Текст книги "Все ок!"

Автор книги: Евгения Изюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Баба Яга, она недавно сделала пластическую операцию, – опять шепнул Ангел Ерофею и, отгородив рот ладошкой, таинственно сообщил администратору. – Мы от Степана Антоновича…

Неприступность мигом слетела с Бабы Яги, она заулыбалась, показав золотые зубы:

– Слушаю вас, слушаю…

– Нам бы метлолёт до Соврая.

Баба Яга звучно щёлкнула пальцами – тут же откуда-то возник юркий зелёнощёкий лешачонок в рубахе изумрудного цвета, такого же цвета брюках и сапогах. Он вытянулся перед Бабой Ягой по стойке «смирно». Ерофей, глядя на него, подумал: «Ишь, как вышколен!»

– Дашь дорогим гостенёчкам двухместный метлолёт-экспресс, – пропела елейно Баба Яга, а когда они отошли от стойки, выругалась. – Чтоб вы с метлы свалились.

Ангел и Ерофей очень удобно устроились в сёдлах. Лешачонок велел пристегнуть ремни безопасности: с него-то в случае аварии взыщут строго, и Баба Яга – в первую очередь, потому он вовсе не желал, чтобы пассажиры сверзились с метлы. Потом он оглушительно свистнул, и метлолёт взмыл вверх так стремительно, что Ерофей испугался: как бы головой о свод пещеры не треснуться. Но, к его удивлению, через минуту они оказались в месте, залитом солнечным светом. Над головой был голубой купол, по которому туда-сюда в одиночку и парами гуляли звезды. Им с одной стороны улыбалось добродушное солнце, а с другой надменно усмехался месяц, похожий на кусок серебристой фольги от шоколадки.

Метлолёт заложил такой резкий вираж, что Ерофей испуганно ухватился за плечи Ангела, сидевшего впереди. Но посадка прошла благополучно, метла не катилась по полю, как обычный самолет, а плавно спланировала и встала, как вкопанная, мягко коснувшись тверди разлохмаченным хвостом. Они слезли с метлы, разминая затекшие ноги. Ерофей с любопытством огляделся вокруг. Оказалось, что метлолёт сделал посадку на платформе, похожей на те, что устраивают возле железной дороги с самым незатейливым названием, вроде "Ост. 5 км". На платформе стояла убогая будочка с покосившейся скамейкой.

– Ой, какой красавчик, ой, какой упокойничек молоденький, – вдруг певуче кто-то сказал за спиной.

Ерофей оглянулся и увидел женщину, худую, плоскогрудую, в обтрёпанном, видимо, давно не стираном платье, в стоптанных туфлях. В руках она держала метлу, явно предназначенную для дворницкой работы, которую когда-то связали из длинных стеблей полыни, и хотя сейчас метла была растрёпана до невозможности, от неё до сих пор тянуло слабым полынным запахом. Женщина подошла поближе, и от неё пахнуло винным перегаром.

– У! Опять Никшна дребалызнула. И где только достаёт чёртово зелье? – недовольно пробурчал румянощёкий и упитанный старичок в строгом чёрном костюме-тройке и новых туфлях на тонкой подошве. Он степенно прохаживался по платформе, заложив руки за спину, и всматривался во всё острым, цепким взглядом.

– А твоё какое дело? – подбоченилась женщина. – Сгинь с глаз моих, а то как тресну по башке! – и взмахнула воинственно метлой.

Старичок тут же сгинул неизвестно куда, словно растворился.

– Куда это он? – поинтересовался Ерофей у Ангела.

– Докладывать Всевышнему, что Никшна выпивши. У нас ведь сухой закон, объявлена жестокая война Зелёному Змию. Змия-то мы пока не победили, а вот Эдемские виноградники особливо ретивые ангелы-столоначальники повырубили. Вот и готовят сатанинское зелье из дурман-травы, что из Тихгора доставляют.

– А как же Никшна в Соврай попала? – осведомился Ерофей. – Она вроде как пьющая женщина, значит, грешница.

– Эх, телом грешна и духом слаба, а душой – праведна. И она была пригожа, звали её Мария Никитишна, да судьба вот повернулась к ней таким чёрным боком, что не стерпела душа, затосковала, вином стала утешаться.

– Ну, а Всевышний ваш куда глядел? Подправил бы её судьбу.

