Текст книги "Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 5 (ЛП)"

Автор книги: Эйдзи Микагэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

И потому ее стремление помочь мне довольно сильно.

«Если ты настаиваешь на том, чтобы ее раны залечились полностью, есть лишь один выход, и я его приму. Я достигну своей цели ради нее и ради всех остальных».

Вот почему она заявила:

«Я завершу свою „шкатулку“».

Но, поскольку мы, естественно, не могли смириться с таким решением, мы расстались навсегда.

Вернее, это должно былостать нашим окончательным разрывом, однако мы и после этого продолжали быть партнерами.

Причина проста: Отонаси ничего мне не рассказывала о нашем разрыве 2 марта 1539 повтора. Этого было достаточно, чтобы «отменить» наше расставание, – ведь моя память каждый раз стиралась. Но это работало лишь в отношении меня; у Марии не настолько каменное сердце, чтобы она могла притворяться, будто той боли, что она причинила мне в 1539 повторе, не существовало. Она хранила тот случай в памяти, хотя я о нем забыл и ни разу не вспомнил.

Взаимного доверия между нами больше не было.

А потом, 2 марта 1542 повтора, мы неожиданно вышли на Моги.

Но тут мы уперлись в стену. Наш прогресс на этом и закончился. «Комната отмены» была основана на «желании» Моги прожить 3 марта, ни о чем не сожалея, и потому ее устройство заставляло каждого, кто обнаруживал «владельца», терять память. На 1543 раз даже Отонаси забыла, что Моги и есть виновница всего.

После этого мы еще несколько раз добирались до Моги, но добиться чего-то большего так и не смогли. Поскольку Отонаси решительно отвергала насилие, она не могла уничтожить «шкатулку», а мои слова Моги не достигали. Кроме того, во мне, в отличие от Отонаси, бесконечные повторы не оставили ни воспоминаний, ни накопившегося раздражения, так что я не мог атаковать Моги со всей силы, не сдерживая себя. С моей колокольни проблема не выглядела настолько серьезной, чтобы это оправдало причинение ей вреда, а ведь это был единственный способ.

Мы зашли в тупик. Как выяснилось позже, один лишь Кадзу был способен разобраться со «шкатулкой» Моги.

Таким образом, наши отношения с Отонаси подошли к концу.

«Прощай».

2 марта 1635 повтора, проведя вместе со мной больше ста циклов, Отонаси наконец отказалась от идеи использовать меня.

Я-на-экране нахмурился, захваченный врасплох этим неожиданным заявлением.

Только что закончился первый урок; Кадзу сидит рядом со мной.

Он спрашивает с таким же озадаченным видом, что и у меня:

«Дайя, ты что, знаком с ней?»

«Да нет».

Причиной моего удивления было, разумеется, не то, что она разорвала наше с ней давнее партнерство. Просто Отонаси была для меня совершенно незнакомым человеком – ведь мои воспоминания в «Комнате отмены» не сохранялись. Это ее прощание выглядело совершенно неуместным.

Как ни странно, Отонаси такое мое отношение, похоже, задело. Она уже должна была бы привыкнуть, повторив один день столько раз, что приводит в замешательство всех окружающих, но все равно она не в силах просто не замечать этого.

…Почему?

Точно не знаю, но могу предположить. Отонаси совершенно одна в этом мире, но, объединившись со мной, она нашла того, с кем можно поговорить о том, каково это – повторять один и тот же день снова и снова. Впервые с того времени, как она проникла в «Комнату отмены», она освободилась от одиночества.

А теперь она снова одна.

Вечно одна в вечно повторяющемся мире.

Если я прав… то все ясно как день: она просто-напросто одинока.

1635 «новых школ» не выбили из нее эту наивность.

Ничего не говоря про «шкатулку», Отонаси продолжает:

«Когда 1635 повтор закончится, ты все равно все забудешь. И, скорее всего, ты не сможешь последовать моему совету. Так что все, что я скажу, нужно лишь для моего самоудовлетворения, ни для чего больше. И все равно позволь сказать».

Не обращая внимания на мое нарастающее обалдение, она произносит:

«Не пользуйся „шкатулкой“. Никогда».

Предостережение, которого нынешний я не помню.

«Если ты получишь „шкатулку“, ты обязательно попытаешься загадать невозможное „желание“. Ты будешь гнаться за идеалом, с которым тебе не справиться, – как я сейчас».

