Текст книги "Следы на снегу"

Автор книги: Фарли Моуэт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Отплыв из залива, «Наскопия» отправилась на запад, но не в Кейп-Дорсет, а в необитаемую Элизабет-Харбор, что на южном побережье полуострова Бутия. В трюмах она несла детали для сборных домов и припасы для новой фактории, но если кто-то из находящихся на борту эскимосов с Баффиновой Земли и знал о ее назначении, то никто не подозревал, что именно на их долю выпала задача обеспечить преуспевание фактории.

Углубившись немного в воды пролива Принс-Риджент, старая посудина натолкнулась на плотные льды – настолько плотные, что через три дня напряженных попыток преодолеть их вынуждена была остановиться. Капитан решил повернуть назад, и через два дня «Наскопия» бросила якорь у небольшого эскимосского поселения в Арктик-Бей на северной оконечности Баффиновой Земли. Было принято поспешное решение: выгрузить на берег припасы для новой фактории вместе с поселенцами и подобрать их следующим летом, чтобы вновь попытаться пробиться к побережью Бутии.

Люди из Пангниртанга, до прискорбия хорошо познакомившиеся с обычаями белых за сто лет контактов с китобоями, заходившими в море Баффина залив, казалось, заподозрили неладное и наотрез отказались покидать судно. Они заявили, что поедут домой, и никуда больше. Люди из Понд-Инлет, чей дом находился в полутораста милях от Арктик-Бей – туда можно было добраться на собачьей упряжке, – придерживались иного мнения.

Китсуалик еще с одним или двумя мужчинами из Кейп-Дорсет присоединился вначале к выходцам из Пангниртунга, но на судне был сильный отряд полицейских, и Кававу принялся убеждать, что их силой ссадят на берег, если они не согласятся сойти добровольно. Потом к ним пришел белый человек и объяснил, что в этот сезон «Наскопия» уже не успеет вернуться в Кейп-Дорсет, но, если никто не переменит своего решения к началу следующего лета, их отвезут домой. После этих уговоров группа из Кейп-Дорсет неохотно согласилась сойти на берег вместе с семьями из Понд-Инлет. Люди из Пангниртунга остались тверды в своем решении, а когда стало ясно, что их удастся ссадить только силой, служащие Компании отступили. Через несколько дней непокорные упрямцы сошли на берег в виду родных гор.

Снова эскимосы из Кейп-Дорсет очутились в незнакомой местности, причем на этот раз еще и среди неизвестных людей, говорящих на незнакомом диалекте. Не желая покушаться на охотничьи земли эскимосов Арктик-Бей, они делали небольшие вылазки от поселка и третий год подряд существовали практически только на скудный паек, выдаваемый служащими Компании. Скитальцев поддерживала лишь неугасающая надежда, что наступит лето и их отвезут домой. Семьи из Понд-Инлет не разделяли этой надежды. Как только установилась подходящая для переездов погода, они запрягли собак и без шума покинули Арктик-Бей.

За эту долгую зиму планы Компании претерпели некоторые изменения. Лоренцо Лирмонт, управляющий факторией Йоа-Хейвен на острове Короля Уильяма (самая близкая к Бутии западная точка, до которой Компании удалось добраться), давно лелеял навязчивое и тщеславное желание открыть торговлю в краю нетчинглингмиут. И зимой 1936 года ему удалось уговорить руководство Компании предпринять наступление с двух сторон одновременно. Пока небольшая вспомогательная шхуна Компании «Аклавик» будет пытаться добраться до Бутии с запада, «Наскопия» предпримет такую же попытку с востока. Если тому или другому судну удастся достичь цели, у входа в пролив Белло будет основана фактория. Если же это удастся обоим судам, тогда сможет наконец осуществиться почти вековая мечта об использовании пригодного для торговли Северо-Западного прохода. И в том и в другом случае, говоря словами хроникера Компании, нетчинглингмиут «будут включены в жизнь современной цивилизации».

