Текст книги "Том 1. Книги стихов"

Автор книги: Федор Сологуб

«Не надейся, не смущайся…»

 
Не надейся, не смущайся,
Преходящим не прельщайся,
Без печали дожидайся
Утешительного сна.
 
 
Всё, чем жизнь тебя манила,
Обмануло, изменило, –
Неизбежная могила
Не обманет лишь одна.
 

«Забыт костер в лесной поляне…»

 
Забыт костер в лесной поляне:
Трещат иссохшие сучки,
По ним в сереющем тумане
Перебегают огоньки,
Скользят, дрожат, траву лобзают,
В неё ползут и здесь, и там,
И скоро пламя сообщают
Ещё могучим деревам.
 
 
И я, томясь в немой кручине,
Изнемогая в тишине,
В моей безвыходной пустыне
Горю на медленном огне.
О, если б яростным желаньям
Была действительность дана, –
Каким бы тягостным страданьям
Земля была обречена!
 

«Влачится жизнь моя в кругу…»

 
Влачится жизнь моя в кругу
Ничтожных дел и впечатлений,
И в море вольных вдохновений
Не смею плыть и не могу.
 
 
Стою на звучном берегу,
Где ропщут волны песнопений,
Где веют ветры всех стремлений,
И всё чего-то стерегу.
 
 
Быть может, станет предо мною,
Одетый пеною морскою,
Прекрасный гость из чудных стран,
 
 
И я услышу речь живую
Про всё, о чем я здесь тоскую,
Про всё, чем дивен океан.
 

«Жаркое солнце по небу плывёт…»

 
Жаркое солнце по небу плывёт.
Ночи земля утомлённая ждёт.
 
 
В теле – истома, в душе – пустота,
Воля почила, и дремлет мечта.
 
 
Где моя гордость, где сила моя?
К низшим склоняюсь кругам бытия, –
 
 
Силе таинственной дух мой предав,
Жизнью, подобной томлению трав,
 
 
Тихо живу, и неведомо мне,
Что созревает в моей глубине.
 

«Кругом обставшие меня…»

 
Кругом обставшие меня
Всегда безмолвные предметы,
Лучами тайного огня
Вы осиянны и согреты.
Безумно-радостной мечтой
Себя пред вами забавляю, –
За вашей грубой пеленой
Нездешний мир я различаю.
От места к месту я иду,
Природу строго испытую,
И сокровенного всё жду,
И с тем, что явлено, враждую.
Вовек, быть может, обрести
Предвечной тайны не сумею,
Но к ней ведущие пути
Я не исследовать не смею.
Иду в пустынные места,
Где жизнь всё та же, что и прежде,
И шуму каждого листа
Внимаю в трепетной надежде.
К закату дня устав искать,
Не находя моей святыни,
Спешу в мечтаниях создать
Черты таящейся богини.
Какой-то давний, вещий сон
Припоминаю слабо, смутно:
Вот, вот маячит в сердце он, –
И погасает поминутно…
 
 
Или надежды устремлять
К тебе, таинственно грядущей,
К тебе, святую благодать
Успокоения несущей?
И только ты в заветный срок,
Определив конец дорогам,
Меня поставишь на порог
Перед неведомым чертогом?
 

«Под звучными волнами…»

 
Под звучными волнами
Полночной темноты
Далёкими огнями
Колеблются мечты.
Мне снится, будто снова
Цветёт любовь моя,
И счастия земного
Как прежде жажду я.
Но песней не бужу я
Красавицу мою,
И жажду поцелуя
Томительно таю.
 
 
Обвеянный прохладой
В немом её саду
За низкою оградой
Тихохонько иду.
Глухих ищу тропинок,
Где травы проросли, –
Чтоб жалобы песчинок
До милой не дошли.
Движенья замедляю
И песни не пою,
Но сердцем призываю
Желанную мою.
 
 
И, сердцем сердце чуя,
Она выходит в сад.
Глаза её тоскуя
Во тьму мою глядят.
В ночи её бессонной
Внезапные мечты, –
В косе незаплетённой
Запутались цветы.
Мне снится: перед нею
Безмолвно я стою,
Обнять её не смею,
Таю любовь мою.
 

