Текст книги "ПВТ. Сиаль (СИ)"
Автор книги: Евгения Ульяничева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Вернулся Юга не скоро, когда пыль стала с исподу алой, а Полог зловеще багровым, с черными жилами. Устало сел подле, а потом и вовсе откинулся прямо на траву.
– Говорить теперь я за двоих должен? – Выпь никак не мог поймать взгляд спутника.
– Да не поверишь, челюсть еще болит долгие беседы вести, – серьезно улыбнулся Юга.
Пастух овдо успел глянуть ему в глаза – и рассмотреть синие пятнышки на лице, под смуглыми скулами, на подбородке.
– Тракт в порядке. Камни про нас молчат, посты обыкновенные. Людей много. Мелочь наша где? – сипло осведомился Юга, отводя глаза.
Беспокойные смуглые его пальцы перебирали зеленые бусы.
– Отошла.
– А-а-а. Я бы от Провала не отказался, – вздохнул и признался, – грязным себя чувствую, как никогда раньше.
Помолчали.
– Выведем Серебрянку к Морю. Работу сыщем. Нормальную работу, Юга. Тебе не придется больше...
– Думаешь, меня заставляют? – глядя в сторону, тихо спросил Юга.
Выпь сузил глаза, уставился в висок собеседнику. Сцепил пальцы на коленях. В волосах Юга там-сям торчали хвостики травинок.
– Так тебе это по сердцу? – выговорил наконец.
– Это то, что я умею, пастух. – Рассердился Юга, сел. – Ты вот с овдо ловок, а у меня людей радовать призвание. Ты же знаешь правила – облюдкам людская работа не полагается. Это в стане так сложилось, что кроме меня тровантами некому заниматься было. То есть, конечно, можно и мастеров пригласить, но им ведь платить надо, а я свой, местный. Но не гнить же мне там вечно. А в Городце... либо в наложники идти, либо в Веселый Дом, и я предпочту второй вариант, я, мать твою, гордая шлюха.
– Юга, – Выпь толкнул его плечом, обрывая.
Садовник вздохнул, прикрыл глаза, устроив подбородок на коленях.
– Ты вообще как? – спросил пастух.
– Не твоя забота, – краешком губ улыбнулся Юга. В отместку пихнул Выпь, – ну а с тобой что? Как думаешь в Городце устроиться, мх?
– Я заметил, как ты ушел от разговора, – вспомнил парень, Юга хмыкнул, – работу-то я найду. Кем угодно могу.
– Даже мной?
– Ага, – фыркнул Выпь.
– Вот врешь! Я единственный и неповторимый.
Пастух в ответ взъерошил черные волосы. Юга заворчал, приглаживая косу.
– К слову, – словно между делом обронил Выпь, – что у тебя с волосами творится?
Не сильно надеялся, что облюдок возьмется отвечать, но тот вдруг снизошел:
– Хотел бы я сам знать... – Задумчиво скользнул пальцами по бусам. – Мать все стричь меня пыталась, когда сильно зарастал. Я орал, конечно, убегал да прятался, она бранилась – весело было. А они... Они, знаешь ли, очень быстро растут. И словно точно помнят длину – вот, до жопы, а дальше ни-ни. Хотя иногда мне кажется, что они длиннее, особенно когда распускаю их или купаюсь...
– Можно?...– Выпь протянул руку.
Юга, помедлив, склонил голову, и пастух взял на ладонь прохладную массу волос. Тяжелые и гладкие, на руке они лежали как некая драгоценность, место которой было в секретнице Князя, а не на беспутной башке подкидыша.
– Красивые, – любуясь, искренне выдохнул желтоглазый.
Разбавить их черноту не мог даже красный Полог перед темнотой.
– Привет, Юга! – вернувшаяся Серебрянка была страшно довольна уже тем, что парни сидели и мирно беседовали, а не лихорадочно собирались или умывали с лиц кровь и кишки.
