Текст книги "Ключ от счастья (СИ)"
Автор книги: Фанни Фомина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Ключ от счастья
Фанни Фомина
1.
Он сидел на самом краешке глубокого кресла, локтем опершись о стол, и постукивал пальцами по полированной эбеновой столешнице. Широкий бокал – настоящий английский скотч – непременный талисман стабильности, призванный унять его тревогу, стоял рядом. Мужчина к нему даже не прикоснулся. Хотелось курить. Чертовски хотелось – сорваться с места, добежать до третьего этажа, закрыться в кабинете, и закурить, достав крепкие сигареты из ящика стола, бесстыдно, бессовестно наплевав на приличия – прямо в комнате, не выходя на балкон. И окурок потушить о какой-нибудь важный контракт. Прямо так, от души прожигая неопрятную, маслянистую по краям, дыру.
– Айден, сядь в кресло. Ты же сейчас, как пить дать, свалишься, – Беатрис – секретарь, экономка и управляющая делами в одном лице – по-шотландски простоватая, лет тридцати, моложавая и улыбчивая – смотрела на него с пониманием и укоризной.
– Я себя чувствую так, будто мне выговаривает за дурное поведение взрослая дочь, – усмехнулся он, в душе радуясь такому простому панибратскому обращению.
Экономка действительно легко годилась ему в дочери (учитывая давно прошедшую, но весьма бурную, надо признать, молодость – особенно). Вероятно, в какой-то мере он и считал её таковой. Больше всего в Беатрис его подкупало скрупулезное соблюдение малейших нюансов пиетета на людях, и такое же вопиющее отсутствие официоза – наедине. За это одно Айден готов был платить ей двойное желование.
Но Беатрис надбавки никогда не требовала. Взамен он, всевластный повелитель увлекающихся кинопоклонниц, никогда не позволял себе не то что вольностей – даже лишнего взгляда в её сторону. Таких соратников ещё поискать! А Беатрис бесстрашно бросалась как на войну с разлившимся на парадные светлые брюки красным вином, так и на затяжную борьбу с чеками и накладными, регулярно присылаемыми работодателем на подпись.
Когда ты знаменитый актёр кино, жизнь твою неминуемо сопровождают две крайности: журналисты и прочая официальная живность, которые величают тебя не иначе как «мистер ...» и экзальтированные девицы, которые путают тебя с персонажем, который им наиболее мил, и в общем-то, даже не скрывают сего прискорбного факта. Как хорошо иногда услышать собственное имя.
– Иногда мне кажется, что дочерью быть проще, – безнадёжно махнула рукой Беатрис, – может тогда ты бы меня хоть иногда слушал.
Айден тепло, по-отечески улыбнулся; у глаз залегли тонкие морщинки, тихонько намекая, что сорок пять (ну, может быть, с маленьким хвостиком) ему на вид только потому, что жизнь актёра – это постоянный фэйс-контроль. Он опустился в кресло и тут же вскочил обратно, мельком увидев в окно замерший у ворот автомобиль.
Путь до тяжелой входной двери показался вечностью: сначала под ноги кинулось разлапистое, совершенно несуразное кресло в стиле барокко; потом собрался в предательскую складку ковёр... и какой дурак постелил его тут, да ещё и такого обыденного парчово-красного цвета? Угол лестничных перил миновать не удалось, и Айдн больно ушиб бедро. Одновременно заныли мышцы в районе левой лодыжки, когда-то нещадно разорванные на съёмках... и какой идиот отказывается от касадёра в сценах с мотоциклами?..
Только на крыльце он притормозил, прикинув, что даже при условии, что на сегодня разогнан весь штат прислуги, кроме секретарши, повара и пары охранников – вид того, как знаменитость прыгает через мраморную балюстраду с высоты полутора метров вряд ли останется секретом для широкой общественности.
Не надо, незачем. Фальшивый жест.
Автомобиль по-прежнему бестрепетно, и словно устало, стоял у ворот – ободранная «Шкода» когда-то красного цвета. На переднем бампере оторван и заботливо загнут подручными средствами угол, на водительской двери внизу тщательно затёртое пятно ржавчины – надо бы перекрасить, да только остальной кузов успел за годы службы выцвести до белёсого оттенка – свежая блестящая краска мгновенно выдаст местный косметический ремонт.
