355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фаргат Закиров » Особенности национального менталитета. Сборник рассказов » Текст книги (страница 1)
Особенности национального менталитета. Сборник рассказов
  • Текст добавлен: 17 апреля 2020, 02:31

Текст книги "Особенности национального менталитета. Сборник рассказов"


Автор книги: Фаргат Закиров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Ловец змей

Глава 1

– Вставай! – негромко позвал отец, и легонько толкнул спящего Шамиля в бок. Мальчик ещё некоторое время боролся с крепким здоровым сном, не желавшим его отпускать, но победив, наконец, выбрался из-под одеяла. За окном робко пробивался бледный рассвет. Звезды ещё горели, хотя уже весьма тускло, постепенно растворяясь в первых лучах восходящего солнца.

Отец стоял посреди комнаты, сложив руки на груди, и упорно сверлил пристальным взглядом мерцающий экран. По его красным глазам Шамиль понял, что отец не ложился спать и, вероятно, всю ночь смотрел телевизор.

Мать гремела на кухне посудой. Она скоро готовила завтрак и попутно собирала мужчинам обед, с собой, в дорогу. Термос, с ароматным чаем из листьев смородины, вишни и клубники, и горсткой отборного изюма, стоял уже на столе. Рядом – лежали, завернутые в газету, вареные яйца.

Шамиль встал. Чтобы скорее смыть с себя остатки сна, он выбежал во двор, нацепив попутно шлепанцы на босые ноги, окунул голову в бак с водой, стоявший тут же, под навесом, живо растёр заспанное лицо ладонями и, громко фыркая, побежал обратно в дом.

Глава 2

Позавтракав, мужчины вышли во двор. Отец закурил, а Шамиль, схватил лопату, прислоненную под навесом к стене дома, и побежал в огород. Спустя некоторое время, он вернулся, широко улыбаясь, и протянул отцу консервную банку с червями. Отец одобрительно похлопал сына по плечу и убрал банку в карман рюкзака. Удочки, приготовленные ещё с вечера, были уже привязаны к рамам велосипедов.

Во двор вышла мать. Дав несколько напутствий мужу, она обняла сына, крепко прижав его к себе. Шамиль, смутившись, выпутался из маминых объятий и посмотрел на отца, который ехидно улыбался ему сквозь чёрные, густые, как щётка, усы.

Наконец, оседлав велосипеды, мужчины выехали за ворота и, тяжело дыша и отдуваясь, стали подниматься по грунтовой дороге, круто идущей вверх по склону холма.

Достигнув вершины, Шамиль остановился и, обернувшись, посмотрел вниз. Мать провожала их. Она стояла на крыльце и, сняв с головы белый платок, махала им вслед. Сын помахал ей в ответ и помчался догонять отца.

Ехали молча. Отец разговаривал, по обыкновению, редко. Не только с сыном, но и вообще, с людьми. Он больше предпочитал слушать. И думать. Болтливых людей отец не любил, в особенности – болтливых мужчин. Отец считал, что говорить нужно всегда по делу, а если нет дела – то и говорить не о чем. Так же сдержан он был и в проявлении чувств.

Шамиль верил, что его отец всегда прав, и во всём старался ему подражать, даже если это и редко удавалось. И хотя отец всегда молчал одинаково, его сын, каким-то шестым чувством, улавливал суть этого молчания, а именно: удовлетворен его действиями отец или раздосадован.

Глава 3

Рассвет уже вырос в полноценное утро. До озера оставалось ехать еще около восьми километров. Воздух наполняла прохладная свежесть, в которую ярко вплетались тонкие ароматы полевых трав и цветов, окропленных животворной росой. Птицы, радостно и звонко, щебетали в темном, густом лесу, вдоль которого, молча, ехали двое мужчин. Первому, ехавшему впереди, на вид, было около сорока лет, второй – еще недавно лишь, разменял свой первый десяток. Это были отец и сын. Сына звали Шамиль.

Мальчику было скучно ехать в молчании, и он, несколько раз, попытался завязать разговор. Отец отвечал кратко и неохотно. Было видно, по морщинам, прорезавшим его лоб, что он о чем-то размышляет.

Оставив тщетные попытки поговорить с отцом, Шамиль стал наблюдать за тем, как тот крутит педали и, пытался подстроиться под его ритм.

