Текст книги "Исповедь на краю"

Автор книги: Евгения Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 10

Утром во дворе к Дине подплыла полная томная дама в вишневом кожаном пальто с капюшоном.

– Меня зовут Неля. Я ваша соседка снизу. Помните, вы предлагали мне помощь, когда я рыдала ночью? Спасибо. Дай бог вам здоровья.

– Ну что вы. Я же не помогла… Меня Дина зовут. У вас что-то случилось? Если не секрет, конечно.

– Случилось? Вы еще не знаете, что у меня случилось? – Неля горько рассмеялась. – Случилось то, что мой муж убийца, пьяница и подонок. А я вся больная из-за него. Он хочет моей смерти, чтоб ему квартира досталась.

– Что вы говорите? И он открыто этого хочет?

– Вы можете спросить у всех малолетних проституток района, насколько открыто он этого хочет.

– Малолетних?

– Именно малолетних! Он «Виагру» жрет килограммами.

– Но это же вредно. Сколько ему лет?

– Этот козел на двенадцать лет старше меня. А мне пятьдесят. Я отдала ему молодость. Любила его, как безумная. Эту грязную тварь. – Из подкрашенных глаз Нели аккуратно поползли по щеке две слезы.

– Муж вас физически обижает?

– Он истязает меня, издевается. И приговаривает: «Все равно тебя убью».

– Он вас бьет?

– Пытается. Откровенно избивать, конечно, боится. Он и пьет так, что, кроме меня, этого никто не видит. Приходит домой с бутылкой коньяка, приносит всякую вкусную еду. Ест, пьет и орет, чтоб я не вздумала у него что-то стянуть. Он же выгнал меня из холодильника!

– В смысле – не разрешает им пользоваться?

– В смысле – может отравить. Вы его не знаете. Эта падаль на все способна… – Неля перешла на громкий шепот. – Я никому не говорила, но он мог убить ребенка. Этого ребенка. В тот день он пришел домой часов в десять утра. Он охранником в банке работает. Пил и рычал.

– Девочку убили до девяти. Не стоял же он на лестнице. И вообще: для такого страшного преступления требуется или мотив, или совсем плохой диагноз.

– Я об этом и говорю, дорогая. У него есть и то, и другое.

– А какой мотив?

– «Виагра»!!! Он свихнулся от нее.

Неля резко повернулась и пошла к дому, оставив Дину в некотором недоумении. Чудная компания собралась под этой крышей!

Дина с Топиком мерзли уже часа полтора во дворе, поджидая Веру. Та ушла из дому с хозяйственной сумкой впервые за последние два дня. На работу она еще не ходит. Стало быть, отправилась за продуктами. Пора бы уже ей вернуться обратно. Первым Веру заметил Топик, бросился к ней навстречу. Он очень радовался тому, что научился узнавать соседей по новому дому. Дина подошла к Вере, поздоровалась.

– Давай сумку одну понесу. Я тоже навьючиваюсь в магазине, только бы лишний раз не выходить.

– Да мне не тяжело. Ну возьми.

– А мы уже нагулялись. Домой возвращаемся. Ты не хочешь к нам зайти? Посидим, чаю попьем.

– Често говоря, мне домой неохота. Ноги не идут. Я б у тебя с удовольствием чаю выпила. У меня и печенье в сумке есть.

Первым в кухню забежал Топик и влюбленным взором уставился на холодильник.

– Умница! – восхитилась Дина. – Он всегда знает, когда оттуда должна появиться его еда. Слушай, Вера. А не составить ли нам ему компанию? У меня, правда, из еды одна печенка. Но это же хорошо. Топику – сырая, а нам я поджарю. Не сильно, с кровью. Есть соленые помидоры, я каждый день у одной тетки за углом покупаю, хорошее красное вино… Словом, почти диета для малокровных. Давай?

– Ну давай. У меня есть колбаса, фарш, можем еще что-нибудь приготовить.

– Ох, нет. Не доставай. Нам ведь нужно немного, а вкусно, правда?

Они обедали, пили вино, Дина приготовила кофе капучино. И очень избирательно вели разговор, обходя больную тему. Вера чуть порозовела и даже улыбнулась, когда Топик приволок в кухню большого плюшевого мишку и водрузил ей на колени.

