Текст книги "Алхимия"

Автор книги: Эжен Канселье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

«…как может быть, что вчера Ваш рост был столь высок, а сегодня столь низок, вчера Ваш голос был слабым и глухим, а сегодня он ясен и силён, вчера Вы были убелённым сединами стариком, а сегодня Вы – юноша?»

* * *

Отчаянно смелый воздухоплаватель Савиньён де Сирано ясно указывает нам на самые тяжёлые препятствия философскому деланию, о которые претыкается большинство исследователей и о которых мало кто из Адептов упоминал в своих книгах. Возрождая и упорядочивая все вещества, Луна, по мере схождения месяца на ущерб, теряет свою живительную силу вместе с уменьшением диска.

«Я знаю, что сейчас, на ущербе, в своей последней четверти, Луна сосёт костный мозг всего живого, и мой в том числе…»

Как ночное светило явным и мощным образом воздействует на марево моря, так же влияет оно и на меркурий философов – их великое море, матерь, марь, мор. Среди трудов классиков искусства Гермеса мы находим на эту тему любопытный трактат^[161], гравюра из которого о влиянии ветров помогает нам попять отрывок из Государств и Империй Луны, когда рождённый на Солнце Дух (Démon) говорит Сирано:

«Я, например, всеми чувствами своими знаю причину тяги магнита к полюсу, тяги приливов моря, тяги всего живого к смерти…»

С нашей стороны чрезвычайно любопытно установить связь между некоторыми иносказаниями нашего автора и важнейшими аспектами философского делания, объяснёнными Филалетом. Хотя основной труд таинственного английского алхимика был отпечатан в Лондоне только в 1669 году, Бержерак, по-видимому, читал его в рукописи. И мы полагаем, хотя и вступали перед тем, как сделать такой вывод, в волнуемое море раздумий, что водителем и хранителем Бержерака был тот же Илия, который, согласно Филалету, обеспечит процветание и счастье человечества перед тем, как наступят последние времена этого Мира:

«Ибо рождён уже Илия Художник, и уже великие вещи прозвучали над Градом Божиим^[162]».

Средство, с помощью которого Пророк Исраилев возносит Сирано в райскую землю, указывает нам на огненную природу его колесницы (char). Так, Илия, беспрестанно подбрасывает над собой магнитный шар (boule d'aimant, любовное колесо), и «очищенный и уготованный», поднимался вместе со своей колесницей (chariot, телегой) из стали (acier), влекомой неодолимым космическим влечением:

«Воистину, – говорит он, – зрелище сие было удивительно, ибо я так отполировал свой летающий стальной дом и он так живо и ярко отражал свет Солнца, что мне казалось, будто я сам возношусь на огненной колеснице».

Сравним это иносказание со словами из драгоценных глав Филалета, который с предельной точностью излагает трансцендентные физические законы нашей традиционной алхимии:

«Как Сталь (Acier) влекома магнитом (Aimant, Любовником), а Магнит непроизвольно поворачивается к Стали, так и Магнит Мудрецов притягивает к себе их Сталь. Вот почему, подобно ему, как Сталь есть рудник, где мы находим золото, так и наш Магнит есть истинный рудник нашей Стали^[163]».

В Государствах Солнца Савиньён настаивает на том, что этот действователь первого порядка (agent primordial) становится причиной тягостных приключений, предупреждающих забывчивого алхимика об осторожности и хранении тайны. Из его клади выпадает книга по физике, к несчастью становящаяся добычей негодяя; и открывается она как раз «на той странице, где объяснены достоинства магнита». Того, кто останавливает ум на «кальцинированном притяжении», наш философ сравнивает с несчастным существом, обычною жертвой магических церемоний:

«Положи жабу на грудь женщины, – говорит Михаил Майер в своей Убегающей Аталанте, – и пусть женщина напитает ея, и умрёт, а жаба надуется от молока»^[164].