– Всевышний всемогущ. Однако много вреда люди сами себе приносят. У Никшны любовь была необыкновенная, да предмет её любви – подлец и обманщик. Я его, кстати, видел где-то в Тихгоре. Дочушку, дитятко её малое, отцом непризнанное, Бог как дал, так и взял. Вот Мария Никитишна и запивала горькое горе горьким зельем, тут и стали её звать кто как, а чаще – Никшна. Легко и просто. К нам попала так: зимней порой в парке спать на скамье улеглась, вот и отправили сюда, в чем была. Так что Всевышний ни при чём, подлость и равнодушие людское сделали её такой.

– А этот, как его, ну, который сгинул? По всему видать – фискал, он-то как попал к вам?

– Милый Ерофей, такие, как он, всюду нужны, чтобы знать, где что происходит, чтобы вовремя нежелательные явления предотвратить. А этот у нас по контракту работает, по специальности. Наверху-то он на мно-о-гих донес.

– Ага, сексот, значит, – догадался Ерофей.

Так, разговаривая, Ангел с Ерофеем незаметно дошли до светлого города, только удивительным показалось Ерофею, что безлюдно в нём: нет занавесок на окнах, не выглядывают оттуда жители.

– Что это у вас так пусто? – спросил Ерофей. – И дома есть, а жить там некому, что ли?

– Понимаешь, Ерофей, у нас это, ну, по-вашему – приватизация. Всякий может купить, что угодно, даже целый дом. Но проклятый Сатана решил подорвать нашу экономику и наводнил Соврай таким количеством «спасибов», настоящая девальвация произошла. И теперь, пока расплатишься – язык смозолишь, столько надо «спасибов» сказать. У каждого язык ведь свой, как и рубашка, ближе к своему телу, жалко его. Впрочем, часть жилых помещений за валюту продается богатым тихгорцам, они к нам ездят отдыхать, климат у нас изумительный и очень пользительный. Кстати, ты есть хочешь?

– Хочу, – чистосердечно признался Ерофей, ощутив бурчание в животе. – Только как же вы? Вам полагается, кажется, святым духом питаться?

– Так-то оно так, но при моей дородной комплекции этого мало.

Впереди что-то сияло огнями, переливалось. И была толпа народа.

– О! – воскликнул Ерофей. – Там, случайно, не найдется перекусить чего? Что это?

– Ресторан «Шамдональдс». Это у нас забугорное предприятие. Заморские купцы открыли. Но понимаешь, Ерофей, там за обед валюту спрашивают. Она у тебя есть? Один «биг-мак», бутерброд с двумя котлетками, двадцать целковых стоит. Хотдог, ну, который «горячая собака», он дешевле десятки.

Ерофей ощупал в кармане свои неконвертируемые рубли, выгреб на ладонь мелочь и увидел смятую десятку. Ерофей вздохнул: купюра эта, конечно, далеко не доллар.

– Ладно, – сказал Ерофей Ангелу, – давай поищем кафешку либо столовку какую. А у этих, в очереди, у всех валюта есть?

– Нет у них никакой валюты, одни «спасибы» в кармане.

– А чего стоят? – удивился Ерофей.

– А смотрят, как в кино, на тех, кто туда обедать ходит. Чаще всего – туристы из Тихгора, только их всех уже в лицо знают, а все равно интересно посмотреть. А нам с тобой надо туда, – и Ангел показал рукой вдоль улицы.

Они зашли в кафе «Поестьладом», и Ангел, покраснев, смущённо попросил:

– Заплати, Ероша, и за меня, а то, понимаешь, у меня одни «спасибы», а чёртов Сатана прав: на них ничего не купишь. У нас раньше было лучше – всё по потребности, всё общее, но и у нас, как в Тихгоре, развилась частная собственность, а собственник, сам понимаешь, за «спасибу» ничего не даст.

«Поестьладом» было хорошее кафе со шведской раздаточной линией, где можно взять любое на свой вкус блюдо, и даже, если понравится, добавку. То есть ешь до отвала, сколько хочешь, лишь съедай все без остатка. «Да, – думал Ерофей, уплетая пятую порцию печеночного паштета (он уже съел тарелку наваристого борща, котлету по-киевски и люля-кебаб), – такую бы линию в нашу институтскую столовую. Это тебе не комплексный обед из пшенного супа, котлеты со шрапнелью-перловкой и бледным чаем».