То-то у охраны на лицах такие мины. Ребят предупредили о визите госпожи Энгель, сказали пропустить без разговоров... но вот машины такого класса сторожа не ожидали – не обессудьте! Не привыкли здешние сторожа к машинам не второй даже – предпоследней "свежести".
Он коротко выдохнул, собираясь с духом, вслепую поправил воротничок, и пошёл к воротам – торопливо, и совершенно не заботясь о том, что на отглаженные брюки оседает заметаемая с дорожки летняя пыль. А охранники уже совладали с выражениями лиц, один почтительно открыл тяжелую кованную, испищренную затейливыми завитками створку, другой придержал ржавую дверцу машины и спрашивает позволения отогнать её в гараж у...
У Айдена перехватило дыхание. Посетительница, в общем-то, была слегка похожа на него самого. Только лет на пятнадцать моложе. Волосы пока чуть темнее, но на висках проступют те же благородные, не тронутые химической краской, редкие пока нити седины. Лицо сухое... и очень улыбчивое, не отмеченное профессиональной мимикой; и залегшие у губ складки – такие искренние, что каждому понятно сразу: она любит улыбаться! И улыбается часто и охотно... обворожительно. Изумительно, непередаваемо... искренне. И серые глаза – вот, уже смеются.
– Привет.
2
– Привет, Стефана, – они слегка обнялись, как положено, воодушевленно и в меру крепко. Ну, может быть, чуть крепче, нежели принято. Айден внимательным, цепким взглядом окидывал гостью. Причёска другая – свободные, длинные, ниже плеч, волосы. Сейчас так не носят, не модно, да тем более если это не сопливая девчонка. Где же вучурная причёска? Или напротив, вызывающе короткая, пацанская стрижка? А вот этот едва проступающий, но всё-таки заметный шрам на левой брови – откуда? Почему не стёрт всемогущим пластическим хирургом? Даже не закамуфлирован банальным гримом... Сколько же они не виделись?
– Давно не виделись, – Айден испытал мгновенную беспомощность. Он мечтал, он ждал этой встречи, и вот теперь – оробел, как мальчишка. Как прыщавый юнец на первом в жизни самостоятельном походе на танцы.
– Четыре года, – эхом откликнулась на его мысли Стефана, разрывая объятья и, по привычке, засовывая руки в карманы обыкновенных, очень бытового вида синих штанов (джинсы, джинсы... почему она вечно в этих джинсах, ведь у неё красивые, просто изумительные ноги! Элегантная сдержанная юбка чуть ниже колена подошла бы куда больше, не открывая лишнего, но подчёркивая...) Впрочем, она всегда ладонями искала карманы, когда не знала, что сказать.
– Что, ничего больше не скажешь? – подбодрил он.
– Ну... симпатичный дом.
Особняк, а точнее, малогабаритный замок осовремененно-средневекового вида застенчиво прятал серые каменные стены за окружающей вычурной растительностью.
– Погуляем по парку? – невесть с чего предложил хозяин. Всегда так неловко увидеть давнего друга... подругу! – и дорогого тебе человека после долгой разлуки. Сразу кажется, что можно было успеть ещё многое, отдать ему больше, сказать что-то очень важное, сделать что-то лучше...
Они неторопливо блуждали под нежарким клонящимся к закату солнцем между самшитовых изгородей, аккуратно подстриженных кустов барбариса и платанов, густо увитых плющами всех мастей. От корней поднимался густой серый, ароматно-влажный туман. Туман дышал, он был, он жил в этой свеленной, его тревожили внезапные непривычные визитёры. Айден поймал на себе испытующий, долгий взгляд Стефаны.
– Что, постарел? – сочувственно и не кривя душой, спросил он.
Они остановились. Стефана смотрела, не отрываясь, как низкое рыжее солнце заставляет собеседника щуриться, и его карие глаза – непривычного, не утрированного экраном и цветными контактными линзами, чайного цвета, внимательно следят за каждым её жестом, каждым вздохом, каждым движением ресниц.
