Текст книги "Почему я перестал верить в бога"

Автор книги: Евграф Дулуман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Я был самым молодым студентом на курсе и одним из лучших по успеваемости. Ректор не захотел меня отпускать. Он сказал:

– Документов мы тебе не выдадим, и ты никуда не уедешь, а матери поможешь – мы выделим тебе дополнительно к стипендии 300 рублей, которые ты и будешь ей посылать…

Так мой повод ухода из духовной академии оказался недействительным. Выдумывать какой-нибудь новый повод я не посмел, не хватило смелости, мужества.

Причина моей моральной трусости заключалась в том, что я только разочаровался в религии. Религия – это ложь, вот что мне было ясно. А что же правда? Этого я еще не знал.

Я не знал, что буду делать на другой день после ухода из духовной школы. Точил меня и червячок: «А вдруг мои сомнения в религии преходящие?»

Я остался в духовной академии. И снова я пытался заставить себя быть верующим. 6 июня 1949 года я записал в свой дневник:

«Да, вопрос об уходе – не легкий… Сменить убеждения – это не в баню сходить и белье сменить. Я ведь не имею твердого мировоззрения. Пусть я буду верующим! Пусть я буду безбожником! Но только, чтобы это было моим твердым убеждением, чтобы не было никаких сомнений и колебаний. Глубокая религиозность – сумасшествие. Пусть и я буду таким сумасшедшим, только бы религиозность жила во мне, а не существовала на моем языке, во фразах… Я сейчас стою на распутье. Буриданов осел![20]20
  Буридан – средневековый философ. Очень много занимался вопросом о том, что побуждает человека к деятельности: внешние причины или свободная, ни от чего не зависящая воля? Позже философами была создана легенда о буридановом осле: возле стоящего осла по обе стороны на равном расстоянии положили одинаковые вязанки сена. Раздумывая над тем, к какой же вязанке сначала повернуть голову, осел подох от голода, так и не решив этого «трудного» вопроса.


[Закрыть]»

ЖИЗНЬ – ПУТЕВОДИТЕЛЬ К ИСТИНЕ

Итак, я «выслушал и другую половину». Лишь позже я убедился, насколько вредна, казалось бы, безобидная мысль: выслушать и проверить на опыте противные истине суждения. Ведь правда добывается не одним человеком, она – достояние всего человечества. И каждый отдельный человек на своем опыте не может повторить тысячелетнюю практику и зигзаги исканий человечества. Лучшие результаты, бисеринки мучительных находок сохраняются обществом, являются его достоянием и преподносятся им каждому новому члену общества для усвоения. Только усвоив результаты этих поисков, человек может идти вперед в своем развитии.

Незачем вторично открывать Америку, изобретать книгопечатание, пытаться проложить тропинку там, где уже проведена столбовая дорога. Повторение исканий приводит к ненужной трате сил. Потратив энергию на самостоятельное искание уже открытого, человек часто уже не имеет сил двигаться дальше.

Мое счастье, что я живу в Советской стране, в нашем социалистическом обществе, которое строит коммунизм, ощутимо, зримо, на деле воплощает истину – вековые и поистине святые чаяния и поиски предшествующих поколений.

Несомненно, что и сейчас есть и еще будут нерешенные вопросы и проблемы. Решив одну задачу, человечество всегда будет ставить перед собой другую. И вот в решении действительно еще не решенного мы должны выслушивать разные стороны. Однако, какую бы вы сторону ни выслушивали, истина все равно открывается только тогда, когда она или воплощена в жизнь, или проверена жизнью.

Я теперь могу в полный голос заявить, что истину нашел не в древних писаниях (библии, учении так называемых отцов церкви, религиозных символах и гимнах), не в пустых мудрствованиях, а в нашей прекрасной действительности.

Шире открывайте глаза на нашу прекрасную жизнь, полную творческих дерзаний человека, активнее включайтесь в дело строительства новой жизни. Это спасет вас от любых непредвиденных злоключений в поисках истины!

Наша жизнь – лучший воспитатель в духе атеизма. В результате построения социализма в нашей стране подавляющее большинство советских людей освободилось от религии. Теперь, пожалуй, трудно встретить верующего, который верил бы в бога так убежденно, как большинство людей убежденно отрицают его.

