Текст книги "Во мраке сверкающих звезд"

Автор книги: Евгения Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Евгения Михайлова
Во мраке сверкающих звезд

Часть первая. Потерянные находки

Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Ее любил, А потому…

И. А. Анненский, Царское Село, 1909 год

Глава 1

Кровавый след на смуглой руке был заметен даже в полумраке. Карина поступила так на автомате, во сне, почувствовав зуд и боль. И лишь потом открыла глаза и долго смотрела на это продолговатое пятно, которое отчетливо выделялось на ее так рано загоревшей руке. Комар просто хотел есть, ему для жизни нужно было совсем немного ее крови. Капелька. Она никогда бы его не убила в состоянии бодрствования. Ничего маниакального типа безумных страданий по поводу загубленной жизни комара. Просто логика: на свете все могут существовать параллельно, занимая свою нишу. Комар не был врагом Карины, он не хотел ей зла, просто не в то время решил попить немного ее крови. В другое время она бы просто его прогнала.

Сон совсем пропал. А она ведь недавно легла и собиралась спать как минимум до полудня. Карина – надомный переводчик и «сова». Собственно, потому и надомный. Окончила филфак МГУ, распределилась в элитную гимназию. Но вставать каждое утро надо было так рано, что на работу ехало только ее подобие. Сама она мысленно досыпала на своей подушке. Конечно, дело не только в этом. Для учительницы Карина была недостаточно толерантной. У нее не получалось любить всех детей. Она любила интересных, любопытных, думающих, порой совсем непослушных. То есть личностей. А кто-то сразу был похож на себя взрослого, причем тупого и равнодушного или злого человека. Карина не могла его любить, и это было нехорошо, лишало ее права вступать в контакт с детьми. С коллегами еще хуже. Если человек был ей неинтересен, она не считала нужным поддерживать пустой разговор, соглашаться с абсурдным мнением, тем более его опровергать. Смысл? Потеря времени? А примитивные или пошлые комплименты коллег-мужчин ее раздражали. Мужчина должен чувствовать, принимает его женщина в принципе или нет. Если ему этого не дано, для Карины он и не мужчина вовсе. Так, просто тип с первичными и вторичными половыми признаками, которые являются только его проблемой.

«Плохой ли у меня характер? – задумалась Карина. – Да нет. Нормальный. Просто хочется работать в комфортном режиме – и это не значит мало работать, – хочется общаться с теми, кого сама выбрала. Так противно разочаровываться! Контакт с любым человеком, даже если это ребенок, взаимно полезен, если есть уверенность, что это не обман, не лицемерие, не разговор глухих. Если за словами есть какое-то чувство. Мне нужны уверенность, надежность».

О любви Карина запретила себе думать со времени учебы в университете. Они приехали в Москву женихом и невестой, поженились и жили вместе здесь, в ее квартире, она хотела от него ребенка… Но не раз по ночам убегала от него в диком страхе. Он бросался на нее после какой-нибудь невинной фразы в такой агрессии, с такой злобой в глазах! Однажды он так ударил ее по лицу, что она на какое-то время перестала видеть. И Карина осенью, в дождь, бежала по улице в плаще, наброшенном на ночную рубашку. Человек бросается не как зверь, который либо голоден, либо испуган, – человек бросается на другого без особой причины, чтобы уничтожить его морально или физически в силу какой-то своей ущербности. Для Карины после той ночи это одно и то же – уничтожить физически или морально. И в том и другом случае можно только сбежать, чтобы выжить и остаться собой.

Свежий ветерок влетел в открытое окно, прикоснулся к губам и не успевшим отдохнуть за ночь глазам… Поцеловал. Карина глубоко вздохнула и потянулась. Она практически круглый год жила с открытым окном. Терпеть не могла кондиционеры, освежители и прочую технику. Это была ее связь с природой. Что, наверное, тоже нормально для законченной урбанистки. И вдруг, едва ли не впервые в жизни, захотелось выйти на улицу, прямо в зарождающееся утро. Это должно было когда-то с ней случиться. Она читала, что человек, являющийся «совой», однажды может испытать счастье, проснувшись на рассвете и выйдя из дома. Ему, возможно, споют соловьи, он будет очарован видом восходящего солнца и решит, что отныне переходит в разряд «жаворонков». Это будет его вдохновенный рассвет, возможно единственный. Потому что на следующее утро его к этим соловьям не вытащит даже бульдозер. Он очнется и поймет окончательно: какой кошмар – вставать раньше полудня.

