Текст книги "Огромный черный корабль"

Автор книги: Федор Березин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

32. Осколки судеб
Своим горбом

Адмирал-инженер Дук Сутомо представлял из себя аномалию, точнее аномалию представляла его военная биография, а еще точнее – карьера: он сделал ее сам, без всякой волосатой лапы вверху. И если в тяжелую военную годину, это бывает относительно часто, хотя, общая тенденция мало меняется и в такое время, то уж для мирного периода подготовки к будущим бойням – сие уникально вдвойне. Сам он никогда не говорил об этом: смазывая служебную лестницу по мере продвижения только собственным потом, он остался чистым идеалистом – он, как и в юности, считал, что все и всегда зависит от личных усилий.

Он успел окончить филиал инженерно-морского военного корпуса Горманту в Гаххаре, городе удаленном от моря на две тысячи километров, как раз двенадцать циклов назад, через шестьдесят суток после сброса в море большого десанта брашей – Великой Огненной Победы. Поэтому, хотя образование им дали наспех, желая быстрее командировать в кровавое месиво, с прессованием учебной программы на цикл, – да еще хорошо, что дали, ведь раздавались голоса: «Зачем готовить инженеров по ремонту, когда корабли топят быстрее, чем используется ресурс надежности». Но кто-то настоял, так что они доучились. До моря от филиала было далековато, корабли они видели только в моделях, оттого, в последнем перед ними выпуске, многие из сдавших экзамены (а сдали все, кто бы позволил состояться такой лазейке) – морских офицеров – впервые увидели океан перед своим первым боевым походом. Для кое-кого он оказался последним, ведь Империя желала не только добить уходящий вражеский десант, но еще и нанести урон чужому побережью. Эйфория победы, ничего не скажешь.

Посему, когда он попал на боевое судно, новый, недавно сошедший со стапелей тяжелый крейсер «Морской черт», успевший солидно потрепаться в боях, но еще более от неправильной эксплуатации оборудования (война все спишет!), там, уже было достаточно объектов для внепланового ремонта. А с запчастями в порту, ясное дело: чего-то, что никогда не ломается – завались, каких-нибудь дорогущих клистронов с гарантией десять тысяч часов, а чего надо, микро-насоса для антифриза или теристоров с переключаемым входом, не найти днем с огнем. Снабженцы с ног сбивались и желудки гробили, распивая технический спирт с кем попало, для нахождения искомого – все мимо. А корабль должен плавать и оружие стрелять. После войны, официально не законченной, крутые меры управления по инерции были в почете: можно было схлопотать разжалование в рядовые или чего похуже в два счета. Пришлось лейтенанту Дуку закатать рукава повыше и крутить гаечки вместе с матросами, а лучше самому, дабы быть уверенным, что все сделано на совесть. И по сто раз приходилось перебирать этот самый микро-насос и иже с ним, а ручки наши, человеческие, как известно, на прямую с мозгами повязаны, скованы одной цепью, и после, допустим, пятидесятой разборки, вся операция на редкость хорошо запоминалась. А еще вечерком, в каюте, при настольной лампе – только не лежать, дабы не заснуть от переутомления – книжечки умные и схемы с карандашиком взглядом прощупывать: это похлестче войны будет. Только, для одних, такое возможно лишь в молодые юные лейтенантские годы, а дальше – умелое перекладывание обязанностей на подчиненных, а у Дука Сутомо – стало это привычкой на всю жизнь.

Вскоре принялись его привлекать не только систему охлаждения стволов вверенной башни чинить, но и, по просьбе параллельных армейских звеньев, с разрешения непосредственного начальника, (сколько он уж за это спирта левого получил – неизвестно), другие системы. И снова схемы и руководства по эксплуатации по ночам, и снова руки в смазке и запах канифоли от паяльника в носу, и новые нейронные связи где-то в полушариях на всегда. Он становился специалистом. И уже (еще даже не присвоено последующее звание), исчезла, рассосалась куда-то фамильярность обращения старших по должности и одногодков – только по отчеству, «лейтенант» – и то не часто: это ведь почти, что «салагой» назвать.