Ледовая обстановка летом 1937 года оказалась исключительно благоприятной. Маленькая «Аклавик» выбралась за пределы пакового льда Йоа-Хейвен в пролив Белло, и Лоренцо Лирмонт вышел встречать «Наскопию», когда она прибыла с запада со всем необходимым для основания новой фактории Форт-Росс.

Во «все необходимое» входили и шесть семей эскимосов из Кейп-Дорсет, которые отзимовали в Арктик-Бей и, отплыв оттуда на «Наскопии», все еще надеялись попасть домой. Но в эти последние дни августа, стоя в отчаянии на каменистом берегу у будущего Форт-Росса и глядя вслед тающему в осеннем небе облачку дыма из трубы «Наскопии», они потеряли последнюю надежду, растаявшую подобно последней струйке дыма над горизонтом.

Напачи-Кадлак так вспоминал чувства и настроение людей в тот день:

«Теперь все знали, что никогда не вернутся домой. Некоторые женщины плакали и отказывались от еды. Никому здесь не нравилось. Нетчинглингмиут не любят, когда к ним приходят незнакомые люди. Мы совсем не знаем этих краев, не знаем, что делать».

Пока изгнанники находились в столь плачевном состоянии, они никак не отвечали намерениям Компании Гудзонова залива. Необходимо было каким-то образом вывести их из состояния отчаяния и апатии. Решили погрузить их на моторную лодку «Тюлень» и отвезти еще на полтораста миль к северу, на необитаемый мыс острова Сомерсет. Предполагалось, что там они в силу необходимости снова соберутся с духом, что позволит им как-то выжить, и таким образом будет положено начало меховому промыслу на новых землях.

Управляющим факторией, которой было присвоено громкое название Порт-Леопольд, а также опекуном группки эскимосов с Дорсета был назначен некий Эрни Лайол – еще молодой человек, прослуживший, однако, в Компании около десяти лет. Тут эскимосам повезло. В его жилах текла эскимосская кровь. Лайол родился на Лабрадоре, знал, любил и понимал своих кровных братьев.

Он сдружился с Китсуаликом и через некоторое время женился на старшей сестре Сузи – Нипеше.

Лайолу и его подопечным досталась невероятно трудная доля. Ледовая обстановка была почти так же тяжела, как и в Дундас-Харборе, а местность вокруг Порт-Леопольда – так же негостеприимна: недаром нетчинглингмиут избегали селиться на острове Сомерсет, за исключением кусочка его западного побережья. В 1940 году Компания сочла нецелесообразным содержать там факторию.

Лайол повел скитальцев на юг, но, за исключением Кававу и его семьи, они отказались приближаться к Форт-Россу. Они не желали иметь никаких дел ни с находящимися там белыми, ни с нетчинглингмиут, которым они не доверяли и которых недолюбливали. Поэтому они решили остановиться на северном берегу залива Кресуэлл, который выходит в узкий пролив Принс-Риджент в шестидесяти милях севернее Форт-Росса. Оттуда они обратились с последней мольбой к Компании, передав через Лайола свое желание вернуться домой. Их просьба была отвергнута. Более того, тем же летом «Наскопия» привезла из Кейп-Дорсет еще две семьи – их уговорили присоединиться к «хорошо устроившимся» на острове Сомерсет соплеменникам.

Вместе с новыми поселенцами с борта «Наскопии» невидимкой сошел еще один смертельно опасный «пассажир». От инфлюэнцы к концу октября в Форт-Россе умерло четырнадцать эмигрантов, включая шестерых эскимосов из залива Кресуэлл.

С наступлением зимы пришел голод. Шкуры песцов почти ничего не стоили, и мужчины не могли даже купить патронов, чтобы прокормиться охотой, не говоря уже о том, чтобы приобрести в достаточном количестве продукты. Ослабев от болезни, поразившей почти всех мужчин, женщин и детей поселения, испытывая недостаток в патронах, под хлещущими порывами ураганных ветров, из-за которых восточный берег острова Сомерсет имел среди нетчинглингмиут дурную славу, оставшиеся в живых переселенцы из Дорсета встречали первую зимовку в своем шестом по счету месте изгнания без надежды ее пережить.