Ерофей, отдуваясь, выпил пару чашек чая и почувствовал себя сильно потяжелевшим.

– Уф-ф!.. – сказал и Ангел. – Сто лет уж так не едал. Спасибо тебе, Ерофей!

Ангел долго водил Ерофея по Совраю, показывал, где и что, и всё жаловался на Сатану, что сманивает на жительство в Тихгор души праведников из Соврая. Их Всевышний, естественно, не пускает, так они устроили висячую забастовку. Поскольку все души имеют свойство свободно передвигаться в пространстве аки птицы и даже свободнее, то все желающие перебраться в Тихгор, зависли в воздухе и предъявили требование открыть границу между Раем и Адом и разрешить свободный въезд-выезд. Все, кто передвигался по тверди, нормально касаясь её, немало шишек понабивали, натыкаясь, хоть на бестелесные, но всё же ноги, болтающиеся в воздухе.

– Но, – Ангел хитро прищурился, – Всевышний со своими советниками-приближёнными издал Указ об открытии границы, вот будет это только через два года. Всевышний говорит, что чует его душа: Сатана затевает что-то негодное. Может, ты станешь нашим разведчиком, а, Ерофей? А то, знаешь, что нам Сатана подстроил? У нас, понимаешь, как во всех цивилизованных странах, где надо – интеграция, а где не надо – дифференциация. У нас одна артель топоры выпускает, другая – топорища, третья их собирает. И все при деле, и всем хорошо. А черти косоглазые взяли да и скупили все топорища. Артель-то обрадовалась: мол, сделку выгодную провернули, на смежников-собирателей плюнули, те без работы остались. А черти косоглазые топорища в опилки перевели, плиты из них понаделали и нам же из нашего же сырья мебель втридорога продали! До того, нахалы, додумались, что весь утиль скупают у нас, нам же потом сувениры из него продают. Так и норовят экономику нашу подорвать. Или вот апостол Пётр купил в Тихгоре дорожную машину, взятку, поди, взял: уж такая машина старая-престарая. У них там, в Тихгоре, все машины каждые пять лет обновляются, а нам старьё по дешевке подсовывают. А как не купить? Экономия же… И главное, всучили Петру ту машину, а запчасти, говорят, отдельно за валюту продаём. А где у нас валюта? Всю на мыло да шило истратили. Вот и стоит машина без толку. Ну, как, согласен стать нашим разведчиком?

Ерофей промолчал. Он думал.

Ангел проводил Ерофея до лифта, который уже починили.

– Лифт прибудет через час, – сообщил Ангел, посмотрев расписание. – А я, извини, пойду – дела. Ты не обидишься?

Ерофей помотал головой, дескать, нет, и уселся на колченогую скамью, где уже сидели двое очень знакомых на лицо стариков и мирно беседовали.

– О! – воскликнул один из них, густобровый и массивный, заметив Ерофея. – Никак новенький?

Ерофей туманно пожал плечами, мол, думайте, как хотите.

– Как там у вас, наверху?

– Нормально, – ответил Ерофей.

– Говорят, у вас там перестройка идет, старое ломается, строится новое. Вот я, помнится, на Днепрогэсе…

– Да, – вежливо ответил Ерофей, узнав наконец говорившего. – У нас много чего изменилось. Идет активная борьба с коррупцией и мафией, провели недавно денежную реформу…

– Гляди-ка, точь-в-точь, как при мне! – обрадовался другой, лысый и полный, приосанившись. – Раз есть последователи, помнят, значит, меня, а ты, Ильич, говорил, что и думать забыли, а вот меня ещё и в праведники произвели. Как деньги-то? – обратился он опять к Ерофею. – Меняли? Один к десяти?

– Нет, – сказал Ерофей, – в целях борьбы с обнаглевшей мафией были только изъяты из обращения сотенные купюры.

– Ну и как? – заинтересованно спросил густобровый. – Много изъяли?

– Ну… Это – экономическая тайна.

Старики помолчали, но говорливый густобровый опять начал:

– Слушай, Сергеич, я вот одного не понимаю: я вроде ничего не строил, а ты?

– Да и я тоже, не знаешь, что ли? Сам же меня свергал за развал экономики, какое уж тут строительство! Не до того мне было, кто бы тогда всю семью за границу возил, а? – ворчливо откликнулся лысый толстячок.

– Вот и я помню – нет, ничего такого мы особенного не строили. Я, вот, правда, целину распахивал. А чего тогда они там всё перестраивают?