– Соскучилась по Женьке. Но с родителями пока не могу видеться. Мы храбримся друг перед другом, и от этого только хуже. А с мужем вообще не разговариваем. Знаешь, как соучастники.

Дина почувствовала, что Вера устала молчать о том, чем она сейчас живет. О своем горе. Людям всегда тяжелее об этом говорить с близкими. Может, потому она сюда и пришла.

– Вера, я о том, что у вас случилось, сначала в газете прочитала. И знаешь, о чем иногда вспоминаю? Там было написано, что мать пришла на работу, как всегда, к девяти, а в двадцать минут десятого уже отпросилась домой. «Материнское сердце почуяло беду». Ты действительно с полным доверием относишься к предчувствиям? Или все-таки тебя что-то конкретно беспокоило в тот день? Я просто по себе знаю: какая-то мелочь, деталь начинает мучить, волнение растет, и уж потом я действую…

Вера нахмурилась, Дина даже подумала: «Сейчас она меня отошьет». Но Вера молчала, и было видно, как глубоко она задумалась. Потом заговорила:

– Что меня мучило… Я тот вечер и то утро уже миллион раз в мозгу прокрутила. Все пытаюсь разобраться, вспомнить, найти… Звонок мне один не понравился. Вечером, часов в одиннадцать, Олегу позвонили. Я уже лежала, читала. Дети спали. Он подошел к телефону в прихожей… Разговор был такой: он говорил «да», «нет», «не знаю», «хорошо». Потом послушал и сказал: «Завтра в полдесятого», – и положил трубку. Я всегда знаю, с кем он разговаривает. Друзей по имени называет, шутки у них есть привычные, о работе говорят. А здесь… Ну, ты понимаешь, так разговаривают, чтобы жена не поняла, с кем, о чем. Спрашивать у него – пустой номер. Он молчит о том, что и скрывать-то не стоит. А тут…

– У него кто-то есть?

– Не просто кто-то. Я видела эту девицу. Он ее однажды в дом привел!

– Да ты что!

– Да. Это началось около года назад. Он и так-то замкнутый человек, а тут, я чувствую, совсем отдалился. Не знаю, как это у других мужиков бывает, но по Олегу никто бы не сказал, что счастье на него свалилось. Стал раздражительный, угрюмый. Даже с детьми играть перестал. Он девочек очень любит, а тут не смотрит просто на нас. Я разговаривать пыталась, в постели его растормошить… Ну, а когда мне показалось, что я ему стала противна, чуть с ума не сошла. В секту пошла. «Свидетелей Иеговы». К невропатологу бегала – антидепрессанты, транквилизаторы пила. А потом посмотрела со стороны – не стало семьи у нас. Детям было плохо, маленькая плакала часто. Я предложила Олегу развестись. Он на коленях умолял не делать этого. Говорил, что просто немного запутался. Пару недель все шло хорошо. Но однажды я гриппом заболела, девочек отправила к родителям на пару дней. А на работу ходила. У нас же заказы, сроки. Ну и в один из дней так мне плохо стало, просто сознание теряю. Меня домой отправили часа в четыре. Открываю дверь, а она не заперта, только захлопнута. Хорошо, думаю, Олег дома. Чаю вскипятит. Снимаю пальто в прихожей, а из спальни выходит девица, почти голая, в короткой черной комбинации… И так нагло на меня уставилась! Я, как во сне, пальто с вешалки схватила и бросилась бежать. Олег догнал меня у метро. Силой притащил домой, что-то объяснял, клялся…

– Что объяснял-то?

– Ну, что она сама пришла. Узнала, что он дома один, и без спросу явилась.

– Но она имела на то основания?

– Он говорит, пару раз встречались. Спали, конечно. Вроде бы он о ней толком ничего не знает. Случайное знакомство.

– А адрес свой зачем дал?

– Говорит, не давал. Сама узнала. Но, знаешь, я особенно следствие не проводила. Сначала стала гнать его. Но куда он пойдет? У него родители живут в деревянной халупе в селе Тайнинское. Очень бедная семья.

– Значит, ты решила, что он останется с вами.

– Решила. Двое детей все-таки. Отец он хороший. Мне бабы на работе говорили: с кем не бывает. Он хотя бы раскаивается, отрекается от этой девки, прощения просит…

– А ты ее до этого или после не видела?