«Отрок сидит у потока…»

 
Отрок сидит у потока.
Ноги целует волна.
Сказки о скрытом глубоко
Тихо лепечет она.
 
 
«Что же томиться тревогой,
Вздохи стесняя в груди!
Тихой подводной дорогой
Смело отсюда уйди.
 
 
Эти отребья пусть канут
В омут глубокий на дне.
Дивные дива предстанут
Перед тобой в глубине.
 
 
На землю там непохоже,
И далеко от небес.
Людям изведать негоже
Тайну подводных чудес.
 
 
Наши подводные чуда,
Правда, нетрудно узнать,
Но уж вернуться оттуда
Ты не захочешь опять.
 
 
Все усмиривши тревоги,
Все успокоив мечты,
С тихой и тайной дороги
Ввек не воротишься ты».
 

«На песке прихотливых дорог…»

 
На песке прихотливых дорог
От зари догорающий свет
Озарил, расцветил чьих-то ног
  Тонкий след…
 
 
Может быть, здесь она проходила,
Оставляя следы на песке,
И помятый цветок проносила
  На руке.
 
 
Поднимая раскрытую руку,
Далеко за мечтой унеслась
И далёкому, тайному звуку
  Отдалась.
 
 
Тосковали на нежной ладони
Молодой, но жестокой руки
По своей ароматной короне
  Лепестки…
 
 
Молодою и чуждой печалью
Не могу я души оживить
И того, что похищено далью,
  Воротить.
 
 
Мне об ней ничего не узнать,
Для меня обаяния нет.
Что могу на земле различать?
  Только след.
 

«Иди в толпу с приветливою речью…»

 
Иди в толпу с приветливою речью
  И лицемерь,
На опыте всю душу человечью
  До дна измерь.
 
 
Она узка, темна и несвободна,
  Как тёмный склеп,
И тот, кто час провёл в ней неисходно,
  Навек ослеп.
 
 
И ты поймёшь, какое врачеванье –
  В окно глядеть
Из тьмы души на птичье ликованье,
  И сметь, и петь.
 

«Быть с людьми – какое бремя!..»

 
  Быть с людьми – какое бремя!
О, зачем же надо с ними жить!
  Отчего нельзя всё время
Чары деять, тихо ворожить,
 
 
  Погружаться в созерцанье
Облаков, и неба, и земли,
  Быть, как ясное молчанье
Тихих звёзд, мерцающих вдали!
 

«Он тёмен и суров, – и взор его очей…»

 
Он тёмен и суров, – и взор его очей,
Пугая чистых дев и радостных детей,
Прельщает зрелых жён, и отроков порочных
Тревожит в сонной мгле мечтаний полуночных.
 
 
В очах его тоска, и бледен цвет лица.
Потупит очи он – похож на мертвеца.
Черты его лица смешны и безобразны, –
Но им волнуют жён и отроков соблазны.
 

«Я ухо приложил к земле…»

 
Я ухо приложил к земле,
Чтобы услышать конский топот, –
Но только ропот, только шёпот
Ко мне доходит по земле.
 
 
Нет громких стуков, нет покоя,
Но кто же шепчет, и о чём?
Кто под моим лежит плечом
И уху не дает покоя?
 
 
Ползет червяк? Растёт трава?
Вода ли капает до глины?
Молчат окрестные долины,
Земля суха, тиха трава.
 
 
Пророчит что-то тихий шёпот?
Иль, может быть, зовёт меня,
К покою вечному клоня,
Печальный ропот, темный шёпот?
 

«Я не спал, – и звучало…»

 
Я не спал, – и звучало
  За рекой,
Трепетало, рыдало
  Надо мной.
 
 
Это пела русалка,
  А не ты.
И былого мне жалко,
  И мечты.
 
 
До зари недалёкой
  Как заснуть!
Вспоминал я жестокий,
  Долгий путь.
 
 
А русалка смеялась
  За рекой, –
Нет, не ты издевалась
  Надо мной.
 

«Засмеёшься ли ты, – мне невесело…»

 
Засмеёшься ли ты, – мне невесело,
Но печаль моя станет светла,
Словно бурное море завесила
Серебристая лёгкая мгла.
 