А он не загордился – не та кровь, видимо. Зубрил и зубрил свои книжки, и сноровку в сем деле приобрел огромную. Мог он, например, на спор, по памяти, схему защиты главного реактора корабельного изобразить, да только никто бы и спорить не стал: мало кто так же, из собственной головы, мог бы ту схему проверить, а по книгам каждый дурак сможет – так спорить себя унижать. В свободное от вахты или повседневных обязанностей время, когда многие из офицеров отсыпались, убивая протекание похода океанского, либо тайно, в компании тесной, спирт для технических нужд выданный, пробовали на пригодность к боевому использованию, он, где-нибудь в самом низу, глубже ватерлинии, с матросиком бывалым, вдоль гребного вала ходил и сквозь беруши прислушивался, ритм его нормальной работы запоминая. И даже когда «Морской черт» в каком-нибудь колониальном порту причаливал, дабы запасы пополнить и команду развеять – не было у него занятия интереснее самого корабля.

Как-то незаметно проскочили два с половиной цикла: успел он, между делом, очередное звание получить, а так ничего особо в его жизни не изменилось. Повышать его в должности особо не торопились, грозило это, в конечном этапе, уходом вверх по служебной лестнице и неминуемым прощанием с тяжелым крейсером. А так, Сутомо давно использовался помимо своей должности и приносил стоящим выше явные дивиденды по состоянию материальной части, покрывала его славная работа ватагу младших офицеров, способных только проследить за правильной покраской и уборкой помещений. Да и всегда можно было по поводу не продвижения Дука Сутомо по службе, оправдаться кучей причин: конспекты с записями речей солнцеподобного Императора Масиса Семнадцатого, вел он неаккуратно, бардак у него в каюте вечный имелся, да, честно говоря, таких оправданий и не требовалось – достаточно было, прибывшему с проверкой адмиралу, на капи-лейтенанта взглянуть, как челюсть у проверяющего отвисала – ведь по одежке встречают. Довольно сказать, например, о том, что носил он рубашки, вещевой службой выданные, по восемь месяцев не стирая, а может и не снимая, а по окончанию сего срока – день в день (можно было по календарю сверяться) – выбрасывал сию нательную принадлежность, либо то, что от нее осталось. А почему именно такой срок? Да по простой логической причине: выдавали младшим офицерам по шесть рубашек на два цикла универсальных, и если срок этот на количество предметов разделить, то так и выходило – восемь месяцев. Относилось такое рационально-математическое использование и ко всей остальной экипировке. Несчастен был и игломет, к личности Дука приписанный: разил он наповал своим жалким видом, масла машинного и ветоши не нюхая месяцами. До того доходило, что перед прибытием какой-нибудь проверки из министерства военно-морского по поводу содержания оружия, назначали спешно матросика, игломет капи-лейтенанта почистить, дабы не являл он казус, супротив идеальных орудийных калибров, тому же офицеру вверенных.

Вот так и служил Дук Сутомо, работая мозгами и руками ни покладая последних, засыпая в каюте, не раздеваясь и ботинок не скидывая, потому как внутренний мир его мыслей не успевал за внешними неудобствами наблюдать. И смотрело командование сквозь пальцы на его причуды, даже уважало их: к примеру, выделили ему каюту отдельную, как старшему офицеру, потому как, помимо лампы настольной, непрерывно работающей, кто мог с ним ужиться, при вони от белья нательного исходящей, да привычке: огрызки бананов и яблок под койку складировать. Представляла его каюта подобие лабиринта, потому как кроме книг технических, там и тут на полу наваленных, гор журналов на ту же тему (завалы сии периодически пополнялись целыми стопками, когда Дук надумывал в незнакомый город выбраться, проветриться маленько), можно было не зная броду, продираясь, к примеру, к иллюминатору-бойнице, наступить в тарелку с прошлогодним недоеденным супом с клецками или еще чем. Только он сам знал проходы и ведал, где «мин нет».

Как-то решил капи-лейтенант, что корабль более менее изучил, хотя никому об этом не похвастался: все и так догадывались. Не долго думая, а может по плану, заранее в голове расписанному, действуя, добыл он учебников, малую стопку, и приемник длинноволновый. Никто к нему в каюту давно уже с проверкой внутреннего порядка не забредал, а пришлые комиссии благоразумно обводили параллельными коридорами. Посему мог он спокойно приняться за изучение языка противника вероятного и единственно возможного. Ловил он передачи вражеские – дикцию и транскрипцию совершенствуя, хотя более всего интересовали его термины научно-технические.

Долго он над этим корпел, периодически на уход за крейсером отвлекаясь, а однажды – цикла через полтора, когда корабль поставили в порту на регламентные работы долгосрочные, и прибыла группа экспертов по модернизации, объявил ему командир корабля очередной отпуск. Писарь по привычке даже проездные не стал капи-лейтенанту Сутомо выписывать: как всегда, не поедет, а зароется в науку техническую по уши, временем свободным воспользовавшись! Однако в этот раз все произошло по другому сценарию.