Современный верующий во всем сомневается, колеблется. Шаткость его убеждений прекрасно знают церковники. Профессор Московской духовной академии в своей лекции об облике советских верующих справедливо говорил:

«Когда советский верующий заходит в церковь или на молитвенное собрание, то он молится приблизительно так:

– Боже! – если ты есть. Спаси мою душу – если она есть!»

Летом 1955 года я проводил беседу на току села Ново-Павловки Фрунзенского района Одесской области. Пожилая колхозница чистосердечно призналась:

– Я ж на небо не лазила, бога не бачила. Може, бог есть, а може, його й нема…

Вот к чему сводятся убеждения современного верующего. А если верующий ходит в церковь, исполняет религиозные обряды, так в этом частенько сказывается его чисто хозяйское отношение к богу. И молится он не из-за убеждений, а так – на всякий случай, для «профилактики». «А вдруг бог есть?» – думает такой верующий…

Вот здесь-то и нужны атеистическая воспитательная работа, хорошие, доступные по изложению лекции.

Наша жизнь решительно отбросила большинство религиозных положений. Нельзя же советского человека, разбившего кровавый фашизм, поучать словами Христа: «Ударят тебя по правой щеке, подставь левую», «Терпите!», «Побеждайте зло добром», «Не противьтесь злому» и т. д.

Евангельские советы в свете современной жизни, науки, достижений техники обнаруживают всю свою несостоятельность. Приведу пример. Студенты четвертого курса Одесского политехнического института узнали, что их однокашник Дердиенко – ревностный баптист. Товарищи пытались помочь ему разобраться в своих убеждениях. Во время беседы ему был задан такой вопрос:

– А что бы ты сделал, если бы на девушку, которую ты любишь, с которой сейчас встречаешься, напали хулиганы и начали издеваться над ней. Вступил бы ты в драку, чтобы защитить ее?

Если бы он ответил положительно, то нарушил бы заповедь Христа, который учил не противиться злу, а если отрицательно, то вызвал бы презрение со стороны студентов. Дердиенко, немного подумав, ответил в евангельском духе:

– Я бы молился, чтобы бог послал милиционера.

Советский строй, наше советское общество добились того, что у нас в стране всеобщее презрение вызывают белоручки, хапуги, лентяи, карьеристы. А ведь сорок лет назад эти гнусные пороки считались добродетелью. Стыдно также сейчас молодому человеку перед самим собой, если он религиозен. Вы не встретите ни одного семинариста, ни одного грамотного сектанта, который бы хвалился перед другими: «Я верую в бога», «Я готовлюсь стать церковником».

Вот почему студенты только на четвертом курсе узнали, что Дердиенко баптист. А работающий сейчас во Фрунзовке на Одессщине стоматолог Валентин Мицкевич за пять лет пребывания в Киевском медицинском институте так и не решился похвалиться своей религиозностью, состоял даже в комсомоле.

Известно, что и некоторые церковники стыдятся религии. Так, ректор одной из семинарий, выходя в город, одевается под профессора, а при встрече с семинаристами просит называть его не «отец Василий», а «Василий Иванович». По имени и отчеству просит называть себя и священник села Траповка на Одессщине.

О могучем влиянии нашей советской жизни на весь ход истории человечества свидетельствует также и тот факт, что церковники теперь усиленно пытаются подделывать религию под коммунизм.

Архиепископ симферопольский Лука недавно в своей проповеди говорил:

– Мы, то есть церковники, тоже идем к коммунизму. Только идем своей дорогой… В коммунизме встретимся!

Сектантские проповедники в последнее время твердят приблизительно так: «Христос пролетарского происхождения. Он был сыном мелкого ремесленника – плотника Иосифа. А мать его, богородица Мария, была простой домработницей. Христос по своему учению является первым и великим коммунистом, предшественником всех коммунистических партий».

О чем говорят эти факты? Ведь раньше церковники со злобой и шипением относились к коммунистическим идеям.