 
На меня ль поглядишь, – мне нерадостно,
Но печаль моя станет светла,
Словно к сердцу болящему сладостно
Благодать от небес низошла.
 

«Не ужасай меня угрозой…»

 
Не ужасай меня угрозой
Безумства, муки и стыда,
Навек останься лёгкой грёзой,
Не воплощайся никогда,
 
 
Храни безмерные надежды,
Звездой далёкою светись,
Чтоб наши грубые одежды
Вокруг тебя не обвились.
 

«Если трудно мне жить, если больно дышать…»

 
Если трудно мне жить, если больно дышать,
Я в пустыню иду – о тебе помечтать,
О тебе рассказать перелётным ветрам,
О тебе погадать по лесным голосам.
 
 
Я позвал бы тебя, – не умею назвать;
За тобой бы послал, – да не смею послать;
Я пошёл бы к тебе, – да не знаю пути;
А и знал бы я путь, – так боялся б идти.
 
 
Я холодной тропой одиноко иду,
Я земное забыл и сокрытого жду, –
И безмолвная смерть поцелует меня,
И к тебе уведёт, тишиной осеня.
 

«Холод повеял в окно…»

 
  Холод повеял в окно, –
  И затворилось оно.
 
 
Снова один я, и в мире живом,
И не обманут промчавшимся сном.
 
 
  Снова я грустен и нем.
  Где же мой кроткий Эдем?
 
 
Пёстрым узором напрасно дразня,
Тёмные стены глядят на меня.
 
 
  Скучная лампа горит.
  Скучная книга лежит.
 

«Закрывая глаза, я целую тебя…»

 
Закрывая глаза, я целую тебя, –
  Бестелесен и тих поцелуй.
Ты глядишь и молчишь, не губя, не любя,
  В колыханьи тумана и струй.
 
 
Я плыву на ладье, – и луна надо мной
  Подымает печальный свой лик;
Я плыву по реке, – и поник над рекой
  Опечаленный чем-то тростник.
 
 
Ты неслышно сидишь, ты не двинешь рукой, –
  И во мгле, и в сиянии даль.
И не знаю я, долго ли быть мне с тобой,
  И когда ты мне молвишь: «Причаль».
 
 
Этот призрачный лес на крутом берегу,
  И поля, и улыбка твоя –
Бестелесное всё. Я забыть не могу
  Бесконечной тоски бытия.
 

«Мелькающие годы…»

 
Мелькающие годы,
Томителен ваш лад.
Как поздней непогоды
Тоскующий наряд.
 
 
Протягивая руки,
С надеждою в глазах,
Несбыточной науки
Я ждал в ночных путях, –
 
 
И чар полночных сила
Несла мне свой покой,
И сердце примирила
С безвыходной судьбой.
 
 
Но я, неблагодарный,
Уставши тайной жить,
С насмешкою коварной
Стал тайну поносить, –
 
 
И в мир полдневной скуки
Бежал поспешно я
От радостной науки
Ночного бытия.
 
 
И сердце взволновалось,
В огне внезапном кровь, –
Нежданная примчалась
Проказница-любовь.
 
 
Но крик её весёлый
Меня остановил,
И стан её дебёлый
Мечты мои убил.
 
 
Я робко отрекаюсь
От злых её тревог,
И быстро возвращаюсь
В полночный мой чертог.
 

«Круг начертан, и Сивилла…»

 
Круг начертан, и Сивилла
Предстоящим духам тьмы
Заклинанья совершила,
И теперь всесильны мы:
 
 
Нам послушны силы злые,
Близки мы и к небесам, –
Только б низменно-земные
Не подкрались чувства к нам,
 
 
Только б, волю дав мечтаньям,
И земную красоту
Подарив своим желаньям,
Вдруг, назло моим гаданьям,
Не шагнуть мне за черту.
 

«Я шел безнадёжной дорогой…»

 
Я шел безнадёжной дорогой,
Когда ещё день не погас.
Горел во мне думою строгой
Вечерний томительный час.
 
 
И вдруг декорацией плоской
Мне всё показалось тогда, –
Заря протянулась полоской,
И блёсткой блеснула звезда,
 
 
И небо завесой висело,
Помостом лежала земля, –
Но тайная сила кипела,
Кулисы порой шевеля.
 
