Текст книги "Бегущая по огням"

Автор книги: Евгения Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 17

Геннадий подъехал к своему дому в состоянии, которое в его случае можно назвать одухотворенным. Он знал, что его оценят, что он может быть востребованным по серьезке. Ему дали телефон этого Коровина, консультация обошлась не так уж дорого, мужик сначала показался Гене вообще педрилой. Назаров хотел даже забрать свои деньги. Но юрист оценивающе взглянул на него, потом вышел в соседний кабинет и там с кем-то тихо поговорил по телефону. А потом вернулся и сказал такое, от чего Гена сначала обалдел, а потом почувствовал себя каким-то подарком. Пока – неизвестно кому. Гена, разумеется, не удивился. Он вообще не знал такого чувства, как удивление. Жизнь для него была плоской и понятной, как большой экран плазменного телевизора. Задача заключалась в том, чтобы попасть в центр событий. Как в компьютерных играх, ни одна из которых ему не удавалась. Ну, так он не в бирюльки собирается играть. Если бы ему сказали, как пройти по трупам к серьезному положению и большим деньгам, он бы, конечно… Только самому не решить, куда идти и по каким именно трупам.

– Итак, Геннадий Николаевич, – сказал Коровин своим бархатистым баритоном. – Есть человек, который готов спонсировать ваше продвижение на некоторых условиях.

– Он меня знает? – деловито спросил Гена.

Коровин задумчиво взглянул на него своими карими, навыкате глазами. Да, идиотизм на первых порах всегда выглядит как детская непосредственность. Потом… Потом будет другая история.

– Откуда он вас может знать, Геннадий. Я описал ему вас пять минут назад. Мы решили, что можно попробовать. Вы пропустили мои слова об условиях. Они просты. Надо делать то, что вам говорят.

– Он?

– Какая вам разница. Существуют определенные группы влиятельных людей, чьи интересы нужно представлять. Они остаются в тени, а вы… Как у нас получится. Короче. С вами очень скоро, возможно даже сегодня, свяжется человек, назовем его менеджером. Он выберет для вас нужный формат, наметит план пиара, – это уже пойдет проплата спонсора, к вашему сведению, – станет вашим советником, суфлером, переводчиком…

– На какой язык? – важно спросил Гена, чувствуя, что мировой славы ему не миновать.

– На человеческий, – спокойно сказал Коровин. – По возможности. Думаю, ваши индивидуальные особенности будут использованы в качестве особого колорита.

– Ну да, – вякнул Гена и решил, что юрист так выеживается за отдельные деньги. Думает, чем больше непонятных слов, тем больше денег огребет. Как только Гена напрямую познакомится с этим спонсором, обязательно скажет ему, чтобы не тратил лишних денег на этого пижона. Кто он такой? Не его же продвигают.

Назаров поставил машину во дворе дома, прошелся неторопливо и важно к подъезду, поднялся в квартиру и сказал Татьяне:

– Мама, надо быстро убраться. Моя комната чтоб на кабинет была похожа. Книжки у тебя есть, положи мне на стол. Фотки, которые там валяются, ну, сама поняла какие, – засунь куда подальше. Только не забудь куда.

– Ты ждешь гостей? – спросила Татьяна.

– Да. Придет один крендель. Это теперь мой менеджер. Типа советник, переводчик.

– Не поняла. Откуда у тебя советник и переводчик? Ты трезв?

– А то! Меня выбрала группа влиятельных людей, спонсоры, в общем, мой формат, пиар… Ладно, ты не поймешь. Сама потом увидишь.

Татьяна подошла к сыну ближе. Запаха алкоголя нет. Думать о том, что все это значит, действительно не имеет смысла. Это может значить что угодно. Даже что его приняли в какую-то банду. Или вообще ничего не значить.

– Иди, мой руки, ешь. Обед на столе. Я пока уберу у тебя, – сказала она.