Вечером, наедине со своими книгами, потушил капи-лейтенант настольную лампу; врубил верхний свет – наверное впервые; осмотрел терриконы бумажных знаний на полу, столе, шкафу и стульях; достал флягу спирта технического (смело снабженцем ему выдаваемым, потому как известно было, что все уйдет по назначению – на волноводов и диодов протирание); налил себе кружечку по краюшек; протянул руку вниз, выловив огрызок яблочка и банку тушенки из аллигатора островов Суа приготовленную, заранее открытую; подумал маленько, свою жизнь на судне родном припоминая, а может схемы какие в голове восстанавливая, и усугубил с удовольствием великим и не приевшимся. Затем заснул он, много раньше обычного.

А наутро, скинул с себя одежду завонявшуюся, потерся мочалкой над тазиком в умывальнике, побрился лезвием новехоньким и облачился в форму парадную, никогда не одеваемую ранее, при кортике и эполетах. Глянул на себя в зеркало, протерев его старой рубахой предварительно, и направился в корабельную канцелярию. Писарь, чуть со стула, к полу прикрученного, не упал, когда опознал его, поначалу за вновь назначенного на должность офицера приняв. «Готовы ли документы проездные?», – поинтересовался Дук. «Нет, не готовы, – ответствовал матрос-писарь, – потому, как не ведаю куда выписывать таковые. Не ездили, Вы, за три отпуска объявленных никуда и ни разу». «Ну, что ж, моряк. Желаю я отбыть в Пепермиду – столицу нашу великую». «Понял Вас, капи-лейтенант. Будь-зде. Только, вот, извольте подождать, к начальнику сбегаю, печать поставлю». Подождал Дук Сутомо совсем недолго, и отбыл.

Прибыв в столицу, он разместился в маленькой скромной гостинице с вычурным названием «Золотой бегемот», в одноместном номере. Затем он, после трехчасового ожидания в приемной, записался на прием в отдел кадров МСОО (Министерство Стратегической Обороны Океана) по личному вопросу. Размеры флота Эйрарбии внушали уважение численностью личного состава: велено было явиться через пять дней к тринадцати ноль-ноль Он так и сделал, однако ожидание растянулось еще на полторы недели. У него имелось два совмещенных отпуска, посему он не сильно расстроился.

Когда наступил его черед, он шагнул в кабинет сверкая начищенными ботинками. За столом восседал скучающего вида военный чиновник, в звании цур-капитан. Дук Сутомо представился по всей форме.

– Очень тронут, что у Вас, капи-лейтенант? Нелады с начальством? На крейсере притесняют молодых офицеров? – доверительно спросил старший по званию, желая сломать лед и ускорить процесс изложения. Чем-то он очень смахивающий на постаревшего писаря с оставленного Дуком корабля.

– Цур-капитан, разрешите доложить?

Ему кивнули, закуривая.

– Я в совершенстве владею эксплуатацией любого устройства своего корабля.

– Похвально, капи-лейтенант. Вам и карты в руки – служите и радуйтесь.

– Я могу чинить любое устройство корабля типа тяжелый крейсер класса «Морской черт».

– Рад слышать, что во флоте имеются столь настырные ребята, – чиновник натянуто улыбался.

– Я умею бегло читать техническую литературу, на языке браши и переводить без словаря.

– Молодец, капи-лейтенант. И что же?

– Я могу также переводить с языка капуцинов, и чуть хуже с языка шарранов. Кроме того могу делать обратный перевод.

Военный чиновник вскинул брови, погасил окурок и внимательно посмотрел на Дука Сутомо.

– Это уже интересно. Присядьте, офицер, – он наклонился над селектором и щелкнул клавишами. – Вызовите ко мне кого-нибудь незанятого из отдела разведки.

Очень скоро Дук находился в другой, изолированной от посторонних звуков и застрахованной от прослушивания комнате, наедине с тремя экспертами: двумя военными и одним гражданским. Разговор велся на разных языках и был занимателен.

– Попробуйте решить такую загадку, капи-лейтенант, – обратился к нему штатский. – Это исторический, но не афишируемый факт. В бою у острова Кибирири наш броненосец пятого поколения «Огненный ветер», был внезапно атакован двенадцатью крейсерами брашей класса «Надежный». Через пять минут боя «Огненный ветер» затонул. Что по-вашему послужило причиной?

– Можно, господа, я буду отвечать на родном языке, я пока не умею разговаривать на шарранском – хотя речь понимаю, как вы заметили.

Ему кивнули.