Он пытался крутить в ногу с отцом, но ничего не получалось: колеса у велосипеда Шамиля были меньшего радиуса, и когда он крутил педали одновременно с отцом, то начинал заметно отставать и тогда приходилось крутить вдвое быстрее, чтобы снова сократить расстояние между ними. Это занятие – ему тоже, скоро наскучило.

Тогда мальчик принялся вспоминать, как он ездил на рыбалку с ребятами. Ехать с друзьями однозначно было веселее, но ловить рыбу никто из них, толком, не умел, а вот отец Шамиля – был самым настоящим рыболовом! Шамиль очень гордился, когда отец брал его с собой на рыбалку, и после рассказывал ребятам во всех подробностях: где, как, и сколько они рыбы вдвоем наловили. К тому же, мальчик был единственным, среди сверстников, кто знал названия всех рыб, водящихся в их краях, и даже различал их по видам.

Затем, Шамиль вспомнил, как старшие ребята ловили вдоль берегов озера ужей. Они разрешали Шамилю с друзьями подержать пойманных змей в руках. Потом, ужей отпускали на волю, а на руках, оставался отвратительный запах гнилой рыбы.

Сын поравнялся с отцом и поехал рядом.

– Па! А ты в детстве ловил ужей?

Отец утвердительно промычал, а затем, подумав, добавил:

– Конечно. Ловил.

– И я ловил! – радостно заявил Шамиль.

Глава 4

Дорога стала шире и была сплошь усеяна крупным щебнем. Лес закончился, и за ним, в глубокой низине, показалось серебристое зеркало озера. Спуск к нему был довольно крутой, поэтому приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержать велосипеды в равновесии, объезжая большие валуны, и при этом, удерживать тормоз, чтобы избежать сильного разгона.

Спустившись к озеру, отец с сыном положили велосипеды в высокую траву. Их спины и ноги немного затекли от продолжительной тряски по неровной дороге. Размявшись, они оба присели здесь же, на бревне старого высохшего тополя, поваленного ураганом.

Отец закурил, всматриваясь в гладь озера подернутую легкой рябью, а Шамиль, энергично вертел головой, высматривая, где бы ему срезать подходящие ветки, чтобы сделать из них рогатки, в качестве подставок под удочки. Он встал, и направился кустарнику, густо обступившему часть берега озера.

На белом плоском валуне, грелась на солнце змея. Шамиль заметил ее, и осторожно крикнул, чтобы не спугнуть:

– Па! Здесь змея! Уж! Уж здесь! – он подкрался к ней тихонько сзади и, быстрым движением, как учили старшие ребята, схватил змею у основания головы. Сердце его наполнилось адреналином и забилось быстрее. Мальчик высоко поднял вытянутую руку, крепко сжимая пальцами, извивающуюся неистово, рептилию, и радостно крикнул:

– Поймал! Я ее поймал! – Он повернулся и побежал к отцу, желая показать скорее свою храбрость и ловкость. Для него, это было очень важно.

Отец, улыбаясь, наблюдал. Он видел, как его сын, присев, подкрался к камню, как быстро прыгнул и ловко схватил змею, как поднял ее над головой и побежал в его сторону.

Но уже через секунду, его улыбка исказилась, а глаза округлились. Заметив это, Шамиль остановился в двух шагах от отца. Это было какое-то новое выражение лица, которое сыну еще не было знакомо. Это – был ужас!

Тем же шестым чувством, мальчик молниеносно определил суть этого выражения лица и молчания. Какого-то нового, окаменелого молчания. Он инстинктивно-медленно опустил руку, и взглянул на змею. Холодная дрожь пробежала по всему его телу от колен до макушки головы: желтое пятнышко, рядом с плоской головой змеи – отсутствовало!

– Брось её!!! – голос, вырвавшись из груди опомнившегося отца, прозвучал словно выстрел.

Шамиль, задрожав всем телом, резко отбросил от себя гадюку и, будто ошпаренный, сам отскочил назад. Он быстро затопал ногами на месте, зажмурив глаза и лихорадочно встряхивая кистями рук:

– Ай-яй-яй-яй-я-ай! – громко закричал он тоненьким голосом.

Отец быстро сделал два шага вперед и, обняв сына, прижал его крепко к себе. Он уткнулся лицом, в черные, как смола, волосы Шамиля, и тяжело, часто дышал. Мальчик, вздрагивая всем телом, беззвучно плакал.

