Текст книги "Мои чужие сны"

Автор книги: Евгения Ушакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 3

– Здравствуй, Томас! – в палату вошла женщина приятной внешности в свободной рубашке из легкого шелка бежевого цвета и черных элегантных брюках. Ее волосы были красиво уложены – сразу понятно, этот человек тратит много времени на свой внешний облик. – Я решила заехать сразу после работы. Все равно не могу ни на чем сосредоточиться, все время думаю о тебе.

На ее плечи был накинут белый больничный халат. Она подошла к койке, наклонилась и поцеловала в небритую, заросшую за неделю щеку молодого человека. После этого она присела на стул, стоящий рядом с койкой, и внимательно посмотрела на сына.

Том был без сознания. Он был подключен к различным аппаратам, постоянно жужжащим и пикающим. Женщина ничего не понимала в цифрах и диаграммах, мелькавших на мониторах. Из вены Тома торчал катетер для введения лекарства. Его лицо было спокойным, можно сказать, умиротворенным. Но его мать знала, что это лишь обманчивая маска.

– Я знаю, от чего ты бежал, Том, – обратилась к нему женщина. – И я знаю, что ты искал. Когда же ты поймешь: в том, что случилось с отцом, нет твоей вины. Ты был еще ребенком, совсем юным. Что ты мог сделать, мальчик 14 лет? Ничего, – женщина прижалась лицом к груди молодого человека. – Том, ты должен простить себя, иначе я тоже никогда не смогу простить себя.

Она тяжело вздохнула и смахнула слезу со щеки. Ей стоило огромных усилий, чтобы не расплакаться. Видеть, как твой ребенок, пусть уже выросший, мечется в этом мире и не может найти свое место, – тяжело. Но еще тяжелее видеть его лежащим на больничной койке. Разговаривать с ним, но не иметь возможности услышать ответ.

Как о многом она хотела сейчас спросить его! И про Кейт, и про его новую квартиру, про прошлогоднюю поездку в Перу, даже про его любимую музыку она была бы рада поговорить. Почему они перестали разговаривать?

Бесконечная работа, погоня за деньгами и впечатлениями, каждодневная рутина – все это вытеснило обычные человеческие разговоры между сыном и матерью.

Раньше Том все-все рассказывал. Шутили, что у него язык без костей, а рот никогда не закрывается. В детстве Том, когда что-то рассказывал, забывал делать другие дела. Бывало, придет со школы, начнет снимать свою школьную рубашку, стянет один рукав, да так и застынет в этой позе, потому что начал рассказывать о том, как сегодня учительница на доске написала неправильную дату. Или ест свою картошку на обед, ест-ест, а потом забывает донести вилку до рта, потому что рассказывает о том, как видел маленького котенка, который что-то рыл в земле в саду. Частенько мама подгоняла маленького Тома, а иногда и сердилась, даже повышала голос. Иначе он мог только болтать, а все дела стояли на месте.

Сейчас она отдала бы многое, лишь бы услышать от Тома хоть одно слово.

Дверь палаты открылась, и вошел высокий плечистый мужчина в белом халате. На его бейджике было написано «Доктор Эндрюс». Его лицо можно было назвать смуглым, или загоревшим, а крепкие сильные руки напоминали лапы медведя.

– Добрый день, Миссис Лаэр. Я надеялся увидеться с вами и поговорить.

– Здравствуйте, доктор Эндрюс. У Томаса есть какие-то улучшения?

– Пока нет, – ответил доктор. – Но его состояние стабильное, – поспешил добавить он, увидев отчаяние на лице женщины.

Доктор подошел ближе к кровати больного и взглянул тому в лицо. Выражение лица молодого человека было спокойным и расслабленным, разве что чрезмерно бледным. Доктор перевел взгляд на мониторы, фиксировавшие состояние Томаса, цокнул языком, как бы собираясь с мыслями сказать что-то важное, но не очень приятное.