Да, жизнь комара была отдана не зря. Карина выйдет прогуляться раньше всех. Не упустит этот шанс. Она бодро встала, приняла душ, выпила чашку кофе, влезла в джинсы и майку, вылетела из квартиры, из дома. Обычно она шла или в ближайший продовольственный магазин, или к машине. Поэтому сейчас пошла совсем в другом направлении. К скверу, который оказался вдруг ярко-зеленым, в нем что-то цвело и кто-то чирикал. Соловьи, не соловьи – не суть. Карина их все равно не узнает. Вот они точно живут параллельно по отношению к ней. А солнце выкатывалось, растекалось, разогревалось так здорово, что Карина чуть было не решила так прогуливаться каждый день. Но вовремя себя остановила. Не стоит строить планы. Ей сейчас хорошо здесь, завтра будет другой день. Она дошла до куста цветущего жасмина и вдохнула запах. Он ей нравился. Просто днем, среди пыли дорог и пелены выхлопных газов, даже он не ощущался.

Карина смотрела на цветы жасмина, на солнце, на диковинные листья каштана… Смотрела, сколько глаз хватало. Ей уже было ясно, что столь ранняя прогулка в ближайшее время не повторится. А московское лето – это такой маленький кусочек года. Вот он есть, и вот его уже нет.

За кустом жасмина стояла скамейка, а на ней спал парень. Как на диване: поджав колени, подложив руки под голову, лицом к спинке. Карина пошла быстрее. Не хватало разбудить пьяного, а может, он и не пьяный, просто отдыхает после убийства или изнасилования. Мало ли? Она уже почти прошла мимо, но тут влезла совесть, как всегда, когда ее не просят. Он может быть как раз жертвой преступления: ограблен или избит. Ему может быть плохо: сердце, сотрясение мозга… Ему может быть плохо, даже если он перепил, от этого умирают… Или от наркотиков. Он вообще жив? Он не шевелится. Она вернулась, встала рядом, внимательно рассмотрела ту часть лица, которая была на виду. Аккуратное ухо, курчавые каштановые волосы, щека, уже покрытая загаром, вполне себе здорового цвета. Длинные ресницы вздрагивали во сне, дыхание было ровным. Парню пришлось так согнуть ноги, потому что он очень крупный, рост наверняка ненамного меньше двух метров. Можно спокойно идти гулять дальше. Пусть дрыхнет. Но это немножко странно. Парень в дорогих джинсах с дырками на коленях, хороших кедах, на нем чистая светлая майка. Кудри пострижены хорошим парикмахером. Из дома, что ли, выгнали? С девушкой поссорился? На правой руке не было обручального кольца. Еще кое-что смущало. Карина не могла определить его возраст. Здоровенный парняга, издалека, наверное, можно дать ему сколько угодно лет, а губы пухлые, как у ребенка, нос какой-то не взрослый. Подросток может очень быстро вымахать как лось и остаться при этом ребенком по уму. По девочке-подростку можно всегда сказать, какой она будет женщиной. Мальчишки… Собственно, они навсегда могут остаться инфантильными. И возраст их вообще не изменит. Просто она не может оставить этого парня, думая, что это подросток, попавший в беду. Такому лучше не попадаться на глаза ни полиции, ни бандитам. Ночевать на улице – это не дело. А он явно провел на этой скамейке ночь. Карина наклонилась к его лицу: запаха спиртного не было. И на наркомана не похож: руки чистые, спит спокойно, как в люльке. Могли, конечно, снотворное подлить в кофе или колу, украсть деньги и документы, возможно, ключи от дома. А если дома никого нет, если нет друзей, у которых он мог бы переночевать, то это может быть беда.

– Эй, – дотронулась она до его плеча. – Проснись. У тебя все в порядке?

Парень открыл крупные глаза шоколадного цвета, посмотрел на Карину спокойно и перевернулся на другой бок – лицом к ней.

– А что? Я вам мешаю?

«Точно подросток, – подумала Карина. – Я невольно сказала ему «ты», он ко мне обратился на «вы». Значит, я для него взрослая тетя, а ему лет шестнадцать – семнадцать». Карине было двадцать семь. Для девушки, которая поставила крест на замужестве, нормально. Вся жизнь впереди. А на замужестве она поставила крест, поскольку во второй раз на крючок не попадется. Но что делать с этой находкой? Вот уж чего не требовалось, так это какой-то проблемы! Первый рассвет в жизни «совы». Хотелось уединения, покоя, аромата и дивных впечатлений…

– Как тебя зовут? – спросила она.

Парень сел и ответил послушно:

– Игорь. А тебя? То есть – вас?

«Может, и не подросток», – подумала Карина.

– Меня зовут Карина, я здесь живу. А ты?

– Я не здесь.

– Часто спишь на скамейках?