АНДРЮШКА

Глава 1

Андрюшка был весьма замкнутым в себе подростком: тщедушный, бледный, с болезненного цвета худым лицом, усыпанным веснушками, большим неулыбчивым ртом с тонкими губами. Оттопыренные его уши едва ли не просвечивались, что являлось предметом насмешек и обидных прозвищ со стороны одноклассников.

Ко всему прочему, одиннадцатилетний школьник был весьма рассеянным и медлительным, с отсутствующим взглядом. По мнению его классной руководительницы Светланы Григорьевны, он «ворон считает», а его мать, Ольга, называла сына мечтателем и часто раздраженно покрикивала: «Хватит в облаках-то витать! Вернись уже с небес на землю!..» – и плакала. Она часто плакала, тихо, не в голос.

Андрюшка в такие моменты молча сносил упрёки, виновато понурив голову, и мысли его и вправду бывали где-то далеко-далеко, за пределами этой серой домашней реальности. Он не переносил слез матери, но будучи не в силах уйти и оставить мать одну наедине со своими переживаниями, оставался рядом и лишь в своих мыслях убегал в те далекие сказочные страны, описанные в приключенческих книгах. В страны, где нет слез.

Читал Андрюшка жадно и много. Он представлял себя путешествующим вместе с героями, о которых читал, был их другом и соратником, хотел быть похожим на них. Своими размышлениями, мечтами подросток ни с кем не делился, он хранил их в своем сердце, это было его сокровенной тайной.

Ольга переставала плакать и, вытирая ладонями слезы с покрасневших глаз, обнимала сына. «Горе ты мое луковое!» – произносила она, силясь улыбнуться, и Андрюшка, вернувшись к реальности, обнимал мать в ответ. Он думал: «Ну почему я – горе? И почему именно луковое?». Мать наконец выпускала сына из объятия, и он, вздохнув, уходил к себе в комнату делать уроки.

Глава 2

Воскресенье сегодня выдалось солнечное, был сентябрь, стояло бабье лето. Андрюшка любил выходные, когда не было вокруг надоедливых одноклассников, учителей, самой школы. Утром приходила баба Маня, соседка, жившая этажом выше, и мать уезжала с ней в собор. Андрюшка наконец-то оставался дома один, предоставленный самому себе.

Проводив мать и закрыв за ней дверь, он спешно завтракал и забирался снова к себе в постель, читал книги. Иногда он откладывал книгу и подолгу, уставив взгляд в одну точку на потолке, видимую лишь ему одному, предавался размышлениям.

Он думал о маме, о том, почему она такая несчастная и часто плачет; он думал о том, почему ушел от них отец и куда? У мамы он об этом больше не спрашивал, так как, спросив однажды, ему уже пришлось пожалеть о том: мама рассердилась на него, кричала, называла неблагодарным ребенком, упрекала, что он, Андрюшка, весь в отца своего, и велела больше не упоминать о нем. А затем мама снова долго плакала.

Впрочем, отца Андрюшка не любил и очень боялся. Он был рад, когда отец ушел от них. Тот и раньше часто пропадал месяцами, а когда появлялся, то беспробудно пил и бил маму, а порой и его. Андрюшка вспоминал, как отец отправлял его за водкой в магазин, а напившись, почти всегда находил причину, чтобы отвесить звонкую оплеуху сыну. Он орал, ругался какими-то непонятными словами и лупил Андрюшку, но тот даже не пытался понять смысл этих слов. Он стоял, ужавшись и втянув голову в плечи, закрыв глаза, и только плакал. Каждый подзатыльник отзывался глухим звоном в голове, и на ум почему-то приходил звук резинового мячика, ударяющегося об асфальт. В его памяти всплывали строчки из детского стишка: «Мой веселый звонкий мяч…» Строчки из его далекого детсадовского детства. Затем отец уставал «воспитывать» сына и уходил к себе в комнату, засыпал, а Андрюшка, успокоившись, потихоньку выбирался на улицу и гулял там дотемна, пока с работы не возвращалась мать.

Наконец, скука одолела мальчика, и он, выбравшись из-под одеяла, стал одеваться. Собравшись, он взглянул на часы в прихожей, было уже двенадцать часов пополудни. Андрюшка вышел в подъезд и, закрыв за собой дверь на ключ, поскакал по ступенькам вниз, во двор. В голове его опять навязчиво звучал стишок:

«Мой веселый, звонкий мяч,

Ты куда помчался вскачь?