– Понимаете, Миссис Лаэр, Том находится в коме. Все его жизненные функции словно замедленные, застывшие. Кома – явление плохо изученное. Ученые не могут наверняка сказать, где находится сознание человека, находящегося в коме. Понимает ли он, что с ним происходит, чувствует ли запахи или боль? Мы не знаем, слышит он нас сейчас или нет. Но очень много теорий и научных работ о том, что если с больным чаще разговаривать, включать его любимые фильмы или музыку – это поможет ему прийти в себя быстрее. Якобы близкие и знакомые воспоминания дадут ему толчок, благодаря которому сознание может вновь вернуться к привычной работе. Но это только теории.

Миссис Лаэр оглянулась, словно искала что-то глазами, и увидела небольшой телевизор в углу комнаты. Раньше она его не замечала.

– Я могу принести его любимые фильмы и музыку на дисках, – кивнула она в сторону телевизора.

– Да, это хорошая идея. Я найду кого-то, кто поможет вам подключить все. Также его могут навещать другие члены семьи и коллеги, друзья.

– Мы с Томом вдвоем, отец давно погиб. Да и друзей у него немного. Была девушка Кейт, но я не знаю, в каких они сейчас отношениях, – женщина опустила глаза. Она не хотела, чтобы доктор понял, какая между ней и ее сыном пропасть.

Миссис Лаэр с идеально прямой спиной присела на край стула. Ее осанка и манера держать себя в руках выдавали высокое положение в обществе. Доктор Эндрюс знал из документов, что эта женщина связана с политикой, но не вдавался в подробности ее статуса.

– Сколько он пробудет в таком состоянии? – задала она вопрос, ответ на который боялась услышать.

– Буду честным: я не знаю. Сейчас мы поддерживаем его тело лекарствами. Но мы не знаем, что происходит в его мозгу. У некоторых пациентов наблюдается положительная динамика через несколько дней или недель. Таких большинство, если повреждения незначительные. Но есть люди, которые выходят из комы спустя много лет. Это уникальные случаи. И нужно понимать, что эти люди потом учатся жить заново. Чаще родные принимают решение об отключении пациента. Ждать и надеяться бывает очень тяжело.

– Да, это я хорошо знаю, – прошептала Миссис Лаэр. – Можно я еще немного побуду с ним?

– Конечно. Вы можете приходить и уходить, когда вам захочется. – Доктор направился к выходу и тихонько притворил за собой дверь.

Женщина снова села на стул и склонила голову на койку, касаясь лбом руки сына. Она больше не могла сдерживать слезы. Они текли по ее щекам, выплескивая наружу всю ее горечь, страх потери, одиночества и безысходности. Ее сердце разрывалось от боли и сострадания.

– Боже! Я знаю, за что мне такое наказание, я заслужила. Но за что ты наказываешь его?

Слезы текли, но облегчение не приходило. Женщина, которая пришла в палату, и та, что сейчас сидела у койки, – были двумя разными людьми. Миссис Лаэр словно вся постарела и осунулась, морщины обострились и проступили сильнее. Она казалась такой слабой и беззащитной.

– Том, милый мой мальчик. Если ты очнешься, если Бог снова позволит мне с тобой поговорить, я клянусь, я все тебе расскажу. Секретов больше не будет. Как только ты придешь в себя, мы спокойно поговорим, и ты сам решишь, хочешь ли ты найти ответы на вопросы, которые мучают тебя всю жизнь. Я подскажу, где искать ответы. Больше никаких секретов, только очнись, сынок.

Глава 4

– Эзра!

Джон проснулся от собственного крика. Он с силой зажмурил глаза, из-за слез ничего не было видно. Запах гари исчез, дышалось легко, лицо больше не обжигало жаром огня. Джон открыл глаза: он находился в своей комнате, на своей кровати. Вот его джинсы висят на стуле, вот плакат любимой группы и девушка в длинном белом платье в окружении мужчин. Джон сел и часто-часто заморгал, прогоняя наваждение. Это был сон? Такой реальный? Настолько, что Джон первые секунды не мог понять, где находится. Он прикоснулся к лицу и понял, что оно мокрое от слез. Он кричал, плакал во сне. Нет, это был не сон, слишком реально все было. Но тогда что?

