Текст книги "Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли"

Автор книги: Федор Сологуб

 
У меня сто тысяч теней.
С ними дни я коротал
И менять их не устал.
Вереницу лёгких теней
Я гирляндами цветений
Всё по-новому сплетал.
У меня сто тысяч теней,
С ними дни я коротал.
 

 
Пройдут все эти дни, вся жизнь совьётся наша,
Как мимолётный сон, как цепь мгновенных снов.
Останется едва немного вещих слов,
И только ими жизнь оправдана вся наша,
Отравами земли наполненная чаша,
Кой-как слеплённая из радужных кусков.
Истлеют наши дни, вся жизнь совьётся наша,
Как ладан из кадил, как дым недолгих снов.
 

 
Прекрасный Днепр, хохлацкая река,
  В себе ты взвесил много ила.
  В тебе былая дремлет сила,
Широкий Днепр, хохлацкая река.
Быль прежних дней от яви далека,
  Былая песнь звучит уныло.
Прекрасный Днепр, хохлацкая река,
  Несёшь ты слишком много ила.
 

 
  Зелёная вода гнилого моря,
Как отразится в ней высокая звезда?
Такая тусклая и дряхлая вода,
  Зелёная вода гнилого моря,
С мечтою красоты всегда упрямо споря,
Она не вспыхнет блеском жизни никогда.
  Зелёная вода гнилого моря,
Как отразится в ней высокая звезда?
 

 
В полдень мертвенно-зелёный
Цвет воды без глубины,
Как же ты в лучах луны
Светишь, мертвенно-зелёный?
Кто придёт к тебе, влюблённый,
В час лукавой тишины,
О безумный, о зелёный
Цвет воды без глубины?
 

 
Лиловый очерк снежных гор
В тумане тонет на закате.
Душа тоскует об утрате.
Лиловый очерк снежных гор
Замкнул пленительный простор
Стеной в мечтательной палате.
Лиловый очерк снежных гор
В тумане тонет на закате.
 

 
Ещё арба влечётся здесь волами,
Ещё в пыли и в лужах долгий путь,
Ещё окрест томительная жуть,
А в небе над арбами и волами,
И над папахами, и над ослами
Спешит Икар надкрылья развернуть,
И пусть арба, влекомая волами,
Проходит медленный и трудный путь.
 

 
Веет ветер мне навстречу,
Вещий, вечный чародей.
Он быстрее лошадей
Веет, светлый, мне навстречу.
Что ж ему противоречу
Тусклой жизнью площадей?
Веет ветер мне навстречу,
Вековечный чародей.
 

 
На него ещё можно смотреть,
На дорогу не бросило теней.
Поднялось чуть повыше растений,
И даёт на себя посмотреть,
Как неяркая жёлтая медь.
В облаках, в кудесах раздвоений
На него ещё можно смотреть,
От себя не отбросивши теней.
 

 
Ну что ж, вздымай свою вершину,
Гордись пред нами, камень гор, –
Я твой читаю приговор:
Дожди, омывшие вершину,
Творят на ней песок и глину,
Потом смывают их, как сор.
Так воздвигай свою вершину,
Гордись, невечный камень гор.
 

 
Огонёк в лесной избушке
За деревьями мелькнул.
Задымился росный луг.
Огонёк поник в тумане.
Огорожённая мглою,
За холмом стоит луна.
Огонёк в лесной избушке
За туманами потух.
 

 
Долина пьёт полночный холод,
То с каплей мёда райских сот,
То с горькой пустотой высот,
Долина пьёт полночный холод.
Долга печаль, и скучен голод
Тоски обыденных красот.
Долина пьёт полночный холод
Тоской синеющих высот.
 

 
Земли смарагдовые блюда
И неба голубые чаши,
Раскройте обаянья ваши.
Земли смарагдовые блюда,
Творите вновь за чудом чудо,
Являйте мир светлей и краше, –
Земли смарагдовые блюда
И неба голубые чаши.
 