– Вот не врублюсь никак. Это преступление, что ли? Эта скамейка охраняется государством? Она чья-то собственность? Я, конечно, сильно извиняюсь, но почему ты, Карина, ко мне пристала? Мне еще рано вставать.

– Глупый ты, что ли? «Пристала»… Мне кажется, ты попал или можешь попасть в беду. Но если все в порядке, если это образ жизни, то лично я вышла погулять одна. Ну, я пошла?

– Понимаешь, Карина… – Игорь очень красиво улыбался: ямочки на щеках, мягкий, добрый взгляд. – Вообще-то попал. С хорошими ребятами познакомился, болтали, тусили, накупили в «Макдоналдсе» всякой еды, рубились в разные игры по моему планшетнику, а среди ночи я нашел себя вообще под теми кустами. Без всего. Ни планшетника, ни денег, ни ключей от квартиры, ни паспорта, ни студенческого.

– Голова цела?

– Цела, но сыпанули чего-то точно. Я и сейчас спать хочу, умираю.

– Тебе нужно позвонить домой. Вот телефон.

– Родители на даче. Я им звонить не буду. Начнется… Мне нужно немножко доспать, занять у тебя денег на метро, доехать до Дмитровки. Дверь я как-нибудь открою или сломаю. Потом надо писать заявление, чтобы дали бумажку, ну, ксиву вместо паспорта.

– Ты профи в этом вопросе. Не в первый раз?

– Не-а, – рассмеялся Игорь. – Постоянно. Больной я. Мать так считает. Лечили. Назову тебе болезнь – тебя сейчас ветром сдунет, подумаешь, что это заразное.

– Не сдунет, – сказала Карина. – Я бывшая учительница. Если ты часто убегаешь из дому, если тебя от этого лечили, значит, диагноз поставили: драмомания – страсть к бродяжничеству. Хорошего мало. Могут по ошибке схватить вместо какого-нибудь преступника, могут сознательно повесить какое-нибудь преступление… Бумагу вместо паспорта тебе сегодня не дадут, потому что воскресенье. И потом, у тебя уже опять глаза закрываются. Придется мне рискнуть, хотя подозрение, что ты мошенник, в какой-то степени есть. Просто бросить тебя в такой ситуации не могу. Тяжело реагирую на объявления: ушел такой-то месяц назад, помогите найти. Потом найти невозможно. Ни разу не слышала. Знаешь, я никогда не гуляю в это время. Я поздно сплю. А на рассвете убила комара, проснулась и решила выйти.

– Я понял, – просиял Игорь. – Ты загубила комариную жизнь и решила спасти мою, да?

– Можно остановиться именно на таком сюжете.

– Клево! Я вообще-то во ВГИКе учусь, на сценарном факультете. Я из такого сюжета конфетку сделаю. Тебя возьму в соавторы.

– Спасибо. Дарю. В соавторы не пойду. Поднимайся. Если ты опять уснешь, мне придется эвакуатор вызывать. Ты какой-то ненормально крупный.

– Почему ненормально? – Игорь встал, на высоте своего роста расправил широкие плечи. Парень оказался редкой красоты, чего ему, конечно, Карина говорить не собиралась.

– Да я просто подумала, что ты, наверное, хочешь есть, а у меня в холодильнике еды мало.

– А что есть? – с интересом спросил Игорь.

– Омлет с беконом могу сделать. Максимум из трех яиц. Мороженое в морозилке.

– Сойдет, – кивнул Игорь, и они направились к дому Карины.

Глава 2

Карина провела парня в ванную, а сама пошла в комнату за чистым полотенцем. Вернулась, повесила его на держатель и спокойно осталась наблюдать, как Игорь вылез из джинсов, осмотрел их и аккуратно повесил на лесенку для одежды. Светло-голубую майку он бросил на пол. Она вообще-то чистая. Он, видимо, сделал это по привычке. Как дома, где можно каждое утро доставать свежую. Дотронулся было до белых плавок, но оглянулся на Карину и остался в них. Внимательно посмотрел на свое лицо в зеркале над раковиной, потом достал из стаканчика зубную пасту и начал старательно чистить зубы, выдавив ее себе на палец.

– Я могла бы тебе щетку дать, – пожала плечами Карина. – Ты слова, что ли, экономишь?

– Щетки, – пробормотал он. – Зачем переводить? Я помоюсь, посплю и уеду. А, поем еще.

Да. Если он не соврал про «драмоманию», то с этим явно перегнули. Это не бродяга. Это домашний парень, который уходил не из дому, а, скорее всего, от кого-то или чего-то.

