приехал в Питер и жил у Андрея.

На Экссоне не знали обо всей этой деятельности. Прерогатива контактов с людьми, решающими вопросы преимущественно силовыми способами, принадлежала Артуру Ансимову. Если бы компаньоны узнали, что Андрей общается с подобным контингентом (Коршунов был довольно одиозной фигурой, а газетные писаки прилепили ему пошлый обывательский ярлык «вор в законе». К слову говоря, среди своих он имел погоняло «Бармалей»), то возникли бы осложнения, потому что лишняя реклама никому не нужна. Сам Коршунов не того уровня, он давно принадлежал к сверхэлите, а вот его шестерки, – такие типы как Блайвас и Радько, традиционно рассматривают обеспеченных людей как дойных коров. Поэтому Андрей ничего не рассказывал про них компаньонам, а Блайвасу ничего не говорил о своих заводских делах. Ему было известно только то, что у Андрея в Волгограде медицинский бизнес.

Но в начале 2003 года у Игоря Быстрова внезапно обострился интерес к продажам медоборудования. Он уже было махнул рукой, но поскольку продажи медицинских расходных материалов и оборудования в Петербурге возросли (благодаря Марине Маликовой), он подумал, что наступил долгожданный прорыв и дело будет. Он активировал свой телефонный справочник, поднял все свои старые связи и по новому кругу стал окучивать всех, кто может посодействовать в продажах. Зашла речь об офисе, о персонале (менеджеры по продажам, коммивояжеры). Игорь даже внёс деньги на рекрутинг, и Андрей подал заявку в кадровое агентство, стал ходить на собеседования.

Этот бизнес имеет одну интересную особенность. Он не такой доходный, как скажем, оптово-розничная торговля табачно-алкогольной продукцией, особенно для низшего и среднего персонала, однако повсеместно принято, чтобы у компании, торгующей медицинским оборудованием, был приличный офис. Барыга, ворочающий миллионами, может ютиться в рыночной подсобке и в хуй не дуть, а какому-нибудь хомячку или планктону, который работает на унитаз, подавай представительский офис только на том основании, что он занимается продажами медоборудования. Это законы жанра, и с этим надо считаться.

На заводе долго муссировали эту тему, в том числе покупку оборудования (томографа например) и открытие клиники, просчитывали рентабельность, писали бизнес-планы. Но это был очередной виток пиздежа. Всё что связано с медициной – очень сомнительно в плане отдачи на вложенный рубль. Быстровы и Ансимовы предпочитали покупать недвижимость, сдавать её в аренду или перепродавать. Никаких заморочек с персоналом, который всяко наебёт или наделает проблем.

И тем более никто не собирался выёбываться перед наймитами – для их комфорта закупать мебель и ремонтировать офис на заводе. Еще чего не хватало. Офис должен быть функциональным и желательно, чтобы его можно было покинуть безо всякого сожаления и головной боли, что оттуда надо много чего ценного вывозить. Так что заводское помещение не годилось для проекта (хотя это был самый оптимальный вариант – четвертый этаж в сороковом корпусе на территории аккумуляторного завода Электро-Балт, где находились кабинеты Экссона, практически пустовал и можно было задаром занять еще несколько огромных помещений вместе с мебелью, правда очень убогой).

Поскольку Игорь индуцировал насчет развития медицинского бизнеса в Петербурге, то Андрей решил: чтобы не разводить тайны, открыться насчет офиса на Исаакиевской площади. Винцас Блайвас был представлен как «знакомый хозяина арендованной квартиры». Что было отчасти правдой – квартира, которую Андрей снимал, была найдена через Блайваса. Осенью 2002 года, когда Мариам заявила, что «нужно жить нормальной семьёй», Андрей стал подыскивать более просторную площадь вместо однокомнатной квартиры на улице Марата. Найти подходящий вариант – это адски трудная задача. Средней ценовой категории нет. Либо сверхдорогие элитные апартаменты, либо убитые халабуды.

В разговоре с Блайвасом Андрей случайно обмолвился о своих затруднениях, и тот оперативно свёл со своим знакомым, который доделывал ремонт в новой квартире, переезжал туда, а старую намеревался сдать надёжным людям. Это было удачное совпадение. Когда же Андрей прибыл на место, то просто не поверил своим глазам – трёхкомнатная квартира в самом начале Большеохтинского проспекта (напротив гостиницы «Охта», вид на Неву, стоянка через дорогу) с приличным ремонтом и мебелью всего за $400 (однокомнатная на Марата обходилась в $350). Чудеса, учитывая еще полную вменяемость хозяина (что было редкостью, Андрей к этому времени сменил три квартиры, а уж пересмотрел десятки, и все хозяева до одного были со странностями). Новый хозяин был немного постарше Андрея, тоже предприниматель, они сразу нашли общий язык. Никаких договоров и залогов не потребовалось. Оказалось, что Влад (так звали хозяина) приобрел квартиру в доме на Малоохтинском проспекте – этот вариант в своё время Андрей рассматривал в качестве покупки, но дом был в стадии сдачи, все интересные варианты раскуплены и оставалось лишь несколько дорогостоящих квартир.

Можно было заезжать на квартиру и ничего не делать в плане улучшения жилищных условий, как это было со всеми предыдущими – проводка, канализация, утепление, разные бытовые мелочи. Ведь тут жил нормальный человек, который всё уже сделал. И Андрей заехал туда вместе с семьёй в середине декабря 2002 года.

И теперь он представил дело так, будто Влад свёл его с Винцасом Блайвасом, а тот предлагает офис премиум класса за смешные деньги. Игорь Быстров приехал на смотрины и ему сразу всё понравилось. Сюда не стыдно приводить влиятельных персон на переговоры. Хорошо ещё в тот день во дворе не толпились быки с пушками, как иногда бывало. В самом офисе обычно было немноголюдно. Кроме тех четырёх кабинетов, которые предложил Блайвас, было ещё три (один из которых занимал он сам, второй – Радько, третий пустовал). Кроме того, имелась кухня, санузел, и холл, в котором были диванчики для посетителей и секретарское место у окна.

Таким образом, к моменту отъезда в Минск возникли предпосылки полностью легализовать в глазах Владимира Быстрова медицинский бизнес. (дело в том, что он, хоть и получал оттуда дивиденды, но до сих пор косился, если Андрей занимался своей фирмой из офиса Экссона на заводе Электро-Балт – звонил, готовил документы, и так далее. По его быстровскому мнению этим надо заниматься по ночам. А откуда берутся деньги ему на проценты – это ему параллельно). То есть всё зависело именно от Владимира. Игорь, хоть и являлся закопёрщиком всего процесса (изначально с его подачи Андрей затеял медицинский бизнес в Петербурге), хоть и пытался выглядеть самостоятельно относительно своего брата, но тот имел право вето на все его решения.

Кроме того, этим делом заинтересовались Ансимовы, и выразили желание поучаствовать в нём – как деньгами, так и действием, им нужно только объяснить, что и как.

За два часа до отъезда в Минск Андрей встретился с Ренатом в кафе «Онтромэ» на Большой Морской улице. Оно находилось прямо напротив входа во Внешторгбанк, в котором были счета всех фирм, и Андрей, заезжая в банк, каждый раз заходил в Онтромэ выпить кофе.

Оказалось, что оно принадлежит, или относится к сфере влияния Коршунова – Ренат показал бармену дисконтную карту, и ему дали скидку 50 %. У него была самая крутая 50 % карта, по которой он мог покупать вполцены товары и услуги по торговым и развлекательным точкам, принадлежащим его шефу – магазины, ночные клубы, рестораны и т. д.

– Неплохо устроился, – заметил Андрей.

– А что скидка, мне бы лучше деньгами.

Как обычно, они заняли место у окна. Андрей взял себе латтэ, Ренат – травяной чай. Он всегда был положительный, а теперь стал резко положительный.

– Послушай, Ренат, ты не мог бы потолковать с Бармалеем…

Андрей на секунду задумался, какую просьбу озвучить первой, – столько всего накопилось: белорусский тендер, медицинские поставки, еще было бы неплохо пролезть на метрополитен, закупавший много аккумуляторных батарей (директор которого был личным другом Коршунова).

Но он не успел высказать просьбу, Ренат плавал на своей волне и спешил поделиться тем, что у него наболело:

– Ленка мразь, надо было её утопить в Средиземном море…

И он высказал сердце Андрею, своему единственному конфиденту. Больше никому он не мог поведать свои интимные вопросы.

Андрей изобразил предельное понимание и участие.