– Точно нет. У нее запоминающаяся внешность. Длинные светлые волосы, серебристые даже. А глаза, кажется, темные. Худенькая, длинноногая.

– Значит, ты в вечер накануне убийства решила, что это она звонит?

– Нет, не именно она. Я подумала: опять началось. Испугалась, что он снова домой приведет. Такая идиотская мысль. Думаю, Маринку зачем-нибудь из дому отправит, а девицу притащит.

– И ты поэтому прибежала.? Вера, ты у Олега не спрашивала, ну, уже потом, с кем он в тот день встретиться должен был, где, утром или вечером?

– Я же объясняю, у него спрашивать бесполезно. Если не хочет, можно утюгом его пытать, не скажет.

– Полагаю, утюгом ты не пробовала. Но вообще-то ситуация настолько у вас обострилась и обнажилась, что у тебя есть право задать такой вопрос и получить ответ. Ты понимаешь, что должна была об этом следователю рассказать? Это важное обстоятельство не вашей личной жизни, а уголовного дела, следствия. Я не говорю, что их встреча имела отношение к самому преступлению. Но обстановку воссоздать помогла бы. Может, есть какая-то свидетельница, которую из-за вашего молчания не нашли.

– Вообще-то, да. Я, пожалуй, так ему и скажу: либо мне все говори, либо следователю. Пойду. Я зайду к тебе потом, расскажу.

Вера засобиралась и вскоре ушла. Дина задумчиво крутила на столе бокал на длинной ножке. Тяжелый парень этот Олег Федоров. Из-за подобных заморочек в характере у таких людей голова работает с большими перебоями. Дина набрала номер телефона, который был записан у нее на бумажке.

– Это автостоянка? Скажите, пожалуйста, Олег Федоров сегодня работает? Отпуск? На неделю? Значит, когда он выходит? В понедельник? Спасибо. Кто говорит? Родственница. По линии первой жены его дедушки.

* * *

Джон Фортмен пил кофе в гостиной и читал свежие газеты. Иногда он поднимал глаза и, пряча улыбку, ласково следил взглядом за тоненькой фигуркой, живописно укутанной в большое полотенце. Наташа босиком, с мокрыми распущенными волосами грациозно ступала по комнатам и рассматривала картины на стенах, вазы на столах с восхищением ребенка и любопытством зверька.

Джон был трижды женат и столько же раз разведен. Все его бывшие жены – модели. И он считал это чистой воды совпадением, потому что особого пристрастия к представительницам сей профессии не питал. Наоборот: очень хорошо знал набор недостатков, которые появляются в женщине вследствие не совсем нормального образа жизни и привычки одеваться и раздеваться для подиума. Модели только внешне похожи на актрис. В отличие от последних их индивидуальность не защищена талантом и образованием, без которого не может быть хорошей актрисы. Но, видимо, именно потому, что Джону были абсолютно ясны несложные хитрости, амбиции и цели моделей, он три раза попадал в одну и ту же ловушку. Джон начинал жалеть женщину, которая смешно, наивно и грубо пыталась им завладеть. Он сдавался, чтобы доставить удовольствие милой в общем-то девушке – побыть женой лорда. И всякий раз в разгар медового месяца в райском уголке им вдруг овладевало уныние. Он замечал, что для сладостного уединения жена слишком долговяза, костлява и отличается по утрам скверным цветом лица. И это только внешние раздражители. Есть еще вздорный характер, издерганные нервы, алчность. И нет предмета для разговора. Зачем же он так огорчил свою дорогую маму, аристократку от кончиков ногтей до случайной мысли? И Джон предлагал выгодные условия развода.

Наташа была другой. Джон мог в этом поклясться. В ней чувствовались доброта, искренность и природный ум. Она немного знала, но быстро все схватывала, понимала то, что помогает понять интуиция. Ее общество было приятно Джону. Дальних планов он не строил, а она не пыталась их ему навязать. Джон вернулся к газетам и вдруг воскликнул:

– Наташа! Послушай. Ричард Штайн демонстрирует в своих ювелирных салонах авторскую коллекцию. Я тебе говорил, что предложил ему несколько эскизов и он их принял? Нам нужно поехать на эту презентацию. Через неделю показ в Москве.

