Текст книги "Цепная реакция идей"

Автор книги: Федор Кедров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Ирен и Фредерик Жолио-Кюри

Эксперименты. Взгляды. Борьба за мир

Французские ученые Ирен и Фредерик Жолио-Кюри получили мировое признание в годы своей молодости. Им принадлежит одно из замечательных открытий, которое известно под названием «искусственная радиоактивность». Оно сделано в период необыкновенно активной работы физиков-экспериментаторов во всем мире в тридцатые годы. Как известно, эти годы богаты открытиями, создавшими реалистические основы для овладения человеком атомной энергией.

Быстро нарастающий поток экспериментальных открытий во многих странах, началом которого следует считать открытие радиоактивности, в большой мере стимулировался работами Резерфорда по расщеплению ядер. Успешно расщепив ядра многих легких элементов, Резерфорд, однако, не добился результатов, когда пытался то же самое сделать с ядрами тяжелых элементов.

То, что не удалось сделать Резерфорду, сделали Ирен и Фредерик Жолио-Кюри. Они не только открыли эффект «искусственной радиоактивности», но и создали важные предпосылки для открытия учеником Резерфорда Джеймсом Чадвиком незаряженной частицы – нейтрона. Многие считают чету Жолио-Кюри соавторами Чадвика в этом открытии исключительной важности.

Таким образом, даже этот один эпизод, правда, весьма значительный в истории науки, наглядно показывает, что физические исследования могут развиваться только при взаимных контактах, оценках, критике.

Как свидетельствует история науки, выдающиеся открытия способны возбуждать идеи и исследования неограниченно долгое время. Именно к таким работам относится совместное научное достижение супругов Ирен и Фредерика Жолио-Кюри, за которое они были удостоены в 1935 году Нобелевской премии, – явление искусственной радиоактивности.

В 1933 году на Сольвеевском конгрессе в Брюсселе, где присутствовали самые яркие звезды физики нашего столетия, доклад Жолио-Кюри об открытии искусственной радиоактивности был встречен скептически. Но Резерфорд – великий экспериментатор и мыслитель – поддержал молодых ученых. Вернувшись после конгресса из Брюсселя в Кембридж, он написал письмо в Париж, в Институт радия, в котором высоко оценил их открытие.

Ирен и Фредерик Жолио-Кюри часто приезжали в нашу страну, и многие советские физики были их друзьями.

Первый раз это произошло весной 1933 года – их пригласил в Ленинград академик А.Ф. Иоффе для участия в конференции по физике атомного ядра.

Ирен и Фредерику было тогда немногим более 30 лет, по известность, полученная ими после открытия искусственной радиоактивности, простиралась уже далеко за пределы их родины – Франции.

Спустя три года после первого посещения СССР, Ирен и Фредерик второй раз приехали в нашу страну для участия в Менделеевских чтениях, проводившихся в Москве.

В тридцатые годы интерес советских ученых к атомной и ядерной физике быстро возрастал. В Ленинградском физико-техническом институте приступили к организации исследований в этих областях и к подготовке специалистов-атомников. Многие научные сотрудники института, ранее изучавшие свойства полупроводников и диэлектриков, а также занимавшиеся различными вопросами молекулярной физики, выразили желание переключиться на экспериментальную работу в области атомной и ядерной физики. Среди них оказались, например, будущие академики: И.В. Курчатов, А.П. Александров, Ю.Б. Харитон, И.К. Кикоин, Л.А. Арцимович, Г.Н. Флеров, Я.Б. Зельдович, А.И. Алиханов, И.Я. Померанчук.

Многие из них приехали в Москву для участия в первых Менделеевских чтениях. Здесь присутствовали и зарубежные знаменитости из мира физики и химии. Симпозиум состоялся в Московском Доме ученых на Кропоткинской улице.

В день открытия академик А.Ф. Иоффе представил аудитории французских исследователей. Он сказал, что открытие искусственной радиоактивности супругами Ирен и Фредериком Жолио-Кюри привело к созданию большого числа «новых атомов», которые были не известны Д.И. Менделееву. «Искусственная радиоактивность дала, таким образом, новый смысл системе Менделеева, – заключил А.Ф. Иоффе, – как системе всех возможных устойчивых атомных ядер. Нельзя было выбрать лучшего автора для первого чтения, связанного с именем Менделеева, чем Фредерик Жолио».