В его ушах до сих пор звенел лай собаки. Эту собаку он уже видел на пшеничном поле. Но тогда его переполняло чувство свободы и счастья, а сейчас его окутывали страх и растерянность. Что было за той дверью, куда так неистово рвалась собака? Мог бы он, Джон, открыть эту дверь в своем сне? Возможно ли вообще управлять сном? Нет, все же это был не сон. Видение? Видение будущего? Что или кто был за той дверью? Что бы там ни было, оно навсегда осталось там. Как и его собака.

И тут Джона бросило в холодный пот. Невероятная догадка: собака спасла его. Вернее, другого его, который был во сне. Ведь он проснулся от лая собаки. А если бы она не зарычала на него, он бы не отполз к двери и его просто могли не успеть вытащить из дома. Ведь кто-то подхватил его за мгновение до того, как дом обрушился. Кстати, кто его вытащил? Как много вопросов, и ни одного ответа. Он что, сходит с ума? Еще один вопрос без ответа.

Джон не мог уснуть до утра. Как только он закрывал глаза, перед ним вставала стена огня, который трещал и искрился. Джон снова и снова, закрывая глаза, видел, как обрушивается дом. Как карточный домик: неловкое движение невидимой огромной руки, и бам – нет домика. Там, в доме, остается его собака.

Джон вспоминает, как гарь и дым забивают его рот и нос, хочется кашлять, дышать нет возможности. При каждом вдохе горло обжигает. Какой ужас он испытал, находясь в этом доме. Он прислушивается к себе и вспоминает свое оцепенение. Он просто не мог пошевелиться, он не мог никому помочь, даже самому себе.

Что же, что же с ним происходит? Он будущий врач, но он разбирается только в человеческом теле, как оно работает. Джон знает, как можно помочь тому или другому органу работать на благо всего организма. В теории он знает, как что-то инородное или отравленное удалить из организма или же вернуть на место. Тело человека – как плодородная земля. Если за ней ухаживать, земля даст хороший урожай. Но если ее отравлять, то на ней начнут расти сорняки, которые в итоге ее погубят. Так и тело человека: если за ним следить, ухаживать, вести здоровый образ жизни, тело будет служить долго и исправно, даря радость каждого дня. Но стоит начать тело отравлять алкоголем, жирной едой, беспорядочными связями – кажется, оно начинает гнить изнутри, отравляя само себя. Джон это знал и изучал, с этим он хотел связать свою будущую жизнь. Но он совершенно не понимал, что происходит в голове человека. Это абсолютно не его область знаний.

В этот день Джон не пошел на учебу. Он просто не мог сосредоточиться. Каждый раз он вновь и вновь возвращался мыслями в этот дом, в свое сновидение, в свое видение. Он даже до конца не мог понять, что это было – сон или реальность, и это его пугало. А вдруг его мама страдает таким же недугом? Что если она так же, как он, видит другие места, другие образы и события? Может, она прямо сейчас лежит на пляже и пьет лимонад, а внизу в полупустой комнате на кровати лежит только ее тело. А если она сейчас тонет, провалившись под тонкий лед, но где-то там, вовне, в ее собственной реальности. И только тело осталось в этом мире и никак не реагирует, потому что жизнь мамы проходит там, за гранью известного и понятного. Джон ужаснулся от своей мысли. Ведь у его мамы приступы, так называемые провалы сознания, начались примерно в этом же возрасте. Когда он родился, ей было 23 года, ему сейчас 19. Быть может, у наследника такая «способность» проявляется раньше? Как же он станет врачом, если может в любую минуту выпасть из реальности? А если он будет делать сложную операцию в это время, когда важна каждая секунда и на кону жизнь человека? Он мечтает помогать людям, а получается, он может убить человека, сам того не желая, и что еще страшнее, не контролируя этого?