Но чего она пыталась достичь этими словами?

Нечего и говорить, что ее предостережение само по себе абсолютно бесполезно; как она и предсказала, я его начисто забыл и в итоге воспользовался «шкатулкой». Можно подумать, что она с собой разговаривает.

Аа, понятно.

Она действительноразговаривала сама с собой. Отонаси просто-напросто облекала в слова свою историю. Она пыталась выкинуть из головы свои проблемы, выплеснув свое раздражение, которым ей было не с кем поделиться, в пустоту того мира.

Так слаба она была тогда.

«Я знаю, к чему приведет такое „желание“. Оно приведет…»

И описала она, по сути, свой собственный финал.

«…к краху».

Грустное признание.

Признание, которое, предположительно, должно было достичь моего сердца.

«…Э? Что за хрень ты тут несешь?»

Но я-на-экране не вспомнил внезапно проведенное с ней вместе время и не ответил ей словами утешения.

Чуда не произошло.

Мы с ней вдвоем не смогли совершить чудо.

Я-на-экране презрительно усмехается незнакомой девчонке, несущей бред, и уходит вместе с Кадзу.

Отонаси остается в классе.

Она стоит столбом в облаке любопытных перешептываний одноклассников.

Отонаси стискивает зубы и сжимает кулаки, после чего продолжает свой монолог, обращая его к пустому месту, где я только что сидел.

«Но что я буду делать, если ты узнаешь про „шкатулки“ и все равно возьмешь одну из них? Я не отберу ее у тебя. Я буду сражаться с любым другим „владельцем“, но с тобой, скорее всего, не буду».

Не будет со мной сражаться?

О чем это она? Полный –

– …

Нет, погодите-ка. Вообще-то Отонаси действительно ничего мне не сделала с тех самых пор, как я вернулся в школу, вооруженный «Тенью греха и возмездием».

Эй, только не говорите мне, что?..

Мне вдруг пришла в голову некая возможность.

Я всегда думал, что она не нападала на меня либо потому, что ее обманывал Кадзу, либо потому, что она ему подыгрывала, хотя видела его ложь. В обоих случаях, в общем, бездействовала она из-за Кадзу.

Но если она-на-экране сказала правду – значит ли это, что она сама толком не знает, что делать с моей «шкатулкой»?

«Может, я снова с тобой вступлю в союз… нет, это исключено. Я не буду с тобой сотрудничать. Вообще никак не хочу вмешиваться. Наши с тобой цели случайно оказались близкими. Мы и не должны были становиться партнерами. Да, на самом деле мы…»

Следующие ее слова нельзя назвать неприятными. Но все равно лицо ее исказилось, и она произнесла с горечью:

«…родственные души».

Понятно – у Отонаси была причина делать такое лицо.

Ведь это заявление означает, что и я, и она – мы с ней оба обречены.

– …Так жаль Кадзуки-куна.

Голос отвлекает мое внимание от экрана и возвращает в реальность.

Недовольно хмурясь, Юри Янаги шепчет, не отводя взгляда от фильма.

Ей жалко Кадзу? С чего такая реакция? Можно подумать, что она увидела, как Отонаси ему изменяет.

…Думаю, ее можно понять. Разумеется, Отонаси вовсе не была ему неверна; однако Янаги, видимо, считает отношения Отонаси и Кадзу чем-то священным. Поэтому партнерство Отонаси со мной в «Комнате отмены» и те дни, когда я был единственным, кому она могла довериться, для Янаги выглядят предательством.

…Впрочем, не мне об этом рассуждать.

Я тоже считал, что история «Комнаты отмены» – только об образовании связи между Отонаси и Кадзу. Я всегда думал, что никакого другого смысла там нет.

Но я ошибался. Если подумать – это вполне естественно. Отонаси провела целую человеческую жизнь не с одним только Кадзу. Да, он был единственным, кто сумел сохранить воспоминания и остаться с ней рядом, но вообще-то она постоянно была в контакте со всем нашим классом.

Разумеется, и со мной в том числе. Поскольку я не сохранял воспоминания, я, естественно, не мог звать ее Марией, раз она представлялась как «Ая Отонаси», и потому не мог стать ее полноценным партнером. Но, хоть я ее и забыл, Отонаси все равно провела в компании со мной довольно много времени.

