Текст книги "Форель в зубах волка (СИ)"

Автор книги: Фаина Гаккель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Леди Кейтилин?

– Да, лорд Хоуленд?

– Мы приближаемся к Винтерфеллу, он уже виден впереди. Хотите сделать остановку, чтобы взглянуть не него?

– Не будем терять время, милорд. Я посмотрю из окна повозки, а чем раньше мы там окажемся, тем лучше.

Лорд Сероводья вернулся на свое место в эскорте, а Кет нетерпеливо высунулась вперед. Огромный и древний, мощный замок из серого камня, окруженный стеной, словно вырастал из земли, как будто был здесь всегда. Молодая женщина вглядывалась в его башни, окна и галереи. Ее новый дом отныне и до ее смерти. Как он не похож на Риверран, где она родилась, и как весь Север не похож на Речные земли. Приживется ли она здесь? Не будет ли тосковать по месту, где прошло ее детство? Увидит ли она когда-нибудь снова отца и сестру?

Ее мысли вернулись к лорду Риду. Первый раз она увидела его у Рва Кейлин – на древней границе двух королевств, почти три века назад объединенных сталью и драконьим огнем. Там она провела ночь, а наутро простилась с дядей Бринденом, провожавшим ее по Речным землям, пролила последние слезы по родному дому и учтивой улыбкой приветствовала Хоуленда Рида и его воинов, которые должны были с почестями проводить молодую леди Старк к ее мужу. Кет раньше не встречала никого, кто был бы похож на лорда Рида и его «болотных людей» – невысокие, худые и гибкие, одетые в мягкую кожу и шерсть разных оттенков зеленого и серого, они были вооружены копьями, луками, острогами и ножами, и только их предводитель носил меч из стали, выкованный в замке. Еще у него были странные глаза – цвета яркой лесной зелени, и иногда Кейтилин казалось, будто эти глаза знают о ней больше, чем говорят его уста, а может быть, ей просто так казалось. В остальном лорд Рид был учтив, приветлив, а об Эддарде Старке говорил с такой искренней любовью и уважением, что Кет не могла ему не верить.

Эддард, Нед… как они встретятся после разлуки длиной в год? Всего десять дней после свадьбы они пробыли вместе, а затем он уехал на войну. Кет проводила его, стоя во дворе Риверрана – прямая и спокойная, уважая его сдержанность и не показывая своих чувств. Все, что было нужно, они сказали друг другу утром, наедине – и не только словами. Две луны спустя Кейтилин узнала о своей беременности, и отец послал ее мужу ворона, но ответа не пришло – то ли письмо не дошло, то ли в гуще войны за Железный трон ему недосуг было отвечать. Незадолго до родов гонец привез ей ответ от Эддарда, в котором он просил, если родится мальчик – назвать его в честь Роберта Баратеона, а в случае рождения девочки выбор имени он оставлял за ней. И почти ровно через девять лун после свадьбы Кет родила здорового младенца мужского пола. Ему дали имя Робб и посвятили Семерым, как и ее саму когда-то. Его рождению обрадовались все Талли, кроме, пожалуй, Лизы. Она приехала из Орлиного гнезда навестить сестру после родов, и по ее молчанию, Кет догадалась, что той пока не удалось зачать ребенка, а еще Кет почувствовала, что они с младшей сестрой отдалились друг от друга, и прежняя детская близость осталась позади.

Вестерос был охвачен огнем войны, но Риверран жил так, как будто никакой войны не было. Ото дня ко дню становилось все теплее, снега таяли, распускались листья на деревьях, пели птицы, крестьяне распахивали поля, засевали поля и сажали огороды. В половодье Трезубец поднялся, и его волны тяжело и гулко бились в стены замка. Кет это не пугало – она видела уже третью весну, и привыкла засыпать под шум реки. Малыш рос здоровым и крепким, с первого дня завладев сердцем своей матери. Почти сразу стало понятно, что лицом он пошел в Талли – глаза, сначала мутно-серые, как у всех новорожденных, потом стали цвета васильков, а волосы с самого начала были точно такие же, как у нее самой. Кейтилин прилежно молилась о муже в замковой септе и искренне тревожилась о нем, но большую часть ее мыслей занимал младенец у ее груди – когда она смотрела на него, время как будто останавливалось, и Кет ради него была готова отдать всю свою кровь до последней капли.