– Да ты что! В Москве? Джон, милый, мне нужно позвонить менеджеру и агенту, чтобы они организовали мне вызов.

– Зачем? Я позвоню Ричарду, а он свяжется с твоим менеджером. Он тебя закажет. Ты будешь демонстрировать мои украшения.

– Позвони скорее, а я маме сообщу.

Через пятнадцать минут Наташе уже позвонили из агентства и сказали, что ее вызывают на показ коллекции «Черный бриллиант» Ричарда Штайна. Первая презентация – в Москве.

* * *

Нина вошла в квартиру, толкая перед собой огромный клетчатый «челночный» баул.

– Даша! Ты дома?

– Дома. – Даша выползла из спальни сонная и хмурая. – Если бы ты так заорала из метро, я бы тоже услышала. Чего это?

– Ну, чего. Не знаешь, что ли? Бизнес наш. Дела надо поправлять.

– Я не буду. Ни за что не стану сидеть с этим хламом на улице. Позориться. И вообще, сейчас холодно, у меня пальто нет, придатки опять воспалятся.

– Придатки у тебя воспаляются не потому, что ты торгуешь на улице, а потому, что занимаешься не тем, чем нужно. И с кем попало.

– Опять начала! Ничем я не занимаюсь. А продавать с ящика эти трусы-носки мне стыдно. Сама сиди.

– Ладно, – примирительно сказала Нина. – По очереди будем сидеть. Сама ж говоришь, у тебя пальто нет. А у меня – сапог.

– У меня тоже нет сапог. А что ж распрекрасная сестричка нам ничего не пришлет? Из Парижа с любовью? Супермодель чертова.

– С ума сошла? Ты как о сестре отзываешься?

– Попытка юмора. Нет, ну правда. Она что, не может нам сто баксов в конверте прислать?

– Из конверта украдут. И вообще: раз не присылает, значит, не может.

– Ну, конечно. У тебя ж как в сказке: одна дочка плохая и страшная, другая хорошая и красивая.

– У меня обе дочки красивые. Только одна ворчливая и глупая.

В привычной перепалке Нина с Дашей уже доедали свой ужин – вареную курицу с салатом, – когда из прихожей раздался междугородный звонок.

– Наташа! – вскрикнула Нина. – Это она. – И бросилась к телефону.

Даша демонстративно не сдвинулась с места, но слушала очень внимательно.

– Доченька! – кричала Нина, считая, что иначе ее в другой стране не будет слышно. – Как ты? Почему так редко звонишь? И не пишешь совсем! У нас все хорошо. Я работаю. Дашенька мне помогает. Ну, в чем. Во всем… Серьезно? Правда? Господи, я не могу поверить. Когда? Так скоро? Деточка моя дорогая! Как я рада! И Даша вот говорит, что очень рада. Даша, Наташенька скоро приедет. Подойди сюда, Даша. Вот Наташенька спрашивает, что тебе привезти. Что тебе надо? Ты слышишь, о чем я говорю?

– Все! – рявкнула из кухни Даша. – Мне нужно абсолютно все!

Глава 11

Стас приехал на своем «Линкольне» к дому на Лесной улице в одиннадцать утра. Сначала вышел его охранник, открыл дверь подъезда с кодовым замком, посмотрел внутрь, по сторонам и вернулся к машине. Стас выскочил очень быстро, чтоб его никто не увидел. Лифтом он старался не пользоваться без острой необходимости. Мало ли что. Три лестничных пролета преодолел, сделав шесть шагов. В знакомую дверь позвонил, не испытывая никакой ностальгической теплоты, только дискомфорт из-за убогости площадки, плохого освещения, запаха тяжелой, беспросветной жизни. Такой она казалась ему сейчас, жизнь в этой квартире. А когда родители Яны уступили ее им, перебравшись в деревню, он думал, что это почти счастье.

Яна открыла дверь сразу после звонка, мельком взглянула на своего неправдоподобно красивого бывшего мужа, и они оба синхронно подумали друг о друге: «Чужой человек».

– Ну, что? Как Петька? Лучше?

– Хуже. Намного хуже.