Джон больше не мог об этом думать. Это было слишком мучительно и непонятно. Он не особо любил копаться в себе, заниматься самоанализом. Скорее, он был прагматиком, ученым и считал, что все должно иметь логическое объяснение. И эта неизвестность делала его уязвимым. Джон дал себе слово: если это еще раз повторится – он обратится к врачу.

Думая обо всем этом, Джон не заметил, как спустился к матери в комнату. Видимо, ноги сами знают, куда привести его утром – ежедневные процедуры, умывание и укол.

Утренний осенний свет проникал в комнату через окно, отбрасывая чуть заметные блики на стены и лицо женщины, неподвижно лежащей на кровати. Остались, наверное, последние теплые осенние деньки. Скоро начнутся ветра, которые будут трепать деревья и крыши домов. Облетят все листья до единого, но ветра не успокоятся. Они будут гнуть ветки деревьев, а те будут стонать и скрипеть, царапать крыши домов и стучать в окна, моля о пощаде. А потом ляжет снег, и все успокоится. Ветра стихнут, снег укроет деревья, давая им возможность передохнуть. Все вокруг станет чистым и белым. Природа начнет все с чистого листа, укрывая снегом грязь и прошлогодние листья.

Элис, мама Джона, повернула к нему голову, когда он вошел в комнату. Но взгляд ее был пустой, она никак не показала, что рада сыну, даже не было понятно, узнала ли она его.

– Привет, мам, – сердце Джона разрывалось от тоски, когда он смотрел на свою мать. Каково это – изо дня в день видеть перед собой одно и то же, потолок и стены, но даже не понимать, как это ужасно.

– Как прошла ночь? – спросил Джон. – У меня вот очень и очень непонятно. Давай я сначала сделаю тебе укол, а потом помогу умыться.

По утрам Джон протирал матери лицо и руки, делал уколы. Каждый день перед уходом в колледж. Днем, пока он был на учебе, приходила миссис Эванс. Она занималась более полной гигиеной больной. Миссис Эванс имела медицинское образование, когда-то она работала акушеркой в Твинсе. Так что Джон ей полностью доверял, более того, миссис Эванс была просто незаменима. Она всегда готова поговорить с мамой Джона, и, казалось, ее совсем не смущает, что та не реагирует на разговоры. Миссис Эванс всегда была приветлива и улыбчива, работу свою делала хорошо и аккуратно. Больная всегда в чистой сорочке, причесана и умыта, накормлена. Ногти подстрижены, белье поменяно. Джон даже удивлялся, что Миссис Эванс так ловко справлялась. Ведь это совсем непросто – повернуть и обтереть тело взрослой, хоть и худенькой, женщины, вытащить из-под нее простынь и постелить свежую. Джон знал: не будь миссис Эванс, он не смог бы столько времени уделять учебе, да еще успевать посещать тренировки. Именно благодаря миссис Эванс Джон решился подать документы на практику в Твинс. Он был готов оставить маму в ее умелых и заботливых руках.

Быстро сделав укол, Джон принес теплую воду и мягкую салфетку. Смочил ее теплой водой и протер маме лоб. Капелька воды сбежала по виску и вниз к подбородку, оставляя мокрую дорожку за собой.

– Знаешь, мама, мне сегодня снился необычный сон. Удивительный, но страшный. – Джон протер заостренные от болезни и от того выделяющиеся на бледном лице скулы матери, ее губы, тонкие и поджатые. – Это был я, но в то же время не я. Лицо мое, тело мое, но жизнь не моя. И все вокруг тоже мое, но я ничего не узнавал.

Джон протер шею и взял в свои руки сухую обтянутую кожей руку матери.

– Я видел страшный пожар, который все уничтожил. Он почти уничтожил меня, другого меня. Но кто-то меня спас. Его.