Доклад делал Фредерик Жолио-Кюри. Он подробно рассказал об опытах по облучению алюминия альфа-частицами полониевого излучателя и о последующем развитии экспериментальных работ вплоть до получения различных искусственных радиоактивных изотопов в чистом виде. Жолио-Кюри также подчеркнул практическое значение открытия и в подтверждение указал, в частности, на то, что им заинтересовалась известная американская промышленная корпорация «Дженерал электрик».

В те годы в живом и остром воображении молодого французского ученого открытие искусственной радиоактивности вызывало фантастические образы, связанные с поразительной возможностью создавать и разрушать химические элементы по желанию физика. В своем докладе он сказал, что в конце концов исследователи найдут способы осуществлять превращения одних элементов в другие, превращения, имеющие взрывной характер. Здесь же Фредерик Жолио-Кюри пытался отыскать непосредственную связь между явлением искусственной радиоактивности (в результате которой некоторые элементы под действием облучения превращались в радиоактивные изотопы, не существующие в природе) и возможностью практического использования атомной энергии. Но в то время эта идея казалась далекой от осуществления. Никто, разумеется, не мог тогда предсказать, что вскоре изобретут радиоизотопные источники электрического тока (идея Ф. Жолио-Кюри сбылась через несколько лет), и эти источники будут успешно работать даже на космических аппаратах.

Самым фантастическим в докладе Фредерика Жолио-Кюри было, пожалуй, предположение, что превращения взрывного характера одних элементов в другие могут охватить все вещества, из которых состоит наша планета. Если бы такое случилось, то, по его словам, произошла бы невиданная, грандиозная катастрофа. Говоря об этом воображаемом трагическом эксперименте, молодой ученый задал вопрос: «Если когда-нибудь исследователь найдет способ вызвать такую катастрофу, то попытается ли он сделать такой опыт? Думаю, что он этот опыт осуществит, так как исследователь пытлив и любит риск неизведанного».

Ирен и Фредерик Жолио-Кюри, точно так же, как Мари и Пьер Кюри, предвидели опасность использования научных открытий в качестве мощного средства разрушения. Фредерик, говоря в своем докладе об исследователе, готовом пойти на все ради удовлетворения своей пытливости, разумеется, хотел предостеречь от подобного «опыта». Исходя из современного уровня научных знаний сегодня можно заключить, что катастрофа, подобная описанной Ф. Жолио-Кюри, не угрожает нашей планете, но зато существуют другие серьезные опасности, связанные с созданием атомного оружия.

В 1937 году автору этой книги посчастливилось встретиться с Фредериком и Ирен Жолио-Кюри. По заданию редакции журнала «Техника – молодежи» я задал им несколько вопросов, касающихся их открытия и его практического использования.

В моей статье «Искусственная радиоактивность», напечатанной в журнале «Техника – молодежи» после интервью (№2, 1937), было рассказано о нарисованной Фредериком Жолио-Кюри воображаемой картине уничтожения планеты в результате эксперимента «пытливого исследователя». Редакция сочла нужным снабдить статью следующим примечанием: «Мы не разделяем опасений Фредерика Жолио-Кюри о возможности подобной катастрофы. Разрушение элементов в таком грандиозном масштабе будет непосильно какому-либо маньяку-одиночке, который не остановится перед тем, чтобы взорвать мир из своей лаборатории. Такие работы теперь не составляют тайны одиноких исследователей, а ведутся коллективами научных учреждений в различных странах. Задача будущей науки и техники и заключается в том, чтобы найти способы, как „обуздать“ и использовать колоссальную атомную энергию».

Статья опубликована всего за три года до того, как были полностью засекречены все научные работы, связанные прямо или косвенно с проблемами использования атомной энергии, и в связи с этим исчезли со страниц научной печати статьи по этим вопросам. Исследования, о которых идет речь, действительно выполнялись не учеными-одиночками и поэтому не составляли секрета отдельных людей. Они стали объектом действий научных коллективов и являлись отныне государственной тайной.

В 1945 году люди всего мира стали свидетелями катастрофы, вызванной атомной энергией. Над густонаселенными городами Японии Хиросимой и Нагасаки взорвались атомные бомбы, что привело к гибели сотен тысяч людей и колоссальным разрушениям. Это отнюдь не был опыт, поставленный «пытливым исследователем». Фредерик Жолио-Кюри без колебаний присоединился к армии активных борцов за мир, против зловещего атомного оружия, угрожавшего народам.