«Как неприятно, мстительно она разговаривает. Как будто считает меня в чем-то виноватым», – подумал Стас. Он вошел в комнату, где лежал ребенок. Шторы были задвинуты, и Яна зажгла свет. Мальчик пошевелился на кровати, застонал и открыл глаза. У Стаса оборвалось сердце. Милое личико сына было опухшим, желтоватым, с красными воспаленными глазами. Но больше всего поразил его взгляд: измученный, безнадежный, страдальческий.

– Господи! Что ж он так лежит? Почему ты никого не вызвала? Где врачи? Что говорят?

– Я ждала, пока ты задашь мне эти умные вопросы, – раздраженно ответила Яна. – Тебе что, не сказали? Врач из поликлиники был. Анализы мы сдали. Они плохие. Похоже, у него пиелонефрит. Врач еще сегодня придет, если не будет улучшения, его придется госпитализировать.

– Куда?

– Не знаю. Наверное, в Первую градскую детскую больницу. Если, конечно, у них есть места.

Стас набрал номер по мобильнику:

– Инна, все очень плохо. Он в ужасном состоянии… – У Стаса сорвался голос. – Я тебя умоляю, срочно займись. Болезнь называется «пиелонефрит». Это почки, ну, ты знаешь, конечно. Пусть бригада из хорошей клиники приедет домой. Сюда, к Яне, посмотрят, подготовят условия для госпитализации. И как только ты это уладишь, приезжай, пожалуйста, сама сюда. Проследи за всем. Мне нужно уехать.

– Стасик, дорогой, успокойся. Я сейчас же этим займусь. И прошу тебя: не надо никуда ездить в таком состоянии. Возвращайся домой. Я оставлю на твоем столике успокоительные таблетки. Полежи. Я сразу тебе позвоню: от Яны или из клиники.

Станислав подошел к кровати сына, тихо позвал:

– Петушок! Ку-ка-реку, Петушок!

Горячая влажная ладошка сжала его палец.

– Папа, – хрипло прошептал мальчик.

Горячая волна жалости и вины за свое бессилие сшибла Стаса с ног. Он встал на колени, прижал к губам Петькины руки и заплакал.

Яна смотрела на него с грустным недоумением. Как с таким нежным сердцем, с такой впечатлительностью и ранимостью он умудряется оставаться самовлюбленным Нарциссом?

– Сейчас Инна приедет, она все сделает. Дождись ее. Встретимся в клинике. Она найдет хорошую, частную. Она же за все заплатит. А пока возьми на всякий случай.

Он, не глядя, вынул все, что было в бумажнике. Затем проверил содержимое карманов и выложил на стол все деньги, которые там обнаружил.

В машине Стас отменил репетицию и велел ехать домой. Инна Дмитриевна уже садилась в серебристый «Мицубиси», когда он подъехал. Она, не задерживаясь, помахала ему рукой: «Я позвоню».

Стас вошел в свою квартиру. «Господи, пусть Виктории не будет дома», – привычно пожелал он. Но заглядывать в ее комнату, чтобы это проверить, не стал. Сразу прошел к себе. Его большая спальня, ванная, библиотека и студия составляли изолированные апартаменты в их огромной квартире, занимающей два этажа в одном из перестроенных старинных особняков на старом Арбате. Стас нашел на столике у кровати два бумажных пакетика. В каждом – по две таблетки. «Прими с интервалом в час. В промежутке поешь. Потом поспи. Я договорилась с очень хорошей клиникой. Поехала все устраивать. Позвоню через три часа, когда ты проснешься. И.Д.». Он облегченно вздохнул. Инна Дмитриевна – просто подарок судьбы.

Стас выпил две таблетки. Рядом, на секретере, стоял поднос, накрытый салфеткой. Стас приподнял его и какое-то время бездумно смотрел на грудку индейки, салат, сок, большую грушу. Перед его глазами вновь возникло несчастное лицо сына. Стас закрыл лицо руками и зарыдал. Он не слышал, как приоткрылась дверь. Виктория появилась в проеме, секунду поколебалась, а затем тихонько закрыла ее и ушла. Чего она не умела и не собиралась делать – так это вытирать любимому слезы и сопли. Слава богу, для этого у него есть нянька.