Неожиданно женщина вырвала свою руку из рук Джона с такой силой, что вода, стоящая в миске на кровати, перевернулась, заливая постельное белье.

– Это он! Я знаю: это он! Я всегда знала, что он жив! – произнесла женщина четко и внятно, глядя Джону прямо в глаза.

Глава 5

– Мама, о ком ты говоришь? – Джон был изумлен таким резким перепадом маминого состояния. – Кто живой?

Но женщина уже расслабилась и безвольно опустила руку на кровать. Взгляд снова стал пустым, не смотрящим никуда конкретно.

– Он приходил вчера, принес почту и спрашивал что-то про газон, – проговорила она, лишь слегка приоткрывая рот. Джон напряг слух, чтобы разобрать слова. Речь была невнятной, а конец предложения Джон скорее додумал сам, нежели расслышал. И все-таки слова матери что-то всколыхнули внутри Джона. Словно пронеслась важная мысль, которая могла бы дать объяснение ее словам, но Джон не успел ее поймать, и мысль растворилась, как снежинка на теплой ладони.

* * *

Джон, оставив маму с миссис Эванс, которая как раз только пришла, направился в сторону озера. Он надеялся привести свои мысли в порядок. Сунув в уши наушники и включив музыку, Джон шел вдоль озера, шурша листьями под ногами. Он шел по разноцветному ковру – земли практически не было видно, вся поверхность была усыпана листьями. Джон думал о том, что происходит сейчас с ним и что делать дальше. Проучившись два курса в медицинском колледже, Джон рассчитывал на что-то большее, нежели просто окончить местный колледж и остаться работать здесь. Он работал на совесть выпускные классы, отлично занимался два года в колледже, он был одним из лучших студентов, потому что жил и горел своей мечтой – стать врачом и нести добро. Сейчас у него была отличная возможность сделать шаг вперед к мечте – пройти практику в большом городе, показать себя хорошим молодым специалистом и получить приглашение на работу в клинике.

Осталась всего неделя, и этот семестр закончится. Из хирургической больницы в Твинсе ответа еще не пришло, берут ли его на практику. Если да, то Джона ждет большой город и, как он надеялся, большие возможности. Если же нет, он останется в Брейктауне, что тоже неплохо. Рядом будут друзья, не надо будет тратиться на съем жилья, и, самое главное, он останется рядом с матерью.

Вдруг, повинуясь внутреннему всплеску гнева, непонятно откуда пришедшего, Джон со всего размаху пнул листья у себя под ногами. Музыка в его ушах была под стать его настроению: тревожная, агрессивная, одинокая. Сейчас у него было непреодолимое желание закричать, махать руками, упасть на колени и колотить по земле кулаками или даже сделать кому-то больно. Как ему хотелось выплеснуть из себя все сомнения, все недосказанности, неопределенности, избавиться от страха, скинуть с себя весь груз, что давил его изо дня в день.

Почему он должен принимать такие важные решения в 19 лет? А может, он просто хочет играть в бейсбол и встречаться с друзьями в кафе по вечерам. Окончить колледж и устроиться на работу, чтобы мало-мальски зарабатывать и жить – не тужить. Но Джон знал, что этого ему мало, настолько недостаточно, что он даже не хотел рассматривать перспективу обычного среднестатистического обывателя, коими наполнен их маленький городок. Джон знал, что хочет большего. И если не он, то никто другой за него этого не сделает. Всю жизнь ему казалось, что он совершенно один во всем мире, а значит, рассчитывать может только на себя.

Собственное состояние безысходности настолько затянуло Джона, что он ничего не замечал вокруг. Музыка лишь еще больше абстрагировала его от окружающего мира. Джон не слышал, он скорее почувствовал – его кто-то звал. Это ощущение, что на него кто-то смотрит, думает о нем, медленно, но настойчиво пробивалось к нему. Наконец это чувство, что за ним наблюдают, стало настолько сильным, что Джон оглянулся по сторонам и увидел метрах в 20 от себя девушку, пристально рассматривающую его. Это была Люси, подружка Френка. Она неуверенно махнула рукой, как-то сдержанно и скомкано. Как выяснилось потом, она несколько раз махнула Джону и даже окрикнула его, но молодой человек не обратил на нее никакого внимания, хотя и смотрел в ее сторону. А когда он начал неистово пинать листья, Люси поняла, что лучше не мешать ему.