– Да нет, – она неопределенно качнула головой, – что такое, в сущности, пара лет?
Айден недоверчиво пожал плечами. Пиджак мешал, как и галстук, и запонки, и причёска, и кольцо-перстенёк на мизинце (не нужно, но стильно, отчего бы нет?).
Но что-то не давало вот так просто сдёрнуть идеально подогнанный сюртук, скрадывающий лёгкую, лишь слегка обозначившуюся, сутулость, обретенную с годами. Он снова мерно зашагал рядом со спутницей, а та, подумав, продолжала.
И выдала такое, от чего волосы на голове у актёра встали дыбом:
– Разве важно, что мы стали на несколько лет старше? Что такое четыре года, пять, десять? Ты звезда, любимец молоденьких девушек, которые млеют от одного твоего взгляда. Твой удел навсегда быть их символом, их любовью... а мой – просто стареть с тобой рядом. Или не рядом, но зная, что ты где-то есть.
С последним Аден был абсолютно, вот просто категорически не согласен! Он отрицательно качнул головой, испытывая сильнейшее желание поймать спутницу за плечи и встряхнуть.
А она, как будто обращаясь к сгущающемуся в парке туману, вещала:
– Ты знаешь, я ведь так и не смогла обманывать кого-то ещё. Ты так редко появлялся, то ты маячил на горизонте, то ты пропадал на полгода, но ты – был. И это было прекрасно. А теперь посмотри на меня: ни настоящего дома, ни семьи, ни детей. Ни кота ни собаки так и не завела, хотя вроде бы, положено – по закону жанра. Но я всё равно рада... и это правильно, что так вышло. Знаешь, я...
Договорить она не успела. Айден всё-таки схватил её за плечи, почти грубо. Развернул к себе и, не заботясь о том, кто может стать свидетелем, притянул, сжимая до боли, чувствуя, как на глаза наворачиваются привычные актёрские слёзы и загоняя их обратно. Был один способ. Только один способ сказать ей, что он чувствует, и как он виноват...
3
Они целовались. Медленно, будто задумчиво соприкасаясь губами: вот один незабываемый миг, томительно долгая пауза; и ещё раз – теплее, ближе; и ещё... В этой неторопливой, затяжной ласке почти не было страсти; изысканный терпкий коктейль признательности и нежности...
...вермут с грейпфрутовым соком...
Смешивая дыхание в пахнущем мелиссой воздухе, закрыв глаза. Может быть, им казалось – каждое мгновение упущенной жизни надо возместить, а в отмеренное время уложить всё то, что не сделано, не высказано в прошлом. Не потревоженные нежданным людским присутствием, философские деревья стали им свидетелями, глядя, как наслаждаются горьковатым мигом, превращенным почти что в вечность, глупые люди: немолодые и начисто лишенные напускного лоска – искренние и беззащитные пред огромным миром, затихающим к ночи.
– Пойдём в дом, – прошептал Айден, перебирая длинные волосы Стефаны, – пойдём...
Она потянулась поправить свой элегантный пиджак, нервно дёрнув верхнюю пуговицу. Пиджак смотрелся несколько диковато, дополняя комплект из джинсов и простенькой светлой блузы. Волосы её растрепались, рассыпались по плечам; Айден невольно потянулся, отводя с такого знакомого, непередаваемо милого лица прядку, щекочущую красиво очерченные губы.
В гостиной, к его удивлению, не было ни души. Только мягкие, глубокие кресла, и стол с накрытым ужином, да ещё камин, не смотря на летнюю пору, полыхавший вовсю. Настоящие каменные стены старого дома – их непросто прогреть.
– Хочешь есть? – неуверенно предложил он, пробуя себя в роли радушного хозяина.
– Нет, – Стефана присела на краешек глубокого кресла, неловко поёрзала, устраиваясь, но, кажется, так и не выбрала удобной позы. – Хочу курить, – честно призналась она, досадуя, что не сняла сигаретами стресс ещё по дороге сюда, в машине – побоялась пропахнуть дымом.