Земноводное, вбирающее в себя влажный жар летних ночей, демонстрирует удивительную стойкость к высушиванию. Объяснение этому можно найти в символике жабы и ея месте в литературных и графических иносказаниях философской операции, на которую указывает Бержерак. Цель этой операции понятна только из греческого корнесловия, в полной противоположности мнению Литтре, вообще всячески отрицавшего наше элленическое (hellenique) родство. Позитивистская этимология производит название жабы, crapaud, от англосаксонского creopan – ползать, однако старо-французское crapos, несомненно, истекает из κάρπω, karpô, κάρφω, karfô: я осушаю, оставляю сухим, извлекаю, иссушаю, покрываю позором, ослабляю^[165].

* * *

Однако, какую же всё-таки весёлую картину мирной и ничего не губящей атомной бомбардировки нарисовал наш физик не в пример учёным нынешнего, самозванно именующего себя цивилизованным человечества, использующего эти силы только в целях разрушения и смерти! Мудрый исследователь, он находит случай сказать о радиоактивности тел, постоянном проявлении тайного огня алхимиков и орудий совершения первого чуда Великого Делания, творимого, по общему суждению древних авторов, самим художником, не способным пока постичь тайну чудесного осуществления:

«В конце концов, эти первые и неделимые Атомы создают круг, в котором без труда вращаются все самые непреодолимые трудности Философии. Преображения Чувств, никем ещё полностью не достигнутого, объяснить нечем, кроме как этим движением малых тел» (Государства Луны).

Для Сирано материя, единая с духом, единственна и бессмертна. Это и есть предпосылка основного постулата алхимии о том, что всё есть во всём. Он утверждает, что «Прометей извлёк из недр естества и сделал доступной для нас именно первоматерию». Ея, точнее, древний ея символ, изобразил на титуле своей книги Происхождение Алхимии Марселен Бертело, к сожалению, глубоко соблазнившийся позитивной стороной науки Гермеса, которую в целом он не сумел отделить от обманчивых спагирических формул. Итак, мы видим обложку, украшенную изображением уроборос'а – serpens qui caudam devorat – змия, пожирающего собственный хвост, и обрамляющего греческую аксиому: «Eν τό πᾶν = ЕДИН ЕСТЬ ВСЁ» («ЕДИНО ВСЁ»).

* * *

Трудно не обратить внимание на данное Бержераком точное описание прибора, записывающего и воспроизводящего человеческий голос, – через два с половиной столетия он появится на удивление всему миру под названием граммофона, а затем патефона.

«Когда кто-то хочет что-то прочесть, он прокручивает в этой машине множество ключей, затем поворачивает ручку на главу, которую хочет прослушать, и тогда из этого ореха, словно из человеческого рта или музыкального инструмента, начинают литься различные звуки, используемые великими Лунитами в качестве языка».

Солнечные духи пишут свои книги именно таким словесно-музыкальным способом – поэтому-то в традиционной кабале Ведение и передаётся только устно:

«Это воистину Книга, – провозглашает Сирано, – но это чудесная Книга без листов и букв; наконец, чтобы читать эту Книгу, не требуются глаза, но только уши…

Так вы всегда будете окружены всеми великими Людьми, мёртвыми и живыми, которые словно въяве беседуют с вами».

Уместно напомнить, что изобретением фонографа мы обязаны французскому мистику высочайшего класса, гениальному завсегдатаю богемных кружков и основателю «Зютизма» Шарлю Кро (Charles Cros), в запечатанном пакете представившему своё открытие в Академию Наук в 1877 году, до того, как американский физик Эдисон осуществил его на практике и соответственно извлёк из него барыш. А сколько других изобретений, часто самых сенсационных, связано с именем Шарля Кро – а ведь мы помним о нём только как о юмористе и поэте и почти забыли о нём как об учёном. Капризная фортуна распорядилась так, что для нас он только сочинитель Бильбоке и Копчёной селёдки. Тем не менее этот человек был автором не только веселивших общество монологов-анекдотов, но также и способов изготовления искусственных драгоценных камней и цветной фотографии (датирован 1869 годом). Более того, после него остались рукописи с любопытными гипотезами о возможностях межзвёздного сообщения.