В мире повторов существовала и история о нас с Отонаси.

Размышляя над ее словами, я шепчу:

– Обречены, э…

Мне, сверхреалисту, говорить такое не было надобности.

Если я воспользуюсь «шкатулкой», я разрушу свою жизнь.

Я знаю свои способности, и, естественно, я знаю свои пределы. Я прекрасно осознаю, что, как бы ни дергался, что бы ни предпринимал – рано или поздно я неизбежно свалюсь.

Это осознание собственных пределов накладывает ограничение и на мою «шкатулку», не давая мне полностью ей овладеть.

Блин… если я все это знал, почему я сейчас нахожусь здесь, утратив всякую возможность вернуться? Почему я ради своих идеалов впутываю столько посторонних людей и гроблю их жизни? Хуже всего то, что я совершил убийство. Я прошел ту точку, после которой уже не могу сказать: «Все, выхожу из игры».

Почему я воспользовался «шкатулкой»?

Когда я стал тем, кто я есть сейчас?

…У тебя есть желание?

Да. Я вспомнил.

Когда я встретился с «О» и узнал про «шкатулки» – уже тогда для меня было поздно.

Когда я узнал о них, я просто должен был воспользоваться одной. Даже несмотря на то, что я знал, что моему «желанию» не суждено сбыться, – все равно должен был. Если оставался хоть один шанс исполнить мое «желание», которое я не сумел исполнить своими силами, я должен был попытаться поймать этот шанс. Я готов был заплатить любую цену, ухватиться за любую соломинку.

Мои действия были предопределены, мой крах предрешен.

Если «О» дал мне «шкатулку», зная это…– здесь я усилием воли задавил свои мысли.

…Хватит уже. Хватит. Оставим эту тему.

Фильм еще идет.

Я снова сосредотачиваюсь на нем.

«Омине. Если ты потерпишь неудачу и окажешься в безнадежном положении, я спасу тебя. Ради этого я и существую. Если все пойдет не так –»

Сидя в классе в одиночестве, Отонаси-на-экране продолжает:

«…Я позволю тебе воспользоваться моим „Ущербным блаженством“».

– Я решила, что не произносила этого.

Голос Отонаси звучит у меня в ушах – но не из динамиков.

– В конце концов, для тебя этого разговора не было. А поскольку, если о нем знаю я одна, он не имеет смысла, я решила, то его не было. И всех тогдашних разговоров между нами, и много чего еще.

На экране видна тень человека, стоящего в луче проектора. Она словно заявляет, что выше «Кинотеатра гибели желаний» и все еще продолжающегося фильма.

– …

Не хочется признавать, но у меня перехватило дыхание. Хотя она выглядит точно так же, как всегда, и я привык ее видеть, все равно я поражен.

Такая реакция на появление обычного человека вообще возможна? …Конечно, возможна, раз я только что так среагировал. Я забыл, как дышать, мои глаза распахнулись, а челюсть отпала сама собой. Сердце заколотилось, пальцы задрожали, и меня пробил холодный пот.

Всего лишь стоя там, она приводит меня в восхищение. Всего лишь стоя лицом ко мне, она давит на меня так мощно, что это ощущается даже не как пресс, а как острый клинок.

При виде этого зрелища некое имя срывается у меня с губ, словно выскользнув откуда-то изнутри меня.

–   А я   О т о н а с и.

Лишь после того, как я громко прошептал эти два слова, я осознал, что использовал верное имя.

– Надо же, решила, что ничего этого не было, хех… – произносит она. – И почему я не понимала, что и насчет своего партнерства с Кадзуки должна была то же самое решить?

До сих пор она звала себя Марией лишь потому, что некто, помнивший это имя, привязывал ее к нему.

Но она отсекла от себя этого человека.

Она стала его врагом.

Теперь, когда она освободилась от этого заклятия, никакое имя не подходит ей больше, чем «Ая Отонаси». Имя «Мария» уже не для нее.

Теперь, когда ради своей цели она разорвала прочнейшую связь, которую они с Кадзу вместе создали, она уже не человек. Она перестала быть человеком в то мгновение, когда смогла сделать это. Я понимаю ее лучше, чем кто бы то ни было, потому что стремлюсь к той же цели. Ее идеализм настолько совершенен, что граничит с уродством. Она, полностью отринувшая прошлую себя, – живое воплощение моего идеала, создание, существующее ради одной-единственной цели.