В конце концов, Роберт Баратеон победил, убив принца Рейегара Таргариена в честном поединке у Рубинового брода. Его отец, безумный король Эйерис был заколот в спину своим же гвардейцем сиром Джейме Ланнистером, и молодой лорд Штормового предела сел на Железный трон. Время драконов прошло.

После долгого молчания, полторы луны назад, лорд Старк написал ей уже из Винтерфелла, куда он вернулся вместе с останками отца, брата, а также с гробом, заключавшим в себе тело несчастной Лианны Старк. В коротком письме он извещал о своем возвращении и вызывал жену и сына к себе. Кейтилин очнулась от своего блаженного забвения, где были только она и ребенок. Началась суета – сборы, проводы, лорд Хостер торопил слуг, полагая, что неразумно сердить задержкой самого близкого друга нового короля. Наконец, спустя две недели настал день отъезда: Кейтилин в последний раз спала на своей узкой девичьей кровати, последний раз преклонила колена перед алтарями Семерых в родной септе, в последний раз гуляла по саду, стараясь запомнить и удержать в своем сердце все то, что было ей так дорого и в то же время ощущая, как воля более мощная, чем ее собственная, поворачивает ее жизнь в другую сторону. Слезное прощание с отцом, его последнее благословение, последнее объятие, и неуклюжая повозка тронулась. Кет смотрела на Риверран, который расплывался у нее перед глазами, пока Робб не отвлек ее протестующим плачем – только тогда она отвернулась.

И вот она здесь, на Севере. Прохладный вечерний ветер румянит ее щеки, и, хотя глаза ее сухи, сердце бьется неспокойно в преддверии близкой встречи с человеком, чье имя она носит и чьему сыну она дала жизнь. Что такое десять дней вместе в сравнении с годом? Почему-то Кет казалось, что во второй раз Эддард покажется ей даже больше незнакомцем, чем, когда они встретились впервые. И чем ближе становился Винтерфелл, тем сильнее становилось ее волнение. Они свернули с Королевского тракта на более узкую дорогу, а уже через два часа процессия въехала в Зимний городок, раскинувшийся под стенами замка. По обеим сторонам от дороги столпились местные жители, приветствовавшие новую госпожу криками и поклонами. Кет смотрела на них, кивала и улыбалась, но в животе словно шевелились змеи.

Наконец, мулы втянули неповоротливый рыдван в ворота замка, и с легким толчком он остановился. Лорд Рид открыл дверцу, подал ей руку, и на деревянных ногах она ступила на мощеный камнем двор. Неда она увидела сразу – он стоял впереди, позади него – мейстер, стюард, домашние рыцари с женами и детьми. Поодаль – слуги, среди которых выделялась чрезвычайно древняя на вид старуха.

Как он изменился! Она провожала на войну юношу, который еще вчера был воспитанником в чужом доме, в одночасье лишился отца и брата, и не до конца еще осознал всю тяжесть и ответственность своего титула и положения. Теперь она видела перед собой мужчину, воина. Нед как будто вырос и раздался в плечах, лицо утратило юношескую бесформенность и неуверенность, в чертах появились жесткие складки, а глаза смотрели строго и властно. Прежняя скромность в одежде, граничившая с неряшливостью, тоже исчезла – теперь он был одет, как подобает лорду, пусть даже, как предположила Кет, это было для него не более чем необходимой условностью. С трудом натянув на лицо радостную улыбку, леди Старк взглянула на мужа. Тот, в свою очередь, подошел к ней. Не улыбнулся, не обнял – склонил голову, поцеловал изящную белую руку, а затем – так же сдержанно и спокойно сжал ее плечи и коротко поцеловал в сомкнутые губы.

***

Кет была такой усталой и измученной после долгой дороги, что обрадовалась, узнав, что пир в честь новой леди Старк и наследника будет только завтра. Все, чего хотелось ей – это вымыться и лечь в постель. В Винтерфелле все мужчины ходили мыться в общую баню в подвале Великого замка – туда с помощью труб провели воду из горячих прудов рядом с замком – но для нее натаскали воды в большую деревянную ванну, и она долго нежилась в горячей воде, чувствуя, как вместе с грязью и потом уходит изнеможение. Когда она, в чистой рубашке и с распущенными влажными волосами вошла в спальню, то увидела Неда. Ее муж сидел рядом с колыбелью спящего Робба и внимательно рассматривал его. Кейтилин бесшумно приблизилась и опустилась на колени рядом.