Желтый, красный, голубой,

Не угнаться за тобой!..»

Глава 3

Выскочив вприпрыжку из подъезда, Андрюшка бросил на ходу «здрась-сте!» сидевшим на скамье у подъезда старушкам и направился через весь двор к арке, ведущей на оживленную, залитую жарким солнцем пыльную улицу. Приметив в конце двора знакомых ребят, он ускорил шаг, чтобы остаться незамеченным ими, и прошмыгнул в прохладный полумрак арки. Оказавшись на оживленной улице, мальчик остановился на мгновение, раздумывая, пойти ли ему на набережную или в парк; и, сделав выбор в пользу набережной, повернул налево.

Было немного прохладно, дул слабый ветер. Солнце светило навстречу и заставляло Андрюшку щуриться. Он поднимал руку и, приставив ладонь ко лбу козырьком, перебегал дорогу. Дойдя до проспекта, мальчик ускорил шаг. На противоположной стороне толпились на остановке пассажиры с сумками, пакетами, с маленькими детьми и маленькими собачками. Перекрестком руководил регулировщик в красивой милицейской фуражке и ярком желтом жилете, надетом поверх милицейской формы. Регулировщик время от времени издавал резкий звук свистком, жалобный как крик чайки. Андрюшка приметил впереди продуктовый магазин. Он машинально нащупал в кармане джинсовых брюк несколько монет и, сжав их в кулаке, вошёл в распахнутую дверь.

Купив свежую ароматную булку, Андрюшка вышел из магазина и продолжил свой обычный путь. Проспект изогнулся, как спина кошки, встретившей неожиданно свое отражение в зеркале, и пошёл вниз, к набережной. Сквозь ветви тополей, густо теснящихся кронами вдоль проезжей части, Андрюшка уже видел переливающуюся на солнце рябь воды. Свежий ветерок донес до него первые нотки пресной сырости. Спустя пять минут он уже стоял на тротуаре набережной, вымощенном темно-серой плиткой, прислонившись грудью к выбеленным бетонным ограждениям.

Глава 4

Прохладный ветерок приятно обдувал разгоряченное быстрой ходьбой лицо Андрюшки. Золотистая рябь на поверхности реки слепила глаза, отчего Андрюшка щурился и морщил нос. Он разглядел наконец чаек, галдящих возле пристани, в сотне метров от того места, где стоял; и, перемахнув через ограждение, направился к ним.

Идти здесь было не очень удобно, так как берег реки был одет в огромные бетонные плиты и спускался к реке крутым склоном. Неровные края плит торчали вразнобой, то там, то здесь попадались под ноги остатки ржавой арматуры, торчащей из замшелого бетона, а щели между плитами поросли тощей сорной травой. Андрюшка шел медленно, часто спотыкался.

Наконец достигнув причала, мальчишка остановился в тени портового здания. Но было холодно стоять в тени, и Андрюшка решил отойти немного, чтобы быть на солнце. Он спустился к самой воде, присел, попробовал её рукой: она была прохладной, ласковой. Усевшись на голые бетонные плиты, нагретые солнцем, откусил булку, пожевал немного; и стал отрывать небольшие кусочки белого мякиша и бросать перед собой в воду.

Чайки тут же заметили угощение и одна за другой принялись кружить над водой и над головой Андрюшки. Вскоре уже более дюжины птиц летали, ныряли, кричали и дрались за каждый кусок булки. А он от души смеялся, наблюдая за ними, и старался отщипывать кусочки поменьше, чтобы подольше растянуть свою забаву.

Но вот булка закончилась. Последний кусочек он съел сам. Чайки еще некоторое время кружились над ним, садились на плиты неподалеку от мальчика и вопросительно глядели на него своими глазками-бусинками, выжидали новой порции угощения. Не дождавшись более ничего съедобного, чайки одна за другой отлетели обратно к пристани и вернулись к своим повседневным делам, оставив мальчика одного.