Тут раздался звонок, откуда-то возле платформы появилась кабина лифта, опоздавшая на целый час. Ерофей попрощался с собеседниками и вошёл в кабину. Когда за ним с лязгом захлопнулась дверь, нажал на кнопку, и кабина медленно поползла вниз. В ней не было окошек, и Ерофей понятия не имел, где находится, а чтобы скоротать время, присел на корточки, упершись спиной в стенку, и стал читать надписи – очень интересные и полезные в познавательном смысле. Вот, например, написано фломастером: «Люблю, как душу, трясу – как грушу». Вырезано ножом: «Здесь был я». А рядом нацарапано короткое, трехбуквенное, знакомое с детства слово из стенно-заборного фольклора… Читая эти надписи, Ерофей незаметно задремал. Проснулся от толчка: кабина прибыла на конечную станцию.

Ерофей вышел из кабины и направился к вилле Изольды. Он побывал и в Аду, и в Раю. Пора уж и наверх выбираться. Подойдя к воротам виллы, Ерофей подергал за позолоченное кольцо звонка, но никто не откликнулся на его сигнал. В доме было тихо, даже страшилища Цер и Бер не лаяли.

– Куда её черти унесли? – с раздражением подумал Ерофей. – Сиди тут сейчас, будто у меня дел нет…

Горюнов ещё раз подергал кольцо, потом грохнул кулаком в калитку, пнул её ногой и пошёл к шлагбауму, где Бол и Ван, устроившись на тверди, играли в карты с босоногим человеком, который был в одних трусах, зато на шее болтался галстук. Рядом с Болом лежала сложенная аккуратно одежда и стояли туфли: на сей раз чертям, видимо, везло. Но человек не унывал, азартно шлёпал картами по Сизифову камню, который они приспособили вместо стола, и горланил песню:

– … Не везет мне в карты, повезет в любви!

Ерофей обошёл осторожно шлагбаум, ожидая окрика, но никто на него не обратил внимания – так все были увлечены игрой, и зашагал к Тихгору.

Перед воротами города, обняв Лысого чёрта, плакал какой-то черноусый человек в огромной кепке и рассказывал:

– Приехали мы с председателем в соседний колхоз – опыт перенимать. Нас угостили, накормили, выпили со встречи немного. Самую малость… – у человека был сильный кавказский акцент.

Ерофея заинтересовал рассказ кавказца, и он остановился поодаль: всё равно ведь спешить некуда.

– А что пили? – спросил, облизнувшись, Лысый.

– Лимонад написано. На бутилке бил нарисован адин стручок два листок. Патом паехалы другой колхоз опыт передавать. И там нас тоже встретили па-челвечески: пили-ели, но… – он утвердительно поднял вверх указательный палец, – выпили мы самую малость, панымаем: при исполнении…

– А что пили?

– Лимонад. Только на этикетке бил бик нарисован. Патом опять паехалы опыт перенимать и делиться. Нас встретили-приветили, накормили, выпить дали…

– А что?

– Лимонад, канэшно, только пачему-то этикетка странный рисунок: черепушка два кости. Едем абратно, а тут столбы взбесились, стали савсем пианые какие-то, панымаишь, перед самой машиной дорогу перебегать начали. Адин савсем шальной, прямо под колеса бросился. Ну, это – ладно, это все – ерунда… Ты, чертяка лысый, одно пойми: председателя нового в нашем колхозе изберут, старый во-о-н, – и человек показал на картежников. – И я, ладно: дети поплачут, жена найдет себе другого, но, чертяка, где же мой сменщик возьмёт при нынешнем дефиците новый радиатор, а? – и он опять заплакал так горестно, что даже Лысый не выдержал и смахнул слезу, кивнув Ерофею на ворота, дескать, проходи, что встал – не до тебя.

В Тихгоре было оживлённо, зазывно искрилась реклама баров и ресторанов, витрин магазинов, мчались чёртомобили. Вдруг к Ерофею подскочил лешачонок, вертлявый, нахальный, так и лип к Ерофею.

– Чейнд, сэр?! – и, распахнув курточку из листочков берёзы, показал несколько пачек жевательной резинки.

– Чего? – не понял Ерофей.

– «Чаво, чаво…» – передразнил лешачонок. – А еще иностранец, не понимаешь, что ли? Мах не глядя, говорю.