– Он такой красивый, и я уже так люблю его – тихо сказал Нед. – Он оглянулся на жену и увидел темные круги у нее под глазами. Как бы ему ни хотелось, сегодня он подождет и даст ей отдохнуть, хотя одни боги знают, каково ему было обходиться без женщины целый год. Он смотрел на Кейтилин и с каждым мгновением осознание ее красоты все больше захватывало его – ему-то казалось, что он хорошо ее помнит, но на самом деле его воспоминания были не более, чем бледный призрак по сравнению с живой женщиной. Жалость боролась в нем с голодом, с неутоленной тоской по ее телу. Но сострадание победило, и, стараясь не поддаваться похоти, он поднял засыпающую на ходу Кейтилин на руки, отнес в спальню, бережно положил на широкую постель и укрыл толстым одеялом, а сам еще долго сидел у колыбели первенца, думая о том, как сказать Кет о том, что ей придется растить сразу двух сыновей.

Наутро они позавтракали в Большом зале – Кет еда показалась немного грубоватой, но сытной, а после Нед повел ее осматривать новый дом. Твердыня рода Старков была громадной – наверное, только Красный замок да Харренхолл превосходили ее размерами. Старые башни с осыпающимися стенами соседствовали с более новыми постройками, бесконечные лесенки и коридоры, комнаты разных размеров, кладовые и хозяйственные помещения, подвалы и ледники, бани и библиотека – здесь было все, даже зимние сады со стеклянной крышей в которых, кроме овощей и фруктов зимой росли редкие и капризные растения, вроде зимних голубых роз. Внутри стен замка была также богороща – священный лес северян, поклонявшимся старым богам Первых людей. Когда Кет впервые увидела чардрево, ей стало неуютно, на затылке зашевелились волосы. Казалось, будто вырезанное на белом и гладком как кость стволе лицо с дорожками кровавых слез, смотрит на нее. Она сама была воспитана в вере Семерых, но в этом месте ощущалась древняя сила, заставлявшая двигаться осторожно и понижать голос. Под конец, когда Кейтилин уже устала от бесконечных переходов, они спустились во внутренний двор, а затем Нед повел жену в крипту – почтить память предков. Крипта Кет не понравилась – обычай Речных земель отдавать покойников Трезубцу ей был гораздо больше по душе, чем это мрачное подземелье – но она не подала вида и прошла до самого конца по сырому, облицованному камнем коридору, где в простых могилах без украшений лежали лорд Рикард Старк, лорд Брандон Старк и леди Лианна Старк. Кет на минуту преклонила колени в безмолвной молитве, и ласково погладила камень, под которым лежали кости ее бывшего жениха, но облегченно вздохнула, когда они вышли на солнце.

– Теперь я тебя оставлю, Кет. Я пришлю к тебе мейстера Лювина и кастеляна – сира Родрика Касселя – они расскажут тебе, как устроено здешнее хозяйство, а дальше до ужина весь замок в твоем распоряжении. Теперь ты здесь хозяйка, а этот дом давно забыл, что такое женская рука, так что скучно тебе не будет. Но прежде – Нед неловко переминался с ноги на ногу, и Кейтилин удивленно на него посмотрела – прежде, я должен кое-что сделать. Идем. – Эддард решительно и быстро зашагал вперед, стиснув ее руку почти до боли. Кейтилин чувствовала, что что-то не так, но понимала, почему он вдруг помрачнел. Все объяснилось, когда они вошли в чистую светлую комнату в Великом замке, недалеко от их спальни. Там стояла узкая постель, стол, стул, комод для одежды, лохань для мытья – и детская колыбель. За столом сидела женщина и шила –при их появлении она встала, поклонилась и, повинуясь знаку лорда, вышла. А на полу, покрытом свежим тростником возился с игрушками совсем маленький мальчик – на вид немного младше Робба. Заметив вошедших, он поднял голову: у него было бледное и серьезное круглое личико, серые как гранит глаза и черные волосы.

Этого было достаточно. Сердце Кет сначала болезненно сдавило, а потом оно забилось как птица в клетке. Застыв, стояла и смотрела на ребенка, пока пальцы сами собой сжимались и разжимались. Несколько секунд в комнате не было слышно ничего, кроме шороха тростника на полу, а затем лицо Кейтилин исказила гримаса, и, развернувшись на каблуках, она бросилась вон из комнаты, взмахнув юбками. Огорченный, Нед, опустился на пол и взял младенца на руки.