Айден огляделся, затем встал и сам подал ей пепельницу, стоявшую на каминной полке. Шли минуты. Говорить было тяжело. Куда легче молчать, и изучать друг друга обожающими взглядами...
– Шли бы вы со своим куревом наверх, – бесшумно возникшая Беатрис бесцеремонно указала на лестницу, – да, да! В кабинет, господа и дамы, в кабинет! В этом доме, обычно не курят...
– Твоя девушка? – спросила ошалевшая Стефана, едва не поперхнувшись очередной затяжкой.
– Секретарь, – невозмутимо прокомментировал хозяин, – женщина редкостного ума. – Он выразительно поднял брови, намекая, что Беатрис самое время вспомнить о каких-нибудь важных обязанностях и испариться, к такой-то матери, с глаз его долой – немедленно и с концами.
– И редкостного терпения, – сварливо отозвалась та, сильными руками по-хозяйски откупорив бутылку вина, и наполнив два бокала, и поставив их на стол. Потом вернула бутылку на место, подхватила какую-то папку с бумагами и, фыркнув, как благовоспитанная кошка, растворилась где-то в тенях дома.
– Пойдём, – позвал Айден, подхватив бокал и бутылку. Стефана последний раз затянулась и погасила окурок в мраморной пепельнице.
4
Широкая лестница сделала поворот, они проигнорировали гостеприимно распахнутую дверь на второй этаж и поднялись выше. Айден толкнул тяжелую створку, и пропустил Стефану вперёд.
Кабинет казался небольшим из-за массивной и тёмной дубовой мебели. Тяжелый рабочий стол занимал почти весь центр комнаты, и явно претендовал на звание недвижимости, ибо как его внести или вынести через минуту назад казавшуюся широкой, а теперь – несоразмерно узкой – дверь, Стефане не приходило в голову. Она нахмурилась, пытаясь навскидку прикинуть вес этой громадины, потом едва заметно улыбнулась, представив себе, как стол, будто лошадь в каком-то старинном анекдоте, пытаются затащить в окно, обмотав толстенными ворсистыми троссами. айден искоса поглядывал на неё, подмечая малейшие движения тонких черт: вот между бровей залегла напряженно-задумчивая складочка; потом разгладилась, зато от опущенных ресниц легли филигранные (ни одному визажисту так не суметь!) тени; вот губы чуть дрогнули в усмешке... она любила улыбаться. И Айдену сейчас же захотелось поймать эту улыбку, своими губами ощутить, запечатлеть...
Меж тем Стефана сделала ещё пару шагов, осматривая комнату. Сбоку, среди стеллажей с книгами приютился вычурный секретер, со стоящим на нём самым обычным современным компьютером. Напротив секретера, между встроенных шкафов – не понятно зачем – небольшая ниша, приютившая узкий диванчик с жесткими, расшитыми орнаментом, подушками. Наверное, на случай, если обладатель кабинета утомится за делами и захочет немного отдохнуть, не отходя от них. Хотя учитывая внушительный рост здешнего обитателя, диванчик был ему явно мал.
– За встречу, – с мелодичным звоном встретились хрустальные бокалы. Они отпили по глотку, стоя, словно на торжественном собрании, или на фуршете, которые за годы тяжкого актёрского труда успели остопостылить Айдену до последней стадии. Он кивнул на чистую пепельницу на столе, – кури, если хочешь.
Стефана щелкнула зажигалкой, и затянулась, не почувствовав вкуса. Потеребила пуговицу на пиджаке, провела пальцами по щеке, заправляя за ухо выбившуюся прядь. Потом оперлась бедром о феноменальную столешницу и криво, натянуто усмехнулся, явно ощущая своё несоответствие интерьеру.
– Ты знаешь, – хозяин отпил ещё вина, – я ведь не знаю, что сказать. Ты пришла...
– Ничего не говори, – перебила его Стефана. И вдруг подалась вперёд, уронив сигарету и тонкостенный бокал, прижалась всем телом, пряча лицо на мужском плече. По ковру растеклась красивая, ассиметричная клякса.
– Ты пришла...
– Я пришла.