Игорь почистил зубы и вошел в душевую кабину, задвинув за собой матовое стекло, сквозь которое Карина видела широкие плечи, плоский живот, сильные ноги взрослого мужчины. Не подросток точно. Тем более, еще когда он чистил зубы, она рассмотрела в зеркале светлую щетину над верхней губой и на подбородке. При каштановых волосах! Какая необычная внешность! Он старательно тер себя мочалкой, а она посмотрела на себя в большое зеркало на стене. Светлые короткие прямые волосы, темно-серые глаза, скульптурно выпуклые скулы, твердые, почти всегда крепко сжатые губы. Она как-то была в гостях, и ее попросил попозировать профессиональный фотограф. Он сказал: «У вас интересное лицо. Такие лица любит камера, объектив, оно понравилось бы скульптору. Но губы не нужно так сжимать, даже если не хотите улыбаться. Нужно чуть приоткрыть, расслабить. У вас красивые зубы. Вы останетесь серьезной и строгой, если хотите, просто все будет немного мягче, живописнее».

– А зачем? – спросила Карина. – Я училка-мегера. И не собираюсь кривляться. – Тут она рассмеялась, и он сделал очень хорошее фото. Редкое, потому что смеяться Карина не любила. И смешливых людей не очень понимала, а постоянно улыбчивым почему-то не доверяла.

Такой характер. Но сейчас она смотрела на себя – с жестким ртом, первыми морщинками – и думала, насколько старше она выглядит, чем Игорь. У нее аккуратная, стройная фигура, но тяжелый взгляд и неулыбчивые губы делают ее, мягко говоря, взрослее.

– Сколько тебе лет? – спросила она, когда Игорь вышел из душевой кабины и начал вытираться.

– Двадцать один. А что?

– Просто хотела узнать, гожусь ли я тебе в бабушки.

– Какая ты навязчивая, – легко и хорошо рассмеялся он, вот у него это получалось запросто. – То жизнь мою захотела спасти, чтобы искупить убийство комара. Теперь в бабушки напрашиваешься. То есть тебе все время неймется? Просто быть девушкой или женщиной ты не можешь? Хотя ты же сказала, что ты бывшая учительница. Это еще хуже, чем просто учительница. Ты, наверное, мучила бедных детей. Таких крошечных, как я, да?

Ей нравилось, как он смеется, дурачится, шутит, но смотрела она на него по-прежнему серьезно, без улыбки. Она не сомневалась, что каким-то образом осложнила себе жизнь, пригласив его. Этот парень-красавец очень похож на головную боль даже для самого себя. Но, скорее всего, и для окружающих. А она очень старается жить вообще без головной боли. После того как пережила две свои основные драмы: разрыв с мужем и уход из профессии, которая казалась ей нужной обществу. Пережила тяжело, больно – и теперь у нее нет головной боли. Перестала болеть голова и рваться сердце. А эмоции не умерли – наоборот, расцвели на обретенной свободе. Прошлое она постаралась забыть, только осторожней ступала по скользким камням жизни, как по переходу через морской перешеек. Не девочка, чтобы бездумно прыгать, рискуя свалиться. И конечно, привести в дом незнакомого парня, который сообщил, что у него нет документов и ключей от квартиры, – поступок, выходящий из ряда. Но и оставить человека в возможной беде – тоже ненормально. В общем, получилось как получилось.

– Я пошла на кухню, а ты можешь постирать свои майку и трусы, вот сушка, выйди только, пожалуйста, к завтраку в полотенце.

– Как раз хотел к тебе обратиться с такой просьбой. Ты просто очень умная, – просиял Игорь, что уже стало для Карины привычным. Ямочки на щеках, золотистый свет в шоколадных глазах… Охмурять этот парень готов всегда.

– Я – умная, ты – наглый. Договоримся, – кивнула она и пошла на кухню.

Он вскоре тоже пришел, в полотенце на бедрах и босиком – вылитый Аполлон, только лучше, – уселся на маленький диванчик и стал аккуратно, но неотвратимо поглощать все, что стояло на столе. Собственно, ничего особенного там не было. Как быстро выяснилось, там не было ничего на двоих. Исчезали омлет из трех яиц с последним куском сыра, хлебцы из тостера, мороженое из килограммового лотка, клубника из вазочки. Это было все. Карина задумчиво пила кофе.

– Я не понял, – заботливо сказал он, – почему ты сама-то не ешь? Или ты все мне отдала?

– Для меня слишком рано. Я «сова».

– А… – ответ его устроил. – Ну да. Ты говорила. – Он вывалил в лоток с мороженым остатки клубники, тщательно перемешал, съел, старательно выбрав ложечкой до последней растаявшей капли. – Можно я на этом карликовом диванчике посплю, а? Разморило, сил нет.