Хотя дорсетцы были пришельцами в заливе Кресуэлл, они чувствовали, что свирепые, налетающие с севера ветры, из-за которых закрыли факторию Порт-Леопольд, здесь будут буйствовать с не меньшей силой, поэтому и построили свои иглу у подножия скальной гряды, протянувшейся параллельно северному берегу залива примерно в полумиле от него. Китсуалик со своим другом Томаси выбрали место для домов в нижней части залива, где скалы постепенно понижались, переходя в плато, но Джеймиси, Джохани и молодой эскимос по имени Джози построили свои иглу на несколько миль западнее, где скалы вздымались почти до ста футов.

В четырнадцать лет Сузи стала исключительно привлекательной девушкой, к тому же почти на голову выше ростом всех остальных членов племени. При этом она была умницей и обладала всеми достоинствами эскимосок по части ведения хозяйства. Сузи, хотя еще и жила в семье родителей, была помолвлена с Джози. Они собирались пожениться осенью. Свадьбу пришлось отложить, когда во время эпидемии умерли отец и дядя Джози и он остался единственным кормильцем двух вдов и пятерых детей.

Весь декабрь бураны, налетающие на залив Кресуэлл с полярных ледяных просторов, свирепствовали до такой степени, что почти не позволяли охотиться на тюленей у лунок в отполированном ветрами льду. Мяса не хватало, голод убивал собак, иссушал людей.

Во время зимовки в Арктик-Бей старший брат Сузи – Гидеон перешел в христианскую веру, ища в религии белых пути к спасению от жалкого существования изгоев. Теперь он отмечал рождество в холодной темноте родительского иглу, где тюлений жир стал слишком драгоценен, чтобы жечь его в лампах. Безрадостна была эта пародия на рождество, но семья Китсуалика жила все же лучше, чем семья Джози, – изможденному юноше уже несколько недель подряд не удавалось добыть ни одного тюленя, поэтому женщины и дети в его иглу питались только тем немногим, чем могли поделиться с ними Джеймиси и Джохани.

В первые дни января ветры улеглись, и начался снегопад. Джеймиси и Джохани переселили семьи в небольшие временные иглу на паковом льду, чтобы быть ближе к месту охоты. Джози собирался поступить так же, но ему надо было бы в таком случае переселять восьмерых, поэтому он счел за лучшее остаться на прежнем месте и охотиться из иглу Джеймиси. Наконец ему повезло – в один прекрасный день он убил острогой большого тюленя. Под прикрытием скальной гряды он дотащил добычу до дома, и в этот вечер женщины и дети пировали.

Но ночью вновь поднялся северный ветер, перешедший в ревущий буран. А хорошо накормленная семья Джози, первый раз за много дней по-настоящему согревшаяся, не услышала в этом реве особой угрозы, тем более что постепенно звук ослабевал. Все уснули, считая, что буран стихает. Они не знали, что ярость бурана была заглушена снежной рекой, скатывающейся со скал и застывающей плотными слоями над крышей их иглу.

На следующий день Джози нашел выходной туннель настолько забитым, что ему пришлось прокапывать ход наружу целый час. И когда он наконец пробился, то увидел, что наверху бушует страшная пурга.

Снег обрушивался с гряды, переваливая через нее подобно реке, – так позже он описывал открывшуюся картину. – Ничего невозможно было разглядеть. Голова казалась погруженной в быстро застывающую воду. За короткое время, пока моя голова была на поверхности, снег успел засыпать вырытую лунку. Я догадывался, что все иглу уже под снегом, и потому посчитал, что, пока еще можно выбраться наверх, лучше поспешить.

Пробравшись снова внутрь иглу, которое под толстым снежным покрывалом, освещенное и согретое жировыми лампами, казалось теперь особенно уютным, Джози принялся убеждать женщин одеться потеплее и как можно лучше закутать детей. «Нам необходимо уйти отсюда!» – заключил он, описав всю ярость бушующей наверху непогоды.