Она вошла в комнату сына с ведром, шваброй, тряпками. Она часто здесь моет, даже пыль не успевает скопиться, но ей всегда хочется все тут дезинфицировать. Какой-то жуткой хлоркой все это засыпать. Дело именно в том, что Гена называет «фотками». Эти кошмарные голые бабы в самых непристойных позах, мужики в сценах разных извращений… Это невозможно видеть. Татьяна остервенело сбрасывала снимки со стола и тумбочки в мешок, сдирала со стен. Кого бы он ни ждал, хорошо уже то, что требует это спрятать. Она все побросала в черный пластиковый мешок для мусора, подумала, куда бы могла эту гадость спрятать. В комнату Гены ни муж, ни Тамара не заходят, в остальной части квартиры просто нет мест, куда бы никто не смог заглянуть. Выбросить снимки нельзя, он устроит скандал. Татьяна сунула мешок между стеной и шкафом. Приступила к уборке. Через полчаса в комнату влетел возбужденный, что-то дожевывающий Гена и спросил:

– Ну, чего? Ты скоро? Он едет! Нифигасе, как быстро, да? Зовут его Эдуард. Зашибись, да? О, как им приперло!

Татьяна молча домыла пол, взяла тяпки, ведро и вышла. Она не могла даже предположить, кому ее сын вдруг так сильно понадобился. Может, какому-то важному начальнику нужен охранник? Но при чем тут менеджер, пиар и переводчик? Возможно, речь идет о человеке, который занимается подбором персонала. Ну, Гене сказали так, как он хотел слышать. Может, его для работы действительно нужно поставить в рамки. А это тоже неплохо. Во всяком случае, вряд ли в банду набирают таким усложненным способом. И вряд ли банде могли помешать его порнографические фотографии.

Она мыла руки в ванной, когда в дверь позвонили. Татьяна выглянула. Гена метнулся, открыл дверь и впустил в прихожую странноватого человека, – возраст не определить, – он вошел, шаркая ногами в какой-то вроде ортопедической обуви, в очках с толстыми стеклами. Татьяна вытерла руки и вышла ему навстречу.

– Добрый день. Я – мама Геннадия.

– Очень приятно, – сказал гость, страдающий ко всему прочему дефектами речи. – Я – Эдуард. Буду работать с Геной.

– Да, – кивнула Татьяна, не понимая, на нее смотрит Эдуард или на Гену. Он еще и косил. – Дать вам чаю, кофе, минералки в комнату?

– Мама, я уже поел, – нетерпеливо сказал Гена. – Надо будет, мы тебе скажем. Не мешай.

– Геннадий, – заметил Эдуард, – я не против кофе. И я еще не ел сегодня. Буду признателен.

– Тогда давай, – распорядился Гена. – А мы пошли в кабинет. Тащи все туда.

Татьяна принесла им поднос с кофе, бутербродами, минералкой, потом пришла, чтобы его унести, оставила только бутылку с водой, два стакана и закрылась в спальне.

Эдуард задавал Геннадию разные вопросы, предварительно положив на стол включенный диктофон.

– Это для чего? – показал Гена пальцем на диктофон.

– Ну, я ж с тобой говорю не потому, что мне это интересно. Разговор послушают другие люди.

– А, – важно сказал Гена. И продолжал разглагольствовать по любому поводу, сопровождая слова активной жестикуляцией.

Эдуард явно скучал. Он ходил по комнате, посмотрел на книги на столе, подошел к окну, оценил вид из него. Потом заметил за шторой черный пластиковый мешок. С любопытством заглянул в него. Достал одну фотографию, потом другую, произнес то ли удивленно, то ли возмущенно:

– О! Какие тут сокровища.

– От дурища, – в сердцах рявкнул Гена. – Я ж сказал, чтобы спрятала.

– А зачем? Это очень интересно в свете изучения твоей личности. По Фрейду.

– Не понял. По чему?

– Неважно. У тебя есть постоянная любовница или регулярные контакты с разными женщинами?

– С разными, – немного подумав, ответил Гена.

– Ты можешь кого-то пригласить сейчас?

– Могу. А зачем? Они бесплатно не ездят.

– Заплатим, – небрежно сказал Эдуард. – Просто ничто так не раскрывает человека, как контакт с женщиной.