 
Она лицемерно таилась,
И меж декораций порой,
Невидима миру, грозилась
Предвечною, дикою мглой.
 

«Я здесь один, жесток мой рок…»

 
Я здесь один, жесток мой рок,
А ты покоишься далече, –
Но предуставлен Богом срок,
Когда свершиться нашей встрече.
 
 
В пыли томительных дорог
Окончив путь из веси дальной,
Ты станешь тихо на порог
Моей обители печальной.
 
 
В невозмутимой тишине,
К мерцанью свеч из мрака ночи
Ты подойдешь, потупив очи,
Ты ничего не скажешь мне.
 
 
Не засияют ярче свечи,
И за окном не дрогнет мрак,
И никакой дня нашей встречи
Не будет явлен внешний знак,
 
 
Но Божьим радуясь веленьям,
Согласованьям бытия,
Внезапным вспыхнет вдохновеньем
Душа усталая моя.
 
 
Так, верю я, – для дивной встречи
Предустановлен тайный срок.
Покойся ж, верный друг, далече,
Томи меня, жестокий рок!
 

«Там тишина с мечтой сплеталась…»

 
Там тишина с мечтой сплеталась
В кругу безветренных берёз,
И безнадёжность улыбалась
Толпе больных и жалких грёз.
 
 
Хотело сердце лицемерить,
И очи – слёзы проливать,
И как-то странно было верить,
И как-то страшно было ждать.
 
 
И всё томительно молчало, –
Уже природа не жила,
И не стремилась, не дышала,
И не могла, и не была.
 

«Ещё томительно горя…»

 
Ещё томительно горя,
Не умер тихий день.
Ещё усталая заря
Не вовсе погрузилась в тень, –
 
 
Но чуть заметный серп луны
Уже над миром занесён,
Уже дыханьем тишины
Простор полей заворожён.
 
 
И есть предчувствие во всём
Святых и радостных чудес, –
В дали долин, в тиши небес,
И в сердце трепетном моём;
 
 
И как далёкий, тихий звон, –
Дыханье вещей тишины;
И одинокий серп луны
Уже над миром занесён.
 

«Молода и прекрасна…»

 
Молода и прекрасна,
Безнадёжно больна,
Смотрит на землю ясно
И бесстрастно луна.
 
 
Отуманились дали,
И тоскует земля,
И росою печали
Оросились поля.
 
 
Простодушные взоры
Подымает жена
На лазурные горы,
Где томится луна.
 
 
Что не спит и не дремлет,
Всё скорбит о луне,
И лучам её внемлет
В голубой тишине.
 
 
Но не плачет напрасно
Золотая луна,
Молода, и прекрасна,
И смертельно больна.
 
 
Умирая не плачет,
И уносится вдаль,
И за тучею прячет
Красоту и печаль.
 

Звезда Маир

1

 
Звезда Маир сияет надо мною,
    Звезда Маир,
И озарён прекрасною звездою
    Далёкий мир.
 
 
Земля Ойле плывёт в волнах эфира,
    Земля Ойле,
И ясен свет блистающий Маира
    На той земле.
 
 
Река Лигой в стране любви и мира,
    Река Лигой
Колеблет тихо ясный лик Маира
    Своей волной.
 
 
Бряцанье лир, цветов благоуханье,
    Бряцанье лир
И песни жён слились в одно дыханье,
    Хваля Маир.
 

2

 
На Ойле далёкой и прекрасной
Вся любовь и вся душа моя.
На Ойле далёкой и прекрасной
Песней сладкогласной и согласной
Славит всё блаженство бытия.
 
 
Там, в сияньи ясного Маира,
Всё цветёт, всё радостно поёт.
Там, в сияньи ясного Маира,
В колыханьи светлого эфира,
Мир иной таинственно живёт.
 
 
Тихий берег синего Лигоя
Весь в цветах нездешней красоты.
Тихий берег синего Лигоя –
Вечный мир блаженства и покоя,
Вечный мир свершившейся мечты.
 

3

 
   Всё, чего нам здесь недоставало,
Всё, о чём тужила грешная земля,
   Расцвело на вас и засияло,
О, Лигойские блаженные поля.
 