– Давно не виделись, мелкая. Ты что ли, ужин нам собрала?
– Да! Очень лакомые корешки, на самом деле, знаешь, как их сложно добыть?
– Зна-а-аю, – с усмешкой протянул Юга, ногтями счищая тонкую шкурку с одного корешка, – подземные пальцы особенно вкусны сырыми.
– Пальцы?! – задохнулась девочка, в ужасе рассматривая добычу – длинные и короткие корешки, покрытые морщинистой светлой кожицей, они и впрямь были похожи на...
– М-м-м, свежий, сочный. Молодец, мелочь, и от тебя какая-никакая польза есть!
Серебрянка посерела.
Выпь сжалился:
– Не волнуйся. Просто название такое.
– То есть, это не пальцы?
– Нет, глупая.
Серебрянка показала язык Юга, засунула в рот очищенный корешок. Пастух невозмутимо продолжил:
– Это просто органы размножения.
Девочка поперхнулась. Закашлялась, осердилась не на шутку – парни радостно, дружно лыбились:
– Я вас обоих на ноль размножу! – сказала, и с места кинулась на облюдка.
– Выпь, она дерется! Что такое, мелочь, он правду сказал, чтобы тебя порадовать!
Когда возмущение улеглось, шумно пыхтящая Серебрянка, прожигая взглядом Юга, спросила у пастуха:
– Так мы выберемся на тракт?
– Ага. На прозаре отправимся. Так что доедай и ложись.
– Выпь, а я там целую толпу видела! – вспомнила Серебрянка, укладываясь. – На не-людей не похожи, может, тоже в Городец идут?
– Каковы из себя? – насторожился Выпь.
Серебрянка задумалась, виновато призналась:
– Толком не глядела. Высокие, темные, ноги-руки длинные... Я издалека смотрела, думала, ближе подойдут – разгляжу. А они с места не сходили, все будто плясали.
– Это танцорки, – узнал Выпь.
– Танцорки? – удивился Юга, на миг перестав плести растрепанную в потасовке косу. – Как далеко забрались. То есть, как близко подобрались, они же обычно к Городцам не подходят.
– Нечего бояться.
– Они ведь не едят людей? – упавшим голосом понадеялась Серебрянка.
Еще одного кровавого бурана она не пережила бы.
– Нет. К ним не суйся, и довольно будет.
Серебрянка успокоилась (велела себе успокоиться), замоталась в плащ и устроилась спать. Выпь развел костер. Глядя на его жилистую спину, девочка постепенно расслабилась и – уснула.
Глава 4
4.
Полог высветлел до бледно-синего, ветер царапался в каменной траве, подвывал в стеклянной поросли.
Мимо прошли два трехногих спиценога.
Серебрянка проводила их взглядом, восторженно приоткрыв маленький розовый рот. Долго смотрела, затем спохватилась, торопливо выкатила прутом из огня завтрак. Пропитанием в пути ведал пастух, чутьем и накопленными знаниями отыскивая и воду, и пищу.
На сей раз еда с точки зрения Серебрянки выглядела как камешки. В огне, который Выпь сперва подманил в домик из прутков, камешки чернели. У них оказалась хрустящая корочка и мясная начинка, девочка старалась не думать что это такое. Не думать и не спрашивать.
К тому же спутники ее выглядели так, будто не спали вовсе: помятые, потрепанные. Серебрянка взялась было распытывать, но Выпь молчал, а Юга отвечал так, что охота спрашивать мигом пропала.
Наскоро поели, не мешкая, двинулись к тракту.
– Если не залезу в хоть один Провал, помру, – пообещал-пригрозил Юга, почесывая, – меня уже насекомые не едят, вонливо им. Брезгуют.
Выпь усмехнулся:
– Скалишься, пастух? – немедленно ощетинился подменыш. – Сам-то, небось, привык по три пальца кряду не мыться, пока со своими овдо пасся-миловался...