Джон направился к девушке, на ходу вынимая наушники. Невольно он залюбовался ею. Длинные каштановые волосы были распущен, и ветер играл ими нежно и легко. Такого же насыщенного цвета, как и волосы, ее глаза сияли теплом. Робкая улыбка завершала чистый и нежный образ. Она была одета в красно-бордовое платье с длинным рукавом, так гармонично сочетающимся по цвету с опавшей листвой. Легкие парусиновые туфли давали ей возможность ступать по листьям мягко и беззвучно. Люси словно сливалась с природой. Если бы сейчас из-за дерева появился олень и взял сахарок из руки Люси, Джон этому совершенно не удивился бы.

– Привет, Люси! Прости, я, кажется, не заметил тебя сразу, – поприветствовал ее Джон.

– Ничего, я, кажется, помешала твоим размышлениям.

– Нет, я просто увлекся музыкой, – Джону было неловко, что его застали в порыве гнева, кто-то еще, кроме листьев, стал свидетелем его агрессии.

Повисла неловкая пауза. Джон не знал что говорить. Он вообще не особо знал, что говорить девушкам. У него было несколько любовных увлечений, не считая его самой большой любви – в третьем классе. Девочка Элеонора покорила его сердце на целых две недели. Джон думал, что будет любить ее всегда, но всего через две недели после начала учебного года Элеонора переехала со своими родителями в другой город. Сердце мальчика было разбито на миллион осколков, как сам он думал в то время. Но произошло чудо, и сердечко быстро излечилось, заполняясь новыми впечатлениями и переживаниями. Однако с тех пор серьезных отношений у Джона не было – он предпочитал тратить время на учебу и тренировки.

– Ты просто гуляешь? – попробовал он завязать беседу.

Джон провел рукой по затылку, почесал щеку, тронул подбородок – явные признаки волнения и неуверенности в себе.

– Да, я редко прихожу сюда, но здесь красиво.

Они двинулись вместе к южному берегу озера. Чувствуя, что Джон скован и неразговорчив, Люси тоже не стремилась нарушить тишину. Но ей молчание было не в тягость. Она ощущала себя комфортно и уверенно. Видя замешательство Джона и его беспокойство, она сделала первый шаг:

– Я слышала, ты хочешь уехать в Твинс?

– Да, я подал документы на прохождение практики в «Седжен Дженерал Хоспитал», в отделение хирургии.

– Наверное, я бы хотела жить в большом городе. Парки, рестораны, кинотеатры – это все так ярко и интересно, – Люси мечтательно закатила глаза, представляя, как она выбирает самое дорогое блюдо в ресторане.

– Согласен. Но мне кажется, от городской жизни быстро устаешь. Хорошо, если есть куда уехать и спрятаться от всей этой суеты.

– А мне нравится суета. Это признак жизни, движения, энергии. – Девушка наклонилась и подняла оранжевый с красными прожилками листок. Покрутила его в пальцах и выпустила.

Разговор пошел легче, скованность прошла, и Джон, уже забыв о всех своих мыслях и переживаниях, наслаждался прогулкой и беседой.

Люси была приятным и интересным собеседником. Она многое знала, имела собственное мнение и прекрасно умела слушать. Это именно то, что Джону было необходимо в эту минуту – высказаться. Сам не понимая как, он рассказал ей о своих снах. О пожаре и о собаке, о своих слезах и о плакате, где изображена его любимая группа, но в другом образе. Все такое знакомое, но совершенно чужое. Он даже поделился с Люси своими страхами, что эта болезнь сделает его в будущем совершенно невменяемым.