 
   Этот мир вражда заполонила,
Этот бедный мир в унынье погружён,
   Нам отрадна тихая могила,
И, подобный смерти, долгий, тёмный сон.
 
 
   Но Лигой струится и трепещет
И благоухают чудные цветы,
   И Маир безгрешный тихо блещет
Над блаженным краем вечной красоты.
 

4

 
Мой прах истлеет понемногу,
Истлеет он в сырой земле,
А я меж звёзд найду дорогу
К иной стране, к моей Ойле.
 
 
Я всё земное позабуду,
И там я буду не чужой, –
Доверюсь я иному чуду,
Как обычайности земной.
 

5

 
Мы скоро с тобою
Умрём на земле, –
Мы вместе с тобою
Уйдём на Ойле.
 
 
Под ясным Маиром
Узнаем мы вновь,
Под светлым Маиром,
Святую любовь.
 
 
И всё, что скрывает
Ревниво наш мир,
Что солнце скрывает,
Покажет Маир.
 

6

 
Бесстрастен свет с Маира,
Безгрешен взор у жён, –
В сиянии с Маира
Великий праздник мира
Отрадой окружён.
 
 
Далёкая отрада
Близка душе моей, –
Ойле, твоя отрада –
Незримая ограда
От суетных страстей.
 

«В мерцаньи звёзд нисходит на меня…»

 
В мерцаньи звёзд нисходит на меня
Иных, нездешних дум святое обаянье.
Благословляю ночь за кроткое мерцанье
  Небесного огня.
 
 
  Мятутся там иные поколенья,
Но воля их и жизнь их нашей не чужда,
И где-то между них горит моя звезда
  Заветом возрожденья.
 
 
  Всё то, к чему в земной холодной мгле
Стремился долго я, стремился безнадежно,
Всё светит мне теперь так радостно и нежно
  На той святой земле.
 
 
  Подъемлются внимательные взоры
И там, как здесь мои, к далёким небесам,
И тайну дивную вещают также там
  Бесстрастных звёзд узоры.
 
 
  И к тем очам нисходит мой привет,
Моей земной души чистейшее дыханье,
Благословляю ночь за кроткое мерцанье,
  За безмятежный свет.
 

«Звёзды, приветствуйте брата!..»

 
Звёзды, приветствуйте брата!
В вашей блаженной стране
Всё совершится когда-то,
Что б ни пригрезилось мне.
 
 
Бездна небес не преграда, –
Всё совершится опять.
Что ж из того, что мне надо
Здесь, на земле, почивать!
 
 
В вашей блаженной пустыне
Снова пригрезится мне
Всё, что мне грезится ныне
В этой безумной стране.
 

«Моя печаль в полночной дали…»

 
Моя печаль в полночной дали,
Росой обрызгана, легла.
В единственной моей печали,
В безмолвной и туманной дали,
Вся жажда жизни умерла.
 
 
Ещё одной я вею страстью.
Ты, буйный ветер, страсть моя.
Ты научаешь безучастью,
Своею бешеною властью
Отвеяв прелесть бытия.
 
 
Всех чар бессильно обаянье,
И ни одной преграды нет.
Весь мир – недолгое мечтанье,
И радость – только созерцанье,
И разум – только тихий свет.
 

«Мечта души моей, полночная луна…»

 
Мечта души моей, полночная луна,
Скользишь ты в облаках, ясна и холодна.
 
 
Я душу для тебя свирельную настроил,
И войны шумные мечтами успокоил.
 
 
Но мне ты не внимай, спеши стезёй своей,
И радостных часов над морем не жалей.
 
 
Твоя минует ночь, поникнет лик усталый, –
Я море подыму грозою небывалой.
 
 
Забудет океан о медленной луне,
И сниться будет мне погибель в глубине,
 
 
И, полчище смертей наславши в злое море,
Я жизнью буйною утешусь на просторе.
 

«Приподняла ты тёмный полог…»

 
Приподняла ты тёмный полог
И умертвила милый сон, –
Но свет очей моих недолог,
И днём я скоро утомлен.
 
 
И ты зовёшь меня напрасно
То к наслажденью, то к труду, –
Внимая зову безучастно,
Я за тобою не иду.
 