– Отчего. Дождь был. Провалы встречались, ага. Но каждое око в воде плескаться недосуг было.
– Ах, ты! Пастух... Серебрянка, ты чего там еле плетешься? Устала? Отдыхали вроде только.
– Я ничего, я так...– девочка догнала их, смущенно ухватилась за ладонь Выпь.
Тот ободряюще улыбнулся.
– Вот выйдем к людям – отоспимся, отмоемся, платье тебе новое справим, красивое!
– Зачем? – удивилась Серебрянка, натягивая подол и разглядывая его. – Мне это вот нравится.
– Странная ты девочка, другие в твоем возрасте только о платьях и думают.
– Странный ты мальчик, в своем возрасте о платьях только и думаешь, – неожиданно для себя отозвался Выпь.
Юга попытался отвесить ему подзатыльник, парень с глухим смешком увернулся.
– Я не мальчик, я облюдок, – мстительно уточнил Юга.
Серебрянка заинтересованно глянула снизу вверх. Вопрос этот давно ее мучил, а спросить не решалась:
– А что это значит? Ты не человек? Кто такие облюдки вообще?
Выпь поморщился, однако Юга, как ни странно, решил ответить:
– Ну... чужинские детеныши, которых те в зыбках на младенцев меняют.
– Зачем?
– Да кто их разберет.
– Почем знаешь, что ты точно облюдок?
– Мамка сказала. – Помолчал и неожиданно разговорился. – Свой ребеночек у нее тихим родился, беленьким, светлоглазым. Приго-о-ожим, на радость... Не уследила веком, глядь спрозар – а в люльке уже что-то чернявое да темноокое, собой мерзкое, копошится. Я, то бишь. Как увидела, сразу прибить хотела, да отец не позволил, удержал. Сам, правда, вскорости и ушел, мамку оставил. Я-то крикливый был, кривенький, болел много, натерпелась она со мной. Думала-надеялась – помру не к году, так шестилеткой, а я, напротив, в рост пошел, выправился.
– То есть она тебя как чужого растила?
Выпь помалкивал, слушал внимательно.
Юга пригладил бусы, вздохнул.
– Уж как смогла, и на том спасибо. Могла вообще извести или продать, сколько таких было.
Серебрянка горько сморщилась, попыталась утешить:
– Но ты все равно красивый получился. Красивее Выпь даже.
– А-ха, съел-выкусил?
– Вот уж уел прямо-таки, – фыркнул Выпь.
Девочка покраснела, постаралась выкрутиться:
– Зато Выпь сильнее. И выше. И умнее.
– А-ха, вот теперь ты получил!
На тракт вышли без приключений, что несказанно обрадовало Серебрянку. Ей казалось что в Городце можно будет забыть об ужасах особых.
Скоро их дружелюбно окликнули. Седой тахи, такой же седой мужичок, пустая, сработанная из грубой травы тележка – путники охотно приняли приглашение «подвезтись» и уселись.
Развлекать доброго человека беседой вызвался Юга. Пристроился на облучок, улыбнулся.
– Так вы, стало быть, в Черный Городец путь держите?
– Ага. Вон, сестренка никогда Городцов не видела, решили побаловать.
– Дело хорошее, – одобрил старик, – невеста она уж у вас.
– Так дети быстро растут.
– И-и-и не говори, парень, у меня-то вот у самого...
И пошло, и поехало.
Умению зачинать и поддерживать беседу Юга обучался в том же Гостином Доме, в боевых условиях непрерывной практики. Слушать при необходимости и корысти ради он умел безупречно, за это высоко ценился и сильно любился завсегдатаями.
– А Городец большой? – пытала Серебрянка молчаливого Выпь.
Пастух вести беседы был не обучен, поэтому отстреливался коротко.
– Да.
– Ну, насколько большой?
– Как с десяток станов, – прикинул Выпь.
– О-о-о. Действительно, большой.