…Нулевая Мария более не существует на этой планете.

Никому, даже Кадзу, не под силу теперь вернуть «Марию Отонаси». Надежды, что она остановится, еще меньше даже, чем на то, что остановлюсь я.

От ее неприкрытой трансцендентности шоры спадают с моих глаз. Хотя мое новое понимание есть не более чем доказательство того, что я не способен овладеть своей «шкатулкой», я не могу заставить себя не понимать.

Не понимать, что такое –

«О».

◊◊◊ Кадзуки Хосино – 11 сентября, пятница, 21.44 ◊◊◊

– Итак, ты снова проиграл Омине-куну, Кадзуки-кун.

Спустя весьма приличное время я начал выходить из шока, и мои уши вновь стали воспринимать звуки.

Оглядевшись, я увидел, что Ироха-сан сидит, опершись подбородком на руки, и смотрит на меня снизу вверх. В тоннеле осталась лишь она одна.

Кидаю взгляд на часы. Я стоял столбом почти полчаса. Третий фильм, «Повтор, сброс, сброс», скоро закончится.

– Пфф, – вздыхает она, точно мать, терпеливо дожидающаяся, когда ее сын наконец успокоится. – Ну давай, отдай мне свой «Кинотеатр гибели желаний» и стань моим [рабом]. Я окажу тебе услугу и прикончу тебя.

Мне по-прежнему с трудом удается сосредоточиться на собственных мыслях. Перед глазами все плывет и качается; даже граффити на стенах кажется каким-то глубокомысленным искусством. Больно глотать. Почему-то страшно бесит то, что мои ноздри расположены в середине лица. Обнаруживаю грязь у себя под ногами и испытываю от этого странное смущение.

Мне наплевать.

Мне наплевать на «Кинотеатр гибели желаний» и на всех этих [рабов].

Мария.

Я причинил боль Марии.

Я не смог удержать Марию.

Она больше не пытается вернуться к «Марии Отонаси». Она стала «Аей Отонаси», и это уже навсегда.

Может, я еще могу все вернуть назад, вернуть Марию?

Поразмыслив, я прихожу к выводу.

…Это невозможно.

…Невозможно.

У меня больше нет цели.

– …Слушай, Ироха-сан.

Но почему-то я с пустым взглядом задаю вопрос, который уже некоторое время меня беспокоил.

– Да?

– Все это был спектакль, чтобы показать Марии, что я ее предал, да?

Зачем я спрашиваю? Ну да, меня это грызло, но сейчас во мне не осталось резервов, чтобы беспокоиться о подобных вещах.

– Я ведь уже сказала тебе, разве нет?

– Но все же, – продолжаю я, будто все еще надеясь найти где-то решение, – ты не врала, когда говорила, что будешь сама выбирать, кто из людей заслуживает смерти?

Ее глаза округляются, потом уголки губ приподнимаются.

– Конечно же, – в ее глазах безумие. – Я сделаю все, чтобы истребить эту падаль!

Я рассеянно думаю:

…Я так и знал.

Я был прав, когда решил, что Ироха-сан уже не сможет вернуться к своей повседневной жизни.

Цель, о которой она говорила недавно, стоя перед «человеком-собакой», – не выдумка. Соответственно, и мое заявление, что она ошибается, тоже остается в силе.

Дайя и Ироха-сан будут настойчиво гнаться за целью, которую им придумал их сбившийся разум. Даже если они осознают, что их путь ошибочен, они уже не смогут повернуть назад; они вынуждены будут идти вперед, пока не сломаются. И Мария тоже.

Кто-то должен их остановить.

Но для меня слишком поздно. Я потерял свою цель, мной овладела апатия.

Я сдался.

– …

Сдался?

Сдался и отказался от Марии? Я?

Да. Да, я сдался. Решения нет, так что и выбирать мне не из чего.

Но от одной мысли о том, чтобы махнуть на все рукой, мое тело бросает в жар; такое ощущение, будто я того гляди расплавлюсь. Конечности словно вот-вот вылетят из отведенных им мест. Этот выбор абсолютно запрещен. Я должен его избегать.

Кроме того…

– …Не делай из меня идиота.

Что это за чувство во мне вспухает?