– И еще, я хочу уточнить детали. Погодные условия в момент боя? Я так понимаю, архипелаг Суа, куда входит Кибирири, находится примерно на широте десять.

– Была штормовая погода – три балла, видимость около трех километров, тем не менее, жарко.

– Причин может быть очень много, но, все-таки, попытаюсь ответить. Крейсера типа «Надежный» имеют максимальный калибр двести миллиметров. Броне «Ветра» – это не страшно. Поэтому с этой стороны опасность не грозила. Если, из-за шторма крейсера побоялись использовать торпеды, тем более, я так понимаю, превосходя броненосец в скорости они могли его окружить, либо, что безопаснее, дабы в своих не попадать, взять в полукруг. Главным оружием броненосца пятого поколения является сверх-калибр, однако это дальнобойное устройство слабой скорострельности. Обычно, такие корабли должны прикрывать вблизи малые суда. Следовательно, противник превосходил броненосец в скорострельности раз в восемьдесят-сто, в зависимости от количества модернизированных крейсеров среди общей массы. Пробить броню они не могли, но существовала опасность попадания в бортовые надстройки, а без корректировщиков корабль не смог бы стрелять. Одного снаряда сверх-калибра хватало для выведения крейсера из строя или даже потопления, однако нужно было успеть попасть в двенадцать маневрирующих мишеней. Видимо командир сознательно пошел на риск стрельбы, без полного охлаждения стволов после выстрела. У броненосца одно сверхтяжелое орудие. Думаю, еще до десятого выстрела у него от перегрева произошел подрыв. Можно сказать, явное нарушение техники безопасности. Так?

– Да, капи-лейтенант. На восьмом залпе «Огненный ветер» взлетел на воздух. Извините, на чем вы служите, капи-лейтенант.

– Тяжелый крейсер «Морской черт».

– Вы там кем? Начальником службы вооружений?

– Нет, я второй помощник командира передней башни главного калибра крейсера – ВПКПБГКК – сокращенно.

Глаза военных расширились.

– Но ведь это верхний уровень для Вашего звания, без возможности роста. Вас, наверное, за что-нибудь понизили, признайтесь. Для разведки не должно быть секретов.

– Нет, все было нормально. Просто так сложилась жизнь.

– Однако, – сказал штурм-капитан.

Когда аудиенция подходила к концу, оба военных эксперта заспорили.

– Я думаю, вы подходите для отдела стратегического прогноза.

– Нет, Юй, мы берем его к нам, у нас больше связи с техникой.

– Но, черт возьми, Асси.

– Посмотри его диплом, он заканчивал технический колледж, мы имеем преимущество и предоставление ему должности, – он повернулся к ошалевшему младшему офицеру. – Должность уровня «цур», вас устроит? Пока, разумеется?

Когда после трехчасового собеседования Дук Сутомо опять попал к первому чиновнику, тот спросил, держа ручку наготове и намериваясь записывать.

– Так на каком корабле вы служили, капи-лейтенант?

– Служу, – механически поправил Дук и назвал. – Он сейчас в порту Трунджайя, модернизируется, – пояснил он пишущему.

– Так, – произнес цур-капитан, открывая другой журнал. – У вас остались, на корабле какие-нибудь неотложные дела? Вещи?

– Нет, – ответствовал Дук Сутомо.

– Когда сможете приступить к новым обязанностям в Отделе Технического Стратегического Анализа – ОТСА – сокращенно?

– Сейчас.

– Но ведь вы же в отпуске?

– Это не имеет значения, я достаточно отдохнул ожидая приема.

– Личные просьбы есть?

– Да. Я хочу иметь допуск в центральную академическую библиотеку, так меня туда не пустили.

Чиновник почесал нос и посмотрел на гостя еще внимательнее.

– Я попробую выяснить. Это ведь по другому ведомству – науки. Будет некоторая бюрократическая волокита. Дня через два-три, вас устроит?

– Вполне, – согласился Дук.

Так началось его восхождение по служебной лестнице.

33. Лесные эксперименты на себе

– Ну, что, командир, вздрогнем? – произнес Пексман торжественно.

«Образцовый экипаж, – со смутной тоской подумал Браст. – Господи Великий Эрр, до чего я здесь, в этих джунглях, докачусь?» Он посмотрел на свою руку, держащую свернутую воронкой хронопластину. Оттуда, из нутра воронки, шел незнакомый сладковатый запах, это было вожделение прошлых веков – господин Мекр, собственной персоной, перетертый Пексманом в порошок и, ясное дело, перед этим высушенный вблизи реактора. Вообще, по идее, давно надо было попробовать: там в неизвестной дали Эйрарбии мекр стоил чудовищных денег, а здесь они сколько дней подряд давили его кусты гусеницами и так привыкли, что просто не воспринимали его истинную цену.