– Пошел ты… – дал краткий приказ Ерофей лешачонку, и он тотчас испарился.

А Ерофей направился в небольшое кафе – что-то ему есть захотелось. Он сел за свободный столик, развернул меню и тут же захлопнул: от обильного ассортимента предлагаемых блюд у него чуть слюна с губ не закапала, но когда он скользнул взглядом по ценам, то ему стало плохо: за один обед, пожалуй, он мог бы оставить здесь всю свою стипендию, недавно увеличенную. Ерофей украдкой глянул по сторонам и тихонько вышел из кафе. «Ладно, – решил он, – куплю где-нибудь пирожков». Окинул взором улицу и увидел толстую торговку в халате, готовом треснуть по швам. Она беспрерывно что-то жевала.

Ерофей направился к ней, на ходу нашаривая в кармане деньги, и остановился, как вкопанный – там было пусто.

– Чёртов лешачонок! – вырвалось у него. – Слямзил деньги!

Ерофей, пригорюнившись, пошёл, куда глаза глядят, повесив голову на грудь, размышляя, как возвратиться в свой мир, пока не заметил, что миновал городские кварталы и вышел к опушке такого же безлистого, как и парк в Тихгоре, леса. И вдруг он увидел голубое озёрцо, похожее на блюдце.

Ерофей изумленно протёр глаза: не обманывает ли зрение?

В центре озера, на берегу которого был вбит колышек с табличкой «Танталово», сидел измождённый, заросший клочковатой бородой человек с громадной книгой в руках. Ерофей пригляделся и прочёл название: «Чудо голодания». Над головой человека прямо в воздухе плавали всевозможные яства. Человек выглянул из-за книги и сказал:

– Приветствую вас.

– Вы кто? – спросил Ерофей, обалдевший от умопомрачительных ароматов, которые источали кушанья.

– Я? Тантал! Великий грешник. И сие наказание, когда нельзя ни поесть, ни попить – не дотянешься до еды, а вода, как ни наклоняй голову, все ниже шеи, дано мне за обжорство, коим я страдал на земле.

Он выкинул руку вперёд, но кусок мяса, который хотел схватить, стремительно взмыл вверх. Тантал наклонил голову – озеро и впрямь отхлынуло. Тантал развел руками, словно говоря, вот, мол, сам видишь: се ля ви…

– Ага! Видит око, да зуб неймёт, – ухмыльнулся Ерофей, щегольнув знанием русских пословиц.

А Тантал продолжал исповедоваться:

– И страсть к обжорству была до такой степени сильна, что я однажды изжарил и съел собственного сына. Впрочем, я оценил пользу лечебного голодания и признаю его.

У Ерофея волосы зашевелились на голове. Хотелось поскорее убежать от этого детоубийцы-обжоры, но в то же время он устал и проголодался: блуждания по Тихгору не прибавили сил.

– Можно, я посижу возле озера на камешке? – попросил Ерофей.

– Пожалуйста!

Ерофей сел, украдкой рассматривая фрукты и всякие прочие вкусные деликатесы, висевшие в воздухе. Тантал несколько секунд что-то сосредоточенно обдумывал, сморщив лоб. А Ерофей, чтобы не молчать, сказал:

– А у нас тоже многие увлекаются лечебным голоданием. Утром принимают холодный душ и раз в неделю – полный отказ от пищи, а ещё лучше – два раза в неделю. Или три. Это называется система Иванова. И быстрее всех ею овладевают студенты и пенсионеры: у одних стипендия маленькая, у других – пенсия. И вообще наши ученые пришли к выводу, что излишки мяса, масла вредны для здоровья, а сахар – вообще белая смерть. А здоровье – всего дороже, оно – богатство страны, поэтому большинство наших граждан отказались от мяса и сахара. И так заботятся о своём здоровье, что, например, больше килограмма сахара в месяц не потребляют. Видите, как удобно: и деньги целы, и здоровье в порядке.

– И правильно делают, – авторитетно изрёк Тантал. – А вообще, уважаемый, нельзя ли обратиться к вам с просьбой?

– Слушаю вас, – ответил вежливо Ерофей.

– А не могли бы вы подать мне во-о-н тот кусочек окорока? Знаете, я совсем не голоден, – Тантал скромно мпотупился, – а так – для дегустации…

Ерофей взял окорок из воздуха, как с полки, подал Танталу, сглотнув слюну: уж очень окорок аппетитно пах. От Тантала это не укрылось, и он, вгрызаясь зубами в розовую мякоть, предложил Ерофею:

– Присоединяйтесь и вы за компанию.