– Что ж, Джон – шептал он в черную шевелюру, обращаясь скорее к самому себе. – Для нее это будет тяжело, я знаю. Я ни в чем не виноват, но буду наказан. Мне придется ей солгать и причинить ей боль, но по-другому я не могу. Будем надеяться, что она тебя полюбит, как люблю тебя я. Лианна, Лианна… Почему благородные поступки всегда причиняют кому-нибудь боль? Бедная моя Лианна. Бедная Кет.

Кейтилин не помнила, как оказалась в спальне. Там ее ждал кастелян замка сир Родрик Кассель, мейстер Лювин и девушка, назначенная ей в услужение. Слезы ее к тому времени уже высохли, и она достаточно взяла себя в руки, чтобы улыбаться им, задавать вопросы и внимательно слушать ответы. Сир Родрик был человек уже в летах, основательный, и его рассказ о том, как устроено хозяйство Винтерфелла, откуда привозят мясо, рыбу, муку, овощи, как варят эль, сколько человек здесь служит, чем они занимаются и какую плату получают, затянулся надолго. Когда он, наконец, ушел, мейстер не менее подробно рассказал ей о знаменосцах лорда Старка, многие из которых будут на сегодняшнем пиру – их владения, состояние и характер каждого, их отношения с семьей Старков и между собой. Кейтилин прикладывала все усилия к тому, чтобы запомнить все это, но на самом деле едва его слушала. Сердце словно кипящей смолой заливало гневом и обидой.

Наконец, ушел и он. Кейтилин, желая остаться наедине с самой собой, чтобы дать выход душившим ее чувствам, вместо этого принялась вместе со служанкой разбирать сундуки и раскладывать по местам вещи в спальне и ее личном солярии. Закончив, она переоделась в платье понаряднее и спустилась в большой зал Винтерфелла. Там царило праздничное настроение – повсюду горели свечи, на столах красовались блюда с цельными зажаренными на вертелах тушами кабанов и оленей, ковриги хлеба, служанки разливали эль. При ее появлении Нед встал, спустился с высокого места, на котором стоял их стол, подал ей руку и проводил на ее место рядом с собой. Свою новую госпожу знаменосцы, домашние гвардейцы и другие гости приветствовали поднятыми кубками эля и криками.

Пир длился долго – гости от души ели, пили, пели песни, которые по мере того, как откупоривались новые бочки эля и вина, становились все менее приличными. Кейтилин старалась не краснеть и принимать все как должное, но простота здешних нравов ее все же коробила, она-то привыкла к более утонченным южным нравам – в Риверране, как и в Близнецах и других богатых замках Речных земель, подражали либо Бобровому утесу, либо столице. Здесь же все было по-другому – люди кидали объедки под ноги собакам, во все горло хохотали, щипали служанок за зад, а какой-то огромный человек в мехах – мейстер потом сказал ей, что это был Большой Джон Амбер – затеял драку. Ее муж вел себя так, как будто происходящее было в порядке вещей – отвечал поднятым кубком и добрым словом на каждую здравицу, и время от времени сажал за стол кого-то из знаменосцев для отдельной беседы. Больше того, он и с Кет вел себя совершенно невозмутимо, как будто не было этой отвратительной сцены в детской всего несколько часов назад.

Свечи догорели почти до основания, когда гости, наконец, угомонились и стали разбредаться по своим комнатам, а кое-кто из тех, кого свалил крепкий эль лорда Старка, остался спать прямо в Большом зале на скамьях. Слуги уносили остатки еды на кухню и собирали грязный тростник с корками и костями. Наутро, знала Кейтилин, здесь будет так же чисто, как было до пиршества. Сама она чувствовала себя очень усталой – не столько от самого пира, хотя у нее и шумело в ушах, сколько от того, что приходилось сдерживаться изо всех сил, скрывая, до чего ей больно и тяжело, насколько она чувствует себя униженной и опозоренной.

Сидя на краю постели, она расплетала волосы. Нед задержался в коридоре поговорить о чем-то с Джори Касселем, капитаном домашней гвардии, и она уже решила не ждать мужа и ложиться спать, когда он вошел в комнату, закрыв за собой дверь, и встал перед ней. Кет знала, что он смотрит на нее и чего-то ждет, но упорно смотрела на свои руки, сложенные на коленях.