 
Лежали груды мха на берегу морском,
Обрезки рыжих кос напоминая цветом.
Белели гребни волн, и радостным приветом
Гудел их шумный хор в веселии морском.
Легко рассыпанным береговым песком
Ещё мы раз прошли, обрадованны светом,
Вдыхая соль волны в дыхании морском,
Любуясь этих мхов забавно рыжим цветом.
 

 
Увидеть города и веси,
Полей простор и неба блеск,
Услышать волн могучий плеск,
Заметить, как несходны веси,
Как разны тени в каждом лесе,
Как непохожи конь и меск, –
Какая радость – эти веси,
Весь этот говор, шум и блеск!
 

 
Снег на увядшей траве
Ярко сверкающей тканью
Пел похвалы мирозданью,
Белый на рыжей траве.
Стих за стихом в голове,
Не покоряясь сознанью,
Встали, – на мёртвой траве
Ярко живущею тканью.
 

 
Дачный домик заколочен,
Тропки снегом поросли
Всё отчетливо вдали.
Жаль, что домик заколочен, –
Лёд на тихой речке прочен,
Покататься бы могли,
Да уж домик заколочен,
Тропки снегом поросли.
 

 
Ржавый дым мешает видеть
Поле, белое от снега,
Чёрный лес и серость неба.
Ржавый дым мешает видеть,
Что́ там, радость или гибель,
Пламя счастья или гнева.
Ржавый дым мешает видеть
Небо, лес и свежесть снега.
 

 
Всё зеленее и светлее,
Всё ближе счастье и тепло.
К чему же ненависть и зло!
Всё зеленее и светлее,
И откровенней, и нежнее
Через вагонное стекло.
Всё зеленее и светлее,
Всё ближе счастье и тепло.
 

 
Всё чаще девушки босые
Возносят простодушный смех,
Отвергнув обувь, душный грех.
Всё чаще девушки босые
Идут, Альдонсы полевые,
Уроки милые для всех.
Всё чаще девушки босые
Возносят простодушный смех.
 

 
Не увлекайтесь созерцаньем
Луж голубых и белых хат,
Что мимо вас назад скользят.
Не увлекайтесь созерцаньем
И не любуйтеся мельканьем
Кустов, колодцев и ребят.
Не увлекайтесь созерцаньем
Луж голубых и белых хат.
 

 
Займитесь чтением в вагоне,
Чтоб не дразнил вас внешний блеск,
Чтоб не манили гул и плеск.
Займитесь чтением в вагоне
Иль куйте в дрёмном перезвоне
За арабеском арабеск.
Займитесь чтением в вагоне,
Чтоб не дразнил вас внешний блеск.
 

 
Дивлюсь всему тому, что́ вижу,
Уродство ль это, красота ль.
За данью раскрываю даль,
Дивлюсь всему тому, что́ вижу,
И землю вкруг себя я движу,
Как движу радость и печаль.
Дивлюсь всему тому, что́ вижу,
Уродство ль это, красота ль.
 

 
Вон там, за этою грядою,
Должно быть, очень мило жить,
Венки свивать и ворожить.
За невысокою грядою,
Над тихо движимой водою,
И очи бы навек смежить,
Вон там, за этою грядою,
Должно быть, очень мило жить.
 

 
  Как же огня не любить!
  Радостно вьётся и страстно.
Было уродливо, стало прекрасно.
  Как же огня не любить!
Раз только душу с пыланием слить, –
  Жизнь прожита не напрасно.
  Как же огня не любить!
Радостно, нежно и страстно!
 

 
Томилось небо так светло,
Легко, легко, легко темнея.
Звезда зажглась, дрожа и мрея.
Томилось небо так светло,
Звезда мерцала так тепло,
Как над улыбкой вод лилея.
Томилось небо так светло,
Легко, легко, легко темнея.
 

 
Иду по улицам чужим,
Любуясь небом слишком синим,
И к вечереющим пустыням
По этим улицам чужим
Я душу возношу, как дым, –
Но стынет дым, и все мы стынем.
Иду по улицам чужим,
Любуясь небом слишком синим.
 

 
Вот ухожу я от небес,
Как бы спасаясь от погони,
В лавчонку, где спрошу мацони.
Так ухожу я от небес
Под светлый каменный навес,
Скрываясь в рукотворном лоне.
Да, ухожу я от небес,
Как бы спасаясь от погони.
 

