Текст книги "Сын Неба"

Автор книги: Эйв Дэвидсон

Соавторы: Грэния Дэвис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– И я... с тобой... тоже... – послышался голос – будто тихий вздох ветра.

– Ну вот, ты еще и оскорбил этот спасительный банан, – недовольно заметил сфинкс. – Теперь нам крупно повезет, если мы не утонем.

– ...утонем... – прошелестел тихий голос оскорбленного бананового дерева.

– Марон! Тут ни от кого разумного слова не добьешься, – проворчал Маффео, чувствительно дергая себя за бороду. – А тем временем кони – и люди, между прочим, – сатанеют, оказавшись в такой подлой ловушке!

Уставившись на бурные воды, Марко вспоминал рассказ своего деда, переданный тому его дедом, – историю о последствиях одного проступка слуги дожа Марчелло, когда однажды летом вопреки всем известным наукам и традициям, разуму и логике этот дурень допустил, чтобы растение, именуемое "громовым чертополохом", лишилось подпорок на краю крыши Герцогского дворца. Как небо почти тотчас потемнело, как оглушительно загрохотал гром и как хлынули потоки неистового ливня. Беременные женщины, кобылы и овцы все разом выкинули. Повсюду вдруг скисло все молоко, а сыры примыкающей к Венеции Терра-Фирмы весь тот сезон выходили порченые.

Те, кто опрометчиво поспешил вставить в свои окна новомодные застекленные рамы (а стекло, искусством дутья которого особо славилась Венеция, надо заметить, прежде использовалось лишь для сосудов, да и то людьми богатыми, не удовлетворявшимися посудой глиняной), – так вот, эти модники уже после первого удара грома могли собирать осколки. С третьим раскатом пузыри на концах стеклодувных трубок лопнули в мелкую пыль. С четвертым все стеклодувы оказались на коленях, распевая "Dies Irae... dies ilia... teste David cum Sibylla", в полной уверенности, что тот самый день гнева наконец пришел.

Новое вино в кадках, трубках и бочонках, вспенившись, хлынуло прочь. То же, что осталось, скисло и прогоркло, – даже рабы из Арсенала пить его отказывались, угрожая скорее мятежом. Вконец разбушевавшаяся Адриатика разнесла все дамбы вдоль Лидо. Бросаясь на берег будто табун взбесившихся коней, море грохотало подобно целой армии, ведущей ожесточенную битву, – и затопило все суда во всех бухтах.

К счастью, проступок негодного раба не остался незамеченным и его приволокли к ногам дожа. А тот, не рискуя тратить время на созыв сената, приказал тотчас казнить болвана. Труп подняли на тот самый край крыши, где слуга еще недавно сидел, болтая ногами и сшибая – вот глупец! – побеги громового цветка.

И оставили сидеть в том же положении – но уже с отрубленной головой на окровавленных коленях.

Гром еще поворчал, но постепенно стих. И тут по всей Венеции и даже по Терра-Фирме до самого острова Азолы все мало-мальски здравомыслящие матери вытащили своих детей из-под перин, где те в страхе прятались. И заставили каждого ребенка проглотить хотя бы три драхмы прославленного венецианского бальзама, помогающего решительно от всего, кроме "черной смерти", и содержащего 365 ингредиентов, включая плоть ядовитых гадов.

Но мало того. Мощь и размах незваной грозовой бури оказались таковы, что несколько купцов сбились в своих подсчетах. Сбились! Допустили ошибки в подсчетах! И это венецианские купцы, которые, как известно, никогда голову не теряли! Даже когда татары с помощью катапульт забрасывали распухшие трупы в их зарубежные фактории!

Долго же оправлялась венецианская торговля от этого несчастья! Агат и сердолик, индийский миткаль и мальвовые ткани, а также обе разновидности нарда – все упало в цене на малую долю дуката. И еще многие месяцы даже самые богатые едва могли предложить на рынок длинный (иначе – желтый) перец, белладонниум и ликиум, мальчиков-певчих, кабульскую медь, шелковый газ (как выпряденный, так и нераспутанный), а также свинец для чеканки фальшивых монет.

И все – из-за простого пренебрежения к законам мира растений. А разве старый отец Павел не вдалбливал в Марко мудрые слова Плиния Старшего? "Дикая местность суть одна громадная аптека". И что, если бы Марко не попросил своего опрометчивого дядю Маффео остеречься и не оскорблять более мощный банан, на котором они расселись?..

– Ну что, чужеземные трюкачи? Может, знаете пару-другую фокусов, чтобы отсюда спастись? – Воспоминания Марко внезапно прервал назойливый голос с верхних ветвей дерева.

Сфинкс взглянул наверх, помахал своим львиным хвостом – и нахмурился.

– Кто это там, сфинкс? – спросил Марко.

– Ваш старый неприятель. Царь обезьян, что охраняет пещеру феи Облачного Танца.

– Далеко же его оттуда занесло. Ведь может статься, лукавая госпожа наконец обратится к нему после стольких столетий – а он не услышит ее бессмертных слов.

– Для Великого Мудреца из Пещеры водного занавеса расстояние ничего не значит! По остроте мой слух не уступает моему разуму! – затараторила белая короткохвостая обезьяна, ловко перепрыгивая по упругим ветвям поближе к измученным путникам.

– Что же привело тебя к нам в это затопленное болото? – поинтересовался Марко.

– Меня привел долг. Переродившись, госпожа приобрела кроткий облик и теперь очень одинока. Облачная плясунья желает, чтобы сфинкс вернулся в ее пещеру, – она скучает по его пустой, но забавной болтовне.

– Вот еще! – возмутился сфинкс, не переставая вылизывать свою золотистую шерстку. – Я никогда не болтаю. Тем более – впустую. И возвращаться в эту мерзкую пещеру у меня нет ни малейшего желания.

– Перерожденная госпожа стала кротка и ласкова как бабочка. Или ты предпочитаешь сидеть с жалкими смертными на этой подмоченной деревяшке? фыркнула обезьяна.

– Никакие мы не жалкие смертные, – прорычал рыцарь Хэ Янь, угрожающе покачивая алебардой.

– ...и не подмоченные деревяшки... – тихо прошелестел банан.

– Марон! Подумаешь, госпожа! – проворчал дядя Маффео.

А Марко подумалось, что все это как сцена из катайской оперы. Все выделывают пируэты и дуют в трубы, а главный волшебник тем временем важно расхаживает туда-сюда, делая пробные взмахи боевым топором. Но ведь сейчас они не в опере.

– Послушайте-ка вы все! – закричал Царь обезьян. – Да вы хоть понимаете, кто я такой? Известно ли вам, что сам Нефритовый император зовет меня "равным небу"? Знаете ли вы, что я способен одолеть и перехитрить самых могучих и смекалистых демонов, духов звезд и гигантских многоглавых людоедов?

– И все же забрать маленького сфинкса против его воли ты не можешь, заметил Марко.

– Знаете, знаете, кто я такой? – продолжала бахвалиться обезьяна, от возбуждения переходя на визг. – Знаете? На небесных Персиковом и Коричном пирах я сижу рядом с Нефритовым императором лицом к двери! Мне ведомы Внутренние и Внешние превращения! Сила моя такова, что я запросто могу доставить в пещеру госпожи всю вашу компанию! А там госпожа высосала бы вас, как паук мотыльков, – не подвергнись она перерождению в кротком облике!

– Ну, жалких смертных ты, может, и доставишь, – пожав плечами, отозвался Марко, – но я сильно сомневаюсь, что ты способен захватить с ними и их коней.

– Никто не смеет сомневаться в силе Великого Мудреца, равного небу, из Пещеры водного занавеса! – вскричал Царь обезьян. Красные глазки его запылали гневом и неистовством. Вдохнув в себя ветер, он вдруг сделался невообразимо огромен и многорук. Бесчисленные эти руки тотчас подхватили сфинкса, людей, коней – и потащили их в небо. Наконец, оседлав грозовое облако, Царь обезьян вместе со своей ношей полетел прочь от затопленного болота.

Напрасными были возгласы изумления и страха. И излишней была улыбка маленького сфинкса, когда все они поплыли под пасмурным куполом.

Облегченно вздохнув, банановое дерево снова погрузилось в свои древние бессвязные грезы.

Грозовое облако то ныряло, то подпрыгивало, словно бумажный змей на отчаянном ветру. Зажатый в одной из могучих рук Царя обезьян, Марко с тошнотворной смесью страха и надежды смотрел вниз. Затопленное болото осталось позади. Теперь они летели над прибрежной равниной, где густые леса то и дело сменялись пахотными землями. Вот бы как-нибудь выскользнуть из обезьяньей хватки...

– Я продрог и хочу есть, – заявил маленький сфинкс.

– Очень скоро тебе будет тепло и сытно в пещере кроткой госпожи, пророкотала могучая обезьяна.

– Не-ет, – захныкал сфинкс. – Мне холодно! Я проголодался! Если ты немедленно меня не накормишь, я пожалуюсь госпоже, что ты жестоко со мной обращался! Я обижусь и не стану развлекать ее шутливой беседой! Тогда она разгневается – и уже никогда не скажет тебе второго слова!

– Но здесь нет еды, – проворчал Царь обезьян. – Придется тебе подождать.

– Я не могу ждать! Немедленно опусти меня вон туда – в ту крестьянскую деревушку! Я вижу там буйвола с плугом. Где буйвол, там молоко. А для сфинксов нет ничего лучше молока.

– Марон! В этих краях даже такая мелочь разборчивей франкского монаха... – начал было Маффео, но старший брат и племянник тут же на него зашикали.

– А если я опущу тебя вниз полакать молока – ты похвалишь меня перед госпожой? – спросил Царь обезьян.

– О, тогда я обязательно выскажу госпоже все, что на самом деле о тебе думаю, – ответил сфинкс.

– Ну, раз так, то ладно, – пробормотала обезьяна. – Только поторопись. – И, соскочив с облака, Царь обезьян поплыл вниз – к свежевспаханному рисовому полю. Похожие на грибов в своих соломенных шляпах крестьяне завопили благим матом при виде многорукого привидения и стали разбегаться кто куда.

Тут Поло и их люди, следуя примеру крестьян, ловко повыскальзывали из массивных обезьяньих рук – и тоже бросились врассыпную. Сфинкс же успел вспорхнуть на плечо улепетывающему Марко.

– Стойте! – проревел Царь обезьян.

– Спасибо за прогулку! – крикнул Марко через плечо.

А пока кони и их хозяева спасались бегством, Хэ Янь со своей алебардой – вдруг показавшейся Марко больше, чем когда-либо раньше, – и Оливер со своим громадным боевым топором и изящным пажом сдерживали оторопевшую обезьяну в бушующем смерче яростного боя. Три человека вновь и вновь схватывались с гигантским и многоруким Царем обезьян, вооруженным огромным посохом, который он вытащил из-за уха. И противники оказались столь искусны и достойны друг друга, что ни капли крови за весь бой не пролилось.

Монгольские и татарские всадники издали пускали в Царя обезьян стрелы, но он превращал их в розовые лепестки, что мягко падали к его ногам. И все-таки тяжело ему было сражаться в столь неуклюжем обличье. Вскоре Царь обезьян стал заметно уставать.

Наконец, громогласно рыгнув, Великий Мудрец из Пещеры водного занавеса выпустил из себя ветер – и восстановил свой обычный обезьяний облик и размеры. Отчаянно гримасничая, Царь обезьян прыгнул в ближайшее грозовое облако и был таков.

– Блестяще, сфинкс, – выдохнул Марко, пока все наблюдали, как гримасничающая обезьяна уплывает, грозя им украденным у Царя морских драконов железным посохом – теперь сжавшимся до размеров иглы.

– Ты же просил меня вызволить вас с той подмокшей деревяшки, самодовольно улыбаясь, ответил золотистый сфинкс.

– А нельзя было как-нибудь попроще? – поинтересовался Марко.

– Мы, сфинксы, не получаем удовольствия, когда выходит попроще. Зато мы получаем громадное удовольствие, лакая теплое молоко буйволицы, восхитительнее даже козьего молока в землях Греции и Египта! – И сфинкс нетерпеливо облизнулся.

22

Да-го: Переразвитие великого.

Высокие воды скрывают лес.

Стропила прогибаются.

– Размышляя о своем гневе, я просто поражаюсь своей терпимости, обращаясь к Марко, заметил хан ханов одним весенним днем, когда они прохаживались среди цветущих персиковых деревьев его личного дворика в Ханбалыке. Хубилай и одет был в персикового цвета парчовый халат, расшитый золотистыми цветками персика. – Разве меньше года назад не отказало мне в дани одно туземное племя? Разве не нанесли они серьезное оскорбление скромному чиновнику, собиравшему весьма умеренный пятидесятипроцентный зерновой налог для Трона Дракона? Поверит ли кто? Но это правда! Великий Чингис, дед нынешнего Сына Неба, возвел бы целую башню из их голов которая вскоре стала бы башней из черепов. Но разве Мы так поступили? Нет. Мы так не поступили! Разумеется, Наши войска – впрочем, давай, друг Марко, говорить без церемоний – разумеется, Мои войска были победоносны. Мои войска всегда победоносны. Таков неизбежный закон природы. Но разве я, имея на то все основания, содрал с бунтовщиков кожу? Посадил их на колья? Нет! Ничего подобного...

Я их всего-навсего сослал – всех до единого. Разумеется, всех. Разве станет Сын Неба на Троне Дракона разрушать семьи? С моим неизменным и безграничным милосердием я позволил им, забрав поклажу и обозы, отправиться в царство Чамба, что у самых границ Нам Вьета. В столь интересное место! Ведь там можно увидеть, как дикие слоны забавы ради выдергивают из земли целые деревья! Весьма нередко. И даже днем там можно услышать вой призраков. Как они называются, эти призраки, что воют днем? А, По-ло?

– Привидения, о повелитель?

– Да нет! Не привидения! Или привидения? Проклятие! А-а! Гиббоны! Такие белые, тощие, вроде призраков – и воют днем. Что, несомненно, должно повышать у человека уважение к его предкам. "Гиббоны" – вот как их называют. Н-да. Такова, По-ло, моя беспредельная терпимость. А? Ну, что скажешь, юноша?

Марко, не испытывая никакого желания слушать чей-либо вой в любое время дня и ночи, посмотрел прямо в круглое багровое лицо великого хана – что при более формальных обстоятельствах могло повлечь немедленную казнь – и слегка возвысил голос:

– Просто так, о великий повелитель, "Великим Повелителем" не назовут.

– Разумеется, – отозвался Хубилай-хан. – Всегда говори со мной без страха, Марко, ибо я желаю слышать только правду. Хотя никакие уловки со мной не...

Но те цветки персика в императорском дворике давно увяли. И теперь Марко... хоть и не в изгнании... но тем не менее по воле великого хана заброшен в это царство, где днем воют подобные призракам гиббоны. Воют они здесь, впрочем, и ночью.

Запах первым оповестил путников о том, что неряшливая кучка соломенных хижин, выстроенных на сваях вдоль заросшего буйной зеленью морского рукава, где в линию росли длинные пальмы с фараоновыми орехами, – не просто безымянная рыбацкая деревушка. Запах поведал им, что они входят в предместья рыночного города: запах навоза и пряностей, кипящего масла и пота, мусора и соленого воздуха. И чего-то еще – безымянного, но в чем Поло безошибочно распознавали "аромат торговли".

Вскоре, миновав глиняные стены, они оказались в беспорядочном нагромождении низеньких деревянных домишек и поразительных храмов, непохожих на все, виденные Марко прежде. Напоминали они большие побеленные колокола с длинными шпилями, покрытыми как бы золотистой листвой, весело поблескивавшей под солнцем. Звучно распевающие монахи носили оранжевые хламиды, а желтоватая их кожа отсвечивала золотом. Они ставили дымящие латунные жаровни с ладаном перед громадными идолами, усеянными рубинами и увешанными ароматными венками. Чертами лиц эти идолы смутно напоминали греков. "Интересно, – подумал Марко, – это из-за каких-нибудь древних купцов... или сюда добрались войска Александра Великого? Нет, вряд ли. А впрочем, неважно".

– Рубины размером с пуп чамского Будды, – пробормотал мессир Никколо Поло, перебирая свои лучшие нефритовые четки.

Нюх вел путников по узким проулкам, где воняло прогорклым маслом для жарки и застоялой мочой, где играли голые ребятишки, а тощие желтоватые псы, встрепанные цыплята и бледно-розовые свиньи слонялись в поисках объедков. Проулки внезапно закончились у мелкого залива, на глади которого покачивались рыбацкие джонки с прямоугольными парусами. Вдоль берега располагались временные лотки, с которых торговали овощами и рыбой, мясной закуской и ремесленным товаром. Беззубые чамбские женщины, одежда которых ограничивалась отрезом яркой ткани вокруг бедер, сидели на корточках перед горками странно пахнущих драконьих яиц и экзотических фруктов. Яростно препираясь с покупателями, они одновременно умудрялись кормить своих детишек. Коричневые, как орех, мальчуганы с полосками ткани в паху и на голове правили красочно татуированными слонами, которые важно топали среди крытых соломой лотков, неся в татуированных хоботах бревна черного дерева. И повсюду, повсюду в раскаленном воздухе жужжали мухи и москиты.

– Погодите-ка, а это что такое? – заинтересовался татарин Петр, когда они проходили по рыночной площади. – Мои дьяволы подсказывают мне обратить внимание вон на тот ковер. – С этими словами Петр вытянул из кипы всевозможного барахла, наваленной у торгового лотка, красный с золотом шерстяной ковер и принялся внимательно разглядывать полустертый рисунок.

– Что, парень, подбираешь украшения для своей свадебной юрты? – с лукавым блеском в глазах осведомился Маффео.

– А вы посмотрите на этот узор, – ответил Петр с нотками возбуждения в своем обычно ровном голосе. – Не этот ли самый символ начертан в свитке великого хана и на амулете голубоглазого великана – который он называет "шипы"?

Все Поло обступили ковер и принялись увлеченно разглядывать рисунок. Ковер этот оказался не простой подстилкой с татарского седла с "двумя желтыми, одной синей" или с "двумя синими, одной желтой", а куда более сложным изделием из персидского Исфагана, что к востоку от монгольского Лоп-Нора. Часто повторяющийся символ был выткан местами изорвавшейся золотой нитью у выцветшей каштановой кромки. Точно! Тот же самый рунический знак, что появлялся на "проклятом" Хубилаевом свитке и на амулете северянина! Тот самый, который Оливер называл "шипы"!

– Откуда ковер? – спросил Марко у седобородого купца, тощие бедра и шишковатый череп которого обмотаны были грязно-белыми тряпками. Для чамца темнокожий коробейник был слишком высок, худ и круглолиц. Быть может, сюда его занесло из Больших Индий?

Беззубо улыбнувшись, старик махнул куда-то в сторону моря.

– Скажи, где сделан ковер, и мы щедро тебе заплатим, – нетерпеливо перебирая четки, пообещал Никколо Поло.

Согласно кивнув, старый торговец своим дорожным посохом начертил на земле вполне узнаваемую карту: к югу от берега Чамбы и вокруг полуострова Меньших Индий. Потом на запад по проливу Меньшей Явы, что лежит к северу от австралийской Терры Инкогниты. Дальше на северо-запад к берегу Бенгалии – и по суше к диким горам Тибета. Тут путеводный посох замер – а волнение троих Поло от появления нового ключа к разгадке возросло до предела.

– Он описывает долгое морское путешествие от Чамбы в Большую Индию, а потом по суше к Тибету. Странно, как этого коробейника вместе с его любопытным ковром сюда занесло. Но если мы все же решим последовать этому сомнительному указанию – не быстрей ли будет добраться по суше? – спросил дядя Маффео, очищая от кожуры ароматный плод манго.

– А какое еще направление нам остается? – с серьезной миной на усталом лице спросил Никколо.

– Путь по суше наверняка станет кратчайшей дорогой на тот свет, заметил Марко. – Ибо земли меж Чамбой и Большей Индией подчинены царям Лонгкока и Бир-мяня. А оба они – злейшие враги великого хана, и посланцев его встретят не иначе как копьями. Если мы хотим добраться до места выделки этого ковра, нам следует либо возвращаться назад через провинции Южного Катая, либо последовать совету старика и отправиться морем.

– Но здесь даже нет порядочных кораблей – только жалкие скорлупки, что разлетятся в щепы при первом же ветерке! – вскипел Маффео.

– Марко прав. Морской путь куда безопаснее. – Никколо, казалось, уже принял решение. – Мы поплывем вдоль самого берега и станем почаще бросать якорь для пополнения припасов. Ветры теперь благоприятные – так что плавание, надо думать, не затянется. Если удастся зафрахтовать просторный и удобный корабль, мой зад с радостью поприветствует передышку от седла.

Достигнув согласия, которое вполне устроило их расположенные к морским путешествиям венецианские умы, Поло щедро расплатились со старым торговцем раковинами каури (ибо тот наотрез отказался принимать замечательную валюту великого хана на бумаге из коры тутового дерева). А затем спустились к пристаням, чтобы зафрахтовать самый быстрый, самый большой и самый удобный корабль, какой только можно было найти в царстве Чамба.

Удача сопутствовала им. Поло нашли средних габаритов катайское купеческое судно, что остановилось поторговать и пополнить запасы провизии по пути из Манзи, богатейшей провинции великого хана, в Большую Индию. Добротный четырехмачтовый корабль сработан был из двойного слоя еловых досок, сколоченных железными гвоздями, проконопаченного с обеих сторон смесью известки, рубленой пеньки и древесного масла. В придачу к парусам на судне имелись ряды весел, за каждым из которых сидели четверо гребцов. Снаружи были привязаны гребные шлюпки для рыбалки и высадки на мелководье, а на палубе располагались небольшие, но удобные каюты, обещавшие путешествие куда более комфортное, чем опасный сухопутный маршрут.

Поло весьма обрадовались столь подходящему кораблю – но странствующий рыцарь Хэ Янь отказался с ними плыть.

– Прошу добрых господ простить ничтожного рыцаря, но у меня давняя вражда с могучими морскими драконами, и на ваш корабль я взойти на осмелюсь. Как бы соленые твари не решились напасть на жалкого странствующего рыцаря и не пустили это достойное судно ко дну. Я отправлюсь по суше и встречусь с благородными господами в царстве Тибета.

– Если только переживешь все тяготы путешествия и сумеешь найти нас в Тибете – ибо известно, что место это дикое и безлюдное, – проворчал Никколо. И все Поло заметно помрачнели, так как уже успели привыкнуть к обществу странного и непритязательного рыцаря четырех имен.

– Я обязательно вас найду, – заверил их Хэ Янь. И, со своей неизменной полуулыбкой, решительно двинулся прочь – в тот самый путь в тысячу ли, который, как известно, начинается с первого шага.

Марко смотрел, как рыцарь твердой походкой поднимается на невысокий холм над пахнущей морем гаванью. И что же это был за хитрый трюк, благодаря которому рыцарь, казалось, исчез, еще не дойдя до вершины? Нет, должно быть, Марко подвело зрение. Но показалось – Хэ Янь вдруг исчез. Будто его там и не было.

Гигантские джонки под прямоугольными парусами покачивались на мутных водах; снасти их громко скрипели, трещали и скрежетали. Так, угрожающе кренясь, бубня и бормоча, пища и стеная, суда пробирались по мелкому Южно-Катайскому морю...

Бесконечную череду дней плавание длилось без каких-либо заметных событий – пока корабль огибал полуостров Меньших Индий и тащился по Яванскому проливу, забравшись так далеко к югу, что на небе даже не появлялась Полярная звезда. Хотя перемены в небе и вселяли в монгольских и татарских всадников тревогу, все же морское путешествие предоставляло людям и животным прекрасную возможность отдохнуть и поправить свою амуницию. А Марко проводил время, обмениваясь загадками со сфинксом и делая записи в своем путевом дневнике.

Одним знойным, нагоняющим дрему днем к ним приблизилась небольшая флотилия корявых судов под черными парусами, и гребцы закричали:

– Пираты!

Но темная флотилия подплывала все ближе и ближе. Наконец катайский капитан, нахмурившись, произнес:

– Это не обычные морские разбойники. Это киноцефалы Андаманских островов, где живут люди с головами – и повадками – злобных псов!

Никколо Поло перекрестился, а Маффео лишь саркастически усмехнулся. Пристальнее вглядевшись в висящее у них на хвосте пиратское судно, Марко понял, что капитан прав. На палубе корабля и впрямь стояли существа с телами нормальных людей – но мохнатыми головами, острыми клыками и высунутыми языками громадных и свирепых мастиффов.

23

Дуй: Радость.

Воды сверху; воды и снизу.

Благородный муж находит утеху в друзьях.

Аляповатые, но быстроходные пиратские суденышки под черными треугольными парусами догнали и окружили надежный купеческий корабль подобно стае диких псов. Рычащие твари с острыми ножами в когтистых лапах, щелкая зубами и брызгая пеной, бросились на борт. Защищавшихся катайских мореходов и монгольских стражников они рвали и ножами, и клыками – в равной степени смертоносными. Люди доблестно обороняли свое судно, а Оливер и его паж боевым топором и мечом разнесли великое множество песьих черепов. Но еще более великое множество песьеголовых пиратов текло на борт бесконечной рекой – и набрасывалось на людей с беспредельным – и бездумным – неистовством.

– Что-то не нравится мне эта иллюзия, молодой господин, – обращаясь к Марко, выдохнул ученый Ван, пока они совместными усилиями обрезали привязь рыбацкой шлюпки и сбрасывали ее в пенную воду.

Катайские мореходы сдерживали бешеных псов на скользкой от крови палубе своего корабля, который они некогда поклялись защищать, – а Поло и их уцелевшие спутники тем временем соскальзывали по пеньковым канатам в гребные лодчонки, прихватив с собой столько провизии, сколько удалось унести. Когда уже отчалили в бурное море, к ним перелетел и дрожащий сфинкс.

– Марон! – взвыл Маффео. – Тут нам и крышка! Пропадем мы в этих скорлупках без мяса и вина! Да еще без коней! Теперь только на святых и надежда!

– Церендибские сапфиры, подобные бледно-голубым звездам, с оттенком свежепроцеженного индиго; ценою же сказанные сапфиры в дойную верблюдицу с двумя верблюжатами... – с посеревшим лицом бормотал Никколо Поло, перебирая свои вторые по значению янтарные четки.

– Похоже, и благословенные святые нам уже не в подмогу. Ибо нас преследуют морские драконы! – воскликнул Марко, увидев, как из воды высунулась громадная чешуйчатая голова.

На вид эта серо-зеленая массивная голова была сущим уродством. Выпученные красные глаза, вытянутое рыло, полная неровных клыков разинутая пасть. Широкий, будто у кобры, капюшон служил мерзкой голове как бы фоном. Прямо под облюбованной рачками шеей торчали две неуклюжие передние лапки с тремя когтями – одним длинным посередине и двумя короткими по бокам.

Голосом, подобным ревущему прибою, нелепая голова произнесла:

– Великий Нага-хан, Басудара, Океанский император морских драконов, шлет вам свой царственный привет. – И, будто знойный и смрадный ветер, лица путников ожгло отвратительное дыхание твари.

Потом дракон продолжил:

– Нага-хан, Басудара, Повелитель Пучины, желал бы узнать местонахождение человека-дракона, порой именуемого "Хэ Янь". За столь незначительную услугу Непостижимый Нага-хан, Басудара, вознаградит вас безопасной доставкой в любой выбранный вами порт. Так говорит император морских драконов, Басудара.

– В любой порт? – с округлившимися глазами переспросил Маффео. – А вознаградит ли нас царь драконов безопасной доставкой в Величайший и Наисветлейший порт Венецию?

С шумом разбивающейся о берег морской волны чешуйчатая голова прочистила горло.

– Согласно императорским записям, далекий и незначительный порт Венеция, ко всеобщему прискорбию, не подпадает под юрисдикцию Великого Наги-хана, Басудары. Желающим получить безопасный доступ в отдаленный порт Венецию следует обращаться непосредственно к его светлости Верховному Василиску Византии. Непостижимый же Нага-хан, Басудара, милостиво вознаградит вас безопасной доставкой в любой порт, подпадающий под его благосклонную юрисдикцию. Так говорит наимудрейший Нага-хан, Басудара, Повелитель Пучины.

– Ну, раз так, то мы ничего не знаем о местонахождении рыцаря, порой именуемого Хэ Янем. Когда мы в последний раз о нем слышали, странник этот бродил где-то в высочайших Гималаях, – твердо заключил Никколо.

– Горы высочайших Гималаев не находятся под властью или попечительством Повелителя Пучины, – разочарованно прошипел морской дракон.

– И что, ты бросишь нас тут утопать? – возопил татарин Петр. – Мои сухопутные ноги ходить по воде не умеют!

Морской дракон испустил мрачное шипение.

– Мудрый Океанский император, Басудара, рекомендует вам поискать прибежища вон на том небольшом, но приятственно изобильном островке, ибо страшные опасности поджидают беззащитных в открытом море. Так говорит Нага-хан всех морских драконов, Басудара. – И чудовищная голова исчезла меж волн.

Поло принялись вглядываться в направлении, указанном чешуйчатой тварью, и поняли, что, несмотря на их отказ предать странствующего рыцаря Хэ Яня, таинственный посланник оказался более милосерден, чем можно было ожидать. Ибо он все-таки направил их к берегу прелестного островка – так продуваемого ветрами, что сдуло его даже со всех морских карт.

За неимением другого названия в записках морских путешественников Поло назвали свое прибежище Островом Утех. Местечко это, богатое пресной водой, изобилующее пряностями и фруктовыми деревьями, пальмами с фараоновыми орехами и рыбой, поначалу и впрямь утешило измученных путников. Меднокожие низинные жители Острова Утех и ведать не ведали ни о великом хане, ни о каком-либо другом достойном правителе, а поклонялись они зловещим идолам со змеиными головами. Жили туземцы подобно животным – хотя и весьма симпатичным. Ходили, однако, слухи, что собратья их, облюбовавшие для себя туманные холмы в центре острова, куда более дики и свирепы.

Низинные люди ходили совершенно голыми, если не считать небольших клочков ткани в паху, – и следовали при этом любопытной традиции. Выменяв полотна шелка у некогда проплывавших мимо купцов, они занавешивали ими входы в свои незамысловатые соломенные хижины. Туземцам и в голову не пришло, что шелк предназначен для одежды. Они видели в нем всего лишь красочное убранство для своих конических домиков. Низинные мужчины вволю пили крепкое и пряное пальмовое вино. А низинные женщины пели и грациозно танцевали – и не считали целомудрие за добродетель. Потому-то люди великого хана и решили, что это остров утех. Никто не торопился отплывать оттуда на жалких гребных лодчонках, чтобы потом тщетно бороться в них с неистовыми морскими штормами.

Но все же, хотя рыба и фрукты, цветы и женщины были воистину сладостны, трое Поло не испытывали особой радости от задержки.

– Мы ищем Спящую Красавицу, а не этих веселых, – угрюмо заметил Никколо.

"Нет, не этих", – повторял про себя Марко. Ибо только одна веселая красавица занимала его мысли. Си-шэнь.

Да, Поло находили мало радости в том, чтобы торчать на берегу этого уединенного острова – так далеко от обязанностей, дел и удобств цивилизации. Утехи этих мест не удовлетворяли их желаний и потребностей. Им требовалось одно – найти Спящую Красавицу, которая теперь, после обнаружения странного ковра с рунами, казалась так мучительно близка. Поло жаждали представить это сказочное создание великому хану и запросить положенную награду: позволение вернуться домой, в милую сердцу Венецию ("...вместе с Си-шэнь", – добавлял про себя Марко).