– Ага.
– Ты что, разговаривать со мной не хочешь? – надулась девочка.
– Да. Помолчи, будь добра.
– Ну и пожалуйста, – Серебрянка показательно отвернулась.
Выпь, нисколько не огорчившись и не устыдившись, откинулся на спину, стянул на лицо капюшон и задремал.
Серебрянка злилась на равнодушие спутника недолго. Вокруг были люди! Настоящие, живые, а еще тахи, повозки большие и маленькие! Девочка восхищенно крутила головой, стараясь увидеть и запомнить сразу все.
Тракт был действительно очень широк, в восемь рабочих полос. Четыре вели к Городцу, остальные – прочь. Полотно, сработанное из непонятного девочке материала, казалось идеально гладким и ровным, блестящим настолько, что можно было разглядеть собственное отражение – конечно, если бы им вздумалось остановиться. Очень скоро Серебрянка поняла, как им повезло с добрым владельцем седого тахи: повозка двигалась намного быстрее, чем бредущие по самому краю дороги пешие.
Некоторые путники останавливались у темных и плоских каменных пластин, врытых вертикально, и что-то на них разглядывали. Иногда тыкали в пластины пальцами, бранились или радовались. По обочинам часто лепились Дома, небольшие и необыкновенно яркоокрашенные, с призывно раскрытыми окнами и дверьми. Дух оттуда шел удивительно завлекающий.
Девочке очень хотелось посмотреть на пластины вблизи, заглянуть в один из таких Домов, или в закрытый, затейливо украшенный экипаж, влекомый красивыми рослыми тахи. Подобных ему было достаточно, но в основном преобладали неброские, крепкие повозки.
Люди были самые разные. Молодые и старые, женщины и мужчины, одиночки и большие компании. На них особо не обращали внимания; Юга, правда, удостаивался то презрительных, то заинтересованных взглядов, да несколько раз с ним заговаривали, когда повозка стояла.
Юга иногда равнодушно отмалчивался, а иногда отвечал – красиво выгибая спину и играя глазами. Серебрянка наблюдала и запоминала: как держать голову, показывать шею, прикусывать губы...
По мере приближения Городца поток становился гуще, на одном месте завязали чаще, а в один момент и вовсе застыли.
– Ну, пора, – Выпь сел, как будто и не дремал вовсе, – мы без экипажа и поклажи, нам через другие ворота.
Ребята, наскоро посовещавшись, поблагодарили старика дарцом. Серебрянка ждала, что они и тахи спасибо скажут, и повозке поклонятся, но обошлось. Быстро пересекли тракт, ловко лавируя между экипажами, и потянули девочку к длинной толпе людей.
Заняли место.
– У тебя как, регном в порядке?
– Ай, обижаешь! Мой регном в исключительно отличном состоянии.
Девочка покраснела.
– Ты чего? – с подозрением сощурился Юга. – У тебя-то как, в норме?
– У меня нет регнома...
– Как нет?! – возмутились оба.
– Ну, нет и нет, и не было с рождения, я не виновата! – огрызнулась Серебрянка. – А он что, так нужен?
– Конечно! Без него тебя в Городец не пустят.
– Да что это вообще за дичь такая?
Пастух вздохнул и пояснил:
– Регном – это марка. Смотри, – Выпь высоко закатал рукав и показал – у самого сгиба локтя, на внутренней стороне руки еле виден был маленький круглый шрам. – У тебя нет?
– Нет. Можете посмотреть.
Парни осмотрели ее руки, озадаченно уставились друг на друга.
–Что скажем? Без марки не пустят.
– Ай, а давай... Давай сядем и подумаем,– сдался Юга.
– Раньше почему не сказала? – устало укорил Выпь.
– Я не знала ни про какие такие отметки, – буркнула Серебрянка, раздосадованная не меньше спутников.
Как назло, очередь шла довольно скоро, пришлось усиленно шевелить мозгами.