Гнев? На Ироху-сан?

Это было бы понятно. Она обманула меня. Она обманом заставила меня показать Марии, что я изменился; это и привело к нашему разрыву. Плюс Ироха-сан впутывает в свою ошибку посторонних людей.

Но это не гнев.

Это чувство вообще не направлено на Ироху-сан.

В конце концов, я знаю, что она вовсе не плохой человек. Ее стремление уничтожить всех идиотов-преступников всего лишь не совпадает с моими взглядами. Более того, по-моему, это даже не ее вина, что у нее сложилась такая точка зрения.

Да, она совершенно искренне стремится осуществить свое желание.

Но все равно это кажется странным; она что, и раньше такой была? Желала ли она того же еще до того, как заполучила «Тень греха и возмездие»?

…До того, как получила эту силу от Дайи?

– У меня вопрос.

– Да?

Я снова гляжу на Ироху-сан. В ее лице, измазанном кровью, – лишь тень прежней ее. Глаза, прежде горевшие силой и волей, сейчас потускнели.

Таких глаз не бывает у нормального человека, Когда-то, в какой-то момент Ироха-сан сломалась.

Когда?

– Это было настолько мучительно, что ты не смогла вытерпеть боль?

– Э?

– Я говорю о том, как ты получила «Тень греха и возмездие»!

Да, должно быть, именно тогда она сломалась.

Подозреваю, что ей пришлось пережить что-то ужасное, когда она получала эту силу. Нет, может, не только тогда. Может, ей приходится страдать непрерывно, чтобы иметь возможность пользоваться этой силой, – судя по тому, что пришлось перенести Дайе.

– …Зачем тебе это знать?

Четкое подтверждение моих мыслей.

И теперь я понимаю.

Почему она все это сделала?

Ответ:

Просто из-за собственного страдания.

Когда она заполучила «Тень греха и возмездие», она сломалась полностью, потому что уже была ослаблена «Игрой бездельников».

Страдая под натиском плохих эмоций, она неосознанно искала способ выплеснуть их. Потому что иначе ее сердце не выдержало бы.

И она быстро нашла, куда выплеснуть раздражение.

Идея Дайи, «охота на идиотов». Не в силах верить в других людей, Ироха-сан набросилась на эту идею. Она пыталась отвернуться от собственного надлома, уничтожая тех, кого считала отребьем, и притворяясь, что делает это во имя улучшения мира.

Заниматься этим ее заставил Дайя.

Дайя принес Ироху-сан в жертву собственному «желанию».

Так значит, это чувство, застилающее мне глаза, направлено на Дайю?

…Нет.

Дайя ничем не отличается от Ирохи-сан. Он взял «шкатулку» в надежде успокоить огонь, выжигающий его изнутри. Он такая же жертва.

Я сердит на него за то, что он заставил Марию уйти от меня и превратил Ироху-сан в то, чем она стала. Но мое упрямое чувство – это нечто другое.

…Гнев?

Нет. Похожее чувство, но не гнев. Гнев слишком мягок, чтобы быть этим чувством.

Эта невыносимая эмоция –   н е н а в и с т ь.

К кому?

Ах.

Если это ненависть, то объект может быть лишь один.

Есть лишь одно существо, которое я могу ненавидеть так сильно.

– …«О».

– Ты звал меня?

Я нисколько не удивлен его появлением.

Я ожидал этого.

Я смотрю на «О».

– Что еще за внешность?

Я вижу девушку настолько прекрасную, что она словно стоит надо всем и всеми. Но из-за того, что она слишкомкрасива, она кажется какой-то ненастоящей и потому производит неприятное впечатление.

Почему же тогда в моем мозгу проскакивает следующая мысль? Ведь их лица ни капельки не похожи.

Эта длинноволосая девушка… напоминает Марию Отонаси.

– …А ты не могла бы представиться? – спрашивает Ироха-сан.

– Ах, да, мы же не имели чести быть знакомыми. Я предполагал, что ты самостоятельно догадаешься, кто я, но, поскольку это не так, я представлюсь. Я «О».

– «О»? Ты? – переспрашивает она; затем вдруг распахивает глаза, словно заметила что-то, и становится в защитную стойку. – Ты пришел, чтобы Кадзуки-куну помочь, или зачем?..

– Хе-хе.