Они с полчаса молча уминали всё, что висело в воздухе. Наконец Ерофей наелся и развалился на траве. Тантал тоже сытно облизывался и говорил, икая:

– Ерофей, ик… ты мне… ик… друг по гроб! Век не забуду!

– Да ладно, чего там, – лениво отговаривался разморённый Ерофей. – Слушай, ответь мне, пожалуйста, отчего тут у вас все кусты и деревья голые, а трава – чёрная?

– Какими же им быть, если что ни день, то кислотный дождь. Сатана проклятый весь воздух отравил, экономит на очистных сооружениях. Впрочем, он сначала свои жаропарни для грешников пускает в эксплуатацию, а уж потом внедряет природоохранные мероприятия. Все не как у людей…

«Гм… – подумал Ерофей, – как раз, как у нас», – а вслух сказал:

– А вообще-то у вас тут ничего, жить можно. В Соврае не так, в магазинах там пустовато.

– Ик… – Тантал никак не мог отдышаться после сытного обеда. – У нас же свободная торговля, рыночные отношения, а цены до того свободные, что как их отпустили, они так и убежали. Что ты хочешь? У нас, брат, народ очень деловой.

«Да уж… Деловой – дальше некуда!» – подумал Ерофей, вспомнив про деньги, украденные лешачонком-менялой.

– А Всевышний, – продолжал Тантал, – в Соврае только обещания раздаёт. Обещания у них там, как и «спасибы»,

в бо-о-льшом ходу.

Ерофей слушал сквозь дрему голос Тантала, ещё миг – и заснул бы, как вдруг на него кто-то навалился с криком:

– А, проклятый Сизиф, вот я тебя и нашёл!

Ерофей ощутил несколько ударов, однако быстро пришёл в себя, вывернулся из-под нападающего, с удивлением узнав в нем Бола, косого чёрта-пограничника.

– Где наши деньги?! – орал чёрт, награждая Ерофея тумаками.

– Ты чо?! – Ерофей пытался защищаться. – С катушек слетел?

– Он тебя за Сизифа принял, – вновь икнув, провозгласил Тантал. – Сизиф всегда обыгрывает их в карты, ловко мухлюет, шельмец!

– Да я же не Сизиф! – отмахивался Ерофей от чёрта, начиная злиться.

– А ему что? – сказал Тантал. – Он косит на оба глаза, вишь, в стороны разбежались, и память у него на лица плохая.

– Помоги же, Тантал! – вскричал Ерофей, когда Бол стукнул его до звона в ухо. – Совсем оборзел этот чёрт косой! Скорее, друг!

– Ну вот ещё, – Тантал лениво ковырялся в зубах. – Друг мне нашёлся! Я безжалостный, и на драки, к тому же, люблю смотреть.

Ерофей рассвирепел, и, вспомнив фильмы с Джеки Чаном, подпрыгнул с воплем: «Ийя-а-а!» – и треснул ногой зазевавшегося чёрта в лоб. Тот рухнул беззвучно на твердь, а Ерофей живо связал его обрывком троса, который нашёл в кармане.

– Ну а теперь, гад… – он схватил лежавший неподалёку толстый сук, а потом наглядно и популярно объяснил Танталу, что бросать друга в беде не по-товарищески, стукнув его по макушке. Тантал не мог спрятаться под воду: она мгновенно уходила куда-то вниз, когда тот приседал.

– Я всё понял! – завопил Тантал, кружась в воде и стараясь увернуться от ударов дубиной. – Ты не имеешь права заниматься рукоприкладством, я пожалуюсь Сатане!

– Ах, ты ещё жаловаться будешь?! – рассвирепел Ерофей и вновь стукнул Тантала по голове. Наконец утомился дубасить вероломного, бросил сук и, взяв яблоко, начал грызть его перед завистливо глядевшим одним глазом Танталом – другой у него был подбит.

– Друг, – заныл плаксиво Тантал, – дай и мне яблочко…

– Волк тебе друг, – ответил презрительно Ерофей, однако взял яблоко и бросил его Танталу: он был не жадный. – Слушай, а как отсюда выбраться? Что-то мне у вас надоело.