– Ты знаешь, я ведь думал о тебе. Когда покупал этот дом, я думал – вот ты однажды появишься, захочешь меня навестить. А я буду в отъезде, но брошу всё и прилечу...
– И ты бы прилетел? – Стефана с наслаждением вдыхала почти забытый запах с налётом нового, незнакомого парфюма, и голос её звучал рассеянно. Перед глазами вставали видения почти забытой давности.
Уютное кафе, на улице холод – ветренная ранняя весна. Стефана с большой чашкой кофе в поисках свободного места.
– Простите, здесь не занято?
Она никогда не подсела бы к незнакомому мужчине. Но свободных мест всё равно нет, а этот, взрослый и какой-то отрешенный, явно не интересовался молоденькими студентками средней степени симпатичности. Читал и читал себе какую-то стопку не слишком опрятных листков...
– А? Нет, конечно! Пожалуйста...
Она споткнулась? Или просто зазевалась по рассеянности и с извечного студенческого недосыпа. Кофе из чашки плеснул молочной пеной прямо на услужливо подставленные листки.
– Извините!
– Ничего страшного.
– Простите, мне так неловко... – уши и щёки пылали от стыда. На улице ей было холодно, до озноба, в кафе холод отступать не торопился и Стефана всё надеялась отогреть тонкие пальцы о бока пузатой чашки, но теперь её бросило в жар.
– А, ерунда, – отмахнулася мужчина. – Девушка, милая, да что вы так разволновались? Это ничего важного, просто роль. Всего лишь распечатка, – он салфеткой стёр капнувшую пену, не слишком заботясь об оставшемся продолговатом следе.
– Мне очень, очень жаль, – заверила студентка.
– Садись уже, – благодушно попросил собеседник. Ты на дороге стоишь, сейчас заденет кто-нибудь, кипятком обольёшься.
Он этого не сказал, но чашка угрожающе маячила в опасной близости от его собственной тонкой кремового цвета рубашки. Стефана послушно села, аккуратно пристроив злополучную чашку на блюдечко. Незнакомец меж тем вернулся к своим листкам, огорчённо, как ей показалось, вглядываясь в кофейную кляксу. Девушка решилась, и снова подала голос:
– Я могу как-нибудь... что-нибудь... – она неловким жестом указала на испорченную распечатку.
– Да не заботься, я же говорю... впрочем, можешь! – его как будто осенила замечательная идея.
Девушка тут же воспряла духом, и чуть не опрокинула чашку, на сей раз локтем, потянувшись навстречу протянутым листкам. В последний момент опомнилась, чашка осталась стоять невредимой, зато в ладонь легла стопка бумаг, отчётливо попахиваюящая корицей.
– Читай! – огорошил её мужчина. Его палец аккуратным ухоженным ногтем указал на начало фразы. – Вот отсюда, вслух...
– А ты не приходила, – немного растерянный от затянувшейся паузы и оттого, что его мечтательные теории рассматриваются в реальном ракурсе, ответил Айден.
– Я думала... тебе не до меня, – отозвалась она искренне.
5
Айден отстранился, пристроил бокал на одну из полок, и нежно провёл кончиками пальцев по её щеке.
Как ему могло быть "не до неё"? Этого он не понимал. Не мог представить себе, и не хотел представлять.
Она подсела к нему случайно, за столиком в каком-то дешевом кафе, где он коротал время перед прослушванием. Чуть не облилась горячим кофе, и очевидно -не узнала его, уже тогда признанного кумира. Это было приятно и неожиданно. Она была обычной... и необыной одновременно. Просто девчонка, которых бродят по улице сотни и тысячи.
Повинуясь наитию, он попросил её помочь ему с чтением роли – прекрасный повод задержать её, не повзволить уйти, и выиграть время, чтоб рассмотреть её как следует. Не слишком приметная, заурядная, можно сказать, внешность. Симпатичное, чуть простоватое лицо в обрамлении прядей отросшей чёлки. Но очень выразительные, невероятно глубокие глаза, острый взгляд, одновременно настороженный и чуть печальный... Но пластика движений, идеальная грация даже неловких,несуразных и ненужных жестов – такое доступно далеко не каждой балерине.