«О» не подтверждает предположение, но и не опровергает.

– Омине-кун предупредил меня, что ты на стороне Кадзуки-куна. Ты явился ему на помощь, потому что он в заднице?

– Я никогда не помогал ему. Но то, что я к нему благосклонен, – это верно.

– Ты собираешься встать на моем пути?!

«О», не обращая внимания на ее вопль, поворачивается в мою сторону.

– Хотя я не могу сказать с уверенностью… – обращается ко мне «О», по-прежнему игнорируя быстро закипающую Ироху-сан.

– …Эй!

– …Но ты привлек мой интерес, потому что я ощутил, что ты несколько отличен от других людей.

– …Пфф!

Поняв наконец, что ее роль в разговоре равна нулю, Ироха-сан замолкает. Похоже, она решила, что не стоит раскрывать карты перед этим созданием.

– Но я не вполне представлял себе, почему ты, и только ты, такой особенный, и как мы связаны друг с другом. Однако, глядя, как ты только что ударил ножом эту девушку, я смог наконец прийти к некоему выводу. И сейчас я хочу окончательно убедиться.

Я, наморщив бровь, смотрю на «О».

– Для этого… да, думаю, я дам тебе кое-какую информацию о себе.

– …Ты о чем вообще?.. Думаешь, это что-то изменит? Да ни за что.

– Оо, на твоем месте я бы не был столь уверен. Быть может, ты ощутишь, что я стал к тебе куда ближе, кто знает?

– Ближе? Да не смеши.

– В обычных условиях никто не встречает существо, выполняющее «желания», облеченное в столь знакомую и конкретную форму! Его даже почувствовать толком нельзя. Суть моего гигантского «себя» – чистая «сила», не обладающая волей. Почему же я здесь, перед тобой, в форме «О» и имею собственную волю? Потому что «некая персона» придала этому существу форму «О» силой своего «желания».

– «Некая персона»?..

Что такое этот «О» несет? Что он сверхъестественное явление и в то же время кем-то создан?

– Попробуй подумать о «желании», с помощью которого можно было бы такого достичь. Вот, как насчет такого: «Хочу, чтобы у всех людей исполнились их желания»?

– !!!

Неужели…

Неужели «некая персона» – это…

Вновь я задумываюсь над тем, что есть«О».

Он – распространитель «шкатулок», загнавший в безумие и разрушивший жизни нескольких человек рядом со мной. Он – существо, дающее фальшивое исполнение «желаний».

Поэтому –

– Уверен, ты уже догадался! Эта «некая персона» сама об этом не знает. Она понятия не имеет, что ее «шкатулка» работает таким образом. Она не знает, как именно она воплощает «желания» других. Но это правда!

Слова «О» в точности совпадают с моими мыслями.

–   «У щ е р б н о е   б л а ж е н с т в о»   М а р и и   О т о н а с и   –   «ш к а т у л к а»,   д а ю щ а я   ж и з н ь   м н е,   «О».

Я ожидал этого ответа, но все равно после столь прямого заявления «О» я в шоке.

Но я тут же трясу головой.

– Бред. Мария не смогла бы такого сделать.

– Не пойми меня неправильно. Существо, исполняющее «желания», существовало еще до того, как Мария Отонаси впервые воспользовалась «шкатулкой». Иначе она изначально не смогла бы эту «шкатулку» заполучить. Она не создавала меня с нуля. Она просто придала мне форму и привела меня к себе. Это по-прежнему кажется тебе невозможным?

– Я…

…Я думаю, что такое возможно. Мне уже приходилось видеть куда более невероятные вещи, чем это.

– Но Мария говорила, что заперла в себе всех, кто пользовался «Ущербным блаженством»…

– Ты видел это своими глазами?

– Э?

– Ты просто поверил ей на слово, не так ли? Поверил амнезичке, которая всякий раз, как позволяет кому-то воспользоваться ее «шкатулкой», теряет все воспоминания об этом человеке и обо всех, кто его окружает.

– …Но.

Я же тогда это чувствовал. Я прикоснулся к груди Марии и ощутил всю глубину печали «Ущербного блаженства». Я видел людей, которые были там заключены.

– Похоже, ты все еще не уверен. Но вспомни: ты прикасался к «шкатулке» еще одного «владельца». Не чувствовал ли ты чего-то похожего тогда?