– Та-а-к, а если отовремся, что болела она долго? Знаешь же, что больных не прививают, они от этого помереть могут.
– Что, от рождения болела?
– Да ты взгляни на нее! Кожа, кости да голова лысая! Любой проверяльщик заплачет и поверит!
Серебрянка слушала бурное обсуждение и мучилась собственной беспомощностью. Выходило, что если бы не она, парни без проблем прошли бы досмотр на воротах, а она их задерживает.
– Ты знаешь, что бывает за сокрытие, – глуше и тише обычного проговорил Выпь.
– Да кто скрывается-то?! Вот, как на ногах стала держаться, так сразу в Городец поволокли, прививку ставить! От-вет-ств... мы такие ответственные!
– Ага. Пешком в Городец потащили, мимо всех пунктов. Не поверят. Тем более что я пастух, а ты...
– Облюдок, – зло сплюнул Юга, – понял.
Замолчали. Близились ворота, высоченная града Городца блестела на жарком Пологе. Изнывающих от жажды людей обносили свежей водой, Серебрянка жадно осушила чашку в три глотка, Выпь к воде не притронулся, отдал Юга. Тот одну вылил себе на голову, вторую плеснул себе же на грудь, слегка смочил губы.
Серебрянка таращилась на него, как на умалишота.
– Из очереди выйдем? – тихо предложил Выпь.
– Нет, погоди. Замри вот так, смотри на меня, – Юга, ориентируясь на свое отражение в глазах пастуха, убедился, что одежда облепляет его достаточно выразительно, что пряди лежат как надо, удовлетворенно хмыкнул. – Всегда есть запасной путь. Не с головы, так с заду. Стойте здесь, я быстро.
– Юга! Вот же шл... Шалой... – Выпь сердито махнул рукой вслед облюдку.
Девочка вздохнула. Потянула за рукав пастуха.
– Извини.
– Ага.
– Нет, правда. Если бы я знала, что нужна марка, я бы...
– Ты бы что?
Серебрянка прикусила губу. Выпь потер лоб и проговорил с досадой:
– Сам виноват. Мог и догадаться, что неоткуда у тебя регному взяться.
– Но... но почему ты не спрашиваешь, кто я и откуда?
– Я спрашивал.
– Но тогда я была не я. Еще мертвая.
Выпь пожал плечами, силясь поверх голов отыскать чернявую макушку.
– Ты же ко мне не лезешь, – сказал будто через силу.
– Ясно. У нас паритет, значит.
– Он самый, – пастух понятия не имел, что это такое, но смутно догадывался о значении.
Юга явился в сопровождении двух людей – один, отменно рыжий, причудливо обритый с висков, весноватый парень, насвистывал и крутил на пальце малые бусицы из черных круглых камней. Он имел на плечах рубашку на тонких лямках, на бедрах клетчатую яркую юбку, на предплечьях пестрый узор и держался хозяином. Глаза прятал за тонкими стеклышками бледно-красного цвета. Его могучий спутник с ухмылкой выдавил плечом Выпь из линии очереди, пробасил:
– Ноги разомните, я ваше место покуда подержу.
Серебрянка испуганно ухватилась за руку пастуха. Юга мотнул взъерошенной головой:
– Пойдем скорее.
Выпь недоверчиво поглядел на рыжего, не торопясь вверяться незнакомцу.
– Ты кто такой будешь? – спросил.
Юга фыркнул, но рыжий приподнял на лоб глазные стекла. Посмотрел с интересом. Оба были примерно одного роста, но рыжий казался более матерым.
Выпь хмарно глядел в ответ. Один глаз у рыжего оказался светлым, серым, а другой – зеленым. Странная различка.
– Сам не догадываешься?
– Вердо.
– Умница! – Расхохотался рыжий и вдруг запел так, что на них обернулись. – Мой миленький дружок, любезный пастушок...