Эти факты говорят о том, что Коммунистическая партия Советского Союза своими делами завоевала великий и непоколебимый авторитет у народов нашей страны. Все честные труженики, и верующие и неверующие, питают огромную любовь к нашей Коммунистической партии. Подделываясь под коммунизм, церковники думают, что симпатии народа к коммунизму будут переходить и на религию.

Защитники религии, конечно, пытаются доказать, что религия будет существовать вечно. С этой целью они указывают на то, что религия есть во всех странах мира, что она существует очень давно. Да это так. Религия существует давно. И всегда она служила интересам господствующих классов эксплуататорских обществ.

Что же касается вопроса о религиозной идеологии в нашей стране, то он давно уже решен нашим обществом и решен не в пользу религии. Известно, что религиозные предрассудки стойки. Этим и объясняется, что в советском обществе есть еще верующие. Мы ведем борьбу с религиозными предрассудками путем разъяснения их ложной основы. Мы разоблачаем религию, потому что коммунизм и религия как идеологии несовместимы.

Наша жизнь – лучший агитатор и лучший путеводитель к истине. Это я испытал на себе, когда по-настоящему сблизился с жизнью. Это началось в 1948 году.

В то время я познакомился со своим односельчанином, комсомольцем Всеволодом Колесниченко.

Сева был настоящим атеистом, но своих взглядов мне грубо не навязывал. Помню, я однажды дал ему прочесть мои религиозно-философские заметки. Через несколько дней он сказал мне:

– Может быть, можно и так рассуждать… Но ведь можно и по-иному. Действительный материальный мир, – продолжал он, – настолько богат, что может быть беспредельно и неисчерпаемо познаваем. Зачем выдумывать непознаваемого бога, духа, когда ты еще не знаешь до конца познаваемую материю? Нужно экономнее, с большей пользой, направлять работу своего ума и памяти, а не засорять их разной фантастикой, извращенным восприятием окружающего.

Я не мог не видеть, какой полноценной была жизнь комсомолки Лилии Родиной, студентки Загорского техникума игрушки. Я восхищался Севой и Лилей. У своих новых друзей я учился и под их влиянием постепенно преображался. По-видимому, это было заметно и для моих новых друзей. Лиля как-то мне сказала: «Я не представляю тебя молящимся…» – «По правде говоря, и мне в данную минуту это трудно представить», – ответил я.

После окончания духовной академии и присвоения мне звания кандидата богословских наук за сочинение об англиканской церкви я поехал работать преподавателем в Саратовскую семинарию.

Здесь, в семинарии, я последний раз сделал попытку воскресить в себе религию. Я с большим рвением начал свою преподавательскую работу. Условия для этого были более чем достаточны. Я получал 3 900 рублей в месяц, пользовался бесплатным питанием, всеми бытовыми услугами. Комиссия Московской патриархии очень лестно отозвалась о моих лекциях (я преподавал русский язык и христианскую философию: основное и нравственное богословие). Патриарх даже прислал мне свою благодарность.

Однако я очень скоро убедился, что на гнилых идеях может быть построена только гнилая жизнь…

Во время работы в Саратовской семинарии я не прерывал связи со своими настоящими друзьями. Мы переписывались. Всеволод с энтузиазмом сообщал мне о своей работе по электрификации сел Одесской области, об участии в строительстве Савранской ГЭС. Лиля также пересыпала свои письма восклицательными знаками – она очень увлечена работой в Красноярске. Появились в Саратове у меня и новые друзья. Скромная служащая Госбанка Галя Бокова не могла спокойно говорить о своей работе, рассказывала о заочной учебе и о самых широких планах на будущее. Я читал по утрам газеты и узнавал о все новых и новых успехах трудящихся нашей Родины, о многих патриотических делах молодежи – моих сверстников, от которых я откололся.

Я оказался на отшибе, в стороне от широкой дороги творческих дел народа. Настоящая жизнь шла мимо меня. Но мои искренние друзья помогли мне почувствовать дыхание жизни и окончательно решить основной вопрос: где истина? Я понял, в чем смысл жизни.

Смысл истинной, непаразитической жизни заключается в труде на благо своего народа. Радостно ощущать, что твой труд, пусть самый скромный, самый маленький, идет на благо людей. Мир прекрасен. А когда я делаю что-либо, что может хоть на самую малость сделать его еще лучше, жизнь людей еще содержательнее – разве это не высшая радость?