Хотя усугубить мекр они собирались на пару, принимали они его по разным причинам. Пексман надеялся получить новые неизведанные ощущения и развеять скуку повседневной сумрачной действительности, а Браст вылечить свою укушенную триунпаросом ногу. Ведь не могли же все про мекр врать? Должен же он действительно обладать лечебными свойствами? Теперь Браст во многом сомневался, вот наврали же про то, что растение невероятно редкое – сколько тонн его они уже передавили? Может эти продавцы заморской экзотики специально плетут сказки про его уникальность, дабы загнать цену в горные выси?

Специалист по раскладке мостов Пексман уже жевал, чавкал, слизывал с губ, ни как не мог проглотить это сухое яство. Браст наконец решился: он окунул палец и слизнул с него несколько пылинок. Ничего не случилось. А Пексман, тем временем, снова сыпал в челюсти, наклонив скрученную хронопластину прямо в рот. Песчинки попавшие внутрь Браста уже растворились, без всяких эксцессов. Он повторил подвиг сослуживца – запрокинув голову, опорожнил воронку в себя. Конечно, ни черта не получилось. Куда только не попало, и в нос и в глаза, а в рот… По усам текло, да в рот не попало. Вот так и здесь. Браст был крайне обижен. Проморгавшись, он заглянул в свою тару. Пустота там была, обидная пустота. Он отряхнул губы с завистью глядя на Пексмана. Тот уже поглотил все, и вот у него ничего за зря не пропало.

– Пекс, – сказал Браст, отряхивая подбородок, – у тебя еще есть?

– Да нельзя так много, командир, – ответил Пексман посапывая, – я ведь все по инструкции рассчитал, все правильно дозировал, правда мерки маленькой нет, но все равно более-менее точно.

– Дай еще, видишь у меня авария – все мимо, машину как раз тряхнуло.

– Так мы же не едем пока?

– Как тебя просить, а рядовой? Мне надо, мне ногу нужно вылечить.

– Ладно сейчас отсыплю, только теперь уж аккуратно.

На второй раз все получилось.

– И что теперь? – спросил Браст раздраженно, он жалел о своем потерянном имидже, ведь пришлось просить подчиненного, пусть даже и товарища. – Когда подействует-то?

– Ну, это у кого как, наверное, – пояснил Пексман неопределенно.

– Ладно, подождем, куда нам торопиться, – согласился тенор-сержант.

* * *

Никаких экзотических впечатлений на них не свалилось, разве что Пексман задремал и храпел сильнее обычного, Браст даже не смог его растолкать когда по световоду пришла команда на продолжение движения: пришлось самому садиться за рычаги и вглядываться во тьму всю ночь без смены. К утру Браст даже испугался за Пека, он представил как будет докладывать о причинах его погружения в летаргию, и по телу пошел холодный озноб. «Варкиройт меня съест, – с тоской подумал он, – за разложение дисциплины и панибратство, а док Геклис засмеет, трепанирует на чучело за такую попытку самолечения».

Однако на утро Пексман сладко потянулся и пробудился, с интересом озираясь вокруг, а нога у Браста действительно перестала болеть, только зудела и хотелось чесать, но он знал что нельзя, док Геклис не велел, дабы опухоль не разрослась по всей голени или еще выше. А вот на следующую ночь, осуществился контакт. Пелена видения навалилась неожиданно, он даже почувствовал запах Маарми. Он оказался в ее доме, рядом с ней, неким бестелесным духом, к тому же будто привязанным к ней на ниточке, потому как куда бы она ни направлялась, а она все время навинчивала круги по пустынным помещениям, где кроме нее никого не было, он следовал за ней на одной и той же дистанции. Так они путешествовали долго около часа, а потом все пропало и он снова оказался на командирском сидении с глазами вперившимися в перископ кругового обзора.

– Я долго спал? – спросил Браст у Пексмана, ведущего машину.

– А ты что – спал? Я не заметил.

Браст посмотрел на часы, миновало не более пяти минут. О сушеном мекре он давно забыл. Он обшарил перископом округу: ничегошеньки там не было веселого. Тогда, покосившись на занятого Пексмана, он расстегнул молнию на нагрудном кармане и осторожно достал трофейные бусы. Они были холодные, словно и не лежали около сердца. Долго, долго он смотрел в их темную глубину. Сейчас он верил, что их наличие принесет ему удачу.