Зашагал беспечно, удаляясь от врат к обочинным Домам. Путники, переглянувшись, последовали за ним.
Обогнули первую линию Домов, миновали вторую, у наименее яркого Дома человек задержался, чуть изогнулся в спине, простирая руку с болтающимися на пальцах бусами:
– Про-о-шу, – молвил нараспев, выставляя белые зубы.
Юга, опередив Выпь, вошел первым – его пустил бы самый старый, самый больной и озлобленный Дом.
В полукруглом помещении без окон навстречу шагнули двое, с одинаковыми движениями и лицами. Без вопросов обыскали, так же молча отступили, растворяясь в темноте.
Рыжий их проводник довольно кивнул, поманил за собой вверх по крутой лестнице.
– Располагайтесь, – сказал, обводя рукой комнату с низким потолком и хорошим огнем в клетях по углам.
Сам разместился за сработанным из драгоценного зеленого камня столом, закинул на него волосатые ноги в грубых ботинках, стеклышки поднял на лоб, обнажая глаза.
– Значит так, проблему вашу в общих чертах просек, а подробности мне не к чему. Кто такие, что за девчонка, куда да зачем – дело ваше, внутрисемейное, так сказать. Я в него грязными руками не лезу. Мне интересно лишь, способны ли вы оплатить мои услуги.
– Способны, – тут же откликнулся Юга, сверкнув глазами.
Выпь молча извлек из-за пазухи пенал, положил перед рыжим человеком. Может, и был он вердо, только уж больно странным. Хотя кому судить, ему, что ли?
Рыжий к дарцам не притронулся. Даже не взглянул.
– Деньги это хорошее зло, однозначно. Но. – Поднял палец. – Качественная марка в наши дни большего стоит. Сечете?
– Что нужно? – спросил Выпь.
– Мне нужно следующее: чтобы ты, костлявый, и ты, смуглянка, спокойно прошли в Городец, обосновались там, притерлись, работку себе нашли, на радость сердцу, на пользу карману, а как понадобится мне от вас услуга мелкая – пришли и услужили. Всего делов.
– Какая именно услуга? – напрягся Юга.
– Любая, мой черноглазый висельник. Столько дел, столько увлечений, куда вынесет, куда занесет... Ну так как, по рукам?
– Мы должны будем подписывать что-нибудь?
– Бро-о-ось, или думаешь, что я тут кровавых росписей требую? – Парень лающе хохотнул, откинув голову с рыжим гребнем волос. – Все – добровольное сотрудничество. Но! Марка требует обновления. Без этого рассосется, как ложная щенность. Моим коллегам-вердо это точно не понравится. Теперь можете пошушукаться.
Ребята сгрудились в кружок, голова к голове.
– Я согласен, сразу говорю, едва ли он стребует что посерьезнее чужой смерти.
– Да. Я тоже.
– Парни, а вдруг я успею до того, как марку обновлять понадобится? Я очень постараюсь, правда. Тогда он от вас ничего не сможет просить.
– Ай, что это ты собралась «успеть»?
– Домой вернуться, – выдохнула Серебрянка.
– Ладно, – кивнул Выпь, – по-любому – да.
– Мы согласны, – объявил Юга.
– Поздравляю, отличный выбор! – Хлопнул в ладоши конопатый маркировщик. – Парни, садитесь уже на эту вот чудную скамейку, в ногах правды нет. А ты, малявка, чеши сюда. Ага, прямо в кресло карабкайся. Руку заголи. Другую, дубинушка!
Пока Серебрянка размещалась в странно изогнутом кресле, рыжий нырнул под стол, вынырнул с долгим коробом. Водрузил, отпахнул крышку – сверкнули огненные разводы на сработанном из стекла и стали инструменте.
Девочка пискнула. Выпь, хмурясь, встал в изголовье.