Женщины начали было собираться, но, поразмыслив, прекратили сборы. Если наверху такой страшный буран, то где им найти укрытие? Даже если и удастся в слепящем вихре найти иглу Джеймиси и Джохани, то добраться туда с таким количеством детей они вряд ли сумеют. В конце концов они отказались покидать иглу, решив переждать буран. Если они сами не смогут выбраться наружу, тогда, конечно, Джеймиси и Джохани отправятся их искать и откопают из снежного плена.

Никакие убеждения Джози не могли их поколебать. Еще час или два мучился он в нерешительности, прежде чем сделал свой выбор. Если никто не хочет идти вместе с ним, он пойдет один.

Старшему ребенку в иглу исполнилось только десять лет, но он уже считал себя самостоятельным мужчиной и не хотел повиноваться женщинам. Натянув меховую одежду, он пополз за Джози. Через несколько часов юноша и мальчик, вконец обессиленные, отогревались в иглу Джеймиси.

Буран бушевал еще день и целую ночь. Потом он слегка стих, и Джози вместе с Джеймиси и Джохани стали пробиваться к берегу, хотя ветер иногда валил их с ног. Земля была покрыта таким плотным и толстым слоем снега, что невозможно было разглядеть никаких примет, облегчающих поиски иглу Джози, а снег все переваливал через гряду такой же лавиной, как и прежде. Поиски не прекращались до тех пор, пока ветер вновь не набрал прежнюю необоримую силу и не заставил их отступить под прикрытие иглу на льду залива.

Когда буран наконец выдохся и ясно разгорелся короткий зимний день, мужчины поспешили на берег… и очутились в неузнаваемо изменившемся мире. Почти до самой вершины гряды простирался ровный пологий снежный откос, – на восток и на запад насколько мог видеть глаз. Все знакомые приметы были заметены, поэтому эскимосы, отправившиеся на поиски иглу, остановились в полном замешательстве. Но где-то под ними, придавленные массой тяжелого снега, были замурованы две женщины и четверо детей. Поэтому они не прекращали отчаянных попыток: копали, протыкали снег шестом наугад, искали хоть какой-нибудь намек на жилье… Но снег не отдавал того, что укрыл. Мужчины кричали, срывая голос, но из глубины не доносилось ни звука. Почти неделю они пытались сорвать безликий белый саван, пока, вконец изнемогшие и подавленные горем, не признали свое поражение.

В начале февраля Джози попросил у соседей упряжку и поехал в Форт-Росс, где подробно рассказал управляющему о случившейся трагедии. Управляющий по радио связался с ближайшим полицейским постом в Понд-Инлет, и оттуда ответили, что займутся расследованием и скоро отправят первый за все годы патруль на остров Сомерсет. Считая, что он исполнил все, что требуется по закону белых, Джози вернулся в залив Кресуэлл, где в начале апреля стал мужем Сузи.

Двадцать седьмого февраля констебль Дж. У. Дойл в сопровождении двух эскимосов вышел из Понд-Инлет. Дойл двигался на юг через гористую Баффинову Землю до Бассейна Фокса, затем повернул на восток и поднялся к северу по обрывистому берегу полуострова Бродёр до уровня залива Кресуэлл. 5 мая он со спутниками почти завершил опасный путь по льду пролива Принс-Риджент, когда увидел приближающуюся собачью упряжку. Это была упряжка Джози, предпринявшего вылазку за сотни миль от голодающего поселка дорсетцев в надежде убить белого медведя.

Дойл сопровождал Джози до самого поселка, где сам убедился, что «все люди сильно голодали». Он отдал им все свои запасы пищи, но и у него самого их было немного, поэтому через три дня, взяв Джози в проводники, он отправился в Форт-Росс.

Там несколько недель обсуждали рассказ Джози о трагическом происшествии, и постепенно все больше и больше стали подозревать умысел с его стороны. Белые люди считали, что в лучшем случае Джози проявил недостаточное упорство в поисках, а некоторые и напрямую обвиняли его в том, что он бросил мать, тетку и четверых или пятерых малолетних братьев, сестер и племянников на произвол судьбы, чтобы жениться на Сузи.