– Его зовут Джон Сноу.

– Бастард – Кейтилин словно выплюнула это слово, и оно ядовитым облачком повисло в воздухе. Эддард поморщился.

– Да. Он будет жить здесь.

Тут она вскинула на него взгляд – потрясенный и злой – и Нед, хотя и был сердит на нее, себя и все происходящее, не мог не заметить, что гнев делает ее еще прекраснее. – Он будет жить здесь и воспитываться наравне с Роббом. Я не допущу, чтобы его сослали на кухню или на псарню как слугу.

– Но… – Кейтилин хотела возразить, но запнулась, не зная, что сказать. Это же невозможно, немыслимо и непристойно! Бастарды знати никогда не воспитывались как законные дети, самое большее, что мог сделать лорд, наградивший ребенком женщину, не бывшую его женой – это признать свое отцовство и дать какие-то деньги на его воспитание и прокорм, но не более того. Никогда еще не бывало, чтобы незаконнорожденный воспитывался вместе с первенцем как родной брат!

– Такова моя воля, и это не обсуждается. – холодно отрезал Нед.

В знак того, что разговор окончен, он отошел, чтобы раздеться. Когда они оба легли в постель – в напряженном молчании, не прикасаясь друг ко другу, он снова заговорил, уже мягче:

– Ты не обязана его любить, Кет. Но я не хочу, чтобы мальчик чувствовал себя хуже других только потому, что родился не с той стороны одеяла.

– Как прикажете, лорд-муж – сухим и отчужденным тоном ответила она, лежа спиной к нему. Эддарду не понравился ее ответ.

Он был уверен, что Кейтилин послушается его и выполнит свой долг, но ему было не по душе, что их семейная жизнь начинается с такой размолвки, и это после того, как они не виделись целый год и теперь только и начнут по-настоящему узнавать друг друга. Догадываясь, что слова здесь не помогут, и, осторожно протянув руку, погладил ее по спине. Не стоило ему этого делать – от одного прикосновения к шелковистым волосам и теплой коже под тонкой тканью его плоть напряглась, и им овладело желание. Жена все так же лежала к нему спиной, но, когда он погладил снова – уже более настойчиво – обернулась к нему, и с покорным вздохом обняла его за шею, притягивая к себе, а Нед, уже не сдерживаясь, стаскивал с нее рубашку и укладывал на спину, не переставая целовать.

Кейтилин же как будто раздвоилась: ее тело отвечало на ласки мужа, нетерпеливый огонь постепенно разгорался внизу живота, от его рук и губ по телу пробегала сладкая дрожь, и она на миг с остротой вспомнила пустоту и неутолимый голод, который после его отъезда не давал ей заснуть по ночам. Но одновременно с этим в ее сердце ядовитой колючкой засела боль, гнев и обида, и отрава растекалась по венам с каждым ударом сердца, заставляя ее сопротивляться собственному вожделению. Эддард взял ее дважды, прежде чем, уставший и удовлетворенный, скатился с нее и через минуту уже спокойно спал. А Кейтилин, хоть и утомленная его грубоватыми ласками, лежала без сна, и почти наяву ощущала, как яд проникает в ее сердце все глубже, и боль, утратив первую остроту, не утихает, а только усиливается.

***

Дни шли за днями, и Кейтилин заметила, что их жизнь как-то незаметно разделилась на две половины. Днем они вели себя как довольные своей жизнью, своим браком и друг другом молодые супруги, были друг с другом учтивы и дружелюбны, но искренними их улыбки были только в детской. По приказу Эддарда Робба поселили в одной комнате с Бастардом (она избегала смотреть на мальчика, заходя туда и старалась не называть его по имени про себя), и у них была одна нянька. С Роббом они нянчились вместе, но когда ее муж с не меньшей любовью глядел на незаконнорожденного, ее сердце словно скручивали невидимые тиски, и Кет поскорее уходила, стараясь не замечать, что мальчик тянет к ней ручки и улыбается, словно боялась изменить себе.