На протяжении всей своей научной деятельности Ирен и Фредерик Жолио-Кюри проявляли большой интерес к работам советских ученых-физиков и поддерживали с ними личные контакты. Они хорошо знали Д.В. Скобельцына, который долгое время работал под руководством Мари Кюри в Институте радия в Париже, академика А.Ф. Иоффе, приезжавшего несколько раз к Мари Кюри и участвовавшего в Сольвеевских конгрессах в Брюсселе, члена-корреспондента АН СССР Я.И. Френкеля, который посетил Институт радия и обсуждал с Жолио-Кюри некоторые вопросы теоретической ядерной физики.

В 1937 году супруги Жолио-Кюри вновь побывали в Ленинграде и посетили Физико-технический институт. Они особенно интересовались лабораториями И.В. Курчатова и Д.В. Скобельцына, где с 1930 года проводились исследования по ядерной физике. Они присутствовали на теоретическом семинаре по ядерной физике, руководимом Я.И. Френкелем, обсуждали некоторые проблемы с ним и с Л.Д. Ландау.

Вскоре после описанных событий в печати появились фундаментальные теоретические работы Я.И. Френкеля о статистической модели ядра и по электрокапиллярному делению ядер медленными нейтронами, работа Я.Б. Зельдовича и Ю.Б. Харитона, в которой было показано, что при одном акте деления ядра выделяется больше двух «вторичных» нейтронов. Последняя работа по времени почти совпала с экспериментальным установлением этого важного факта в работах Жолио-Кюри и Ферми.

Наиболее важные открытия были сделаны Ирен и Фредериком совместно.

Ирен Кюри родилась в Париже 12 сентября 1897 года. Рождение дочери было настоящим праздником для Мари и Пьера Кюри, и на некоторое время даже их работа отодвинулась на второй план. Судя по воспоминаниям, мать и отец нежно заботились о ребенке, разделяя, насколько можно было, эти заботы между собой.

Пьер Кюри много времени уделял подросшей девочке, которая проявляла необычную для своего возраста любознательность и умственно развивалась быстрее своих сверстниц. Вот что об этом писала Мари Кюри: «Наша старшая дочь, подрастая, стала маленькой подругой отца, который очень интересовался ее воспитанием и охотно гулял с ней в свободные минуты, особенно в дни каникул. Он вел с ней серьезные разговоры, отвечал на все ее вопросы и радовался быстрому развитию ее юного ума».

После смерти Пьера Кюри семья жила вместе с дедом – доктором Эженом Кюри, пережившим сына на четыре года. В дальнейшем воспитание Ирен и младшей дочери Евы легло целиком на плечи Мари.

Ева Кюри – впоследствии журналистка и писательница – в своей известной книге о Мари Кюри отмечала, что в результате влияния Эжена Кюри и матери у Ирен выработалась духовная уравновешенность, неприязнь к унынию, антиклерикализм, отвращение к насилию, левые политические убеждения.

Первоначальное образование Ирен и Ева получили под руководством матери. Мари Кюри и ее коллеги по университету организовали для своих детей необычную школу, которую посещало около десяти учеников и учениц. Физику в этой школе преподавала сама Мари Кюри, занятия она проводила в Парижской школе промышленной физики и химии, где в то время работала. Учителем химии был Жан Перрен; дети приходили на его уроки в Сорбонну. Математику преподавал Поль Ланжевен. Детей обучали также истории, литературе, иностранным языкам, рисованию, шитью. Вместе с Ирен обучались сын Жана Перрена – Франциск, впоследствии известный физик-атомник и верховный комиссар Франции по атомной энергии, сменивший на этом посту Фредерика Жолио-Кюри, и сын Поля Ланжевена – Жан, ставший также известным физиком. Мари Кюри уделяла большое внимание и спортивному воспитанию своих дочерей.

Юным ученицам и ученикам не только читали курс естествознания, как это делалось обычно в школах, но и прививались навыки обращения с физическими приборами, их знакомили с химическими реактивами, привлекали к участию в различных химических опытах. Таким образом, ученики постоянно находились в атмосфере научной работы, проводившейся в лабораториях Сорбонны и Школы физики и химии.

После двух лет учения в импровизированной школе Ирен определили в частную школу – Коллеж Севинье. Позднее здесь училась и ее сестра Ева. Ирен окончила школу и получила диплом о среднем образовании, после чего стала готовиться к поступлению в Сорбонну.

Часто Ирен, а впоследствии и ее сестра Ева вместе с матерью посещали различные страны, где Мари Кюри принимала участие в научных конгрессах. Четырнадцатилетняя Ирен в 1911 году поехала с матерью в Стокгольм и присутствовала на торжественной церемонии вручения ее матери второй Нобелевской премии. Могла ли думать тогда Мари Кюри, что спустя два десятилетия, в этом же зале Стокгольмской консерватории Нобелевская премия будет вручена ее дочери.

В 1913 году Ирен вместе с матерью совершала туристскую поездку по Франции. К ним присоединился Альберт Эйнштейн с сыном. Мари Кюри и Альберт Эйнштейн беседовали о науке, и Ирен внимательно прислушивалась к этим беседам. К сожалению, беседы не сохранились для Истории. Но по словам подруги Ирен физика Эжени Коттон, «проницательному Эйнштейну понадобилось немного времени, чтобы заметить большое научное дарование Ирен и подружиться с ней. Этой большой дружбе он никогда не изменял». А ведь когда возникла эта дружба, Ирен было всего шестнадцать лет.

Весной 1914 года Мари Кюри сняла дачу для Ирен и Евы в Бретани на берегу Ламанша. Она должна была приехать к ним в августе, так как учебный год в Сорбонне, где она преподавала, кончался 1 августа и, кроме того, ей нужно было наблюдать за строительством Института радия. Но вспыхнувшая война изменила ее планы. Взвесив все обстоятельства, Мари Кюрн приняла решение не ехать в Бретань, а остаться в Париже на неопределенное время. Она писала дочери: «Дорогая Ирен, мне очень хочется привезти вас сюда (в Париж. – Ф. К.), но в настоящее время это невозможно. Запаситесь терпением. Немцы с боями проходят через Бельгию. Доблестная маленькая страна не согласилась беспрепятственно пропустить их... Французы, все до одного, твердо надеются, что схватка будет хоть и жестокая, но недолгая. Польская земля в руках немцев. Что останется на ней после них? Я ничего не знаю о своих родных».

В те дни, когда идет ожесточенная битва на Марне и над Парижем нависает смертельная опасность, Мари Кюри решает спасти хранящийся в ее лаборатории радий от немцев и для этого везет его в безопасное место – в Бордо. В поезде, переполненном беженцами, эвакуировавшимися из Парижа на юг Франции, она сидит со своим скромным вещевым мешком. Прикрытая нехитрыми пожитками в нем находится тяжелая свинцовая коробка, в которой уложены маленькие пробирки с радием. В Бордо нечего и думать о номере в гостинице: все переполнено. Случайный спутник по вагону помогает Мари Кюри снять комнату в частной квартире. На следующий день Мари помещает коробку с радием, оцениваемую в миллион франков, в сейф одного из банков. Теперь радий надежно спрятан. Мари Кюри возвращается в Париж в воинском поезде, забитом до отказа солдатами.

В годы второй мировой войны, когда Париж будет оккупирован фашистами, Фредерик Жолио-Кюри повторит подвиг Мари Кюри, и его задача будет более трудной. Он спасет от немецких захватчиков запас тяжелой воды, сохранив ее для будущего ядерного реактора, который он со своими сотрудниками построит в Шатийоне под Парижем.

Но как же развивались события в Париже во время первой мировой войны? Ирен удалось приехать из Бретани к матери. Институт радия был уже построен, но лаборатории пустовали, оборудование не успели смонтировать. Сотрудники были призваны в армию и покинули Париж. Мари Кюри вместе с Ирен вносят приборы и аппаратуру в новое здание, устанавливают их в лабораториях. Но они вынуждены прервать свою работу.

Война поставила перед Мари Кюри новые задачи. Фронт нуждался в передвижных рентгеновских установках для обслуживания тысяч раненых французских солдат и офицеров. Мари Кюри взяла на себя заботу об организации этого нового в те времена дела. Она обучила Ирен специальности рентгенотехника, и они вместе работали на этих установках, часто выезжая в полевые госпитали.

Военные события отодвинули для Ирен время окончания университета, но работа в действующей армии захватила ее, и она отдавала все силы для спасения раненых. Ей приходилось вместе с сестрой работать также на полях во время уборки урожая, где французские женщины, в том числе и горожанки, заменяли крестьян, мобилизованных на фронт.

Наконец война окончилась. Мари Кюри смогла продолжать свои исследования в Институте радия. Сюда возвратились некоторые ее сотрудники.

Ирен, которой к этому времени исполнился 21 год, приступила к занятиям в университете.

Ева Кюри в своей книге о матери писала об Ирен: «...спокойная, уравновешенная, она ни на минуту не сомневается в своем призвании. Она намерена быть физиком, она хочет, и это точно, изучать радий. Удивительно просто и естественно Ирен Кюри вступает на путь, по которому следовали Пьер и Мари Кюри. Она не задается вопросом, займет ли в науке такое же большое место, какое заняла ее мать, и не чувствует тяготеющего над ней громкого имени. Ее искренняя любовь к науке, ее дарование внушают ей только одно честолюбивое желание: работать всю жизнь в лаборатории, которая строилась на ее глазах и где с 1918 года она значится как „прикомандированная лаборантка“».

Эжени Коттон в своих мемуарах писала об этом периоде: «Положение работника лаборатории, состоявшего в родстве с директором, всегда несколько щепетильно, но Ирен во все вносила такую простоту, что никогда не испытывала трудностей этого рода. Однажды она сказала: „Меня нисколько не волновало, достигну ли я того же, что моя мать. Я любила поиски ради них самих. Есть некоторые незначительные опыты, которые доставили мне удовольствия больше, чем те, что сулили громкие успехи“. Эти были счастливые годы для матери и дочери... Они сильно отличались друг от друга по характеру. Мари была сложнее, Ирен более прямолинейной. Но их споры еще больше укрепляли их глубокую нежность друг к другу и их взаимное уважение».

В 1920 году Ирен Кюри – студентка Сорбонны и младшая дочь Ева сопровождали мать в ее триумфальной поездке по Соединенным Штатам Америки, куда ее пригласили, чтобы торжественно вручить в дар 1 грамм радия. Во время этой поездки они посетили несколько университетов и научно-исследовательских центров. Путешествие помогло студентке Сорбонны познакомиться с работой ученых и с лабораториями, гораздо лучше оснащенными, чем хорошо знакомый ей Институт радия.

Мари Кюри была встречена американскими учеными с большими почестями, но и простые американцы стремились увидеть великую исследовательницу радиоактивности. В американских университетах ей были присвоены почетные ученые степени. Она сделала несколько докладов о радиоактивности, встречалась с известными общественными деятелями того времени, с писателями, художниками и другими выдающимися представителями американской культуры. Спустя много лет после этого Ирен в статье «Мари Кюри, моя мать» писала, что мать никогда не искала светских знакомств и связей с влиятельными людьми: «...она очень хорошо сознавала свое значение и не испытывала ни малейшего удовлетворения от встреч с титулованными лицами или министрами. Она была очень довольна, мне кажется, когда случай дал ей возможность познакомиться с Редиардом Киплингом, а то, что ее представили королеве Румынии, не произвело на нее ни малейшего впечатления».

Ирен была свидетельницей славы Мари Кюри, которую можно было сравнить лишь со славой Альберта Эйнштейна. Но она видела, что эта слава оставляет ее мать довольно равнодушной. Мари часто говорила, что личность ученого сама по себе не имеет значения, важны лишь его открытия. Впоследствии, когда Ирен Жолио-Кюри сама стала всемирно известным ученым, она тоже всегда была неизменно скромна.

После окончания университета Ирен Кюри работала препаратором (лаборантом) в Институте радия. Под руководством матери она начала готовить докторскую диссертацию на тему об исследовании альфа-частиц, испускаемых полонием, которую защитила в 1925 году. После защиты она продолжала изучать природные радиоактивные элементы, особенно полоний, и это заняло у нее несколько лет. Результаты своих работ Ирен изложила в монографии «Природные радиоактивные элементы», изданной в Париже в 1946 году, а затем в Варшаве (в переводе на польский язык) в 1954 году.

Работы Ирен всегда интересовали Мари Кюри, и часто мать и дочь обсуждали их совместно. Академик А.Ф. Иоффе, посещавший Институт радия, писал в воспоминаниях: «Показывая работы своей дочери Ирен Кюри и племянника покойного мужа, мадам Кюри старалась получить объективное суждение посторонних; она хотела, видимо, проверить высокую оценку, которую нельзя было не дать их деятельности. Уже в те годы по своему таланту выделялся в институте Фредерик Жолио, впоследствии муж Ирен Кюри».

А.Ф. Иоффе считал, что открытое Ирен совместно с мужем Фредериком Жолио-Кюри явление искусственной радиоактивности, как и другие их выдающиеся достижения, навсегда останутся в истории науки. А.Ф. Иоффе отмечал также высокие моральные качества всех членов этой семьи. Он писал: «Что особо отличало Ирен Кюри – это ее правдивость. Каждое произнесенное ею слово отвечало тому, что она думала. Иногда это вызывало конфуз для ее собеседников. Такая ситуация возникала особенно часто, когда она в период Народного фронта входила в правительство в качестве руководителя науки и народного просвещения. Не все люди, с которыми она встречалась по должности, заслуживали уважения, и не все догадывались избегать ее высказываний, которые точно, без прикрас выражали ее мнение».

В 1926 году Ирен вышла замуж за Фредерика Жолио. Соединились имена и личные судьбы двух талантливых ученых.

Эжени Коттон писала: «На первый взгляд казалось, что характеры молодых супругов очень несходны. Фредерик – порывист, Ирен – сдержанна и методична... Но у них были одинаковые взгляды на науку, на спорт, на семейную жизнь. Гуляя в лесу Сенар, они увидели, что любят длинные прогулки. На берегу моря они с радостью обнаружили, что оба великолепно гребут и плавают, а в горах они узнали, что оба любят лыжи. Иногда они поддразнивали друг друга. Ирен говорила друзьям: „Есть мужья, которые бережно хранят фотографию жены. Попросите Фреда показать карточку, которую он носит в своем портфеле“. Это была карточка не Ирен, а великолепной щуки, пойманной Фредериком».

«Семья Жолио-Кюри, – писал Бруно Понтекорво, – была необычайно простой, приветливой, исключительно дружной, хотя Фредерик и Ирен были очень разные по характеру люди. Она – застенчивая, немногословная, он – мастер рассказывать разные истории, не прочь „послушать себя“ – типичный француз. Мне приходит на память такая сцена. На одном из семинаров в лаборатории Жолио его жена Ирен сидит рядом, обеспокоенная здоровьем мужа, который непрерывно курит. Она несколько раз выхватывает у него изо рта сигарету и бросает ее, а он невозмутимо закуривает новую. Это продолжается до тех пор, пока Фредерик не пересаживается на другое место».

Весной 1934 года резко ухудшилось здоровье Мари Кюри. Ирен и Фредерик проводили много времени в комнате больной. Мари беседовала с дочерью и зятем о неотложных опытах, корректурах статей, о молодых сотрудниках Института радия. Совершенно ослабевшую, но не утратившую удивительной ясности ума Мари Кюри отвезли в санаторий в Сансельмозе. Врачи предприняли попытки спасти ее жизнь, но тщетно.

Лаконичные записи в больничном журнале гласят:

«Мадам Кюри скончалась в Сансельмозе 4 июля 1934 года».

«Мадам Кюри может считаться одной из жертв длительного обращения с радиоактивными телами, которые открыли ее муж и она сама».

Фредерик писал, что Мари и Пьер Кюри производили в 1900 году химические реакции с радиоактивными веществами так, как будто имели дело с обычными неактивными элементами. 0,1 грамма радиевых солей, извлеченных из сент-иоахимстальской урановой смолки, – это было количество, небезопасное для работы.

Через несколько лет после смерти Мари Кюри Ирен Жолио-Кюри стала директором Лаборатории Кюри Института радия (сменив Анри Дебьерна) и профессором естественнонаучного факультета Сорбонны. В 1935 году Ирен Жолио-Кюри назначили руководителем работ Национального фонда наук, а спустя год – заместителем министра просвещения (государственным секретарем) по научно-исследовательской работе в правительстве Народного фронта.

Эжени Коттон приводит очень интересную характеристику Ирен Жолио-Кюри, относящуюся к тому времени, когда она была директором Лаборатории Кюри Института радия и одновременно заместителем министра. Несмотря на сильную занятость, Ирен оставалась доступной для всех, кто хотел ее видеть.

После 1937 года Фредерик и Ирен Жолио-Кюри оказались связанными с различными учреждениями. Ирен продолжала работать в Парижском университете (Сорбонне), а Фредерик был избран профессором Коллеж де Франс. Ученые руководили лабораториями, тематика которых была различной. Нарушилось длительное совместное сотрудничество, связавшее их имена в первое десятилетие супружеской жизни. С этих пор исследования Ирен и Фредерика развивались в различных направлениях, хотя во многом их научные интересы продолжали оставаться общими.

Фредерик Жолио-Кюри продолжал работу в области ядерной физики, а Ирен осталась верна радиохимии: ее труды посвящены вопросам, составляющим содержание новой науки – ядерной химии.

После окончания второй мировой войны в 1946 году Ирен Жолио-Кюри вошла в состав комиссариата по атомной энергии Франции, но через несколько лет покинула пост комиссара. Фредерик еще оставался верховным комиссаром по атомной энергии.

В исследованиях, выполненных Ирен Жолио-Кюри вместе с талантливым югославским физиком Павле Савичем, она была близка к открытию процесса деления ядер урана. Однако в опытах по бомбардировке нейтронным пучком урановой и ториевой мишеней возникали не новые трансурановые элементы, как предполагала Ирен, а образовывалось по два вещества с почти одинаковыми свойствами из средней части периодической системы Д.И. Менделеева. Это помешало исследователям сделать последний, решающий шаг к открытию деления урана. Позднее эта задача была решена в Берлине Отто Ганом, Лизе Мейтнер и Фрицем Штрассманом.

Ирен Жолио-Кюри как выдающийся ученый в области радиоактивности, радиохимии и ядерной физики, автор более 50 научных трудов, пользовалась широкой известностью во Франции и других странах. Многие иностранные академии, научные общества и институты избрали ее своим членом. В 1947 году Ирен Жолио-Кюри была избрана иностранным членом Академии наук СССР. Она имела дипломы члена Бельгийской королевской академии, Академии наук Индии, почетного доктора Эдинбургского университета, университета в Осло и другие.

Ирен, как и ее мать Мари Кюри, не была избрана в Парижскую академию наук. Десятилетия, отделявшие даты баллотировки в академию матери и дочери, не внесли изменений в существовавшее веками положение – высокое научное учреждение Франции еще не отказалось от традиционного предубеждения против женщин-ученых, бесспорно достойных академического звания.

Ирен два раза выставляла свою кандидатуру в академики. Она понимала, что шансов быть избранной у нее почти нет. Но ее цель заключалась главным образом в том, чтобы публично подчеркнуть право французских женщин занимать академические посты наравне с мужчинами. Это был далеко не единичный жест в пользу женского равноправия. Ирен постоянно уделяла внимание трудной борьбе за равенство французских (и не только французских) женщин с мужчинами в любых сферах трудовой и творческой деятельности, а также за улучшение их общественно-правового положения.

Профессор М. Гайсинский многие годы наблюдал работу Ирен в Институте радия. В своей статье, напечатанной в «Ле леттр франсэз» 22 марта 1956 года, он писал: «Мадам Жолио, профессор Сорбонны и директор Института радия, в действительности была прежде всего физиком и химиком, собственноручно проводившим опыты над собственноручно же приготовленными и очищенными препаратами. Она крайне редко просила помощи ассистентов и технических сотрудников, имевшихся, может быть, в недостаточном числе для удовлетворения нужд всей лаборатории, но силами которых она вполне могла располагать. Когда несколько лет назад она взялась за исследование эффекта образования альфа-частиц низких энергий с не изученными еще характеристиками, испускаемых некоторыми минералами, ее часто можно было видеть в маленькой химической лаборатории, наблюдающей за кипением раствора или промывающей осадки на фильтре. Или она проводила время в физической лаборатории: склонившись над микроскопом, фотографировала траектории частиц на пластинку, ею же приготовленную. Всего несколько месяцев назад Ирен можно было видеть за новым аппаратом для счета частиц с хронометром в одной руке и карандашом – в другой».

Однако такая преданность экспериментальной работе никогда не мешала Ирен Жолио-Кюри посвящать много времени преподавательской деятельности и руководству лабораторией. Так было и в последние годы ее жизни.

Профессор М. Гайсинский говорил автору этой статьи, что, преодолевая с огромным мужеством болезнь, Ирен вместе с Фредериком развернула активнейшую деятельность по осуществлению проекта создания большого института ядерной физики в Орсе. Она надеялась, что в январе 1957 года закончится строительство первых зданий лаборатории и можно будет приступить к монтажу мощного ускорителя, а через год в Орсе перебазируется большая группа исследователей Института радия. Забота об Орсе не оставляла ее даже на больничной койке в госпитале, куда она была доставлена прямо с гор, где находилась на отдыхе.