Татьяна услышала звонок в дверь, увидела в щель, как Гена впустил высокую худую блондинку, провел к себе. У нее оборвалось сердце: что же это за деловой разговор? Он совсем, что ли, свихнулся, ее сын, если придумал такую идиотскую историю, впустил этого типа, и они вызвали проститутку белым днем! Татьяна этих девушек уже узнавала, тем более что Гена нередко брал у нее деньги, чтобы расплатиться с ними. Она вышла в прихожую и встала рядом с комнатой сына. Если вдруг муж придет раньше, нужно это прекратить. Ну а то, что они ее за человека не считают… С этим уже ничего не поделаешь. Она слушала шорохи, скрипы, стуки, нечленораздельные возгласы. Разговоров не было. Девушка застонала. Татьяна сначала подумала, что это профессиональная имитация страсти. Но девушка вскрикнула, словно от боли! Потом замычала, как будто ей закрывали рот. Татьяна побелела, резко рванула дверь. Какое-то время смотрела на три голых тела… Это нельзя назвать – заниматься любовью. Они истязали девушку. Рот у нее был завязан шарфом. Гена вертел ее, как куклу, Эдуард, сопя и хрюкая, терзал ее тело бутылкой из-под минералки. По длинным худым ногам потекла кровь.

– Скоты! – крикнула Татьяна. – Я вызываю полицию.

Они повернулись. Гена выругался матом. Эдуард спокойно встал и начал одеваться.

– Не горячитесь, – сказал он Татьяне. – Вы неправильно поняли. Все в рамках программы. Девушка в курсе и согласна. Вы же не хотите, чтобы у вашего сына были большие неприятности?

– Пошел вон! – выдохнула Татьяна. – Менеджер! Я узнаю, что это за программа. Я все узнаю, Гена. Отец – тоже.

– Ох, развоевалась. – Геннадий натянул на себя штаны. – Я у себя дома не могу друзей принять? Не могу отдохнуть?

– Ничего, Геннадий, – успокоил его Эдуард. – Для дальнейшей работы, думаю, мы арендуем тебе нормальную квартиру. Я, пожалуй, пойду. Расплатись с девушкой, пожалуйста.

Он ушел, хлопнув входной дверью. Потом выскочила кое-как одетая девушка с позеленевшим лицом. Гена сунул ей в руку деньги. Смотреть на сына Татьяна не могла. Она вернулась в спальню, закрылась изнутри, села на кровать, стиснув на коленях трясущиеся холодные руки. Голова пылала. Она вспоминала крошечный сверток, который положили к ее груди в роддоме. Красноватое личико, мокрый ротик, в который она вложила свой сосок. Если бы она тогда знала, что из этого получится… Она взяла бы подушку… И ничего этого не было бы. Пусть бы ее посадили в тюрьму… Потом хлынули слезы. Нет, тот малыш был ее сыном, ее деточкой… Куда он подевался?

Глава 18

К липовым дням рождения Сергея Марина Евгеньевна готовилась так же тщательно, как и к настоящим. Она все время удивлялась, как легко им удалось преодолеть условность: «день рожденья только раз в году», – и умножать радость праздника на сколько угодно раз. И в этом не было никакой лжи. Сережа действительно родился тридцать лет назад, и праздновать это событие его мать имеет полное право хоть каждый день. Тем более они это делают не просто для развлечения, но и для того, чтобы включить в этот праздник кого-то, кому это очень нужно. Как сейчас Насте Красновой.

Уже готово было куриное суфле со взбитыми сливками и сливочным маслом – блюдо нежное, легкое, полезное в тех случаях, когда, что называется, «кусок в горло не лезет». Оно тает во рту, придает силы и, как уверена Марина Евгеньевна, улучшает настроение. Она озабоченно осмотрела вытащенный из духовки песочный пирог со сливочной начинкой и черной смородиной. Самое главное, чтобы он везде был одинаково золотистый, а ягода не скукожилась, не превратилась в сухие комочки, а выглядела как свежая, при этом приобрела бы нежность, мягкость. Тут главное – все делать в определенном порядке и время соблюдать до секунды. Получилось! Марина Евгеньевна присыпала поверхность приготовленной крошкой. Красота!

– Ма, – спросил, встав за ее спиной, Сергей, – мы это не разрежем, чтобы попробовать? Ну, вдруг что-то не так?

– Ни в коем случае, – уверенно ответила Марина Евгеньевна. – Это невозможно просто попробовать. Тебе во всяком случае. Ты съешь весь пирог за пять минут. Я порежу его, когда гости придут.