* * *

Сергей все утро провел в доме ребенка. Накануне ему позвонила Дина, спросила, нет ли новостей о пропавшем мальчике.

– Валентина Петровна в полном отчаянии. Она боится, что Ванечку никто толком не ищет.

– Ну почему? Я регулярно звоню в их ОВД, получаю информацию о найденных детях из других отделений милиции.

– И все-таки она права, Сережа. Ребенка по-настоящему не ищут. Его так могут найти лишь случайно. Это не сын «нового русского», а сирота. И ты меня прости, Сережа, но я тебя нанимаю на это дело. Как говорится, ты – мне, я – тебе. И наоборот. Я же пошла тебе навстречу. И теперь отказа не принимаю. Тебе сейчас позвонит Тамара, договорится, когда вы встретитесь; она привезет аванс.

– Да ты что… Я и так занимаюсь.

– Занимайся, ни в чем себя не ограничивая. Найми кого-нибудь. Сереженька, надо спешить. Пока есть надежда, что Ванечка жив. Теперь что касается Олега Федорова. Он накануне убийства договаривался с кем-то о встрече. Жена подслушала и решила, что с женщиной. Потому и прибежала в то утро домой. Не поняла из разговора, где встреча, когда – утром или вечером. В половине десятого. Мы с ней договорились, что она попробует у него спросить. Не ответит он – тебе придется узнать.

– Понятно. Ты думаешь, это имеет к делу отношение?

– Ну, ситуация такая. Вдруг эта баба что-то знает?

– Ладно. Вынюхивай. Я съезжу в дом ребенка.

Все работники, которые дежурили в ночь похищения, были на месте. У ночной няни, медсестры и дежурного врача имелись ключи от входной двери. Сторожа недавно уволили за пьянство, а другого пока не нашли. Дверь можно открыть изнутри без ключа. Обычный замок, который и пилкой для ногтей подденешь. Но никаких царапин на нем нет. Сергей спросил у женщин, где кто спал в ту ночь, в какое время и не было ли чего-то необычного, скажем, слишком крепко уснули.

Нонна Павловна сказала, что заснула сразу, как только Ира села на ее место.

– Я всегда проваливаюсь мгновенно. Устаю очень.

Медсестра ночевала в соседней комнате.

– Я принимаю одну таблетку феназепама на ночь. Иначе не усну. Но сплю все равно чутко. Если бы ребенок закричал, я бы услышала. Проснулась, как всегда… Правда, голова у меня болела в затылке. Так бывает, когда давление понижается или когда выпью несколько таблеток снотворного. Но в тот вечер я точно выпила одну. Видимо, давление.

– У меня тоже утром голова болела, – вспомнила врач. – Я потому и не пью снотворного, что наутро болит голова. Честно говоря, возможно, кто-то подсыпал… Может, в чай? Мы всегда вечером чай пьем на кухне.

Ира сказала, что ничего особенного не помнит, но спала очень крепко. Могла ли уснуть на стуле, когда поменялась с Нонной Павловной?

– Боюсь, что могла. Я привыкла на столе немного досыпать. Даже на занятиях минут на пятнадцать проваливаюсь. Положу голову на руки… Недосып. Снотворным стараюсь не пользоваться, меня тошнит от него.

– В то утро не тошнило?

– Ой! Вообще-то подташнивало. Я еще Нонне Павловне сказала, что не надо было котлеты доедать, которые от обеда остались. Их в холодильник забыли поставить. А мы ужинали поздно. Я вообще ночью.

Сергей осмотрел электрический чайник, в котором кипятили воду, и заварочный.

– Его эксперт осматривал? Брал пробу?

– Да, – сказала Валентина Петровна. – Но перед приходом милиции Нонна Павловна его помыла с моющим средством да еще кипятком обдала. Сразу ж не сообразишь…

– Вы приготовили мне, как я просил, списки людей, которым отказали в усыновлении?

– Да. Там также те, кто хотел усыновить конкретного ребенка, а он не подлежит усыновлению. Из-за болезни, например. Или мать официально от него не отказалась.

– Может, и Ваню кто-то хотел усыновить?