– Да не бойся, дурочка. Нешто думаешь, что я такую красоту спорчу? Э, вырастешь, все мужики, все капитаны о тебя глаза сломают, все себе захотят, – обритый, приговаривая, быстро отер дрогнувшее предплечье тряпочкой, пропитанной чем-то резко пахнущим, вынул из короба причудливый инструмент, – ты, главное, ровно сиди на попе, не вертись. А то как промахнусь, да в прямо в глаз! Ладно, шуткую я, шучу-верчу... Знаешь, сколько в этом кресле до тебя побывало? И все своими ногами ушли, все довольны остались. Особенно, э-э-э, некоторые... Эй, смуглянка, свет поднеси.
– Я тебе не смуглянка, – огрызнулся Юга, тем не менее снимая с крюка огневую клеть.
Рыжий глянул через плечо, насмешливо приподнял мохнатые брови:
– Дерзкий и резкий, парень деревенский, не? Моим позывным не хочешь поинтересоваться? Все же, после того, что было – не чужие друг-другу...
Юга бросил короткий взгляд на Выпь.
– Еще я всякого пыльника блохастого кличку буду спрашивать, – отвечал.
Маркировщик расхохотался так, что Серебрянка вздрогнула.
– Гаер, очень приятно. Свет чуть ниже поставь. Только башку мне не спали. Кстати, красивые бусы. Кто придарил?
– Никто.
– У этого твоего «никто» хороший вкус.
– Ха! Да никакой он не мой.
– То есть ты ничей?
– Я сам по себе, – гордо вскинул голову Юга.
– Да начинайте уже! – не вытерпела Серебрянка.
– Как прикажете. Начинаю, – в последний раз проверил инструмент, левой рукой крепко ухватил девочку за тонкую кисть, – кто виноват, что ваш Юга меня отвлекает, с мыслей сбивает? Понаедут в Городец черноглазые, работать не дают.
Выпь приметил загадочную полуулыбку на лице спутника, закатил глаза. Серебрянка тоненько вскрикнула.
– Тихо-тихо, не пищи, почти все. – Девочка терпела, хмуря брови и прикусив губу, инструмент тихо ворчал, подгрызая кожу. – Вот так, а теперь состарим немного, дабы вердо наших доблестных не смущать... Пощиплет-пожжет – и готово. Замечательно получилось, не? Одна из лучших моих работ. Теперь смело дуйте к воротам, придраться не к чему будет.
– Как мы вас найдем, чтобы долг отдать? – спросил Выпь, помогая Серебрянке выбраться из кресла.
– О, об этом не переживай, я сам вас найду. – С ухмылкой уверил Гаер, почесывая бедро. – Красоточка, марку водой не поливай, не расчесывай, заживет тогда на славу. Рад бы с вами поболтать, да дел еще уйму переделать, печь побелить, поросям задать, цыплятам пол определить...
Тем не менее, как радушный хозяин проводил их до самого порога.
– Спасибо, – сказал Выпь.
– Да на здоровье. Всегда рад помочь нуждающимся, это мой лекарский долг, как говаривает один мой знакомый пират, клятва Ипполита... Иппократа, не? Да один хер... И – эй! Добро пожаловать в Черный Городец!
Когда вернулись к воротам, как раз подошла их очередь. Все трое волновались, но старались держать лицо.
– Первый раз в Городце, – улыбнулся хмурым вердо Юга, незаметно подталкивая в спины одинаково оцепенелых спутников.
Контрольный пункт, помимо пятерки стражей, комплектовался «вратами вердо» – светлыми плитами с искусно вырезанными мордами гривастых, клыкастых особых. В раскрытую пасть следовало нетрепетно вкладывать отмеченную регномом руку, если марка не вызывала нареканий, вердо кивал и путник проходил в Городец. Если же «вратам» что-то казалось подозрительным, руку сжимало так, что никакой силой ее нельзя было вытащить.
На их счастье, рыжий маркировщик знал свое дело, и очень скоро трое вступили под сень грады Черного Городца.