«Эскимосам недостает чувства ответственности, – заметил один из белых в Форт-Россе. – Если дела становятся слишком плохи, эскимос может просто уйти, предоставив оставшимся выпутываться самим. Даже если рассказанное Джози более или менее соответствовало истине, ему все равно следовало бы остаться в иглу вместе с родственниками. Убежать – было малодушием с его стороны».

Джози подвергли дотошному допросу, используя Лайола в качестве переводчика, причем специально дали понять, в чем его подозревают. Сбитый с толку и глубоко встревоженный, он старался умилостивить допрашивающих, давая те ответы, которых, как он считал, от него ожидали, но таким образом только укрепил их предубеждение против себя.

Ни одному из задававших многочисленные вопросы не пришло в голову, что видимое замешательство юноши могло проистекать от чувства стыда и ужаса, что его считают способным совершить столь чудовищное преступление. Но ведь хоть кто-то из этих белых людей должен был бы знать, что дважды задать эскимосу один и тот же вопрос означало дать понять, что ему не верят… А эскимос, которого обвинили во лжи, считает себя недостойным общества людей.

Когда 18 мая констебль Дойл в сопровождении Лайола, Кававу, Таколика и управляющего факторией вернулся в залив Кресуэлл, Джози был с ними – пока еще не в качестве арестованного, но уже как подозреваемый. Все его соплеменники видели, что у белых он вызывает отвращение.

Для суда в качестве доказательства Дойлу необходимо было найти тела пропавших, поэтому пятеро оставшихся в живых мужчин из поселения дорсетцев вместе с Таколиком, Кававу и Джози были привлечены к работам по раскопке засыпанного иглу. Джози каждый день разрешили возвращаться на несколько часов в иглу Китсуалика к молодой жене Сузи. Неизвестно, о чем они разговаривали между собой, но Джози день ото дня становился все сумрачнее и замкнутее. И все же он делал все, что было в его силах, чтобы помочь полицейскому, и именно благодаря его настойчивости место, где стояло иглу, наконец обнаружили.

Пришлось выкопать в снегу яму глубиной целых тридцать четыре фута, прежде чем удалось добраться до промерзшей земли. Снег был спрессован так плотно, что поддавался только топору, и, чтобы прорубить в нем этот колодец, восьмерым мужчинам потребовалось три дня. Затем они начали прокладывать горизонтальный туннель в направлении, указанном Джози, и там нашли иглу.

Оно было пусто, но вскоре Китсуалик отыскал место, откуда замурованные люди пытались пробиться наверх. Чтобы продвигаться вперед, им приходилось засыпать за собой прорытый туннель. Поисковая группа попыталась сделать то же самое, но работа была настолько тяжела и опасна, что Дойл решил отказаться от дальнейших попыток и подождать, пока летнее солнце не растопит снежный откос.

Несколько месяцев он провел не без удовольствия в качестве гостя Компании в Форт-Россе. А Джози провел эти месяцы в заливе Кресуэлл, все глубже погружаясь в мрачные переживания. Все, за исключением Китсуалика и Сузи, избегали его. Не то чтобы они считали его виновным в каком-либо преступлении, но над ним нависла тень… зловещая тень меча правосудия белого человека.

Четвертого августа констебль Дойл вернулся в залив Кресуэлл на лодке. На этот раз он обнаружил тела погибших, без которых нельзя было возбудить уголовное дело. Тела безмолвно поведали страшную историю. Замурованные в полной темноте, почти без пищи и воздуха, не имея никаких ориентиров, по которым они могли бы судить о правильности выбранного направления, несчастные копали вслепую, но не на юг, где могли бы найти спасение, а на запад, вдоль гряды, где снег был глубже всего. Женщины двигались впереди, а за ними, за поворотами длинного извилистого туннеля, оставались тельца детей.