Богема с ея фантазиями и странностями скрывает не только лень и бездарность. Как и Савиньён де Сирано Бержерак, Шарль Кро – тому свидетельство, ведь он долгое время пребывал среди богемы, пока не наступили для него тяжёлые времена.

Станешь гибче воды,

Но помрёшь без еды,

На гитаре бренча…

* * *

Напомним теперь об описании машины, которую Сирано, заключённый в Башне, изобрёл и начертил дабы обрести освобождение, оставив нам при этом бесценные физико-химические указания на чашу естества, само влияние которой составляет почти неразрешимую загадку Великого Делания. Напомним: даже образуя сферу, эта хрустальная чаша, призванная улавливать и собирать солнечное излучение, «имеет множество углов и форму двадцатигранника».

Принципиальная двойственность – сферическая чаша и шар-икосаэдр – очерчивает естество и действие таинственного купороса (vitriol) алхимиков, именуемого также изумрудом или смарагдом философов. Это – зелёная соль, кристаллизующаяся в виде многогранника с двадцатью гранями. Бержерак описал ея почти через 20 лет после того, как Карл I установил аналогичный по форме гномон в своём дворце Холируд в Эдинбурге.

Слово, которое в физике означает драгоценный камень звёздного происхождения, если читать его по буквам, образует инициалы надписания, сделанного маркизом Максимильеном Паломбарой над воротами его замка:

VILLAE IANUAM TRAHANDO RECLUDENS IASON OBTINET LOCUPLES VELLVS MEDEA =

VITRIOLVM

Надпись станет ещё более загадочной, если мы приведём для читателей ея перевод, обладающий необычайной силой притяжения для всех нас, наследников римской культуры и жертв злосчастного урбанизма:

«Иасон, толкнув двери виллы, открывает и обретает с помощью Медеи драгоценное Руно^[166]».

Дом, который следует открыть, руно, которое там находится и которое следует, завоевав, обрести, суть Земля и Лекарство, являющиеся разгадкой обрамляющего пентакль афоризма с теми же инициалами – одна из гравюр на дереве из Трактата об Азоте:

VISITA INTERIORA TERRAE RECTIFICANDOQVE INVENIES OCCULTVM LAPIDEM VERAM MEDICINAM

Посети исподнюю Земли и, очищая, найдёшь сокрытый Камень, истинное Лекарство.

Это и есть кристалл или хрусталь, возносящий нашего философа сквозь воздух и эфир в Государства Солнца, его Империю, где истинные служители Розы и Креста, вселенские обитатели Гелиополиса, обретают свою легендарную всепроницаемость и долголетие:

«Мой блуждающий взгляд случайно упал на мою же грудь, скользнув по поверхности тела, проник внутрь его; в следующее мгновение я увидел всё, что было позади меня, как будто вся моя плоть стала органом зрения; я ощущал ея свободной от присущей ей непрозрачности, приближаясь предметами к глазам, а глазами к предметам помимо собственного тела». (Государства Солнца).

Чудо, относящееся к последней варке, Сирано описал блистательно и достойно, на уровне лучших классиков Великого Искусства. Он восхищённо созерцает и с точной ясностью описывает воспламенённый Мир:

«В крови моей жила необычайная радость, проникавшая в душу и делавшая ея чистой».

Описанный Сирано цветопереход имеет место внутри философского яйца, «малого хрустального купола» (dome, свода, собора); слово хрусталь или кристалл с герметической точки зрения драгоценно именно в его звуковом раскладе: Χριστοῦ, Khiristou, Христова и ἃλς, als, соль = Христова соль, на языке птиц. Наблюдая медленную перемену оттенков благороднейшего цвета, «я погрузил, – пишет Сирано, – свой взор в чашу». В самом деле, взгляд художника на этой стадии делания должен быть предельно острым, ибо философская призма развивается внутри черноты, в глубине киммерийских сумерек, где само Естество, а, следом за Ним, и Адепты, открывают тайну великого Согласия (Harmonie) и Творения в целом.

Эту чернь чернее чёрной черни, но при этом прозрачную, мы созерцаем на одной из иллюстраций, которыми Жорж Ораш Страсбургский снабдил свой небольшой труд Драгоценнейший Дар Божий, описанный и изображённый собственною рукою в лето 1415 от Спасения искупленного Рода Человеческого (Le Tres-Precieux Don de Dieu, escript et peinct de sa propre main, l’an du Salut de l'Humanité rachetée, 1415)^[167].

Чуть позже отверстая чаша, в которой находится всё та же наша зола (cendres, пепел), но уже в преображённом виде, отдаёт чудесный плод алхимику, охваченному всецелым озарением. Об этом же иносказательно говорит Сирано Бержерак, констатируя распад своего творения:

«Его не было… вместо него повсюду было Небо… я не знаю, какое невидимое препятствие отталкивает мою руку, когда я ея протягиваю… мне пришло в голову, что, поднявшись, я бы очутился на небесной тверди, той самой, которую иные Философы и некие Астрономы почитают воистину твёрдой».

Он присоединяет свой голос ко всем добрым Мастерам с их стародедовским советом следовать в нашем скорее Божественном, нежели человеческом, делании, за Естеством таким образом, чтобы художник беспрекословно подчинялся незыблемым законам и знал, что нарушать или пытаться обойти их ему воспрещено:

«Я был ведóм только Естеством, которое не рассуждает».

XLVIII. Драгоценнейший Дар Божий (фигура V)

Гниение произошло, тела разрушились, превратившись в более светлую массу, густой пласт которой распространяется в черноте, заполнившей скляницу (matras, матку).

Текст к Фигуре V. Голова Ворона, прозрачная чернота. То, что проявляется по нижнюю сторону материи, есть не что иное, как вещь, составленная из пара, духов, огня. Эта чёрная земля, желтизна и грязь (bourbeuse), принадлежащая феям, находится под водой и под пеплом (cendre, золой), и она порождает червей.

В единении человека и естества, часто нами подчёркиваемом, ни знание, ни вдохновение, ни интуицию, ни тем более веру нельзя восполнить рассудочной деятельностью:

«Этот жар моей воли не только укрепляет моё тело, но и направляет его к той желанной вещи, которую я так жажду объять».

Но именно такая пылкость послужила для Савиньёна драгоценным предостережением, ибо она зачастую приводила исследователя к неудаче, если ему – увы! – не хватало мудрости и спокойствия удерживать свои порывы: «Præcipitatio a diabolo», торопливость от диавола.

В ходе философского делания важно ни в коем случае не открывать реторту – иначе, из-за необратимой потери компоста будет утеряно всё, в том числе затраченное время и деньги. «Судьба (Fortune), врагиня Естества (Nature), коварно заставила меня, – сетуя, предупреждает Бержерак будущих искателей, – положить мою руку на хрустальные своды. О, горе! Грохот потряс мой слух, грохот икосаэдра, разбитого по моей собственной вине на мелкие куски!»

* * *

Сирано, мудрый адепт сухого пути, благосклонно относится и к подробно описанному различными авторами долгому пути, заявляя, что хотя в этом случае утомительная (fastidieuse)^[168] варка длится целых двадцать два месяца, «по окончании ея счастливый художник попадает на равнину вечного Дня». И ничто, по мнению нашего философа, так с самого начала не мешает пробуждению Воображения (l'Imagination), как Память (Memoire), которая, согласно Сирано, у него общая с сойками, попугаями, сороками, скворцами и коноплянками, то есть с педантами, тем самым Сирано даёт понять, сколь бесплодны и убоги школьные программы.

Превыше потоков, орошающих Солнечную Империю, потоков Памяти и Суждения (Jugement), есть поток Воображения, из которого можно пригоршнями черпать сверкающую и летучую жидкость:

«При более внимательном исследовании, – уточняет наш философ, – я обратил внимание на текущее по руслу питьевое золото, пенящееся елеем талька»^[169].

Среди загадочных производных Великого Делания – недозрелое золото (l’or immûr) и живое серебро (l'argent vif, ртуть), совершенный союз которых образует Русалку или Сирену (Sirène): Σείρ, Seir или Сир, Царь^[170], Солнце и Ενη, Ene, новая или молодая Луна. Вместе с Кампанеллой добравшись до благословенного порта, наш вдохновенный наблюдатель следит за ожесточённой битвой этих едино-противоположных начал, дающих в водах равноденствия рождение легендарному двойному существу:

«Рыба, питаемая ими, из рода прилипал, сирен и саламандр».