 
Напрасно в разные личины
Ты облекаешь прелесть дня, –
Твои восторги и кручины
Непостижимы для меня.
 
 
Воскреснет скоро сон-спаситель,
И, разлучив меня с тобой,
Возьмёт меня в свою обитель,
Где тьма, забвенье и покой.
 

«Я душой умирающей…»

 
Я душой умирающей
Жизни рад и не рад,
И от бури взывающей
Не ищу я оград.
 
 
Я беспечной улыбкою
Отвечаю грозе,
И покорностью зыбкою
Я подобен лозе.
 
 
Верю сказке божественной,
Вижу дивные сны.
Что мне радость торжественной
Нерастленной весны!
 
 
Что мне звёзды небесные,
Их таинственный строй!
Что мне торжища тесные
И телец золотой!
 
 
Горько пахнет известкою
В переулке моём.
Я дорогою жёсткою
Пробираюсь в мой дом.
 
 
Там дыхание ладана
Все мерещится мне.
Там святыня угадана
В неземной тишине.
 
 
Бесконечность страдания
В тех стенах вмещена,
И тоска умирания,
Как блаженство, ясна.
 

«Прикасаясь холодной рукой…»

 
Прикасаясь холодной рукой
Осторожно к плечу моему,
Ты стоишь у меня за спиной
И зовёшь меня кротко во тьму, –
Прикасаясь к плечу моему
Повелительно-нежной рукой.
 
 
Но не смею я встать и сказать,
Что с тобою готов я идти
Безмятежное счастье искать
На последнем, на тайном пути, –
Я хочу за тобою идти,
Но не смею об этом сказать.
 
 
И к чему! Не исполнился срок,
Не настал заповеданный час,
Да и мой не окончен урок,
И огонь предо мной не погас, –
Не настал заповеданный час,
И земной не исполнился срок.
 

«Угас дневной надменный свет…»

 
Угас дневной надменный свет,
Угомонились злые шумы, –
И наступает ваш рассвет,
Благие творческие думы.
Темнее сумрак за окном,
Светлее кроткая лампада.
В уединении ночном
Успокоение, отрада.
 
 
Преображается в мечтах
Дневное горькое томленье,
И всё, что было злость и страх,
Теперь – смиренное моленье,
Благоухая и звеня,
Восходит к Божьему престолу,
А тени суетного дня
Скользя, бледнея, никнут долу.
 

«Люблю моё молчанье…»

 
Люблю моё молчанье
В лесу во тьме ночей
И тихое качанье
Задумчивых ветвей.
Люблю росу ночную
В сырых моих лугах
И влагу полевую
При утренних лучах.
Люблю зарёю алой
Весёлый холодок,
И бледный, запоздалый
Рыбачий огонёк.
Тогда успокоенье
Нисходит на меня,
И что мне всё томленье
Пережитого дня!
Я всем земным простором
Блаженно замолчу
И многозвёздным взором
Весь мир мой охвачу.
Закроюсь я туманом
И волю дам мечтам,
И сказочным обманом
Раскинусь по полям.
 

«Слабеют яростные стрелы…»

 
Слабеют яростные стрелы
  Земных страстей.
Сомкни глаза. Близки пределы
  Твоих путей.
 
 
Не обману тебя, больного, –
  Утешься, верь, –
Из заточения земного
  Открою дверь.
 
 
В твоей таинственной отчизне,
  В краю святом,
Где ты покоился до жизни
  Господним сном,
 
 
Где умирают злые шумы
  Земных тревог, –
Исполнив творческие думы,
  Почиет Бог.
 
 
И ты взойдёшь, как дым кадильный,
  В Его покой,
Оставив тлеть в земле могильной
  Твой прах земной.
 

«В лесу кричала злая птица…»

 
В лесу кричала злая птица,
Едва ручей журчал в кустах,
По небу прядала зарница,
Туман сгущался на полях.
 
 
Из-за раскрытого широко
Томленья в полночи моей
Прозрачный голос издалёка
Мне что-то пел, – не знаю чей.
 
 
И всё, что вкруг меня звучало, –
Ручей, и ветер, и трава, –
Всё, докучая, заслоняло
Его эфирные слова.
 