 
Вечерний мир тебя не успокоил,
Расчётливо-мятущаяся весь,
Людских истом волнуемая смесь.
Вечерний мир тебя не успокоил,
Он только шумы толп твоих утроил
И раздражил ликующую спесь.
Вечерний мир тебя не успокоил,
Расчётливо-мятущаяся весь.
 

 
Итальянец в красном жилете
Для нас «Sole mio» пропел.
За окном закат пламенел,
Когда певец в красном жилете
Пел нам в уютном кабинете,
И жилетом своим алел.
Ах, как сладко в красном жилете
Певец «Sole mio» нам пел!
 

 
Тихий свет отбросив вверх, на потолок,
Жёлтыми воронками зажглася люстра.
Разговор запаужен, но льётся быстро.
Лишь один мечтатель смотрит в потолок,
Бороды седой вперёд поставив клок.
В комнате духами пахнет слишком пёстро.
Жёлтый свет бросает вверх, на потолок,
На цепях раздвинутых повиснув, люстра.
 

 
Матово-нагие плечи
У девицы кремных лент
Пахнут, точно пепермент
На её нагие плечи
Сыплет ласковые речи
Удивительный студент.
Девственно-нагие плечи
Оттолкнули плены лент.
 

 
Глядит высокая луна
На лёгкий бег автомобилей.
Как много пережитых былей
Видала бледная луна,
И всё ж по-прежнему ясна,
И торжеству людских усилий
Вновь не завидует луна,
Смеясь на бег автомобилей.
 

 
Дрожат круги на потолке.
Писец нотариуса кисел.
Над вечной пляской слов и чисел
Дрожат круги на потолке.
О, еспи б от него зависел
Удеп кататься по реке!
Всё та же дрожь на потолке,
И поневоле бедный кисел.
 

 
Над плёсом маленькой реки
Стоит колдунья молодая,
Глядит, кого-то поджидая
На плоском берегу реки.
Глаза горят, как угольки,
И шепчет про себя, гадая
Над плёсом маленькой реки,
Колдунья знойно-молодая.
 

 
  Утонул я в горной речке,
Захлебнулся мутною водой,
Захлестнулся жаркою рудой.
  Утонул я в горной речке,
  Над которою овечки
Резво щиплют вереск молодой.
  Утонул я в горной речке,
Захлебнулся мутною водой.
 

 
Молодой босой красавец
Песню утреннюю пел.
Солнце встретить он успел.
Молодой босой красавец,
Жизнелюбец, солнцеславец,
Смуглой радостью алел.
Молодой босой красавец
Песню утреннюю пел.
 

 
Бесконечный мальчик, босоножка вечный
Запада, востока, севера и юга!
И в краях далёких я встречаю друга
Не в тебе ли, мальчик, босоножка вечный,
Радости сердечной, шалости беспечной,
Неустанных смехов солнечная вьюга?
Бесконечный мальчик, босоножка вечный
Севера, востока, запада и юга!
 

 
Прачка с длинною косою,
Хочет быть царицей мира
И венчаться в блеске пира?
Прачка с длинною косою,
С бриллиантовой росою
Хороша ль тебе порфира?
Прачка с длинною косою,
Хочешь быть царицей мира?
 

 
Провинциалочка восторженная,
Как ты, голубушка, мила!
Ты нежной розой расцвела
В немой глуши, душа восторженная,
И жизнь, такая замороженная,
Тебе несносно тяжела.
Провинциалочка восторженная,
Как ты, голубушка, мила!
 

 
Плачьте, дочери земли!
Плачьте горю Айседоры,
Отуманьте ваши взоры.
Плачьте, дочери земли, –
Счастья вы не сберегли
Той, кто нежно тешит взоры.
Плачьте горю Айседоры,
Плачьте, дочери земли!
 

 
Вспомни слёзы Ниобеи, –
Что́ изведала она!
Айседоре суждена
Злая доля Ниобеи.
Налетели суховеи,
Жатва жизни сожжена.
Вспомни слёзы Ниобеи, –
Что́ изведала она!
 