– А ты не думал, что это вовсе не сны, а воспоминания? – предположила Люси.

Они дошли до обрыва, где Джон любил сидеть, свесив ноги вниз, и сели прямо на землю. Молодые люди сидели так близко, что их плечи соприкасались.

– Воспоминания? Что ты имеешь в виду?

– Ну есть же различные теории о перерождении, о реинкарнации. Есть люди, которые считают, что умирает только наше тело, а душа просто перерождается, переходя в другое тело. Причем некоторые переродившиеся помнят свои прошлые жизни.

– Думаешь, это возможно? – усомнился Джон. Ему подобная мысль ни разу не приходила в голову.

– А почему бы и нет? Может, в твоей прошлой жизни эти события были настолько яркими и запоминающимися, что ты даже после смерти их не забыл, а взял с собой в новую жизнь. Или это события, которые кардинально изменили твою судьбу.

– Ну не знаю, – с сомнением произнес Джон. – Еще скажи, что я вижу самого себя, только в другом измерении.

– Именно! В параллельной вселенной, – засмеялась Люси. – И этот другой ты сейчас 50-летний старик. Ты сидишь в кресле-качалке на террасе огромного дома и куришь сигару. И вообще ты глава местной мафии.

Люси снова засмеялась. Ее смех, чистый и звонкий, проник в самое сердце Джона, и он не смог сдержать улыбку. Но через мгновение он снова стал серьезным. Эта теория о воспоминаниях нашла в нем отклик. И снова такое чувство, что вот, верная мысль где-то рядом, но ее никак не ухватить.

– Но почему я стал видеть их только сейчас? И что мне с этим делать?

– Я думаю, эти воспоминания приходят к тебе не просто так. Тот, другой ты, хочет тебе что-то сказать или объяснить, а может, предостеречь.

– А я думаю, ты насмотрелась фантастических фильмов.

Молодые люди вместе рассмеялись. Больше не было никакой неловкости и висящей как черная туча тишины. Как благодарен был Джон Люси, что она смогла отвлечь его от невеселых, гнетущих мыслей.

Не сговариваясь, Джон и Люси одновременно поднялись. Но девушка потеряла равновесие и стала заваливаться к краю обрыва. Джон схватил ее за руку и потянул на себя. Люси практически упала в его объятия, но быстро отстранилась, лишь пробормотав «спасибо». Оба смутились как подростки, которых застукали за трибунами школьного стадиона в объятиях друг друга.

Молодые люди направились в сторону жилых домов, к выходу из парка. Поболтав еще немного, они попрощались, и каждый пошел своей дорогой. Люси – энергичной и уверенной походкой, она так и излучала жизнь и молодость. Плечи Джона были расправлены, он вдыхал воздух полной грудью и слегка улыбался.

По дороге домой Джон подумал, что ни разу не спросил, как дела у Люси с Френком. Хотя ему-то какое до этого дело?

Люси подала ему хоть и безумную, но интересную идею: Джон видит не сны, а воспоминания, поэтому они так реалистичны. Свои воспоминания из прошлых жизней или же воспоминания себя, но в другом измерении. И то, и то казалось невозможным. Но видеть такие яркие сны тоже невозможно.

Опять погружаясь в свои размышления, Джон дошел до дома. Открыв дверь, он сразу понял, что миссис Эванс еще здесь. Она тихо разговаривала с матерью, что-то рассказывала ей вполголоса. Когда он заглянул в комнату, миссис Эванс широко улыбнулась, увидев Джона. Она поспешила к нему навстречу.

– Это принесли сегодня, на твое имя, – сказала она, протягивая тонкий белый конверт. Он был длинный и словно невесомый.

Джон уже понял, что это ответ из больницы в Твинсе. Ответ на его запрос о прохождении практики. Прямо здесь, стоя в комнате матери, Джон оторвал край конверта и вынул письмо. Обычный лист бумаги, сложенный втрое, способный изменить его жизнь.