– То есть ты собираешься растянуть мое пятиминутное удовольствие на весь вечер, поделить его с гостями и спасти человека? Я не знал, что ты такая оптимистка. И мне казалось, что ты щедрее.

– Во-первых, когда люди собираются за столом не только ради еды, но и для общения, они не все время жуют, – терпеливо ответила Марина Евгеньевна, словно на уроке. – Во-вторых, у меня, конечно же, есть второй такой пирог. Он еще красивее и нежнее, он с малиной и пока в духовке. Его тебе вообще нельзя показывать.

– День рождения у меня, – обиженно сказал Сергей.

– Конечно, мой дорогой. Не говори таким голосом. Я сразу начинаю переживать, как тогда, когда ты был маленьким. Мне все время казалось, что я отбираю у тебя свое внимание из-за школы.

– Да? – обрадовался Сергей. – Тебе не хочется отнимать у меня свое внимание, пироги и все прочее? Это как раз то, чего я добивался. Кроме шуток, что ты думаешь по поводу Насти?

– Думаю, что все очень серьезно. Сложная, глубокая, цельная девочка сознательно загнала себя в полное одиночество, даже мать не подпускает и явно не справляется со своими психологическими травмами. А время сейчас жестокое. Такие люди иногда принимают роковые решения. У Лиды есть основания беспокоиться. Взять хотя бы эту историю с отцом, которого Настя считает своей жертвой.

– А на самом деле?

– Знаешь, я думаю, наоборот. Я как-то видела его на улице. Он, видимо, приезжал к Насте. Мне не показалось, что это страдающий человек. Лидия считает его почти психически больным из-за его проблем. Не похоже. Она показывала его специалистам, когда он употреблял наркотики, пил… Картина неточная, мягко говоря.

– А на кого, по-твоему, он сейчас похож?

– Это удивительно, но мне показалось, что он похож на человека, вполне довольного жизнью. Вышел из красивой машины, хорошо одет, поздоровался, улыбнулся мне. Ему кто-то позвонил, он оживленно разговаривал, шутил, смеялся.

– Жизнь наладилась… – задумчиво заметил Сергей. – Ну, и хорошо. Значит, он больше не несчастный, для него очередной день рождения не устраиваем, пироги с ним не делим. Я рад.

– Надеюсь, ты не рад, что красивой девушке Насте плохо? – тревожно спросила Марина Евгеньевна.

– Какие неприятные вопросы ты иногда задаешь, мама, – возмутился Сергей. – Не помню, в каком произведении сказано: «Мамы всякие нужны». Но мать-фармаколог норовит залечить дочку от страданий. Полоумная мать Аллы всю жизнь изобретает для нее беды. А моя мама-учительница подозревает меня в злостном цинизме. Я оскорблен… Мам, не делай несчастных глаз. Почему ты теряешь со мной чувство юмора? Я шучу!

– Ох, слава богу! Сережа, ты большой артист. Пока ты произносил этот спич про мам, у меня сердце зашлось. Это был какой-то калейдоскоп злодеек. Все. Прекращай меня развлекать, иди, брейся, одевайся, ну, хотя бы другую майку надень.

– Я с утра надел чистую.

– Значит, сейчас она уже не чистая. В общем, уходи. Я накрываю стол. Они скоро придут.

Это был странный ужин. За столом собрались симпатичные друг другу люди, связанные нежными воспоминаниями об одной школе, любовью к учительнице, которая их и собрала. Она же мама первого парня в этой школе, у него сегодня по легенде – день рождения. Все знают, что на самом деле это не так, и этот факт придает встрече озорной характер. Вкусные блюда, отличное вино, которое купил Сергей, исходя из соображения, что общество у него будет женское, остроумные шутки, легкий разговор… И тонкая паутина одиночества, туман невидимых слез, которые окутывают Настю, делают ее недоступной, мешают ей согреться в кругу людей, желающих ей добра. Она немного ест, пьет вино, отвечает на вопросы, улыбается… Ей как будто хорошо, но ей плохо! Через какое-то время Марине Евгеньевне начинает казаться, что Лидия права. Что дилетанты Насте не помогут. Все слишком далеко зашло. Она, разумеется, нормальна. Но сейчас ей не нужны люди, они мешают ей мучиться. А завтра будет не нужна жизнь?! Марина Евгеньевна почти в отчаянии посмотрела на сына. На него вся надежда. Но тут обычными шутками и трепом не обойтись.