Гордо смотря на результаты своего труда, советский человек вместе с Маяковским говорит.

 
Радуюсь я
                – это
                         мой труд
вливается
               в труд
                         моей республики.
 

Такой человек, труженик и творец, не нуждается ни в каких богах, ни в каких чудесах. Он сам бог и чудотворец. Он, говоря словами Лебедева-Кумача, «по полюсу гордо шагает, меняет движение рек, высокие горы сдвигает – советский простой человек». Особенно мне нравятся у поэта строки:

 
Отбросивши сказки о чуде,
Отняв у богов небеса,
Простые советские люди
Повсюду творят чудеса.
 

Я начал искать путей служения обществу. Я хотел стать полезным. Берусь за перо… Но служить обществу, находясь вне его, невозможно. Пока я находился в церковной среде, мог ли я отдавать свои силы служению Родине? Нет, конечно, не мог. Мне надо стать тем, кем был мой отец: честным тружеником!

Теперь я знал, куда идти… Ни блестящая церковная карьера, которая открылась передо мной, ни материальное обеспечение, ни сожаление о потерянных семи лучших молодых годах жизни – ничто не могло больше удержать меня в мире церковников. И я покинул семинарию, оставив письмо такого содержания:

«Я к вам больше не вернусь никогда: у вас все так вредно, так ложно, так мерзко, так гадко, так гнусно! Пусть это будет заявлением о моем уходе».

Сначала я хотел уехать куда-нибудь, где никто меня не знает, и там начать новую, трудовую жизнь. Но Сева и Галя советовали иначе. Послушавшись их, я уехал домой, где меня все знали до и после поступления в семинарию. Рвать – так рвать до конца и решительно, а строить новую жизнь – так честно!

ПОСЛЕ РАЗРЫВА С РЕЛИГИЕЙ

Так, прямо из Саратова я приехал в родное село Заплазы Любашевского района Одесской области. Сообщив всем о своем разрыве с религией, я пошел работать в колхоз. Сколько воздуха и простора оказалось там! Напряженная работа во время уборочной кампании тем не менее не мешала молодежи села, и мне в том числе, находить время для интересного и увлекательного отдыха, для репетиций в драматическом кружке, для выпуска хлестких боевых, листков, для танцев и песен.

По совету учителей я осенью 1952 года поступил в 10-й класс Любашевской вечерней школы.

Для церковников мой уход был потрясающей неожиданностью. Они пытались найти хотя бы какое-нибудь оправдание моему поступку. Но придраться ко мне священнослужители не могли: все годы пребывания в церковной среде я был хорошего поведения.

Вскоре после моего ухода перед учащимися Одесской духовной семинарии выступил патриарх.

– Молитесь и будьте бдительны, – заявил он, – сейчас в мире ходит дьявол и искушает верных. Видите, был у нас примерный ученик Дулуман. Теперь он ушел от нас: его искусил дьявол!

Мой уход говорил не в пользу религии. Потихоньку попы начали травить меня. Новый поп в нашем селе внушал моей бабушке, что в меня вселился бес и что все должны отказаться от меня. Подстрекаемые им, верующие встречали и провожали меня злобными замечаниями.

Церковники тешили себя надеждами, что я не выдержу трудностей перемены образа жизни, что я вернусь к ним. Даже на третий год после разрыва с церковью ко мне подсылались люди, которые уговаривали меня вернуться в ее лоно, где мне все, дескать, простят… Они старались использовать то, что некоторые товарищи относились ко мне настороженно, а иногда и враждебно. Я-то понимал этих товарищей! И в самом деле: не должна же была советская молодежь принимать меня с распростертыми объятиями. Ведь под маской раскаявшегося мог скрываться любой авантюрист. Но в порядке «проверки» моей искренности некоторые из товарищей доходили до нелепостей. Так, например, работник райисполкома С. только потому, что я не пью, веду скромный образ жизни, что просиживаю ночами над книгами, делал вывод: «В Дулумане все еще есть остатки религии». А другой товарищ делал учителям упрек в том, что у меня по всем предметам были пятерки.