 
Поэт, привыкший к нищете,
Не расточитель и не скряга,
Он для себя не ищет блага,
Привыкший к горькой нищете,
Он верен сладостной мечте,
Везде чужой, всегда бродяга,
Поэт, привыкший к нищете,
Не расточитель и не скряга.
 

 
Люди вежливы и кротки,
Но у всех рассудок туп,
В голове не мозг, а суп.
Да, и вежливы, и кротки,
Но найдите в околотке
Одного хоть, кто не глуп.
Что́ же в том, что люди кротки,
Если весь народ здесь туп!
 

 
Спозаранку две служанки
Шли цветочки собирать
И веночки завивать.
На полянку две служанки
Принесли четыре банки, –
Незабудок накопать.
Спозаранку две служанки
Ходят цветики сбирать.
 

 
Я ничего не знаю, какая радость есть.
Я тихо умираю, одна среди людей.
Моя дорога к раю – по остриям гвоздей.
Я ничего не знаю, какая радость есть.
Я только ожидаю, придёт ли с неба весть,
Я только созерцаю небесных лебедей.
Я ничего не знаю, какая радость есть.
Я тихо умираю, одна среди людей.
 

 
Цветными шелками по белому шёлку я вышила милый и сложный узор
Карминных, шарлаховых, вишнёво-алых, пунцовых, златистых и палевых роз.
Что́ может быть краше, что́ слаще волнует в смарагдовой зелени брошенных роз!
По белому шёлку цветными шелками я вышила сложный и милый узор.
Пусть милый, далёкий, меня позабывший, хоть раз поглядел бы на этот узор.
О скорби моей и о слёзах пролитых ему рассказали б сплетения роз.
Цветными по белому шёлку шелками я вышила милый и хитрый узор
Пунцовых, шарлаховых, вишнёво-алых, карминных, златистых и кремовых роз.
 

 
Твоя душа – немножко проститутка.
Её друзья – убийца и палач,
И сутенёр, погромщик и силач,
И сводня старая, и проститутка
Когда ты плачешь, это – только шутка,
Когда смеёшься, – смех твой словно плач,
Но ты невинная, как проститутка,
И дивно-роковая, как палач.
 

 
Кто же кровь живую льёт?
Кто же кровь из тела точит?
Кто в крови лохмотья мочит.
Кто же кровь живую льёт?
Кто же кровь из тела пьёт
И, упившийся, хохочет?
Кто же кровь живую льёт?
Кто же кровь из тела точит?
 

 
Ни человека, ни зверя
До горизонтной черты, –
Я, и со мною лишь ты.
Ни человека, ни зверя!
Вечно изменчивой веря,
Силой нетленной мечты
Буду губителем зверя
Я до последней черты.
 

 
По неизведанным путям
Ходить не ты ль меня учила?
Не ты ль мечты мои стремила
К ещё не пройденным путям?
Ты чародейный фимиам
Богам таящимся курила.
По неизведанным путям
Ходить меня ты научила.
 

 
Я верен слову твоему,
И всё я тот же, как и прежде.
Я и в непраздничной одежде
Всё верен слову твоему.
Гляжу в безрадостную тьму
В неумирающей надежде
И верю слову твоему
И в этот день, как верил прежде.
 

 
Святых имён твоих не знаю,
Земные ж все названья – ложь,
Но ты пути ко мне найдёшь.
Хотя имён твоих не знаю,
Тебя с надеждой призываю,
И верю я, что ты придёшь.
Пусть я имён твоих не знаю, –
Не все ль слова не свете – ложь!
 

 
Ночь, тишина и покой. Что же со мной? Кто же со мной?
Где ты, далёкий мой друг? Изредка бросишь мне бедный цветок,
И улыбаясь уйдёшь, нежно-застенчив иль нежно-жесток.
В дрёмной истоме ночной кто же со мной? Что же со мной?
Как мне мой сон разгадать, чудный и трудный, безумно-земной?
Как перебросить мне мост через поток на желанный восток?
Ночь, тишина и покой, вы безответны, но снова со мной,
А предо мной на столе брошенный другом увядший цветок.
 