– Дай ещё яблоко – скажу! – поставил тут же условие Тантал.

– На, подавись. Знаешь, где урвать выгоду, подлый вымогатель, – хохотнул Ерофей, бросая второе яблоко.

– А как же? Хочешь жить – умей вертеться. Даже в Аду. А как выбраться отсюда, я не знаю. Обратной дороги нет.

– Ты, – Ерофей вновь схватился за сук, – ещё издеваться вздумал?

– Ой, только без рукоприкладства! – шарахнулся в сторону Тантал. – Сейчас всё скажу. Иди в «Службу вознесения», там объяснят. А отсюда, правда, обратной дороги нет.

– Ну, тогда прощай! – махнул рукой Ерофей, набивая свой тощий рюкзак продуктами. Он вспомнил пословицу: «Сухая ложка рот дерет». Получив подарок, вечно полуголодный толстяк-Ангел наверняка будет посговорчивей да и самому надо тоже питаться. Тантал заканючил, глядя на сборы Ерофея:

– Ерофеюшка, подкинь и мне что-нибудь, а? Вот уйдёшь, – начал он давить на жалость, – и опять я буду голодный-холодный, неприкаянный-несчастный, всеми забытый и покинутый.

Ерофей кинул ему пару яблок, которые Тантал поймал так ловко, что Ерофей восхитился:

– Тебя бы в нашу институтскую команду – в водное поло играть, ишь, как наловчился в воде прыгать.

Потом Ерофей развязал Бола и сурово сказал ему:

– Сгинь, нечистый, и не попадайся мне больше на глаза, – и при этом многозначительно приподнял дубину.

Через несколько часов Ерофей добрался до лифтстанции «Служба вознесения», смело миновав пограничный шлагбаум. Ван и Бол, у которого была на лбу здоровенная шишка, тотчас при виде Горюнова вскочили и вытянулись в струнку – в Тихгоре уважали силу. Бол, едва Ерофей скользнул по нему взглядом, тут же стал невидимым. Ван услужливо поднял шлагбаум и даже подмёл хвостом дорожку перед Ерофеем. Горюнов снисходительно похлопал чёрта по плечу и направился дальше.

Однако вскоре его постигло разочарование: в «Службе вознесения» никого не было.

Ерофей подёргал за ручку дверь кабины, но безрезультатно. Потыкал в кнопки вызова ремонтников. То же самое – впустую.

– Ну и ну… Черти с квасом, что ли, там съели всех на небеси? – выругался Ерофей, усаживаясь на скамейку рядом с кабиной. – Как же теперь быть?

Посидев немного, Ерофей решил:

– Ну, видно, правда: чему быть, того не миновать. Пойду-ка в Тихгор, пора уж приглядывать местечко… попрохладнее, – вспомнил он Сатану. – Наверху человек ищет, где лучше, а здесь – где холоднее: на сковородке-то кому захочется жариться?

Степан Антонович Сатана сидел в кресле, вскинув копыта на стол. Он подтачивал пилкой когти, изредка испытующе поглядывая на Ерофея. Горюнов долго и нерешительно переминался с ноги на ногу, пока не промямлил:

– Я, знаете, насчёт работы…

Шерсть на личине Сатаны, там, где должны быть брови, вопросительно вздыбилась:

– ?

– Я подумал и решил: уж если мне всё равно скоро помирать, так заранее присмотреть местечко надо, – продолжил Ерофей уже гораздо уверенней.

– ??

– Думаю, что, имея незаконченное высшее образование, могу на что-то претендовать, – заявил нахально Ерофей.

– ???

– Всё-таки я учусь на третьем курсе…

– Я вас понял, юноша, – произнёс наконец Сатана. – Хотите место главного механика в преисподней? А то у нас там специалисты без образования, так сказать, самоучки. Конечно, минус, что вы не имеете опыта руководящей работы, но, думаю, справитесь.

Преисподняя была самым крупным предприятием в жаропарочном объединении, которым руководил Сатана. Впрочем, те, кому надо, знали, что Сатана одновременно являлся и повелителем Тихгора.

К преисподней Ерофея на чёртомобиле подвёз личный шофёр Сатаны, как бы раз и навсегда этим объявляя: Ерофей – друг Сатаны. Лихо затормозив у ворот в преисподнюю, чёрт-шофер Полосатый выскочил из машины и услужливо открыл дверцу, помогая выйти Ерофею. Этот поступок поднял Ерофея в его же собственных глазах, и он пошёл важной поступью к воротам, которые перед ним раскрылись мгновенно.