Но ночь, скрывая их от чужих взглядов и солнечного света, обнаруживала истинное положение вещей. Нед не понимал, что происходит. Кейтилин, как ему казалось, смирилась с появлением Джона, и ни слова не сказала, когда он велел поселить мальчиков вместе, и вела себя как образцовая жена, а то, что она не подходила к Джону – он успокаивал себя тем, что ей просто надо привыкнуть к чужому ребенку. Но в постели с ней творилось что-то не то. Даже за те десять дней, что они провели вместе после свадьбы, он узнал ее достаточно близко, чтобы обнаружить, что женился на страстной женщине, которая, когда ушла первая боль и смущение, отдавалась ему искренне и с желанием доставить ему наслаждение, что, в свою очередь, порождало у него ответное желание доставить удовольствие ей. Он не признавался в этом никому, даже Роберту – тот встретил молодожена похабными шуточками, понимающими взглядами и тычками в бок – но к ее телу он прикипел так сильно за этот короткий срок, что готов был терпеть, сжав зубы не только из одной лишь чести и верности данным обетам, а и потому, что все женщины после нее казались ему не более желанными, чем куски сырого теста. И в их первую ночь после ее приезда все было так же хорошо, как и тогда, и даже еще лучше, а теперь она просто лежала под ним, холодная, сухая и равнодушная, ожидая, пока он получит свое и оставит ее в покое. Он пробовал как-то расшевелить ее, но ничего не удавалось, и напряжение нарастало.

Каждый раз после того, как Эддард спал с ней, Кет дожидалась, пока тот уснет, а потом отворачивалась в сторону и глухо рыдала, заткнув рот подушкой, чтобы он не услышал. Думала ли она, что может быть что-то унизительнее, чем без всякого желания лежать на спине, чувствуя, как на тебе пыхтит, возится и стонет мужчина, чьи прикосновения еще недавно заставляли тебя дрожать и задыхаться? Но боль, злость, обида, горечь и унижение убили в ней желание. Теперь она просто жена. Распоряжается хозяйством, приказывает слугам, отдается чужому человеку по приказу и приносит ему одного ребенка за другим.

К обиде и горечи присоединилась теперь и ревность. Несмотря на усталость после дневных забот, Кейтлин теперь ночами не могла заснуть, и часами, вперяя в потолок сухие воспаленные глаза, думала о женщине, ради которой ее муж забыл свои обеты. Была ли это дешевая лагерная шлюха, что за несколько медяков ублажают солдат и всегда есть в любом военном лагере? Или дорогая куртизанка в заморских шелках – подарок друга Роберта за верную службу? Или знатная дама, которая отдалась ему по любви? Краем уха Кет слышала разговоры служанок про некую леди Эшару Дейн – якобы это она мать ребенка. Была ли это только одна ночь запретного удовольствия или же их связывало нечто большее? Увлечение? Привязанность? Любовь?

Разум твердил, что ей нужно забыть об этом. Она законная жена, ее муж рядом с ней, и любит их сына, а ждать верности от мужчин глупо. Но сердце, исколотое и отравленное, не желало искать забвения в домашних заботах и воспитании сына. Она должна спросить Неда. Они должны поговорить, больше она не в силах выносить эту муку неизвестности, его пустой взгляд, его вежливое молчание и ночи, превратившиеся в пытку.

Прошло две недели после ее приезда, прежде чем Кейтилин набралась храбрости. Эддард в тот день ездил на охоту вместе с Десмондом Греллом и Русе Болтоном, и вернулся в хорошем настроении. После ужина в большом зале, где подавали убитого ими оленя, зажаренного с медом и травами, они поднялись наверх в спальню, и Нед, как всегда, неторопливо раздевался, складывая одежду на скамью перед очагом.

– Кто его мать?

Нед застыл с туникой в руках, и какое-то время молчал. Лицо его было непроницаемо.

– Зачем тебе знать это? – голос звучал глухо и отчужденно, будто из могилы.

– Слуги говорят… будто на войне ты встретил одну леди… Эшару Дейн – она задыхалась, ей не хватало сил говорить связно – и, и… будто баст… Джон – имя далось ей с усилием – ее…

– Слуги болтают лишнее – резко ответил Нед, стоя все так же неподвижно – Тебе достаточно знать, что мальчик – моей крови, и ничего больше.

Кейтилин опустила голову на руки. Глаза застилали слезы, в сердце кипела обида и боль. Ничего не вышло. Она попыталась сломать ту стену, которую возвел между ними его грех – и потерпела неудачу. Все ее надежды на счастливую семейную жизнь таяли как дым, и Кет рыдала все горше, оплакивая их.