Пять источников, отождествляемых с пятью чувствами и символизирующих несовершенные металлы, соединяются в три потока: Воображения, Памяти и Суждения, то есть в три великих начала серы, соли и меркурия; эти потоки впадают в Озеро, место обитания Нимфы Мира. Сон хаоса первого порядка (chaos primordial) веет над этой тяжёлой и спокойной водой, заполняющей «чёрную впадину пещеры», возле которой Сирано задремал, братски увещеваемый своим спутником:

«Спите же, спите, я оставляю вас; ваши сновидения воистину совершенны, и когда-нибудь вы будете чувствовать себя счастливым от одного воспоминания о том, что с вами происходило».

«Воистину, – внезапно пробудившись, заключает наш сновидец, – я испытываю немыслимое уважение к тем Философам, которых все зовут мечтателями, а невежды осмеивают».

Как и все великие Адепты, Савиньён де Сирано Бержерак именно в «Краю Философов» видел свой самый прекрасный сон. Царский путь алхимии неотменимо пересекает чудесные области чарующей сказки.

«Путь этот, – уверяет нас Сирано, сколь благодатен, столь и одинок, идя по нему, дышишь вольным и тонким воздухом, питающим душу и дающим силы управлять своими страстями».

XLIX. Фронтиспис Musæum Hermeticum

Союз четырёх стихий, считающийся невозможным. Попарно они образуют равносторонние треугольники – огня и воды, вершиной кверху, и воздуха и земли, вершиной книзу. Взаимное наложение этих фигур образует печать Соломона, иероглифическое изображение Философского Камня.

Килиани, уснувший под огромным дубом, сумел, однако, успешнее сопротивляться ядовитому воздействию сулемы (bichlorure de mercure, двухлорида ртути), чем Сирано бревну, упавшему с кровли дворца герцога Арпажонского. Не будь этой плачевной случайности, сколько совершил бы Философ, продлись его жизнь ещё на десяток лет! Нельзя забывать, что смерть его наступила в тридцать пять лет, именно в том возрасте, когда наиболее одарённые умы начинают осознавать себя и только набирают силу…

* * *

Следуя за Савиньёном де Сирано Бержераком, мы входили в мир сколь ослепительный, столь и знакомый, открывшийся ему, а следом за ним и всем нам, словно по мановению волшебной палочки. Отдавшись двойному попечению времени и пространства, мы, быть может, слишком быстро совершили наше необычное путешествие, и залпом, не насладившись вкусом, выпили знаменитое молоко птиц. К этому, превратившемуся в пословицу выражению, которым греки изображали вещь редкую или преизобильную, мы, если Богу будет угодно, ещё вернёмся, и непременно под сенью Креста, чтобы порассуждать о сём более подробно при тихом свете наших светильников в покое одиноких ночей.

Подобно тому, как гравюра на фронтисписе Musæum Hermeticum открывает врата земли, войдя в которые, услышим тайные хоры светил небесных, чья мелодия выражает союз четырёх стихий земных, мы открываем и Великое Делание Философов, «сотворённое одним из могущественнейших духов Солнца», Делание, к котором чрез непрестанное почитание четвёртого измерения правит Согласие (Harmonic) в его абсолютной полноте.

«Оно доказывает, что все вещи истинны и объясняет способ физического слияния противостоящих друг другу истин…»

И вот мы втроём, вместе с Савиньёном де Сирано Бержераком и будущим читателем, вновь и вновь поднимаемся в небесные страны Солнца и Луны Философов, дабы утолить жажду, припав к источнику юности, к фонтану влюблённых в вечное Ведение.

Ноябрь 1946.

Тетради Гермеса (Cahiers D'Hermes)

L. Заключительная виньетка

Каллиграфически украшая завершающую часть труда Анри де Линто герметическим гербом, переписчик желал указать всем, способным его понять, что учение этого сына ведения в совершенстве познано и воплощено,

КОГДА ЕСТЬ СОЛЬ

Выходные данные

ALCHIMIE

Etudes diverses de Symbolisme hermétique et de Pratique Philosophale par Eugène Canseliet F.C.H.

Chez Jean-Jacques Pauvert

АЛХИМИЯ

Несколько очерков по Герметической символике и Философской Практике

Эжена Канселье

Перевёл с французского Веков К. А. (г. Гусь-Хрустальный)

ÆNIGMA

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

notes

Примечания

1

Таков буквальный перевод латинского глагола in-venio, означающего «находить», «открывать», «являть из непроявленного».

2

Французский оригинал книги, перевод которой вы сейчас держите в руках, был взят из его библиотеки.

3

Е. Головин, современный исследователь алхимии, настаивает на том, что в данном случае адекватнее именно этот термин, нежели более привычное «трансмутация».

4

Так в римо-католической религии именуются те, кто строго исполняют церковные предписания и, соответственно, причащаются ежемесячно.

5

В тот огненный год, при драматическом исходе, вызванном нашествием, в мае, осев на пикардийских землях, мы обнаружили, что потеряли лучшие из принадлежавших нам книг, прежде всего именно по алхимии, книг редких и потому вдвойне драгоценных. Их несомненно без зазрения совести прихватил с собой какой-нибудь знаток – солдат или офицер немецкой армии – на мою беду поселившийся в оставленном нами доме. В память о них мы приводим список тех из них, которые были приобретены между 1919 и 1930 годами у Люсьена Дордона, чей книжный магазин располагался на Рю-де-Сен. После войны список был нами представлен в Министерство Городского Восстановления, и, проведя тщательное расследование, оно любезно возместило нам ущерб на сумму в 45.352 старых франков.

6

Сокровище Любомудрия Древних, ведущее Читателя ступень за ступенью к познанию всех Металлов и Минералов, и способа их обработки и служения им, дабы прийти в конце пути к совершенству в Великом Делании. В Диалогах и в сопровождении прекрасных и сладчайших гравюр. Выпущено в свет Барантом Сандерсом ван Гельпеном, Дворянином. В Кёльне, издано Клодом ле Женом (Клодом Младшим), 1693.

Tresor de la Philosophie des Anciens où l’on conduit le Lecteur par degrez a la connoissance de tous le Metaux & Mineraux, & de la manière de les travailler et de s'en servir, pour arriver en fin a la perfection du Grand Œuvre. En forme de Dialogues et enrichis de tres belles tallies douces. Mis en lumière par Barent Coenders van Helpen, Gentil-Homme. A Cologne, chez Claude le Jeune, 1693 (Coenders – анаграмма cendre – пепел, зола; о значении этих понятий читатель узнает из книги – прим. перев.).

7

Ice est la sagesse. Que celui qui a l'intelligence calcule le nombre de la bête. Le nombre en effet est d'un homme; et le nombre de celui-ci est six cent soixant-six.

V/18: Hie sapientia est. Qui habet intellectum, computet numerum bestiæ. Numerus enim hominis est; & numerus ejus sexcenti sexaginta sex.

Nota bene: Поскольку латинские памятники, которые мы используем, или не переведены вовсе или же переведены в большей или меньшей степени искажённо, мы цитируем, как в основном своде, так и в сносках, первоначальный текст данных отрывков.

8

В Пути. Часть Первая, I.

9

В письме от 28 декабря 1961 г. наш друг уточняет:

«Должен указать вам, что под изображением пациента, слева всегда царапина, создающая впечатление струйки воды. Мне кажется, что не случайно; царапина (?) попадает в таз, стоящий на нижних перекладинах стула».

10

Aux fenêtres de France, dans Mes Semailles. L'Amitié par le livre, 1955.

11

Atlantis, № 200, Janv.-Fev. 1960, p. 106.