 
И я заклятием молчанья
Воззвал к природе, – и она
Очарованью заклинанья
Была на миг покорена.
 
 
Я ждал, – и в вещем ожиданьи
Зажёгся мне великий свет.
Далёкий зов погас в молчаньи,
Но был в молчании ответ.
 

«На лбу её денница…»

 
На лбу её денница
Сияла голубая,
И поясом зарница
Была ей золотая.
 
 
Она к земле спускалась
По радуге небесной,
И в мире оставалась
Блаженно-неизвестной.
 
 
Но захотела власти
Над чуждыми телами,
И нашей буйной страсти
С тоской и со слезами.
 
 
Хотелось ей неволи
И грубости лобзаний,
И непомерной боли
Бесстыдных истязаний, –
 
 
И в тёмные, плотские
Облекшися одежды,
Лелеяла земные,
Коварные надежды.
 
 
И жизнь её влачилась
Позором и томленьем,
И смерть за ней явилась
Блаженным избавленьем.
 

«Рассвет полусонный, я очи открыл…»

 
Рассвет полусонный, я очи открыл,
Но нет во мне воли, и нет во мне сил.
 
 
И душны покровы, и скучно лежать,
Но свет мой не хочет в окне засиять.
 
 
Докучная лампа, тебя ли зажечь,
Чтоб взоры направить на мёртвую речь?
 
 
Иль грешной мечтою себя веселить,
Приникнуть к подушке и всё позабыть?
 
 
Рассвет полусонный, я бледен и хил,
И нет во мне воли, и нет во мне сил.
 

«Он шёл путём зелёным…»

 
Он шёл путём зелёным
В неведомую даль.
За ним с протяжным стоном
Влеклась его печаль,
Цеплялась за одежду,
Хотела удержать,
Последнюю надежду
Старалась отогнать.
 
 
Но тихие лампады
Архангелы зажгли,
Суля ему отрады
В неведомой дали.
И нежное дыханье
В безрадостную тьму
Блаженное мечтанье
Навеяло ему.
 

«На распутьи злом и диком…»

 
На распутьи злом и диком
В тёмный час я тихо жду.
Вещий ворон хриплым криком
На меня зовёт беду,
А на небе надо мною
Только грустная луна,
И тоскует ночь со мною,
И томится тишина.
 
 
От луны мерцанье в росах,
И белеет мгла вокруг.
Тихо чертит верный посох
По земле волшебный круг.
Сомкнут круг, – и нет печали
В тесной области моей, –
Позабыты все печали
Утомленьем горьких дней.
 
 
Он из мглы выходит, – друг ли
Мне он тайный, или враг?
У него глаза, как угли,
Тёмен лик и зыбок шаг.
Я за дивною чертою
Для него недостижим, –
И стоит он за чертою
Тёмный, зыбкий, весь как дым.
 
 
Он смеется и не хочет
В тёмный час признать меня.
Он томленья мне пророчит,
Взор свой пламенно склоня, –
И во мглу с недобрым словом
От меня отходит он, –
Я его зловещим словом,
Вражьим словом не смущён.
 
 
Мне под солнцем горе мыкать
День за днём не привыкать.
Ночь придет, – я буду кликать
В тёмный час его опять,
Чтоб за дивною чертою
Погадать, поворожить, –
Только здесь лишь, за чертою,
Мне, усталому, и жить.
 

«Окрест – дорог извилистая сеть…»

 
Окрест – дорог извилистая сеть.
Молчание – ответ взывающим,
О, долго ль будешь в небе ты висеть
Мечом, бессильно угрожающим?
 
 
Была пора, – с небес грозил дракон,
Он видел вдаль, и стрелы были живы,
Когда же он покинет небосклон,
Всходили вестники, земле не лживы.
 
 
Обвеяны познанием кудес,
Являлись людям звери мудрые.
За зельями врачующими в лес
Ходили ведьмы среброкудрые.
 
 
Но всё обман, – дракона в небе нет,
И ведьмы так же, как и мы, бессильны.
Земных судеб чужды пути планет, –
Пути земные медленны и пыльны.
 
 
Страшна дорог извилистая сеть,
Молчание – ответ взывающим,
О, долго ль с неба будешь ты висеть
Мечом, бессильно угрожающим?