 
Ласкою утра светла,
Ты не умедлишь в пустыне,
Ты не уснёшь, не остынешь.
Ласкою утра светла,
Ладан росы собрала
Ты несказанной святыне.
Ласкою утра светла,
Ты не умедлишь в пустыне.
 

 
Ландыши, ландыши, бедные цветы!
Благоухаете, связанные мне.
Душу сжигаете в радостном огне.
Ландыши, ландыши, милые цветы!
Благословенные, белые мечты!
Сказано светлое вами в тишине.
Ландыши, ландыши, сладкие цветы!
Благоухаете, связанные мне.
 

 
Цвети, безумная агава,
Цветеньем празднуй свой конец.
Цветочный пышный твой венец
Вещает смерть тебе, агава.
Твоя любовь тебе отрава,
Твой сахар – жёсткий леденец.
Цвети, безумная агава,
Цветеньем празднуй свой конец.
 

 
Слова так странно не рифмуют, –
Елена, роза, ландыш, ты.
Обыкновенной красоты
Слова хотят и не рифмуют,
Когда тревожат и волнуют
Слова привета и мечты.
Слова так странно не рифмуют, –
Елена, ландыш, роза, ты.
 

 
Приветом роз наполнено купе,
Где мы вдвоём, где розам две купели.
Так радостно, что розы уцелели
И в тесноте дорожного купе.
Так иногда в стремительной толпе
Есть голоса пленительной свирели.
Шептаньем роз упоено купе,
И мы вдвоём, и розам две купели.
 

 
Обдувайся, одуванчик,
Ты, фиалочка, фиоль,
Боль гони ты, гоноболь,
Развевайся, одуванчик,
Ландыш, дай росе стаканчик,
Мак, рассыпься, обезволь.
Разлетайся, одуванчик,
Ты, фиалочка, фиоль.
 

 
Венок из роз и гиацинтов
Мне сплёл великодушный маг,
Чтоб светел был мой путь и благ.
В венок из роз и гиацинтов
Цветы болот и лабиринтов
Вплести пытался хитрый враг.
Венок из роз и гиацинтов
Оберегает мудрый маг.
 

 
Незабудки вдоль канавки
Возле дома лесника.
Загоревшая слегка,
К незабудкам у канавки
Уронила в зелень травки
Пальцы узкая рука, –
К незабудкам вдоль канавки
Перед хатой лесника.
 

 
Перванш и сольферино
В одежде и в цветках,
В воде и в облаках.
Перванш и сольферино, –
Вершина и долина,
Всё в этих двух тонах.
Перванш и сольферино
В улыбках и цветках.
 

 
Как на куртине узкой маки,
Заря пылает. Сад расцвёл
Дыханьем сладких матиол.
Прохлады росной жаждут маки,
А за оградой сада злаки
Мечтают о лобзаньях пчёл.
Заря пылает. Дремлют маки.
Сад матиолами расцвёл.
 

 
Я был в лесу и сеял маки
В ночном саду моей сестры.
Чьи очи вещи и остры?
Кто хочет видеть эти маки,
Путеводительные знаки
В ущелья дрёмные горы?
Я был в лесу, я сеял маки
В ночном саду моей сестры.
 

 
Пурпуреа на закате расцвела,
Цвет багряный и надменный, лишь на час,
В час, как Демон молвил небу ярый сказ.
Пурпуреа на закате расцвела,
Прижимаясь к тонкой пыли у стекла.
Яркий призрак, горний отблеск, ты для нас.
Нам ты в радость, пурпуреа, расцвела,
Будь нам в радость, пурпуреа, хоть на час.
 

 
Лес и в наши дни, как прежде,
Тайны вещие хранит.
Та же песня в глубине
Летом солнечным поётся.
Леший кружит и обходит
Там и нынче, как и встарь.
Лес не всё, что́ знает, скажет,
Тайну вещую храня.
 

 
Та святая красота
Нам являлась по равнинам,
Нам смеялась по долинам.
Та святая красота,
Тайнозвучная мечта,
Нам казала путь к вершинам.
Та святая красота
Нам являлась по равнинам.
 