Я не знал, что за мной тщательно следили те, от кого я ушел. В феврале 1953 года я получил письмо от одного из учащихся Московской духовной академии. Каким-то образом он был осведомлен о подробностях моего «хождения по мукам». Одобряя мой поступок, он писал:

«Ты правильно сделал, что ушел отсюда. Я полностью одобряю тебя. Я бы тоже бросил эту средневековую среду, но я не смогу (уж такой я есть, извини!) перенести таких перипетий, каким сейчас подвергнут ты. Ведь на тебя воздействуют с двух сторон: с одной стороны – наши духовные отцы, с другой – те, к кому ты пришел».

С того времени прошло более трех лет. И до сих пор я помню слова моего друга Севы:

– Если человек искренне пришел служить обществу, если слова, которые он открыто говорит людям, являются его глубоким убеждением, его сущностью, – то его не собьет с пути временное недоверие, которое вправе к нему питать общество. Человек рано или поздно добьется своей цели, если она отвечает интересам общества.

Писавший из духовной академии был не прав. Среди тех, к кому я вернулся, у меня появилось много настоящих друзей. В тяжелое для меня время они оказали мне огромную моральную поддержку. И прежде всего это была семья Нижников из Любашевки, учителя Станислава Александровна Адамчик и Василий Петрович Лемешевский, мои друзья-комсомольцы Сева Колесниченко, Валя Юрченко, Леня Пионтковский, Виктор Киселев и многие другие. Это они подсказали мне, что я должен использовать свои прошлые знания и опыт для борьбы с религиозными предрассудками. По их словам, я наиболее полезен буду обществу именно как пропагандист атеизма.

По окончании десятилетки я поступил в Одесский кредитно-экономический институт. Дружная студенческая семья помогла мне окончательно стать на ноги. Студенты оказали мне огромное доверие, поручив мне ответственную работу в профсоюзе. С поистине отеческим вниманием следил за моими делами, поправлял и помогал мне директор института коммунист Юрий Петрович Лопатин, внешне сухой и строгий человек.

Осенью 1953 года я стал членом комсомола. Несколько позже я начал выступать с антирелигиозными лекциями, стал внештатным лектором обкома ЛКСМУ, а затем членом Общества по распространению политических и научных знаний. В сентябре 1956 года по ходатайству ЦК ЛКСМУ меня перевели на III курс философского факультета Киевского государственного университета имени Т. Г. Шевченко.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЖИЗНЬ!

Мне часто приходится теперь рассказывать о том сложном пути, который я прошел.

– Какие у тебя хорошие друзья! – обычно после рассказа восклицают слушатели. Об этом же пишут в письмах и мои корреспонденты.

Да, друзья у меня верные, настоящие. Я очень высоко ценю их дружбу. Перефразируя известные слова Максима Горького, я с полным правом говорю:

– Всему тому хорошему, что есть во мне, я обязан друзьям!

Друзья у меня гораздо лучше, чем я мог о них рассказать. Сева сейчас заканчивает Одесский консервный институт; Лиля уже обзавелась семьей; Галя Бокова из скромной служащей превратилась в Галину Петровну – заместителя главного бухгалтера Аткарского отделения Госбанка; Толя Шпанюк по призыву ЦК ВЛКСМ уехал на целинные земли, женился; Валя Юрченко работает в райкоме партии; Виктор Киселев закончил Одесский кредитно-экономический институт.

Я сейчас, кроме учебы в университете, веду атеистическую пропаганду: читаю лекции, выступаю в прессе, по радио, руковожу кружком лекторов-атеистов.

И я вижу, как вокруг меня ключом бьет жизнь. И я сам ее активный участник. Сердце наполняется радостью, хочется трудиться, дерзать!

Свой рассказ я не случайно заканчиваю словами Николая Островского:

«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества».

Бороться за освобождение человека можно, работая в разных областях деятельности. Сознание того, что в области освобождения человека от религиозного дурмана я приношу известную пользу, доставляет мне большое моральное удовлетворение. Я не лишний, я полезен, я вместе со всеми борюсь за новую жизнь. Что может быть лучше этого!

Вот в чем великий смысл жизни! Да здравствует жизнь!