Джози видел, как тела доставали из снежных саркофагов. В эту ночь он не вернулся в палатку Китсуалика, и Сузи пошла на розыски. Она нашла его на краю высокой скалы стоящим в полной неподвижности: маленькая темная фигурка, похожая на инукок – так назывались каменные подобия человека, которые были расставлены неким давно позабытым племенем на холмах безжизненной тундры, чтобы она не казалась такой пустой. С лица Джози смотрела не жизнь, а смерть, но если он и собирался покончить счеты с жизнью в тот момент, то появление Сузи на этот раз предотвратило несчастье. Ибо Сузи была Жизнь, вдвойне Жизнь, потому что носила в себе его ребенка.

Дойл увез Джози в Форт-Росс, теперь уже под арестом. 14 сентября прибыла «Наскопия» с подразделением полиции на борту под командованием старшего офицера, исполнявшего также обязанности судьи. На следующее утро Джози предстал перед судом в лице инспектора Д. Дж. Мартина и был обвинен в преступном небрежении, повлекшем смерть двух женщин и четырех детей. Однако капитан «Наскопии» торопил с отплытием, поэтому, хотя обвинение и было предъявлено, Джозн не стали судить сразу, а отложили разбирательство на год, до возвращения «Наскопии».

Так как в самом Форт-Россе негде было держать Джози под стражей, его освободили условно и отправили домой в залив Кресуэлла, где он должен был ждать решения своей судьбы… В одиночку, пешком, он отправился в семидесятимильный путь по каменистой тундре, подавленный воспоминаниями о зимней трагедии, в страхе перед непостижимой мстительностью белых, униженный и обесчещенный в собственных глазах и в мнении соплеменников. Это было сверх его сил. Не дойдя мили до палатки, где ждала его молодая жена, Джози остановился. Он уже мог видеть манящий огонек, просвечивающий сквозь стену палатки, но нависшая над ним зловещая пелена затмила рассудок. Вставив дуло ружья в рот, он наклонился и нажал на спусковой крючок.

Большинство поселенцев Кресуэлл-Бей восприняли эту новую трагедию смиренно. Только Сузи отважилась возмущаться теми, кто сломил и уничтожил ее мужа. А когда зимой она родила мертвого ребенка, потому что голод вновь охватил поселок и изнурил даже ее полное сил и энергии тело, яростное негодование на тех, кто довел ее соплеменников до такого жалкого существования, переросло в ненависть.

Китсуалик пытался успокоить ее, но она не обращала внимания на его слова. Испытания последних лет так состарили этого сорокадвухлетнего мужчину, что он уже перестал быть тем решительным человеком, который заслужил уважение всех дорсетцев. Он больше не верил, что его родичи смогут чего-нибудь добиться, считал, что нужно только стараться выжить. Дух инициативы сохранился только у Кававу, но он бросил своих соплеменников ради привилегий, предоставляемых Компанией, и поселился недалеко от фактории, являя собой для нетчинглингмиут пример того довольства, которого каждый охотник за тюленями может достигнуть, если станет охотником на песцов.

В тот же год сын Китсуалика, Гидеон, также оставил поселок, чтобы отправиться в сопровождении миссионера в Арктик-Бей и пройти там подготовку на служителя бога белого человека. Его отъезд наполнил сердце Сузи горечью и отнял последние душевные силы у Китсуалика.

Лютой февральской ночью 1942 года, когда на эскимосов навалилась новая эпидемия, Китсуалик выполз из-под кучи меховых одежд, где он уже несколько дней лежал в горячечном беспамятстве. Натянув только штаны из тюленьей шкуры, он прокрался из иглу так тихо, что никто из забывшихся тяжелым сном родных даже не проснулся. Китсуалик отправился навстречу Уводящему по Снегу, решив так окончить свое долгое изгнание.