– Вообще-то была одна пара. Так хотели, просили, но им отказали. Он на вид здоровенький. А на самом деле – букет болезней, как у многих. Правда, ничего неизлечимого. Но мы не рискуем. Больных детей отдавать в бездетные семьи – это большой риск. К ним начинают относиться, как к бракованному товару. Лечить не лечат, а зло на ребенке срывают. Нам несколько раз таких детей приходилось по суду отбирать из-за жестокого обращения.

– А его родители где?

– Теперь уже и не знаю. То есть отец с самого начала не значился. А мамашка сперва бросила его одного в квартире, где-то шлялась, ее нашли, лишили родительских прав, потом, я слышала, она в тюрьму попала из-за кражи. У нас ни разу не появлялась.

– А если бы появилась, ей отдали бы ребенка?

– Ну, это решается в каждом конкретном случае. Легко бы не отдали.

– Значит, теоретически и она могла. Давайте и ее координаты поищем.

Они прошли в кабинет Валентины Петровны, и Сергей на несколько часов погрузился в мир перевернутых отношений. В нем маленькие беспомощные дети отчаянно цепляются за жизнь, надежду, покой, порядок, а взрослые люди все это разрушают. Как жестокий идиот хрупкие игрушки своими дурными руками.

* * *

Увидев Дину с собакой во дворе, Вера спустилась к ним.

– Здравствуй, Дина. Я с ним поговорила. Сначала он орал, что мне все померещилось, потом, когда я про следователя сказала, признался. Мол, знакомая позвонила, просто поговорить хотела. А он утром шел на дежурство – на сутки. Ну, и условился на полдесятого вечера. Она к нему на стоянку должна была приехать.

– Приехала?

– Ну, он же не знает. Его вызвали домой.

– Ах, ну да. А кто это, не сказал? Та девушка, которая у вас дома была?

– Сначала он говорил, что другая. Просто знакомая. Потом устал, запутался и признался, что та самая. Вроде бы с тех пор не виделись, а она вдруг позвонила.

– Что-нибудь о ней говорил?

– Что ничего о ней не знает. Кроме имени. Сандра.

– Ты документы больше не искала?

– Да я тысячу раз все перевернула. Нет их.

– И Олег не знает?

– Не знает.

– Вера, а он до тебя ни с кем серьезно не встречался?

– Ну, были у него женщины. С одной расстался, когда мы уже знакомы были. Она живет в Мытищах, недалеко от его родителей.

– Из-за тебя расстался?

– Не знаю. Говорил, что прошло чувство.

– У него. А у нее?

– Вот уж чего не знаю.

– А у тебя был кто-то?

– Был. Я его из армии ждала. Потом год жили вместе, но не расписывались. Я от него ушла еще до Олега. Психопат. Пил помалу, но с катушек слетел. Один раз с ножом на меня бросился… Ой! Ты только не подумай, что это он Мариночку… У нас все кончилось. У него с тех пор, думаю, столько своих проблем возникло. Он тут точно ни при чем.

– Наверное. Но, Верочка, я же не следователь. Ты мне скажи, кто он, где живет. Мы с братом просто проверим, чтоб отмести все варианты.

– Хорошо. Ступишин Константин Борисович. Живет на Щелковском шоссе. Жил, во всяком случае, там с мамой. Я адрес посмотрю в записной книжке. Забыла уже номер дома. Позвоню тебе.

– Да, Верочка, пожалуйста. Не хочешь зайти к нам?

– В другой раз. Нужно обед приготовить. Первый раз за последнее время. Все-таки мужик дома. Ему есть надо. Я побегу.

Дина свистнула Топику, и они тоже направились к дому. Им навстречу радостно спешила Шура.

– Эй, девка. Туалет твой посетить можно?

– Что за вопрос. Конечно. Раз ниже двенадцатого этажа негде.

– Да я не хочу домой идти. Там эта сволочь пришла с работы. Пиво пьет.

Они поднялись в квартиру, Дина подержала собаку, пока Шура сидела в туалете. Топик пытался ее оттуда выцарапать. Затем собрала в пакет немного вкусной еды.

– Извини, я тебя сегодня не приглашаю. Возьми сухим пайком.

Не успела она закрыть за Шурой дверь, как раздался звонок.

– Диночка, это Тамара. Звонил Ричард. Через неделю в «Черном бриллианте» показ новой авторской коллекции. К тебе едет менеджер.