– Ты отлично читаешь, – похвалил Айден, когда текст закончился.
Девушка вернула ему стопку листков, увенчанную кофейным пятном.
– Совсем не так уж отлично, – она вздохнула.
– Но сейчас ты мне очень помогла, – обезаруживающе развёл он руками.
– Рада стараться, – она робко улыбнулась, – а теперь пойду и провалю экзамены в театральный...
– Глупости. Ничего ты не провалишь...
Он проводил её до самых дверей училища. Посмотрел, как теряется в суетной, галдящей толпе, её очаровательная каштановая головка... а потом сломя голову помчался на позабытую репетицию. Ему влетело, и это было справедливо. Но через пять часов он стоял чуть в стороне от пятна фонарного света, ожидая, когда из дверей училища появится эта изумительная девушка. Может быть, в ней и не было ничего особенного. Может быть, утром ему только показалось.
Проходившая мимо парочка подозрительно на него покосилась, кажется, узнали. Айден отступил ещё глубже в тень. И едва не пропустил её – рванулся наперерез, совсем невежливо поймал за плечи, развернул к себе лицом, заглядывая в глаза...
Она действительно провалила экзамены. Но значения это уже не имело.
– Я покажу тебе кое-что. Чего никогда никому не показывал, – с этими словами он повернулся к нише в стене и, с некоторым усилием, отодвинул панель, открыв действительно узкую невысокую дверь. Щёлкнул выключатель, и оттуда полился мягкий, ровный свет.
Стефана, следуя приглашающему жесту, шагнул туда, инстинктивно пригнув голову, хотя проём былвполне достаточной для неё высоты. А вот шагнувшему следом Айдену пришлось немного пригнуться.
У Стефаны захватило дух. Во-первых, как любой нормальный человек, он подозревала, что потайные комнаты бывают только в сказках и в кино. Во-вторых, ей и в голову не приходило, что потайная комната может оказаться такой большой!
6
Они стояли на узком резном балкончике, с обоих концов которого полукругом спускались деревянные ступеньки на пару метров вниз, в просторную квадратную комнату с зарешеченными окошками под самым потолком. Свет ненавязчиво сочился из кованых светильников на уровне плеч, освещая светлые стены из неизвестного Стефане дерева. Гладкий паркет, и феноменальную кровать – палисандр или махагони, Стефана никогда не смогла бы отличить одно от другого.
– Как жаль, – тихо произнёсла она, спускаясь по заговорщицки скрипнувшим ступеням, ладонью благоговейно касаясь перил, – так красиво, а всё для чего...
– Для тебя, – просто ответил Айден, спускаясь с другой лесенки, и счастливо, почти весело, улыбаясь, – ты не поверишь; я столько раз спускался сюда, и мечтал... мечтал, что выкраду тебя и запру здесь на ключ... ты бы посмеялась?
– Я и сейчас смеюсь, – ответила Стефана, – глупо, что никто этого великолепия не оценил и не оценит...
– Ну почему же? – уже откровенно задорно ответил Айден, – Беатрис считает эту дизайнерскую композицию своей заслуженной гордостью, – утром можешь сказать ей, что оценила.
– Думаю, для этого она и отправила нас наверх, – пробормотала Стефана, путаясь в размышлениях о фантастической комнате, талантливой вздорной секретарше и давних совершениях, без которых жизнь казалась бы пустой.
Фантастическая авантюра со внезапно, как снег на голову свалившимся, взрослым другом сердечным перевернула мир маленькой студентки филфака, успешно провалившей экзамены в театральный. Бог с ним с театром. Она с удовольствием будет переводчиком. Нет, лингвистом. В конце концов, детишек в школе можно учить языку. Хотя, на последнюю пару она сегодня не пойдёт. А, чего мелочиться, не пойдёт и на предпоследнюю!
Айден ждал её в тихом сквере на соседней улице. И она шла к нему, почти бежала: пальто нараспашку, острый весенний ветер норовит унести длинный, ярко-бирюзовый шарф...