Ерофея провели в кабинет директора преисподней – просторный, с мягким ковром на полу, тремя кондиционерами в окнах. Директор поднял голову от бумаг, и Ерофей с удивлением узнал в нём того самого толстяка, с которым пришёл в Тихгор. Только сейчас он был одет в норковый костюм мехом наружу, а ноги, торчавшие из-под стола, обуты в туфли, формой напоминавшие копыта.

«А может, это не он? – засомневался Ерофей. – Тот в котле с охлаждением нежится».

– О! Старый знакомый! – воскликнул Толстяк и этим отмёл все сомнения Ерофея. – Очень рад, юноша, встрече. Добро пожаловать! Степан Антонович уже звонил мне и рекомендовал вас очень и очень положительно. Пойдемте, я покажу вам ваши служебные и личные апартаменты. Жить, думаю, вы будете здесь? У нас здесь прекрасный микроклимат, всегда прохладно, как видите, есть кондишен, – хвастанул Толстяк английским словцом.

Он вышел из-за стола, взял под руку Ерофея, любезно поклонившись, предложил выйти из кабинета первым: вот что значит – быть личным другом босса.

Пока шли в глубь преисподней, Вель Зевулович – так он себя назвал – рассказывал о своей быстрой карьере.

– Признаться, наверху я носил иное имя, а тут решил перейти в сатанинскую веру, ведь знаете – с кем поведешься… Подал прошение, знаете-ли, Степан Антонович сам лично меня чертовал, нарёк новым именем. Не жалуюсь: звучное и солидное. А вышло всё очень просто. Я решил идти, как говорится, ва-банк, узнав, что местный директор пошёл на повышение: предложил Степану Антоновичу приятную для него энную сумму. Ну, конечно, это не на виду, как бы невзначай уронил конверт в его кабинете. И вот я здесь. Даже тесты на мерзопакостность не проходил.

«Да уж ты бы эти тесты сдал наверняка на «отлично», – подумал неприязненно Ерофей, выслушивая словоизлияния провожатого.

Котельное отделение, последнее место, где побывал Ерофей вместе с Велем Зевуловичем, было похоже на шахту: там и сям в тумане мелькали огоньки лампочек, гудело пламя в огромных топках, и отсветы огня, когда распахивался тот или иной люк, падали на закопчённые утомлённые личины чертей. Их глаза сверкали злобой, никто не улыбался.

– Здесь, конечно, жарковато, но зато высокие заработки, почертомелят этак с годик, а потом живут привольно, не зная забот и хлопот, как говорится – сытые, пьяные и нос в табаке. Но ничего, скоро я им сделаю облегчение. Мне продал это изобретение один праведник-«трудоголик» из Соврая. Там он уже десять лет не может протолкнуть своё изобретение, а я помогу его внедрить. Конечно, изобретатель понимает, что от его изобретения не будет пользы для него и ему подобных, хоть и грешников, но он же болеет особой болезнью – трудоголизмом, и для него главное – его работа. Правда, тогда условия здесь будут считаться менее вредными и менее оплачиваемыми, но грешничкам придётся – ой-ой-ой! – и он гаденько засмеялся.

Изобретение оказалось обыкновенным атомным реактором, но очень маленьким. После установки реактора котлы стали с электроразогревом, и грешники доводились до белого каления гораздо быстрее, чем во время топки котлов углём. Зато многие черти-кочегары лишились работы, а это, учитывая массовую миграцию из Соврая, было весьма неприятно. И сокращённые с должности истопников черти пополнили ряды преступного мира: жить-то надо. Но всё равно, и в подмётки они не годились мафиози из Соврая, перебежавшим в Тихгор, поскольку в Соврае грабить уже было некого.

Должность свою Вель Зевулович превратил в доходное место – увеличил плату за прохладные котлы, куда теперь даже обед подавали. Доходы Вель, естественно, делил с Сатаной.

На третий день работы Ерофея в преисподней Сатана вызвал его к себе и сказал:

– Я, юноша, отбываю в отпуск, а вас решил оставить за себя заместителем. Много есть достойных мошенников, но им всё известно про меня, а вы пока разберетесь, я прибуду обратно. Короче, от вас для меня наименьшая опасность, – объяснил откровенно причину своего решения Сатана.