Нед смотрел на плачущую жену и сердце его разрывалось от жалости. Чего бы он только ни отдал за возможность сказать ей правду! Но он дал обещание – сын Лианны будет жить, и никто не должен знать, кто его отец. Ни Кет, которой придется жить, думая, что муж изменил ей, ни его другу Роберту, который не оставит дитя в живых даже ради любви к Неду, ни Джон Аррен, для которого безопасность королевств в сотни раз важнее жизни какого-то мальчика. Только Неду и есть до него дело во всем белом свете, и, если это цена, которую он должен заплатить – он ее заплатит и жаловаться не будет. Но что делать с Кейтилин? Ему больно видеть, как она страдает, и нельзя, чтобы эта тайна разрушила все их будущее. Ему было противно лгать – особенно ей, и его будто стошнило словами.

– Кет, Кет, послушай меня. Прошу, не отворачивайся, жена моя, дай мне если не искупить свою вину, то хотя бы объяснить все. Я был на войне. Вам, женщинам, не понять, что значит жить, словно ходя по острию меча, когда каждый рассвет может стать последним. Все становится острым, ты начинаешь любить жизнь так жадно, как будто и не жил раньше. Все кажется неимоверно прекрасным – небо, зелень, люди вокруг…

– И женщины. – глухо добавила Кет, все так же опустив голову, но слушая его.

– Да. – теперь он говорил медленно, будто через силу – И они. Я оступился. Ошибся. Я попрал свою честь и нарушил священные обеты, я оскорбил тебя и осквернил наше ложе. Это было всего один раз, но теперь этого не изменить и не смыть ничем. Каким бы ни было придуманное тобой наказание – я сам наказываю себя еще сильнее. И ничего в этом мире не сможет облегчить мою душу, если ты меня не простишь.

Он опустился перед ней на колени, и Кет была вынуждена поднять взгляд и взглянуть в его глаза – в них было все, и сожаление, и мольба, и горечь, и ласка. С ее сердца будто упал камень, и все преграды между ними рухнули, и Кет заплакала снова – но теперь это были слезы облегчения. Обняв его за шею и прижавшись щекой к его груди, она все плакала и плакала, и вместе со слезами выходил и яд. Наконец, выплакав все, она успокоилась, и какое-то время они сидели не шевелясь, слушая дыхание друг друга, и переживая вновь обретенное единство.

Потом Нед начал целовать ее – сначала волосы, лоб, заплаканные глаза, щеки, и наконец, губы, и Кет ответила на поцелуй, в котором нежность быстро уступила место страсти. Вся холодность ушла вместе с иссушавшей ее обидой, и, то ли от облегчения, то ли от смутного чувства вины, которое продолжало жить в ней, Кет отдавалась его ласкам как никогда бурно и страстно. Для них словно открылась невидимая дверь, за которой не существовало времени, других людей, всего остального мира – только наслаждение, испепеляющее и невыносимое.

***

С той ночи постепенно их жизнь наладилась и вскоре вошла в свою колею. Через год и девять лун после примирения Кейтилин Старк родила красивую девочку с нежной розовой кожей и золотисто-рыжими волосами. К тому времени по приказу лорда Старка в Винтерфелле построили маленькую септу, чтобы леди Старк могла без помех молиться своим богам. Чтобы угодить жене, из Белой гавани был приглашен септон, который помазал младенца семью елеями, семижды благословил и нарек Сансой. На следующий день, после его отъезда, она застала мужа в богороще – он сидел у корней чардрева и держал на руках сверток из пеленок.

Любопытствуя, Кет подошла поближе.

– Ты хочешь посвятить ее и старым богам тоже?

– У нас нет обрядов и жрецов – просто ответил он. – Но я хочу, чтобы они увидели нашу первую дочь, и хочу, чтобы она сама не была чужда вере отцов и дедов.

Кет присела рядом, и положила голову ему на плечо. Будь ее воля, она бы сидела здесь вечно, но это было невозможно – время идет так, как идет, его нельзя ускорить или замедлить. Все, что она может – это наслаждаться каждым мгновением счастья и терпеливо переносить время скорби. А в том, что ее ждет и то, и другое, она не сомневалась, как и в том, что есть тот, кто разделит с ней все, чтобы им ни выпало.