Андрюшка продолжал сидеть на том же месте. Он вдыхал свежесть речного воздуха, наслаждался, созерцая проплывающие мимо огромные баржи, груженые желтым песком, наблюдал за маленькими человечками, сновавшими по палубе буксирного катера. И снова окунулся мыслями в свои заветные мечты. Представил себя, например, бойким юнгой на таком вот катере, очень полезным, нужным членом экипажа корабля! Вот он бежит по поручению капитана к боцману; вот он с матросами сидит вместе за одним столом, все его считают равным себе, совсем взрослым. Иногда, впрочем, матросы подшучивают над ним, подтрунивают. Но не со зла, а так, по-доброму, по-дружески, и он, Андрюшка, шустрый и деловитый юнга, задорно огрызается в ответ. И все громко хохочут и похлопывают мальчишку по плечу…

Катер удалился, толкая перед собой гигантскую баржу. Андрюшка повернул голову в сторону причала, только сейчас заметив там движение. Ближе к бетонному берегу за ним качались на воде две парусные яхты. Паруса на одной из них, той, что ближе к берегу, были спущены и смотаны на реях, а вторая, расправив косой белый парус, явно готовилась к отплытию. Матросы, раздетые по пояс, поднимались по трапу один за другим, тащили на борт ящики, мешки и коробки. Из рубки верхней палубы вышел капитан в белых брюках, белом пиджаке и белой же фуражке. Пиджак был надет прямо на голый торс и из выреза на груди торчали седые курчавые волосы. Он стоял, опираясь вытянутыми руками в перила и отдавал какие-то распоряжения своей команде. Из густых зарослей седой бороды торчала маленькая трубка, время от времени выпускавшая густые облачка белого дыма.

«Вот настоящий капитан!» – восхищенно подумал Андрюшка. Он встал и не спеша направился в сторону причала. Сердце подростка бешено колотилось в груди, а в голове рождались неясные пугливые мысли. Он подошел к причалу и вскарабкался на мощёный старыми, изъеденными сыростью досками настил пристани. Над ним носились крикливые чайки, но Андрюшка уже их не слышал. В его голове стремительно вырисовывался план побега на этом вот корабле. Он мысленно представлял свой разговор с капитаном, просился к нему в плавание и обещал быть хорошим, исполнительным юнгой. Он стоял на середине причала, заложив руки за спину и размышляя о предстоящем побеге, о путешествиях по всему свету, о приключениях. Он наблюдал за каждым движением там, за каждым жестом капитана судна.

Затем, как это часто бывает, когда слишком долго размышляешь так и фантазируешь, в его сознание стали вкрадываться сомнения. «Да уж! Так меня и взяли на корабль… – думал Андрюшка. – Я ведь даже и не знаю, как быть юнгой. Матросы только посмеются надо мной или, что ещё хуже, обругают и прогонят домой, скажут: мал ты еще для плавания!..». Он посмотрел на белоснежный борт яхты, где красовалась бирюзовая надпись на иностранном языке – «Revolcarse». «Ну вот, они еще и иностранцы, наверное, – подумал неудавшийся юнга. – Даже толком не поймут меня, о чем я прошу…». И тут он вспомнил про мать. И даже вздрогнул, представив, как мама рыдает, обзванивая больницы, соседей, одноклассников, и как ее допрашивают в милицейском участке… Она уже, наверное, дома сейчас, подумал Андрюшка. Он несколько раз глубоко вздохнул с досадой о неудавшемся путешествии и, повернувшись, решительно зашагал прочь от яхты, от пристани. Домой, к маме.

Глава 5

День между тем скатывался к вечеру, на далеком горизонте появились серо-голубые облака. Ветер усилился и теперь с удвоенным усердием дул со стороны реки, врываясь в притихшие улицы городка, и стало значительно прохладнее. Андрюшка шел по набережной быстрым шагом, ежась от сырости. Он спешил скорее к перекрестку, которым набережная соединялась с проспектом. Завернув на широкий тротуар, зашагал вверх, поднимаясь в гору. Громыхая железом, прополз по обагренным закатом рельсам трамвай. Андрей подошел к перекрестку. Регулировщика уже не было, светофор был исправлен, горел красный свет. Мимо пробегали легковые автомобили. На противоположной стороне улицы собрались под светофором люди. Загорелся зеленый. Мальчишка, не вынимая рук из карманов брюк, перебежал по зебре дорогу, лавируя в людском потоке, хлынувшем ему навстречу.