– Весело с вами, – вдруг произнес Сергей. – А у меня засело в голове одно объявление из Интернета. Очень неопределенное: может, кто-то видел в нашем районе женщину, невысокую, плотного сложения, шатенку с карими глазами. Непонятно, почему ее ищут, может, кто-то влюбился, а она прошла, и он не успел проследить куда… А вдруг что-то случилось? Ну, я так всегда на всякий случай думаю.

– Я такую женщину вроде бы не знаю, – ответила Лидия. – Хотя описание очень туманное. Может, наоборот: слишком много подобных женщин видела. А ты не связывался, Сережа, с автором объявления? Ну, чтобы узнать, в чем дело.

– Да нет. Для этого надо регистрироваться. Раз нечего сказать, то зачем. Просто спрашиваю у тех, кто здесь живет. Я ведь давно уехал. Новые люди появились.

– Это Сережа тренируется, чтобы профессиональные навыки не потерять, – поспешила объяснить Марина Евгеньевна. Она страшно испугалась, что он может сказать правду. Вот уж кому нельзя слышать историю той несчастной, так это Насте.

– К нашему соседу по площадке Никите приходит иногда похожая девушка, – вдруг сказала Настя. – Я видела пару раз. Ее зовут Ксения. Она невысокая, полненькая, шатенка, с красивыми карими глазами.

– Сколько ей лет? – быстро спросил Сергей.

– Я не знаю. Никита учился в параллельном классе. Значит, ему двадцать – двадцать два. Он всегда был крупный, может, он лет в восемь в школу пошел. Она выглядит немного старше. Может, она его бросила? Он очень глупый, как мне кажется. Возможно, он написал это объявление от нечего делать. Или она не пришла на свидание, а он так пошутил. Многие только тем и занимаются, что пишут ерунду в Интернете.

– А в чем смысл? – удивилась Лидия. – С какой целью, по-твоему, он мог это написать? Если действительно это она.

– Мама! При чем тут смысл! Это же Никита, – дала исчерпывающий ответ Настя.

– Ты сможешь узнать Ксению, если увидишь ее фото? – спросил Сергей.

– Конечно, – уверенно ответила Настя. – Я никогда не забываю человека, которого хотя бы раз увидела, – и она улыбнулась своей грустной улыбкой. – Наверное, много пустого места в голове.

После того как они ушли, Сергей долго курил на балконе. Потом вошел на кухню, где мыла посуду Марина Евгеньевна. Он выглядел непривычно задумчивым, даже печальным.

– Знаешь, мама, когда мы выудим Настю из озера слез, в котором она живет, как русалка, я приглашу ее к себе в помощники. Она наблюдательна, дает четкие характеристики, в общем, она мне подходит.

– Озеро слез… Значит, и ты так почувствовал. А насчет девушки Никиты… Я старалась не выдать своего потрясения. Это ведь может быть правдой! Их дом ближе к магазину, чем наш. От него прямая дорожка к тому месту… Никита, конечно, не убивал, но она могла уйти от него ночью или рано утром, и кто-то…

– И кто-то, – коротко завершил разговор Сергей. – Я пошел спать, мама. Спокойной ночи. Кстати, как фамилия этого Никиты?

– Кичин. Спокойной ночи, сынок. Пусть тебе приснится золотая птица, – она так говорила ему с раннего детства.

Глава 19

Алла открыла дверь своей квартиры, устало села на скамеечку в прихожей, чтобы снять босоножки на каблуках: была на двух вернисажах, почти весь день на ногах. Она не сразу поняла, что голоса, которые звучат в квартире, – это не телевизор. Мать говорит с каким-то незнакомым мужчиной. Алла затаила дыхание, вся превратилась в слух.

– Разве мы не в расчете? – холодно спрашивала Нина Ивановна. – Ни о какой дополнительной плате речь не шла.

– А теперь идет, – довольно нагло ответил мужской голос. – У меня проблемы.

– Может, вы самостоятельно их решите?

– Так и я мог это вам сказать, да? Но я…

В это время с коленей Аллы соскользнула ее большая сумка, набитая дисками, проспектами, черт-те чем… Алла охнула, голоса замолчали. Алла быстро вошла в кухню, они посмотрели на нее – мать и приземистый человек с бычьими плечами, круглым, плоским и бледным лицом, темными глазами.