Сузи с матерью остались одни. Но ранней весной 1942 года Сузи вышла замуж за Напачи-Кадлака, младшего сына Кававу, – мягкого и неумелого человека, вся жизнь которого протекала в мечтах об иной, лучшей жизни. Он попытался убедить Сузи уехать из Кресуэлл-Бей и жить вместе с его отцом в Левек-Харбор, что в восьми милях к югу от Форт-Росса. Она сердито отвергла его уговоры. Никогда она больше не поверит Каблунаит – так заявила Сузи. Единственную надежду она видела в том, чтобы не прибегать к помощи белых, а этого можно было достичь, лишь поддерживая свое существование собственными силами.

«Она говорила нам, – вспоминал Напачи-Кадлак, – что мы снова должны стать иннуит. И что мы должны следовать обычаям наших предков».

Напачи-Кадлак внял ее страстным призывам; изгнанники из Кейп-Дорсет нашли в лице дочери Китсуалика свою предводительницу.

Все лето и осень 1942 года Сузи тратила свою кипучую энергию на то, чтобы вдохнуть жизнь в своих соплеменников. Никогда прежде они не ловили и не сушили так много рыбы. Никогда прежде мужчины племени не совершали таких длительных и успешных охотничьих вылазок в глубь острова, чтобы добыть оленей. Никогда раньше они не забивали столько белых медведей и морских зайцев. К концу сентября жители поселка в Кресуэлл-Бей впервые со дня его основания запасли достаточно продовольствия на долгую зимнюю ночь.

А на юге собирались мрачные тучи. Плохая ледовая обстановка не позволила «Наскопии» добраться до Форт-Росса и пополнить запасы для зимовки там. Поэтому через короткое время родичи Кававу в Левек-Харбор, всецело зависящие от фактории, стали испытывать жестокую нужду. Когда в марте 1943 года из Арктик-Бей в Форт-Росс прибыл на санных упряжках полицейский отряд, который доставил почту, не довезенную летом «Наскопией», констебль Делиль обнаружил на фактории четырнадцать истощенных эскимосов. Он записал, что большинство пришедших из Левек-Харбор людей были больны: одни – туберкулезом, другие – гриппом, новая эпидемия которого уже унесла несколько жизней. Одной из жертв оказался Кававу, которому его надежда на помощь Компании помогла ничуть не больше, чем когда-то Китсуалику.

В тот год соплеменники Сузи не ездили в Форт-Росс, и поэтому эпидемия их не коснулась. Они энергично охотились на льду залива на медведей и тюленей, а когда кончились патроны, стали бить зверя острогами. Впервые за многие годы вернувшееся по весне солнце не было затуманено облаками горя и боли.

Летом 1943 года жители поселка в Кресуэлл-Бей также не бедствовали. Родилось четверо ребятишек, и один из них был сыном Сузи, которого она по старым обычаям назвала Айяут. В Левек-Харбор дела обстояли гораздо хуже. В то лето «Наскопии» опять не удалось пробиться к Форт-Россу; теперь эта отдаленная фактория вдруг обрела известность. Заголовки газет объявили всем, что двое белых мужчин и женщина, жена одного из служащих, отрезаны от всего мира на арктическом островке без достаточного количества съестных припасов и топлива на зиму. Как только осенний лед стал прочным, в район фактории выбросился с парашютом майор Стэнуэлл-Флетчер, который принялся объяснять эскимосам, как построить посадочную полосу для самолета, а затем руководить работами по ее устройству. Когда полоса была готова, прилетел огромный транспортный самолет С-47 и забрал белых с фактории, доставив их затем в сохранности домой. Ни одного человека из увезенных насильно десять лет назад из их дома в Кейп-Дорсет он не захватил.

К счастью для оставшихся в Левек-Харбор, Эрни Лайол не покинул их. Через несколько лет, когда его спросили, почему он не воспользовался возможностью улететь, он не смог дать ответ.

«Не знаю, почему не улетел. Знаете, обстановка была не из лучших. В самой фактории ничего не осталось, и никакой дичи не попадалось. Конечно, было тяжело смотреть, как самолет взлетает и берет курс на юг, на материк, но мои жена, дети и их соплеменники оставались здесь, и думаю, они как бы стали и моими соплеменниками тоже».