Андрюшка шел, глубоко вдыхая вечернюю прохладу. Настроение было превосходное. Он спешил домой. Из хлебных магазинов и пекарен доносились ароматы выпечки. Засосало под ложечкой. Подросток впервые за весь день ощутил, как сильно он проголодался. Тут же живо представил, как мама на кухне сейчас готовит что-то вкусное и ждет домой его, любимого сына, Андрюшку.

А вот и арка его двора. Он замедлил шаг и прежде, чем войти во двор, огляделся по сторонам. Взрослых во дворе не было, как и его сверстников, какие то и дело издевались над ним, а то и били – пусть не очень и больно, зато обидно. Лишь в дальнем конце двора играла на детской площадке малышня. Андрюшка облегченно вздохнул и расслабился. Он направился к своему подъезду по правой стороне, обходя площадку с краю. Впереди у четвертого подъезда его дома играл с мячиком соседский пятилетний мальчишка Вовка. Андрюшка поравнялся с малышом и прошел было уже мимо, но…

Этот звук! Звук резинового мячика, ударяющегося об асфальт, будто врезался в его сознание и заставил резко остановиться. Андрюшка медленно, заторможенно повернулся к Вовке. Тот, не обращая ни на кого никакого внимания, увлечённо и уже довольно умело отбивал его двумя ладошками от тротуара. Но этот смачный, щёлкающий звук детского мячика, так напоминающий ему что-то опасное и вместе постыдное, будто в мгновение ока помутил всё в голове Андрея…

В душе его вдруг резко похолодело, в лицо ударила горячая кровь, воспламенив в нем какие-то новые чувства, какой-то ответный хищный гнев, ярость. Он одним прыжком подлетел к не подозревающему ничего малышу и, замахнувшись, влепил ему звонкую, такую же смачную оплеуху…

Вовка растянулся на тротуаре, больно ударившись коленками и ладошками об асфальт, и громко заплакал. Андрей мгновение стоял в оцепенении, широко раскрыв глаза от охватившего его ужаса и пытаясь понять, что он только что совершил. И не сразу опомнившись, он бросился к мальчику, поднял его, поставив на ноги, прижал к себе и стал лихорадочно успокаивать, вытирать слезы и поправлять штанишки и свитерок на нем. Но все тщетно! Вовка плакал все громче и вырывался. Андрюшка разжал объятия, и малыш, громко рыдая и топая от обиды ножками, побежал к себе домой.

«Что сейчас будет…» – пронеслось в голове Андрюшки. Он метнулся в сторону своего подъезда, но остановился у двери. «Если я сейчас поднимусь домой, то дядя Леша, Вовкин папа, поднимется к нам в квартиру и тогда будет еще хуже…» – Так лихорадочно думал Андрей, стоя у входа в подъезд и не решаясь войти.

А в соседнем подъезде уже послышался шум, грубая мужская брань и быстрые шаги. Во двор выскочил в одних спортивных шортах и сланцах, с золотым крестом на груди и в синих наколках на руках и ногах загорелый мужчина лет тридцати. Это был дядя Леша. Глаза его бешено сверкали.

– А ну-ка, иди сюда, сволочь! – взревел мужчина, увидев Андрея.

–Я… я-а… – мямлил едва слышно дрожащим голосом он, теперь уж обидчик, медленно подходя к отцу Вовки и испуганно моргая.

– Ах ты гаденыш! Нет, ну какой шакалёнок!.. – рычал разъяренный мужчина. И на голову Андрюшки полетел один подзатыльник, другой, в ней опять будто мячиком проскакало, из глаз брызнули слезы. Он стоял, втянув голову в плечи и ссутулившись, и терпеливо переносил расплату, удар за ударом, в промежутках пытаясь хоть как то оправдаться:

– Я ведь… Я… Ай! Я ведь не нарочно… Я не… – жалобно лепетал он.

– Что-о-о?! « Не нарочно»?! Ах ты гад! Ах ты…– кричал дядя Леша, отвешивая очередную оплеуху. – А ну пошел отсюда! Живо! И чтобы я тебя больше рядом не видел с моим сыном!

Он с силой развернул подростка, больно схватив его за плечи, и отвесил нешуточного пинка под зад. Андрей пулей влетел в свой подъезд, скуля от обиды как побитая дворняга. Пробежав несколько лестничных маршей, он остановился между этажами, переводя дыхание и вытирая слезы, застилающие глаза. Он прислушался. Во дворе уже было тихо.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю