Текст книги "Очаровательная незнакомка"
Автор книги: Эйна Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Эйна Ли
Очаровательная незнакомка
Глава 1
Чернокожий мальчишка, сидевший у самой воды, вскочил на ноги, заслышав резкий гудок, разорвавший воздух. В тот же миг из-за поворота медленно выплыла «Красавица Байо». Коричневые воды Миссисипи пенились вокруг огромного красного гребного колеса, приводившего судно в движение.
Мальчик стремительно пробежал мимо людей, собравшихся на берегу, и взлетел на вершину невысокого холма. Там, у небольшого местного кладбища, в одиночестве стояла молодая женщина.
– Пароход уже подходит, мисс Энджелин! – крикнул он.
– Спасибо, Обби.
Энджелин Хантер проводила глазами мальчика, бегом возвращавшегося назад к реке, и снова перевела взор на могилу матери.
Моник Скотт умерла во время войны от холеры. Семья не располагала достаточными средствами для того, чтобы похоронить женщину в надземной могиле – вещь абсолютно необходимая в болотистой Луизиане. Поэтому ее останки сожгли вместе с останками других жертв эпидемии, обрушившейся на местных жителей, и без того изрядно пострадавших от войны. Там, где покоился их прах, был водружен обломок скалы, и теперь на нем в ряду других имен значились даты рождения и смерти несчастной француженки, высеченные грубым резцом. При взгляде на соседнюю могилу лицо молодой женщины потемнело. Это была могила ее мужа.
– Скатертью дорога, Уилл Хантер, – пробормотала она сквозь зубы. – Мама всегда считала, что о мертвых нельзя говорить дурно, но, честное слово, во время войны погибло слишком много хороших людей, чтобы проливать слезы по такому ублюдку, как ты!
О своем несчастном браке Энджелин всегда вспоминала с горечью. Уилл Хантер, беспутный пьяница и игрок, был закадычным другом ее отца. Несколько лет он настойчиво добивался ее руки. В начале войны, когда все местные мужчины отправились сражаться, Уилл намеренно прострелил себе ногу и таким образом избежал этой участи.
Целый год Энджелин отчаянно пыталась наладить дело на ферме Скотткрофт, но без мужской помощи это была непосильная задача. Доведенная до отчаяния, она вышла замуж за Уилла, хотя ей было всего восемнадцать, а ему – на двадцать лет больше. Девушка полагала, что со временем сможет полюбить его.
В первую брачную ночь он лишил ее девственности, после чего жестоко избил. Досталось и матери Энджелин. Вся вина несчастных женщин состояла в том, что они пытались помешать ему унести из дому последние деньги. Затем этот жестокий и трусливый негодяй отправился в постель к своей любовнице.
В течение месяца Уилл палец о палец не ударил, чтобы помочь на ферме. Он прекрасно проводил время, днем напиваясь, а ночью требуя удовлетворения своих супружеских прав, пока его любовница, в порыве пьяной ревности, не всадила ему в сердце огромный нож. Так Уилл нашел свою смерть – в объятиях рыдающей подруги.
Крупные капли дождя застучали по земле, мгновенно превращая ее в грязь. Энджелин подняла голову и натянула капюшон поверх длинных черных волос, струившихся у нее по плечам.
– Прощай, мамочка! – с грустью прошептала она.
Слезы и дождь смешались на ее лице. Она отвернулась от дорогой ей могилы и начала медленно спускаться по тропинке к реке.
Защищенный от дождя навесом, Руарк Стюарт стоял на средней палубе. Он уже изрядно устал от бесконечной игры в покер. Впрочем, до Нового Орлеана оставалось всего два часа. Руарк крепче сжал твердыми, чувственными губами гаванскую сигару и с наслаждением вдохнул ее терпкий аромат. Глубоко затянувшись, он медленно выдохнул дым, серые волнообразные кольца потянулись к небу.
Вынужденное ничегонеделание наводило на него скуку, и он устремил взор своих темных глаз на речной берег. Сколько еще таких берегов будет впереди, подумал Руарк с раздражением и начал прикидывать: а не лучше ли сойти в Натчезе и проделать остальной путь до Сент-Луиса по железной дороге?
Внезапно его лицо утратило выражение скуки – на берегу он узрел черного жеребца. Держась за поручень, Руарк двинулся по палубе и, облокотившись на деревянные перила, подался вперед, чтобы получше рассмотреть коня. Несмотря на то, что на спину жеребца было накинуто ветхое одеяльце, Руарк мгновенно оценил его стать. Чистокровный конь! Он изумленно усмехнулся. Вот уж не думал, что здесь, далеко на Юге, можно встретить такое великолепное животное!
Опытный капитан «Красавицы Байо» направил ее к берегу, и вскоре борт судна мягко коснулся земли. Матросы проворно сбросили канаты двум ожидавшим на берегу мужчинам – высокому негру и пожилому белому. Рядом с ними стояла негритянка в ярком красно-фиолетовом тюрбане.
Мужчины ловко обмотали концы канатов вокруг стволов деревьев и перекинули с парохода деревянный трап. Негр подвел к нему жеребца и завел его на пароход. Затем оба мужчины заторопились назад, на берег.
Ссутулившись под дождем, белый мужчина подхватил два стареньких саквояжа и обернулся, поджидая молодую женщину, медленно спускавшуюся с вершины холма. Впереди нее бежал мальчик.
Руарк увидел, как женщина, дойдя до кромки воды, остановилась, обняла негра и негритянку и поцеловала мальчугана. В это время капюшон упал с ее головы, и Руарк невольно присвистнул от восхищения – так хороши были ее волосы, черные и блестящие как вороново крыло.
Затем она начала подниматься по трапу вслед за мужчиной, несшим ее саквояжи. На полпути женщина остановилась и бросила прощальный взгляд на холм у реки. Дождь намочил ей волосы, и теперь влажные, пряди создавали некий атласный нимб вокруг ее головы. Тяжело вздохнув, она продолжила свой путь по трапу.
Через несколько минут и трап, и канаты были убраны. Послышался веселый гудок, и «Красавица Байо», запыхтев, вновь устремилась вперед по могучей Миссисипи.
Дрожа, несмотря на духоту, Энджелин стояла на палубе и с грустью наблюдала за тем, как постепенно увеличивается расстояние между пароходом и берегом. Взмахнув на прощание рукой, она увидела, как три вымокшие от дождя фигурки помахали ей в ответ.
Затянувшись в последний раз дорогой сигарой, Руарк выбросил окурок. Тот описал в воздухе грациозную дугу и скрылся в пенистых волнах. После этого Руарк покинул палубу и возвратился к прерванной игре. Его одолевали думы…
Сложив руки на груди, Энджелин в отчаянии огляделась. В крошечной каюте не было ничего, кроме пары грубых коек, расположенных одна над другой, и маленького передвижного умывальника, на котором стояли щербатый кувшин и таз. Хоть бы крошечное оконце или иллюминатор! Но даже их не было…
Молодая женщина зажгла лампу. Ну что же, решительно сказала она себе, придется с этим мириться. Они не могут себе позволить более дорогую каюту на верхней палубе. Проезд до Сент-Луиса, да вдобавок еда и стойло для Храброго Короля практически истощили их и без того скудные средства.
Сняв мокрый плащ, Энджелин повесила его на один из вбитых в стену крюков. С него стали стекать струйки дождевой воды. Девушка взяла с умывальника таз и подставила его под плащ, чтобы вода не растекалась по полу.
Генри Скотт, отец Энджелин, вошел вслед за дочерью в каюту и опустил на пол два саквояжа.
– Ну, мы тут отлично устроимся! – как всегда жизнерадостно, объявил он. – Все наладится, детка, поверь мне!
– Надеюсь, – с грустью отозвалась Энджелин.
Она села на койку, где матрасом служила тонюсенькая соломенная подстилка.
– Пойду-ка я взгляну на конягу, – сказал Генри и поспешно удалился.
Он понимал, как удручена его дочь тем, что им пришлось оставить свой дом, но не находил нужных слов, чтобы ее утешить.
Храбрый Король, встревоженный тем, что очутился в незнакомом стойле, которое к тому же постоянно трясло от качки, беспокойно фыркал и бил копытами о палубу.
Генри потрепал жеребца по шее.
– Ну-ну, парень, – успокаивающе проговорил он – певуче и чуть картаво, за последние сорок лет так и не сумев избавиться от своего шотландского акцента.
Зайдя в стойло, он принялся чистить коня пучком соломы. Движения эти ласкали и успокаивали животное. Вскоре жеребец уже настолько пришел в себя, что стал методично жевать грубый корм, пока Генри продолжал поглаживать его блестящую шерсть.
Несколько минут после ухода отца Энджелин просидела неподвижно. Перспектива сна на короткой койке, с которой наверняка будут свисать ноги, повергла ее в такое уныние, что она даже всплакнула. Подавленное настроение навело и на другие грустные мысли. Если бы только были живы мать и брат!.. Но Роберт пропал без вести в Виргинии, а мама умерла дома. Двое из многочисленных жертв войны…
Да, много солдат погибло на войне, подумала девушка. Причем с обеих сторон – и конфедераты, и янки. Ее лицо снова омрачилось. А сколько жен янки умерло от голода или от недостатка лекарств…
Энджелин прикрыла глаза, чтобы отогнать неприятные воспоминания, но слезы выкатились из-под ее опущенных ресниц и поползли по щекам. Почувствовав влагу на плечах, Энджелин поняла, что мокрые волосы намочили ей одежду. Она поспешно вскочила и вытерла слезы. Нет смысла сидеть и предаваться грустным мыслям, раз ничего нельзя изменить. Может быть, отец прав и им действительно удастся начать новую жизнь в Миссури.
Она распаковала саквояжи и развесила скудную одежду на крючках. У нее осталось лишь два платья – бальное из голубого атласа и простое повседневное из бело-розового канифаса. Энджелин тут же дала себе слово, что, как только они получат первый доход с конного завода, она купит себе новое платье.
Вытерев волосы, девушка тщательно причесалась и переоделась в простую блузку и юбку. В каюте не было стульев, поэтому в ожидании отца Энджелин прилегла на койку и почти мгновенно уснула.
Над рекой уже спустилась мгла, когда Генри, наконец, вернулся в каюту. Он зажег лампу, и его дочь тут же проснулась.
– Папа, неужели ты до сих пор ходил в мокрой одежде? – попеняла ему Энджелин. – Так и простудиться недолго!
В синих глазах Генри мелькнула лукавая усмешка.
– На этот счет у меня есть надежное средство, детка. Хлебну глоточек – и никакая простуда уже не страшна!
Энджелин недовольно покачала головой. Ну что с ним поделаешь? Хуже ребенка, честное слово! Мечтателем был, мечтателем и остался. Где ему осознать всю серьезность создавшегося положения? Ведь они потеряли все! Все, кроме Храброго Короля…
– Ты прекрасно знаешь, отец, что у нас нет денег на твою выпивку.
Ну, никакого чувства ответственности! Да это кого угодно выведет из терпения…
Генри знал – если дочь обращается к нему «отец», значит, он впал в немилость. Он подмигнул ей, порылся в кармане и извлек оттуда два крутых яйца.
– За свои денежки я получил не только капельку в стакане, но и еще кое-что.
Энджелин в восторге всплеснула руками:
– Яйца!
На щеках девушки появились две прелестные ямочки. Она не видела яиц с тех пор, как они с отцом зарезали последнюю курицу, а было это несколько месяцев назад.
Проворно очистив яйцо от скорлупы, она вонзила зубы в неожиданный деликатес.
– А соли ты не догадался принести? – спросила она с набитым ртом.
– Не стану утверждать обратное. А вот что моя девочка скажет насчет сандвича?
Генри запустил руку в другой карман и вытащил два смятых куска хлеба, между которыми примостился толстый ломоть сыра.
Энджелин пришла в еще больший восторг:
– Ох, папа, это же настоящее пиршество!
Генри улыбнулся от удовольствия, снова услышав это ласковое обращение. Тем временем Энджелин торопливо заглатывала толстые ломти хлеба, стараясь не уронить ни крошки. Глаза отца, наблюдавшего за дочерью, засветились любовью. Ну, вылитая мать – такие же длинные черные волосы и глаза цвета сапфира, те же изысканные, нежные черты лица. Только в Энджелин, к счастью, нет той хрупкости, которой отличалась его обожаемая Моник. По мнению Генри, не в пример большинству женщин его дочь обладала редкой силой и стойкостью. «Кельтские корни сказываются», – с гордостью подумал он. А затем, припомнив, как она остра на язык и как не одобряет того, что называет его «причудами», мысленно добавил: «Ну и суровость шотландской бабки, конечно».
Энджелин закончила трапезу и протянула отцу вторую половину сандвича.
– Это тебе, папа.
Генри затряс головой:
– Да я уже поел там, наверху. Они дают кучу еды бесплатно – вместе с выпивкой, конечно.
– Это правда, папа? – недоверчиво спросила Энджелин.
– Ну, с чего я стал бы тебе врать, девочка?
– Потому что хочешь, чтобы я съела все.
Генри нахмурился:
– Все пилишь и пилишь. Ну, в кого ты такая зануда? Не иначе как в свою бабку Скотт, упокой Господи ее душу! То пилишь человека за дурной поступок, и вдруг на тебе – уже в следующую минуту пилишь и за хороший! Чего ж дивиться, что не находится смельчака, который бы рискнул жениться на тебе, – философски заключил Генри, обильно уснащая свою речь любимыми шотландскими словечками.
– Вроде твоего дружка Уилла Хантера, так, что ли? – парировала Энджелин, не в силах оставить выпад отца без ответа.
Печальный опыт замужества научил ее одному – брак не может решить никакие жизненные проблемы. В ту же минуту, чтобы загладить свою резкость, она ласково улыбнулась отцу. В отношениях этих двух людей, искренне любивших друг друга, постоянно перемежались резкие выпады и мгновенное прощение.
– И потом, папа, как же я могу выйти замуж, когда мне нужно заботиться о тебе? Война сделала нищими всех моих знакомых мужчин. Да и кто из них способен мириться с твоими причудами? Придется, видно, поискать себе какого-нибудь богатого янки на Севере!
Однако Генри не поддержал шутливого настроения дочери. Энджелин встала, поцеловала отца в щеку и начала заворачивать в полотенце остатки сандвича и второе яйцо.
– Это я съем завтра.
– Делай, как хочешь. Впрочем, ты всегда так и делаешь.
Генри снял пальто и повесил на крючок.
– Пожалуй, можно чуток соснуть. – И он забрался на верхнюю койку.
– Ты проверил, как там Король? – спросила Энджелин.
Генри зевнул и закрыл глаза.
– Ага. У него все отлично, детка.
– Спокойной ночи, папа.
Он заснул прежде, чем она погасила лампу. Ей же мешали уснуть нестерпимая духота и постоянное дребезжание всех восьми котлов парохода. Проворочавшись в постели целый час, Энджелин поняла, что попытки ее тщетны. Наверное, она достаточно выспалась днем. Надев туфли, молодая женщина тихонько выскользнула за дверь.
Ночной воздух, словно освежающий бальзам, коснулся ее пылающих щек. Дождь, наконец, прекратился, и река пребывала в странной неподвижности, лишь гребное колесо нарушало тишину. Серебристый мох, свисавший с деревьев на берегу, был залит таинственным лунным светом, а сверху, из главного салона, доносились волшебные звуки вальса, порой заглушая противное дребезжание машин.
Закрыв глаза, Энджелин начала медленно покачиваться в такт музыке. Ей представилось, что она танцует котильон в объятиях прекрасного кавалера. Собственно говоря, она не танцевала уже четыре года и даже почти забыла, как это делается. Вся во власти своей фантазии, Энджелин подняла руку на плечо воображаемому партнеру и начала грациозно двигаться по кругу, подчиняясь ритму лившейся сверху мелодии. И вдруг почувствовала, как ей на талию легла чья-то ладонь, а поднятая рука утонула в твердом и теплом пожатии. Энджелин открыла глаза. Перед ней возникло красивое мужское лицо и пара смеющихся темных глаз – живое воплощение ее фантазии.
– Мне кажется, это наш вальс, моя леди.
Энджелин невольно с удовольствием отметила бархатный тембр голоса незнакомца. Смущенная тем, что он застал ее врасплох, она немного нервно рассмеялась, но, тем не менее, позволила ему закружить себя в танце. Они заскользили по палубе.
Вскоре Энджелин уже весело смеялась, не обращая внимания на то, что и она, и ее кавалер иногда спотыкались о какие-то тюки и корзины, громоздившиеся у них под ногами. Энджелин снова закрыла глаза, и вся отдалась этой неожиданной радости – кружению в объятиях красивого и умелого партнера.
Но вот вальс закончился. Энджелин медленно открыла глаза.
– Благодарю вас, сэр, – проговорила она и одарила его ослепительной улыбкой.
Он нехотя опустил руки и церемонно поклонился.
– Не припомню, когда бы я так наслаждался танцем.
Хрупкая иллюзия мгновенно рассеялась – по акценту мужчины Энджелин догадалась, что он не южанин, а проклятый янки. Взволнованная и в то же время разочарованная, девушка поспешила уйти, не произнеся более ни слова. Руарк Стюарт довольно усмехнулся. Он был чрезвычайно рад тому, что лицо женщины оказалось под стать ее блестящим черным волосам, которые он так хорошо запомнил. Он понял, что только что держал в объятиях само совершенство. «Надо разузнать побольше об этой обворожительной женщине», – решил он.
Энджелин снова стало жарко, и ее щеки запылали. Вообще-то, по правде говоря, этот румянец объяснялся не только жарой, но и смущением. Да, она повела себя как настоящая дура перед лицом этого янки, кто бы он ни был. К ее собственному удивлению, ноги сами привели девушку прямо к стойлу Храброго Короля. Жеребец радостно заржал, приветствуя ее, и Энджелин подошла поближе, чтобы его погладить.
– Ну, как ты тут, дружок? – нежно заворковала она и обняла коня за шею. – И что ты думаешь обо всем этом?
Храбрый Король испытывал от ласки удовольствие не меньшее, чем от хорошей порции овса. В ответ на действия хозяйки он потерся длинной мордой о ее щеку. И вдруг в эту идиллическую картину ворвался чей-то голос:
– Я, наверное, должен чувствовать себя неловко – один в компании двух таких красивых существ!
Энджелин мгновенно узнала этот голос. Она опустила руки и взглянула на незнакомца.
– Истинная правда, сэр, тем более что в эту компанию вас никто не приглашал.
Она намеренно произнесла эти слова чуть нараспев, в типичной южной манере, стараясь дать ему понять, какая дистанция их разделяет.
– Тогда позвольте мне хотя бы представиться.
Незнакомец вежливо поклонился:
– Руарк Стюарт, моя леди, ваш покорный слуга.
Энджелин подавила улыбку.
– Если это в самом деле так, мистер Стюарт, вы выполните мое желание и покорно удалитесь.
Руарк с шутливым ужасом схватился за сердце:
– Я не верю своим ушам! Неужели вы заставите меня удалиться, даже не позволив вначале узнать имя прекрасного видения, которым я любуюсь? О, сжальтесь же надо мною, очаровательная леди!
– Этого прекрасного коня зовут Храбрый Король.
Его темные глаза засветились теплым светом.
– Вы же понимаете, очаровательная леди, что я имел в виду не коня, а вас.
Энджелин невольно улыбнулась. Ей никак не удавалось оставаться равнодушной в его присутствии. Какой обаятельный негодяй!
– Меня зовут Энджелин Хантер, сэр.
Руарк взял ее руку и поднес к губам.
– Очень приятно, мисс Хантер.
– Миссис Хантер, – поправила она, отнимая руку.
На его лице отразилось мгновенное разочарование.
– Я видел, как вы поднимались на борт. С вами был мистер Хантер?
– Нет, сэр, это был мой отец. Я вдова.
На минуту их взгляды встретились, и Руарк тут же перевел взор на жеребца.
– Ваш спутник чрезвычайно красив.
Энджелин улыбнулась:
– Должна предупредить вас, что мой конь так же не любит янки, как и я. Им частенько приходилось страдать от его копыт и зубов.
Гортанный смешок Руарка заставил Энджелин невольно поежиться от удовольствия. Он шагнул вперед и потрепал жеребца по шее.
– Настоящий красавец, правда?
Руарк внимательно изучал широкий лоб и длинные, стройные ноги коня.
– Вы когда-нибудь ездили на нем?
– Только когда ему было два года. А потом началась война, и для подобных развлечений не осталось времени.
В ее глазах и голосе явно чувствовалось презрение.
– Мы были слишком заняты, хороня своих павших.
Руарк искоса взглянул на свою собеседницу:
– Миссис Хантер, я уже побывал на этой войне и не имею ни малейшего желания начинать все сначала.
Его взгляд был тверд, а в голосе слышалась категоричность.
Он снова обернулся к жеребцу:
– Так вы говорите, что на нем никто не ездил с начала войны?
Говоря это, он внимательно изучал зубы коня.
Четыре года войны научили Энджелин хорошо разбираться в человеческой натуре. Из этого краткого обмена репликами она вынесла твердое убеждение, что за внешним обаянием Руарка Стюарта скрываются сильная воля и железный характер. Он явно себе на уме и очень решителен. Энджелин чувствовала, что, если разозлить этого человека, он может стать беспощадным врагом.
Ее гордости был нанесен еще один чувствительный удар – девушка поняла, что с этой минуты перестала интересовать Руарка. Все свое внимание ее новый знакомый перенес на жеребца. Присев перед ним на корточки, он тщательно провел рукой по ногам жеребца, проверяя, все ли там в порядке.
– От него было потомство?
Энджелин кивнула:
– Только один жеребенок. Вы же знаете, шла война.
Руарк взглянул на девушку, и в его глазах блеснул лукавый огонек.
– Да, Шерман[1]1
Шерман, Уильям Текумси (1820-1891) – американский генерал. Во время Гражданской войны в США командовал армией северян, которая вышла в тыл южан, что привело к их разгрому. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть] был прав. Война – это настоящий ад.
Он снова обернулся к коню.
– И что случилось с этим жеребенком?
– Во время войны его реквизировали для армейских нужд. А Короля я спрятала, чтобы они не забрали и его тоже.
Окончив осмотр коня, Руарк выпрямился и вышел из стойла.
– Сколько вы хотите за этого жеребца?
Изумлению Энджелин не было предела.
– Я не собираюсь продавать Храброго Короля! Мы везем его на Север. Надеемся основать там конный завод.
Руарка это ничуть не обескуражило – любое деловое предложение нужно всесторонне взвесить. Он улыбнулся:
– Может быть, мы обсудим это за завтраком?
Энджелин стала неприятна самоуверенность этого человека. В ее глазах сверкнул гнев. Сжав кулаки, она коротко бросила:
– Не думаю, мистер Стюарт. Я уже сказала – Храбрый Король не продается!
С этими словами она круто повернулась на каблуках и бросилась к себе в каюту.