Они обнимались. И целовались – прямо на улице, чего стеснительная Стефана отродясь не позволяла. А потом они шли куда-нибудь. В маленькое уютное кафе, или в проклюнувшийся первыми тюльпанами на клумбах парк, апрочем чаще – к нему домой. И, честно признаться, временами шокировали благопорядочных соседей.
– А ты сомневалась? – всё ещё улыбаясь, Айден подошел и ласково обнял Стефану за плечи, как будто собираясь танцевать, а потом, без предупреждения, осторожно уронил на перваншевое атласное покрывало.
– Снимай пиджак, – тихо-тихо, на грани шепота, скомандовал он. Стефана замешкалась, и он пояснил, – снимай, а то тебе понадобится новый.
7
– Ты ужасный человек. И это всё вместо того, чтобы поинтересоваться, как я живу, и как работа...
– Мне не интересно. Сегодня. Завтра будет очень интересно, а сейчас, – он поймал её руки и прижал к постели. Запястья были тонкие, и видно было, как бьётся пульс – быстрый, быстрый ритм. Он наклонился, согрев дыханием её шею, поцеловал, долго, завораживающе, скользя языком по напряженной жилке.
– Ммм, – Стефана улыбнулась, высвободила руку, и притянула к себе его голову, перебирая пальцами мягкие волосы на затылке, – ты совершенно невыносим.
– Знаю, – он распахнул её пиджак, отстранился на секунду, и скинул свой, небрежно швырнув на пол. Потом с оттяжкой, снизу-вверх провёл по хлопковой блузке, задевая пуговицы, заставляя Стефану выгнуться навстречу ладони.
И снова поцелуй. Медлительный, кружащий голову. Айден языком проводил по её губам, намеренно оттягивая момент, не давая ейотвечать, не разрешая дотянуться. Позволил, и сразу оторвался, счастливо запрокидывая голову, подставляя беззащитную шею. Она высвободилась, и приподнялась на локтях, выскальзывая из пиджака, и сразу прижалась снова, обхватила, прижалась, ощущая тепло его тела сквозь тонкую ткань, чувствуя, как с каждым движением, с каждым немыслимым завитком, что беспорядочно выводили её руки, пальцы становятся теплее, ещё теплее... жарко! Когда ладони стали настолько горячими, что казалось, рубашка вот-вот задымится, Стефана не выдержала – торопливо и совершенно не стесняясь, вытянула полы его рубашки из-под ремня, и запустила под неё руки, наконец ощущая любимое, совершенное тело.
Айден скользил ладонями по её спине, борясь с желанием ухватиться за воротник, и рвануть несуразную уродливую блузку, чтобы разлетелась на две части. Вместо этого он вдумчиво и с напускной неторопливость, стал расстёгивать пуговицы. Сначала самую верхнюю – и немедленно припал губами к обнажившемуся кусочку шеи. Потом вторую – пробегая языком по впадинке между ключиц. Ещё две – и ладонь скользнула по коже, пальцы коснулись нежной груди, легко пощекотали, сжали тёмный сосок, отпустили, ладонь расслабилась, а горячие губы нашли ключицу, и снова поползли выше, к шее.
Поцелуи стали жадными, алчными, преисполненными разворачивающейся, словно жерло смерча, страсти, и такого же неутолённого голода. Айден увлёкся, кажется, даже оставив на шее Стефаны след, потянулся к мочке уха, прикусил, насладившись последовавшим стоном удовольствия, а руки между тем распахнули рубашку.
– Ты такая красивая, – с восхищением выдохнул он, – Стефана... я так по тебе скучал.
8
– Я знаю, – ответил она серьёзно, на самой грани кокетства, и Айден опешил. Он никак не ожидал от неё таких слов. Это было... вызывающе, самоуверенно, фантастически женственно.
Стефана, ловко вывернулась из нежных объятий, чуть отстранилась, и принялся развязывать на нём галстук. Гладкий шелк выскальзывал из пальцев, пока хозяин сам не растянул петлю и не стащил его через голову. Айден действовал слепо, повинуясь инстинкту, мгновенному порыву – ответить на её, такой неожиданный лёгкий выпад. Следующим движением петля оказалась у Стефаны на запястьях, и она изумленно ахнула:
– Как?! Ты ещё не разучился?