– Э?..

Он прав. Я прикасался к «Комнате отмены» Моги-сан.

– Полагаю, ты сам уже догадался – но в реальности ты получаешь мысленный образ, который показывает, как «владельцы» воспринимают свои «шкатулки».

Это значит – то место на морском дне, которое я видел, когда прикасался к груди Марии, – это просто…

– То, что ты ощущал, когда прикасался к ней, – просто мысленный образ. Для нее это правда – она действительно заперла всех тех людей в свою «шкатулку»; в конце концов, это важная часть того, как «шкатулки» искажают реальность. Однако вообщеэто не есть правда. Та картина всего лишь показывает ее сожаление: несмотря на то, что она сочувствовала всем тем людям и глубоко понимала их горести, она смогла дать им лишь такое несовершенное решение. Да… – с полным достоинства видом продолжает «О». – Та картина – не более чем отражение ее отчаяния.

Я снова вспоминаю то место, что я видел тогда.

Театр поддельного счастья на дне холодного, но светлого-светлого моря. Где-то кто-то плачет, окруженный и задушенный нескончаемым смехом. Пустынное поле боя, где никто никогда не побеждает.

Это отчаяние Марии.

…Мария.

Значит, я до сих пор хочу все-таки ее спасти!

– …Похоже, я был прав, – шепчет «О», глядя на мое выражение лица.

– Что ты имеешь в виду?

Но вместо ответа «О» лишь пялится на меня.

Раздраженный, я жалуюсь ему, выкладываю то, что грызет меня уже какое-то время.

– …«О», ты говоришь только о Марии, но ты же собирался сказать что-то обо мне?

– Наберись терпения, пожалуйста; всему свое время. Но можешь не волноваться, мы перейдем к этой теме совсем скоро… Я еще кое в чем хочу убедиться. Итак, «некая персона» высказала «желание», чтобы желания всех людей исполнялись, и именно поэтому я, «О», существую. Однако «шкатулки» устроены так, чтобы анализировать желания с абсолютной точностью. Поэтому они реализуют и сомнения тех, кто ими пользуется. Так в какой же форме реализовались сомнения «некоей персоны»?

– …Я-то здесь по-прежнему ни при чем, по-моему?

– О, ты еще как при чем.

– Э?

– Вспомни Нану Янаги, свою первую любовь.

Это имя всплыло так неожиданно, что я покраснел.

– …С ч-чего это вдруг она?

– С того, что «некая персона» использовала свою «шкатулку» на Нане Янаги.

– !..

– Ах, да, ты же не знал этого. Конечно, ты удивлен. Но ты хотел, чтобы я перешел к делу, верно? Боюсь, я не могу дать тебе время, чтобы успокоиться.

Что за саркастичный монстр.

– В общем, так. Не знаю, что тытогда чувствовал, но для Наны Янаги ты был спасителем. Ты помогал ей больше, чем кто бы то ни было, даже больше, чем ее парень Тодзи Кидзима. Конечно же, «она», заключившая в себя Нану Янаги, знала это. Ты произвел на «нее» глубочайшее впечатление. В конце концов, когда кого-то воспринимают как спасителя, это дорогого стоит. И поэтому «она» подсознательно создала новое правило:   у   К а д з у к и   Х о с и н о   е с т ь   з а д а т к и   с п а с и т е л я.

– …По-моему, бессмыслица какая-то.

– Вот как? Но это еще не все! …Когда «она» увидела такого спасителя, в ней начали бороться два желания. С одной стороны, она хотела выполнять «желания» других, чего бы это ей ни стоило; но с другой стороны, она отчаянно желала, чтобы кто-то ее остановил.

Это я уже знал. Она сказала мне о своих истинных чувствах внутри «Игры бездельников».

– Сомнения, заложенные в ее «желание», оказались вполне совместимыми с той частью ее, которая хотела, чтобы ее остановили, и все это скомбинировалось вместе. «Шкатулка» выполняет желания ровно в том виде, в каком они есть. Иными словами,   «ш к а т у л к а»   р е а л и з о в а л а   и   е е   в н у т р е н н е   п р о т и в о р е ч и в о е   у б е ж д е н и е,   ч т о   п р и д е т   с п а с и т е л ь,   к о т о р ы й   р а з р у ш и т   е е   «ж е л а н и е».