12

Amphitheatrum sapientiæ Æternæ, solus veræ christiano-kabalisticum, divino-magicum, nec non physico-chymicum, ter-triunum catholicon, instructore Henrico Khunrath Lips(iensis) Theosophiæ amatore fideli, et Medicinæ utriusq(ue) doct-(ore). Hallelu-Iah! (ter). Phy diabolo. – Христианско-кабалистический, божественно-магический, а также физико-химический, трижды во единем католический, единственно истинный Амфитеатр Вечной Мудрости наставника Генриха Кунрата Лейпцигского, верного почитателя Богомудрия и доктора двух Медицин. Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Тьфу на диавола. р. 147.

Oculis vidi meis, manibus tetigi, linguâ gustavi, naribus olfeci: ô quam mirabilis Deus in operibus suis!

13

Происхождение Философских Богов. Неарха, философа греческого. Origine des Dieux Philisophiques par Nearcos philosophe grec. Bibl. nat., ms 14792, p. 1202.

14

Bizarre, numéro spéciale, ibid., № 23. L'Affaire Rimbaud.

15

Arisleus in visione. Coniunge ergo filium tuum Gabricum dilectiorem tibi in omnibus filiis tuis cum sua sorore Beya quæ est puella fulgida, suavis et tenera. Gabricus est masculus & Beya fœmina, quæ ipsi dat omne quod ex ipsa est.

О natura benedicta, & benedicta est tua operatia, quia de imperfecto facis perfectum. Idcirco non assumas ipsam naturam nisi puram, muridam, crudam, amœnam, terream & rectam. Si vero secus feceris non proderit quicquam. Vide quod nil contrarium intret cum lapide nostro, nisi ipsum solum pone. Coniunge ergo servum nostrum sorori suæ odoriferæ & inter se filium gignent, qui non assimilabitur parentibus. Et quamvis Gabricus sit charior Beyæ, tamen non fit generatio sine Gabrico. Gabrici enim cum Beya concubium protinus mortuum est. Nam Beya ascendit super Gabricum, & inciudit eum in suo utero, quod nil penitus videri potest de eo. Tantoque amore amplexata est Gabricum, quod ipsum totum in sui naturam concepit, & in partes indivisibiles divisit.

Rosarium Philosophorum secunda pars Alchimiæ, de Lapide Philosophico vero modo præparando, continens exactam eius scentiæ progressionem. Cum figuris rei perfectionem ostendentibus. Francoforti ex officina Cyriaci Iacobi, mense Iunio, anno 1556. – Rosaire des Philosophes, seconde partie de I'Alchimie; de la Pierre Philosophique, de la vraie manière pour la préparer, renfermant l'exact développement de cette science. Avec les figures présentant la perfection de la chose. A Francfort, de l'ateller de Cyriacus Jacob, a mois de Juin, en l’année 1556.

Розарий Философов, вторая часть Алхимии; о Камне Философском, о правильном способе его изготовления, сиречь истинном развитии сей науки. С фигурами, указующими на совершенствование сей сущности. Отпечатано во Франкфурте, в мастерской Иакова Сирийца, в Июне лета 1556.

16

Atalante Fuyante, c'est-à-dire, les Nouveaux Emblèmes chimiques touchant les secrets de la Nature, appropriés, en partie, aux yeux et à l’intelligence, par des figures gravées sur cuivre, des sentences, des épigrammes et des notes ajoutées; en partie, aux oreilles et, plus ou mains, à l'amusement de l'esprit, par cinquante fugues musicales de trois voix, dont deux correspondent à une simple mélodie très convenable aux distiques qu'il faut chanter. Non sans un singulier charme, ces emblèmes doivent être regardés, lus, médités, compris, discernés, chantés et entendus. Par l'auteur Michel Maier, Membre du Conseil Impérial, Médicin, Docteur, Chevalier exempté, etc… De la Typographie de Jérôme Galler d'Oppenheim. Aux frais de Jean-Théodore de Bry. M.DC.XVIII.

Убегающая Аталанта, или Новые Эмблемы Химические касательно Тайн Естества, предлагаемые, в частности, зрению и уму и соделанные в гравюрах на меди, в изречениях, эпиграммах и заметках; особо для услаждения слуха и услаждения духовного содержат пятьдесят музыкальных пиес для трёх голосов, двум из которых вменяется мелодия простая, сопровождающая двустишия и для пения пригодная. Не без очарования эмблемы сии могут быть рассматриваемы, читаемы, почитаемы, обдумываемы, уразумеваемы, различаемы, распеваемы и осознаваемы. Сочинены Михаилом Майером, членом Императорского Совета, Медиком, Доктором, Вольным Дворянином. Отпечатаны в Типографии Иеронима Галлера из Оппенгайма. На средства Яна Теодора де Бри. M.DC.XVIII.

17

Тайная Книга в Трёх Трактатах по естественной Философии, доселе не напечатанных. Le Secret Livre, dans Trois Traitez de la Philosophie naturelle non encore imprimez. Paris, chez Guillaume Merette, M. DC. XII.

18

Трактат о Сере. Второе Начало Естества. Traité du Soulphre. Second Principe de la Nature. A Paris, chez Jean d'Houry. M. DC. LXIX, p. 72.

Трактат о Соли. Третье Начало. Traité du Sel. Troisiéme Principe. Там же, кн. 3, p. 4:

«Если читатель хочет извлечь пользу и совершенствование из сих речей и понять мою мысль, ему прежде следует с великим вниманием изучить творения других истинных Философов и особенно Сендивогия, о чьих трудах мы уже упоминали».

19

Очень любопытное объяснение Загадок и иероглифических физических фигур главного портала кафедрального и епископального Собора Владычицы Нашей в Париже. Explication tres curieuse des Enigmes et Figures hiérogliphiques, physiques, qui sont au grand portail de l'église cathédrale et métropolitaine de Notre-Dame de Paris.

В четвёртом томе Библиотеки Химических Философов (Bibliotheque des Philosophes Chimiques), собранной Гийомом Сальмоном (Guillaume Salmon), издание второе, исправленное и расширенное J.M.D.R. (Jean Maugin de Richebourg). A. Cailleau, Paris, 1740–1754.

Небольшой трактат Г'обино был отпечатан в 1955 году в Новом Соборе Химических Философов (Nouvelle Assemblee des Philosophes Chymiques) Клода д'Иже (Claud d'Ygee). Dervy-Livres, Paris, VIе.

Этот труд представляет собой принадлежащую одной частной библиотеке очень красивую рукопись XVIII века, украшенную множеством рисунков, выполненных пером, которые мы со всею возможною точностью перерисовали; здесь мы воспроизводим двух драконов – символ хорошо известный и располагающий к бесконечному размышлению, весьма любимый Николаем Фламелем.

20

Mutus Liber, in quo tamen tota Philosophia hermetica, figuris hieroglyphicis depingitur, ter optimo maximo Deo misericordi consecratus, solisque filiis artis dedicatus, authore cuius nomen est Altus.

21

Бытие, XXVIII, II.

22

Viditque in somnis scalam stantem super terram, & cacumen illius tangens caelum;. Angelos quoque Dei ascendentes & descendentes per eam. Genesis, cap. XXVIII, 12.

23

Философские обители и герметическая Символика в ея связи со священным Искусством и Эзотерикой Великого Делания.

Les Demeures Philosophales et le Symbolisme hermétique dans ses rapports avec l’Art sacré et l'Esotérisme du Grand Œuvre. Préface de Eugène Canseliet F.C.H. Работа содержит сорок иллюстраций, скопированных с оригиналов Жюльеном Шампанем (Julien Champagne). Paris. Jean Shemit, Libraire, 1930, p. 192.

24

В Трёх Трактатах естественной Философии, ранее не печатавшихся. Trois Traitez de la Philosopie Naturelle, non encore imprimez. A Paris, par Jean Sara, rue S. Jean de Beauvais, devant les Escholes de Decret, 1618, p. 14.

25

Aialanta Fugiens, op. cit., Emblema XIII, Discursus XIII, p. 62.

Nihilominùs miraculoè in partu humano os sacrum se aperit, ut fœtus per id exire possit, velut per ostium, inque hoc Deus Opt(imus) Max(imus) per naturam supra naturam operatur.