– Размечталась, – хмыкнул Айден, безжалостно рванув на себе рубашку, потому что одной рукой расстегивать пуговицы было неудобно, а другой он на всякий случай придерживал запрокинутые за голову запястья возлюбленной.
Короткие жаркие поцелуи проложили дорожку по мягкому, беззащитному животу к низу. Он не удержался от искушения, пальцами пробежав по боку, зная, что Стефана зверски боится щекотки. Она выдала нечленораздельный стон, не в силах бороться одновременно с возбуждением и смехом, потом на вдохе:
– Перестань!
– Ладно, – Айден оставил в покое её рёбра, и стал сражаться с пряжкой ремня.
– Отпусти, – провокационно попросила Стефана, и возлюбленный невнятно хмыкнул, – ну, отпусти – я буду паинькой.
Айден разжал руку, и Стефана проворно выкрутила запястья из галстука, тут же скользнув ладонями по его обнаженной спине вниз, фривольно прижимая ягодицы.
– Торопишься? – выдохнул Айден.
– Навёрстываю упущенное, – в тон отозвалась Стефана, и принялась расстёгивать джинсы, – кто знает, когда ты объявишься в следующий раз...
Болезненный укол совести прошел самым краем сознания, породив невнятную, очень расплывчатую мысль... он ведь и правда не звонил. Не писал, не слал открыток... какое наитие повелело ему именно в этот раз решиться, просто снаять трубку, набрать обычный, самый обычный номер, и сказать "Привет. Я тут неподалёку. Не заедешь навестить?"... Нет, это всё будет завтра, а пока...
Стефана соскользнула с кровати, встала на колени и нетерпеливо, настойчиво прижался к нему губами. Айден оперся на локти, с пьяным восторгом следя за любовницей, ласкающей губами его возбужденную плоть. Он сстарался сдерживать бесстыдные стоны, и не умел. Он сделал над собой титаническое усилие, и всё-таки схватил её за плечо, заставив прекратить, втащил обратно на покрывало и наконец сорвал с неё остатки одежды...
9
Это священный момент, когда два нагих тела прижаты друг к другу в порыве быть ближе, теснее... и судорожно сжатые пальцы царапают плечи, чуть сгорбленные в напряжении. Губы закушены, жаркие, зацелованные и прекрасные, а перед глазами плывёт пятнами комната, светлые стены, тёмные волосы, лиловый атлас и маджента тяжелой занавеси в изголовье.
Наслаждение рывками – каждым стоном Стефаны мучительно сладостно отдающаяся в каждом напряженном нерве любовника, и сдавленное:
– Прости, прости, что я раньше... – нежные, но такие сильные руки гладят чувственно выгнувшееся тело, и память растворяется, оставив тепло, да нет же – жар, который сладкой волной по спирали раскручивается, захватывая всё тело. И кружится голова.
– Стефана!..
Выдох – долгий и судорожный. Показалось, или звучало ответное имя?
Айден закурил. За стенами его уютной крепости занималось утро, летнее и погожее, укутывая росой кусты и дорожки парка. Он вдыхал и выдыхал терпкий дым, словно силился вместе с ним вытолкнуть из себя, из лёгких и сердца, из самой своей сути невыразимо острые, как длинные шипы белой акации, воспоминания. А они не желали уходить. Сладострасно стонущий, густой дурманный туман ночи миновал, и теперь память снова вступала в свои права, властно и теперь – куда яснее, чем обычно.
Был грандиозный скандал. Какая-то газетёнка тиснула его фото столетней давности под ручку с разбитной красоткой-моделью на первую полосу. Это совпало с предстоящей премьерой, поэтому не слишком оригинальную газетную выдумку поспешили подхватить и перепеть издательства посолиднее, кроме, разве что, самых респектабельных, но широкой публике до респектабельных изданий, как всегда было как до луны.
Дело было даже не в фотографии, просто Стефана, скромная студентка, наконец-то его узнала, до сего несчастного момента не проводя параллелей между достаточно известным уже киноактёром и своим возлюбленным, который когда-то ждал её после неудачных экзаменов в театральное.