– Что на этот раз?

Оказалось, его двоюродный брат в очередной раз наступил на свои любимые грабли. Что характерно, новую подругу тоже звали Лена. Девушек с другими именами Ренат просто игнорировал.

Андрей внёс предложение:

– А ты не пробовал знакомиться… там со Светами или Дашами!?

– Все Лены – твари!

– Ну зачем ты так. Вот у меня в Волгограде работают две Лены – Гусева и Николова. Идеальные сотрудницы, если бы не они, я бы не сидел сейчас так спокойно, попивая кофеечек.

– «Идеальные сотрудницы»?! – выкрикнул Ренат. – А позволительно спросить: ты их пробовал выебать?

Андрей покосился в сторону соседнего столика.

– Выебать? Как выебать?

– Как выебать? А как обычно ебут? Хуем разумеется.

– Но это же подчиненные, так нельзя.

– Нельзя?! Это ты говоришь «нельзя»? А то ты ни разу…

Неожиданно запнувшись, Ренат посмотрел в окно.

– Я просто не понимаю, почему не найти обыкновеную девушку, пусть не красотку, но безо всяких заёбов.

Между тем его очередная Лена по фамилии Шаабан не была красоткой, ради которой стоило так расстраиваться. По крайней мере, Андрей бы никогда не влип в историю из-за подобной девицы. Чтобы какая-то прошмондовка спутала мысли и поставила мозги набекрень?! Да никогда в жизни!

Ренат приступил к рассказу, и чем дальше он говорил, тем больше Андрей хмурился. Казалось невероятным, что красивый, здоровый, сильный, обеспеченный молодой человек может попасть в зависимость от какой-то клюшки. Они знакомы два года, он водит её по самым дорогим местам, даёт деньги на шмотки, устраивает ей различные дела, недавно ездил с ней в Турцию, а в интимном вопросе не продвинулся дальше лёгкого поцелуя – даже не взасос. Даже на курорте, ночуя в одной постели целую неделю, она умудрилась продинамить. Она принимает его ухаживания с царским снисхождением, сама между тем лохушка с района. Живёт где-то на проспекте Большевиков и не позволяет ему подниматься к ней на этаж, он всё время ждёт её у подъезда. Как-то раз он должен был передать ей ноутбук, и проезжая мимо, позвонил ей, но она не ответила. Тогда, чтобы лишний раз не мотаться в этот район, он просто заехал к ней на квартиру. Позвонил в дверь, ему открыли, и он передал ноутбук Лениной матери. Ренат догадывался, что его подруга не дочь миллионера, но не предполагал, что она живёт в таком бомжатнике. Облезлые стены, ободранный линолеум – default обстановка при сдаче дома в эксплуатацию в семьдесят лохматом году и с тех пор тут ничего не менялось.

Уровень Лены Шаабан – это дешевое бухло на лавочке, в лучшем случае районные гадюшники, и непонятно с чего колотить понты. Там, где она живёт, местные выходят на улицу только для того, чтобы купить бухла, а потом показывать друг другу жопы. Но когда она с Ренатом, то отказывается идти в бистро, ей подавай дорогой a-la card, она будет долго манерничать, прежде чем выберет блюдо и напитки. А напитки она выбирает не из дешевых и истребляет с неистовством прожженного кутилы. Гуляет так, будто живёт последний день. За вечер ей необходимо обойти максимум увеселительных заведений и спустить как можно больше денег. И в каждом из них – в ресторане, кинотеатре, ночном клубе, боулинге – ей нужно много еды и выпивки.

– Она будто чувствует сколько у меня наличных, – жаловался Ренат. – Сколько бы ни взял, к утру не остается ни копейки. Пиздец какая прорва. Жрёт и пьёт как будто её дома не кормят.

И у него получается двойной расход – ему приходится вызывать шлюх. Раз ему девушка не даёт, должен ведь он как-то выходить из ситуации.

За эти два года Ренат несколько раз прекращал изнурительные встречи – просто переставал ей звонить. Но потом не выдерживал и снова набирал её номер. Она выставляет его круглым идиотом, когда он пытается сократить дистанцию общения, и он уже потерял всякую надежду.

– Но… всё бы хуйсним, но после Турции… Это полный беспредел, она просто отмороженная сучка, – обреченно вздохнул Ренат.