– Мама, это кто у нас? – ровно спросила Алла.

– Это… мастер, – сухо ответила Нина Ивановна. – Под раковиной опять стала труба подтекать. Он исправил, но считает, что я ему недоплатила. Хорошо, Рахим. Сейчас.

Она прошла в свою комнату, вернулась и сунула в руку незнакомцу пятитысячную купюру. Тот практически мгновенно выскользнул из кухни, бесшумно открыл входную дверь и легко ее захлопнул. Алла сразу решила, как ей поступить. Она метнулась к холодильнику:

– Мама, ты опять купила минералку без газа? Я ее не люблю.

– Эта полезнее.

– Но я хочу другую. Сбегаю куплю.

Она выбежала в прихожую, сунула ноги в балетки, взяла из сумки кошелек и выскочила из квартиры. Во дворе Рахима уже не было. Она выбежала на улочку, которая разветвлялась между домами. Осмотрелась и увидела его широкую спину, короткие ноги, которые он странно переставлял – носками врозь. Алла немного сократила расстояние между ними, а потом пошла медленно, стараясь держаться темной стороны улицы, подальше от фонарей. Так она дошла с ним до девятиэтажного дома, он вошел в первый подъезд. Она осталась, беспомощно глядя на захлопнувшуюся дверь. Довольно долго никто не выходил и не входил в этот подъезд. Наконец приплыла странная дама в шляпе от солнца, хотя день был хмурый и вообще уже стемнело.

– Простите, – обратилась к ней Алла. – Мне сказали, что в этом подъезде живет один мастер, зовут Рахим. Ну, он что-то может отремонтировать. Вы не знаете, в какой квартире?

Дама какое-то время рассматривала ее то ли подозрительно, то ли высокомерно. А потом вдруг охотно и с удовольствием отчеканила:

– Все гопники, жулики и понаехавшие живут у нас на втором и третьем этажах. Там сдают квартиры такие же жулики, только московские. Я удивляюсь, какие темные люди вокруг. Все их нанимают. Вы что, телевизор не смотрите?

– А при чем тут телевизор?

– Убьют, зарежут, в лучшем случае ограбят. Вот при чем. А по телевизору об этом постоянно рассказывают. Напишите заявку в ДЭЗ, и вам все сделают. Как мне. Лампочки вкрутили.

– Спасибо, – ответила Алла. – Я так и поступлю. Телевизор я на самом деле не смотрю.

Она постояла в задумчивости, потом позвонила Сергею и все рассказала.

– Интересно, – заключил он.

– И что с этим делать? Мама ведь ни в чем не признается.

– Рахим, я думаю, тоже. Если действительно не делал какой-то ремонт у вас. Но с ним можно работать. Я узнаю, где он живет, чем занимается. Ты, главное, веди себя спокойно, как будто ничего не заподозрила. Просто забудь. Еще лучше – поговори с матерью о чем-то, что якобы сильно тебя волнует, допустим, по работе. Чтобы она удостоверилась, что этот визит остался для тебя неважным. Ты где?

– Рядом с домом, куда он вошел. Маме сказала, что выскочу за минералкой.

– Купи ее и возвращайся. До связи.

Когда Алла вернулась домой с бутылкой воды, Нина Ивановна стояла на коленях рядом с ее открытой сумкой и рылась в ней. «Ужас, – подумала Алла. – Она окончательно сходит с ума».

– Мама, – улыбнулась она. – Ты чего? Я уронила сумку, и не было сил поднять, так сегодня устала. Ты представляешь, я была на двух вернисажах, там у меня диски, проспекты, фотографии. Хочешь посмотреть? Очень хорошие картины.

– Да, – механически ответила Нина Ивановна.

Алла прошла в гостиную, сунула один диск в компьютер, вывела изображение на монитор телевизора, плюхнулась в кресло, стала смотреть. Она краем глаза наблюдала за лицом матери. Та сидела рядом на стуле, выпрямив спину и уставившись в монитор, и было совершенно очевидно, что она ни во что не вникает. Что она в страшном напряжении.

– Тебе нравится? – спросила Алла.