– У меня есть нормальный большой диван для человека любого размера. Моя кровать в другой комнате. Сейчас дам тебе подушку и одеяло.

– Я догадывался, что есть, – посмотрел он взглядом первого ученика в классе, – но не надеялся, что меня туда положат, – и тут же посмотрел, как потерянный щенок.

– Не понимаю, почему ты не поступил на актерский? – спросила Карина. – Ты же каждую минуту играешь очередную роль.

– Внешние данные? Объясняю. Я против того, чтобы кто-то на них спекулировал. Я сам напишу, сам поставлю, сам сыграю.

– И сам посмотришь.

– Ты в меня не веришь?

– Я знаю систему. Если в тебя кто-то вложится очень серьезно – папа, мама, дядя, тетя, любовница, жена, – тогда я точно буду на твоей премьере, возможно в Каннах. Но я нашла тебя на скамейке. У тебя украли паспорт и студенческий, а прав у тебя не было. У тебя нет машины?

– Нет. И никто в меня не вложится. Пока нет желающих. Я, правда, не искал.

– Ладно, пошли, я тебе постелю. Я просто поставила тебя на место. Ты очень увлекаешься своими фантазиями. На самом деле у тебя, конечно, все получится. Ты такой яркий, что у меня уже от тебя глаза режет. Тем более я тоже спать хочу. Вот во ВГИК ты же поступил без связей. Так что перспектива есть.

– С этим как раз помогли. У меня отец помощник одного известного оператора. У которого много знакомых. Короче, блат был.

– У тебя хорошие родители? – задумчиво спросила Карина.

– Нормальные.

– А почему ты из дома убегаешь?

– Говорю же, драмомания.

– Это ты кому-нибудь другому рассказывай. Ты врешь. Почему ты убегал на самом деле?

– Хорошо, учительница первая моя. Раз на то пошло… Не люблю я своих родителей. Плохо мне с ними.

– А они тебя? Выглядишь ты как очень любовно взращенный сын. Да и без комплексов. Тебя явно не истязали.

– Нет, конечно. Ничего такого. Они всю жизнь истязают друг друга. Не дерутся, конечно, даже не ругаются. Просто вроде молча ненавидят. Или не доверяют. Я с ними не могу находиться. Как будто кинжалы невидимые с двух сторон, я на них наткнуться боюсь. И все на ровном месте. Ни одной причины.

– Ты не зря пошел на сценарный, хоть и по блату. Но ситуация странная.

– Думаешь? А мне кажется, так многие живут. Я знаю многих, которые зачем-то вместе живут, но не выносят друг друга. Одни скрывают, другие нет.

– Возможно, ты прав. Поэтому я больше никогда не выйду замуж. Через невидимые кинжалы я уже прошла. Чуть не наткнулась на видимый. Мне хватило навсегда. Все, завершаем. Мы и так слишком многое друг о друге узнали. Нам это не пригодится. Если проснешься раньше меня, не буди, пожалуйста. Просто дверь захлопни. А!.. Деньги на дорогу я тебе положу на стол. Если захочешь позвонить родителям, мои телефоны всегда лежат на журнальном столике в гостиной, где ты и будешь спать.

– У тебя их много? – с любопытством спросил он.

– Всего два. Старый и новый. Не беру в спальню, чтобы они меня не будили.

– Как у тебя все… Как в аптеке.

– Совершенно верно.

– Уходишь? Вот так, наотмашь, этим своим благородством… – пробормотал он. – Привела, накормила, деньги положишь. То есть обчистить тебя даже неудобно как-то. Или зарезать, поскольку я ведь Джек-потрошитель. – Он сделал зверское лицо и схватил со стола нож.

– Лучше бы я тебя не кормила, – встала Карина. – Когда ты сонный и голодный, тебя можно терпеть. Сейчас уже нельзя. Мне нужно поспать, а тебе нужен цирк. Не вздумай будить. Обчистить можешь. Денег у меня мало.

– Понял. Мало мне не нужно. – Он потер глаза двумя руками. Она смотрела на него со странным чувством. Здоровенный парень хочет спать и валяет дурака. А она вдруг увидела маленького мальчика, который плачет от одиночества между ненавидящими друг друга родителями. Ей казалось, у нее нет материнского инстинкта. Возможно, есть. Странно, что она почувствовала это, познакомившись с этим человеком, который всего на шесть лет моложе ее. Или это что-то другое? Но она явно его жалеет. Хотя более полноценного молодого мужчины трудно себе представить.

«Это нужно перебить сном и забыть», – подумала Карина.