 
Я иду, печаль тая.
Я пою, рассвет вещая.
Ясен в песнях облик мая.
Я иду, печаль тая.
Я устал, но светел я,
Яркий праздник призывая.
Я иду, печаль тая.
Я пою, рассвет вещая.
 

 
О ясных днях мечты блаженно строя
И яркоцветность славя бытия,
И явь приму, мечты в неё лия.
О ясных днях мечтанья нежно строя,
О ясная! Мне пой о днях покоя,
И я приду к тебе, венок вия,
О ясных днях мечты блаженно строя
И яркоцветность славя бытия.
 

 
Луна взошла, и дол вздохнул
Молитвой рос в шатре тяжёлом.
Моя любовь в краю весёлом.
Луна взошла, и дол вздохнул.
Лугам приснится грозный гул,
Морям – луна над тихим долом.
Луна взошла, и дол вздохнул
Молитвой рос в шатре тяжёлом.
 

 
Господь прославит небо, и небо – благость Божью, но чем же ты живёшь?
Смотри, – леса и травы, и звери в тёмном лесе, все знают свой предел,
И кто в широком мире, как ты, как ты, ничтожный, бежит от Божьих стрел?
Господь ликует в небе, всё небо – Божья слава, но чем же ты живёшь?
Отвергнул ты источник, и к устью не стремишься, и всё, что́ скажешь – ложь.
Ты даже сам с собою в часы ночных раздумий бессилен и несмел.
Всё небо – Божья слава, весь мир – свидетель Бога, но чем же ты живёшь?
Учись у Божьих птичек, узнай свою свободу, стремленье и предел.
 

 
В очарованьи здешних мест
Какой же день не встанет ясен?
И разве путь мой не прекрасен
В очарованьи здешних мест?
Преображаю всё окрест,
И знаю, – подвиг не напрасен.
В очарованьи здешних мест
Какой же день не будет ясен!
 

 
Рождает сердце в песнях и радость и печаль.
Земля, рождай мне больше весельем пьяных роз,
Чтоб чаши их обрызгать росою горьких слёз.
Рождает сердце в песнях и радость и печаль.
Я рад тому, что будет, и прошлого мне жаль,
Но встречу песней верной и грозы, и мороз.
Рождает сердце в песнях и радость и печаль.
Земля, рождай мне больше весельем пьяных роз!
 

 
Я возвращаюсь к человеку,
К его надеждам и делам.
Душа не рвётся пополам, –
И весь вернусь я к человеку.
Как тот, кто бросил тело в реку
И душу отдаёт волнам,
Так возвращаюсь к человеку,
К его надеждам и делам.
 

 
Но не затем к тебе вернуся,
Чтобы хвалить твой тусклый быт.
Я не над щелями корыт
К тебе, согодник мой, вернуся,
И не туда, где клювом гуся
Давно весь сор твой перерыт.
Я лишь затем к тебе вернуся,
Чтобы сжигать твой темный быт.
 

 
Давно создать умел я перлы,
Сжигая тусклой жизни бред.
В обычности пустынных сред
Без счёта рассыпал я перлы,
Смарагды, яхонты и шерлы.
Пора настала, – снова пред
Собой рассыплю лалы, перлы
Сжигая тусклой жизни бред.
 

 
Неживая, нежилая, полевая, лесовая, нежить горькая и злая,
Ты зачем ко мне пришла, и о чём твои слова?
Липнешь, стынешь, как смола, не жива и не мертва.
Нежилая, вся земная, низовая, луговая, что таишь ты, нежить злая,
Изнывая, не пылая, расточая чары мая, тёмной ночью жутко лая,
Рассыпаясь, как зола, в гнусных чарах волшебства?
Неживая, нежилая, путевая, пылевая, нежить тёмная и злая,
Ты зачем ко мне пришла, и о чём твои слова?
 

 
Две лесные старушки и лесной старичок
Поболтать полюбили с проходящими там,
Где дорога без пыли залегла по лесам.
Две лесные старушки и лесной старичок
На холме у опушки развели огонёк,
И к костру пригласили легкомысленных дам.
Две лесные старушки и лесной старичок
Щекотать полюбили заблудившихся там.