– Очень, – ответила Нина Ивановна. – Давай досмотрим завтра. Мне пора принимать лекарства и ужинать. Я сделаю себе овсянку. Ты, если хочешь, разогрей котлеты. Мне так поздно их нельзя.

– Да, ты иди, я досмотрю, потом разогрею.

Есть вместе они в последнее время не могли.

…Сергей вышел из дома, прогулялся до опорного пункта. Там как раз дежурил их участковый Вася Гончаров.

– Привет, боец невидимого фронта, – вошел в его кабинет Кольцов.

– Че это – невидимого? – обиженно посмотрел на него Вася. – Прикалываться пришел? То ему каких-то баб подавай, которых никто не ищет, то вообще… Че надо?

– С чего ты взял, Вася, что это плохо – быть бойцом невидимого фронта. Наоборот: работаете тихо, без суеты. Я две недели тут живу, видел тебя только возле машин с фруктами.

– Ты че, следишь, что ли?

– Да… Налицо тяжелое переутомление. У тебя. Мания преследования. Я иногда фрукты, Вася, ем! Правда, я за них плачу. Тихо, я шучу. Вася, а кто у тебя во втором корпусе четырнадцатого дома живет? В смысле – квартирантов знаешь?

– Ну, кого-то знаю. А тебе какая разница?

– Так. Расширяю свой кругозор. Живут без регистрации?

– Да по-всякому.

– Проверяешь?

– Захожу…

– Платят?

– С чего ты взял? Стукнул, что ли, кто? Так они все врут.

– Это понятно. Вася, тебе делать нечего, мне – тем более. Давай пройдемся, а? Потом выпьем. У меня как раз вчера день рождения был. Если ты во мне сомневаешься, то зря. Я – могила. Просто хочу, чтоб меня с тобой увидели, они вроде ремонтом занимаются, может, дешевле возьмут. Кое-что надо сделать маме.

– Пошли, – живенько поднялся Вася. Такие визиты явно доставляли ему радость.

Они подошли к дому, о котором говорила Алла, Сергей решительно повел Васю к первому подъезду.

– Мне сказали, они здесь живут вроде на втором и третьем этажах.

Вася уверенно набрал номер по домофону, их впустили. Прошлись рейдом по четырем квартирам второго этажа. Им открывали, но смотрели без любви. Тут был полнейший интернационал. Молдаване, украинцы, таджики, дагестанцы. Вася деловито проверял документы. Удивлялся, если не обнаруживал регистрации или разрешения на работу, уходил шептаться в сторону, возвращался удовлетворенным. Перешли на третий этаж. Та же история. Человека, похожего по описанию на Рахима, Сергей пока не видел. В одной квартире людей было больше, чем квадратных метров. Жарили что-то нестерпимо вонючее, суетились женщины, зыркали исподлобья мужчины.

– Рахим, – вдруг сказал Вася, – ты че, прячешься, что ли? Я же говорил, чтобы ты докладывал, где работаешь.

К нему подошел странной походкой – носки врозь – приземистый человек и заявил:

– Не было работа. Сегодня позвали. Дали аванс.

Он пошарил в карманах, вытащил одной рукой несколько купюр, неохотно взял толстыми пальцами другой пятьсот рублей и деликатно сунул в карман Васи.

– Не понял, – сурово сдвинул брови Вася.

Рахим сунул в тот же карман еще тысячу.

– Ладно, – сказал Вася. – Мы пошли. В общем, смотрите, чтоб жалоб на вас больше не было.

Они не успели закрыть за собой дверь, как за их спинами началось обсуждение на каком-то языке с четким вкраплением чисто русского мата. «Операция для всех удалась», – подумал Сергей. На улице он протянул Васе руку для прощального пожатия и вложил в его жаждущую ладонь еще пятьсот рублей.

– Это так. У меня был день рождения, я же говорил. Выпей за мое здоровье с товарищами. А мне уже пора. Мама будет ругать.

– Ты че? Правда? – изумился Вася и потрусил к магазину.

– Эй, – окликнул его Сергей. – Будь другом: если что-то узнаешь об этих ремонтниках, звякни, пожалуйста. Мне Рахим понравился. Вроде деловой мужик. За мной не заржавеет, ты ж понимаешь.

– Ага.