Белые люди спасли своих соплеменников, и мир рукоплескал им. А спасти тех, кого белые бросили на произвол судьбы и о которых мир ничего не знал, выпало на долю Эрни Лайолу.

Ненастным днем в начале декабря Лайол в сопровождении Таколика, который унаследовал после смерти своего отца Кававу лидерство среди эскимосов Левек-Харбор, на собачьей упряжке отправился за помощью в ближайшую факторию. Она находилась в Арктик-Бей, за триста миль от Левек-Харбор, и ни один из отправившихся в путь не знал туда точной дороги. Для своих истощенных собак они не взяли никакой еды, потому что никакой еды и не было. И для себя они не взяли почти ничего, кроме нескольких щепоток чая и трех фунтов сахара. На двоих у них было только двадцать патронов – единственный их шанс выжить на долгом пути.

Они потратили неделю, чтобы пересечь покрытый льдом пролив Принс-Риджент, но лед принес им и спасение – они подстрелили медведя. Добравшись до Баффиновой Земли, люди заблудились в горах, но в конце концов попали в Арктик-Бей. И хотя им удалось совершить обратный путь быстрее и достичь Левек-Харбор в середине января, на упряжке поместилось так мало припасов, что к концу февраля от них ничего не осталось. Отважный Лайол еще раз отправился в Арктик-Бей и вернулся в начале апреля. Без его мужественной поддержки большинство поселенцев Левек-Харбор, вне всякого сомнения погибли бы.

Эскимосы в Кресуэлл-Бей перезимовали без посторонней помощи. Джеймиси и Напачи-Кадлак совершили успешную вылазку на лед пролива Принс-Риджент, где убили двух медведей и огромного тюленя. Оставшиеся в поселке добыли с помощью острог еще много маленьких тюленей. Этого было достаточно, чтобы прокормить тридцать пять человек и содержать в хорошем состоянии собак для пяти упряжек. То, что Компания закрыла свою факторию, не имело для этих людей практически никакого значения.

В начале сентября 1944 года один из эскимосов Левек-Харбор, который отправился в покинутую факторию Компании в поисках какого-нибудь металла для санных полозьев, вернулся в поселок в сильном возбуждении. Пришел корабль! В заливе стояла на якоре «Наскопия»! Через несколько недель фактория снова открылась, но она потеряла многих из своих прежних клиентов.

Перед смертью, зимой 1943 года, самый влиятельный шаман среди нетчинглингмиут рассказал о своем видении: вся северная часть их земель опустошена некой таинственной напастью. Старик поведал об этом, предупредив соплеменников, чтобы они ушли с севера. Нетчинглингмиут покинули северную часть полуострова Бутия и переселились далеко на запад и на юг.

Эскимосы с Дорсета если и знали о пророчестве шамана, то не обратили на него внимания. Когда фактория открылась вновь, пять семей из Левек-Харбор снова с энтузиазмом принялись охотиться на песцов, потому что к концу войны цена на меха снова начала расти. Вскоре все полки фактории были забиты такими товарами, как переносные радиоприемники, наборы кухонной алюминиевой посуды, подвесные моторы в двадцать лошадиных сил и крикливо яркая одежда из синтетических тканей. Компания предусмотрительно позаботилась о том, чтобы заинтересовать эскимосов широким ассортиментом сложных и дорогих потребительских товаров – новинок и на материке.

Были приложены все усилия, чтобы привлечь эскимосов Кресуэлл-Бей к меховому промыслу; источающие искушение своим блеском товары на полках Форт-Росса возымели некоторое действие. Хотя Сузи яростно пыталась предотвратить возвращение своего народа под крыло Компании, несколько семей все же переехали в Левек-Харбор и вернулись к жизни трапперов.

Когда к началу весны 1947 года в Кресуэлл-Бей остались всего две семьи, теперь уже Напачи-Кадлак настоял на том, чтобы Сузи и дети перебрались на юг. Подавленная уступками соплеменников, которые снова поддались на соблазны и позволили сделать себя слугами белых, преисполненная презрения к ним за их близорукость, Сузи неохотно сдалась.