…Что?

Это после того, как она увидела спасителя во мне?

Это что значит – что свою силу уничтожать «желания» спаситель получил от ее «шкатулки»?

– Ты никогда не спрашивал себя, почему тебе удавалось сохранять воспоминания внутри «Комнаты отмены», хотя ты не был «владельцем»? Почему с тобой абсолютно ничего не произошло, когда вот эта Ироха Синдо наступила на твою тень? Не логично ли было бы предположить, что ты все это время был под воздействием «Ущербного блаженства», и это помогало тебе противостоять тем «шкатулкам»?

«Ущербное блаженство» обладало силой сделать две вещи.

Создать «О».

И создать «спасителя».

– Ее «шкатулка» назначила тебя на роль спасителя. Или, лучше сказать…

–   К а д з у к и   Х о с и н о,   т ы   р ы ц а р ь,   к о т о р ы й   д о л ж е н   о с т а н о в и т ь   М а р и ю   О т о н а с и.

Рыцарь.

Я… рыцарь Марии.

И эту силу я получил от нее самой?

– …

Я гляжу на свои ладони. Сжимаю пальцы, разжимаю. Сжимаю, разжимаю. Камень, бумага.

Эх… абсолютно обычные ладони, маленькие и слабые по сравнению с ладонями моих ровесников. Никакой особой силы в них не чувствую. И все же… не пойму, почему, но какое-то странное ощущение есть. …Нет, не так.

Наоборот.

…С т р а н н о е   о щ у щ е н и е,   к о т о р о е   в с е г д а   т а и л о с ь   в   у г о л к е   м о е г о   с о з н а н и я,   т о л ь к о   ч т о   и с ч е з л о.

– Отлично, почему бы тебе теперь не проверить, действительно ли ты получил силу от «Ущербного блаженства»?

– Проверить? Но как?

«О» кидает взгляд на Ироху-сан, словно только что вспомнил, что она тоже здесь, и отвечает как ни в чем не бывало:

– Уничтожь ее «шкатулку», хочет она того или нет.

– Чегооо?! – восклицает Ироха-сан и гневно таращится на меня.

Вовсе необязательно на меня так смотреть. С какой радости вообще мне выполнять указания «О», которого я так сильно ненавижу? Даже если бы у меня действительно была сила, позволяющая уничтожить твою «шкатулку», я бы наверняка не захотел этого делать.

Но несмотря на это.

– …Хех, хе-хе.

Не могу удержаться от хихиканья.

– Кадзуки-кун?

На лице Ирохи-сан появляется гримаска. Но мой смех не остановить.

– Хе, хе-хе… а, ха, а-ха-ха-ха-ха-ха!

– …Чего? Что смешного?

Оу, ух ты, что это за чувство, вспухающее внутри меня?

Что это за неудержимая жажда?

…Я хочу проверить.

…Я хочу проверить эту силу.

…Я хочу раздавить «шкатулку», которая так дорога Ирохе-сан.

Аах, больше нет того ощущения, что во мне слишком мало «себя».

Это было омерзительно. Интересно, почему я так чувствовал? Откуда взялось это чувство? Меня как будто несла вперед какая-то внешняя сила; как будто моей волей управляло что-то. Да буквально только что я это испытал: хотя я свалился в бездну отчаяния, когда понял, что спасти Марию невозможно, каким-то образом я все это отмел и смог начать расспрашивать Ироху-сан в попытках найти решение.

Наконец-то я нашел объяснение.

Все было сделано Марией.

Это все ее вина. Она устроила хаос из моей жизни. «Шкатулка» Марии – вот корень зла. Это по ее вине я пытался убить Ироху-сан, это по ее вине я уничтожил «шкатулку» Моги-сан, тем самым согласившись с ее смертью, – все это было по вине Марии.

Я был под контролем Марии.

– Хех, ха, а-ха-ха-ха-ха-ха-ха, ХА-ХА, ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

И это –   о х р е н е н н о   з д о р о в о.

Ведь это означает, что я воистину принадлежуей. Разумеется, мне сейчас хорошо – ведь это и было моей целью всю дорогу.

Я раньше испытывал чувство вины от того, что пытался избавиться от Аи Отонаси против воли Марии. Во-первых, я не был уверен, что это правильно, а во-вторых, я не хотел, чтобы она грустила еще больше.