Текст книги "Все ок!"
Автор книги: Евгения Изюмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Евгения Изюмова
Все о' кей!
Двадцатилетний студент Ерофей Горюнов, лежа на постели в общежитии, читал газету, переваривая не очень сытный и совсем неаппетитный ужин в студенческой столовой. Он лениво пробегал глазами газетный лист, что называется, по диагонали: начинал с первой строки страницы и, не вникая в смысл, тут же прочитывал последнюю. Вдруг его внимание привлекла статья, в которой описывались жуткие вещи: из одной пещеры на Кавказе часто неслись леденящие душу вопли. Это было так страшно и непонятно, что жители боялись бывать в окрестностях, и в конце концов перебрались всем селением в другое место. А когда любопытные спелеологи полезли в пещеру, чтобы разгадать её феномен, то одного из смельчаков чуть было не умыкнуло нечто, похожее на шамана-колдуна. И если бы друзья вовремя не вытянули его из пещеры – парень бы погиб.
«А что? – размечтался Горюнов. – Вот бы спуститься туда и посмотреть, правда ли существует ад, или моя бабуля просто пугает, когда я с ребятами чуток дребалызну? Всё грозится, добренькая наша: «Вот ужо попадешь в ад, греховодник, кипеть тебе в котле!» Да мало ли что в той пещере? Люди там кричат, видно, мучаются. Им помочь бы надо», – в груди Ерофея билось отзывчивое сердце.
Впереди – месяц отдыха, а потом предстояла работа в студенческом отряде. Все зачёты Ерофей сдал, и потому этот месяц мог посвятить себе. Он прикинул, сколько у него денег в наличии: стипендию выдали вовремя, да родители недавно подкинули немного. Выходило, что хватит на билет туда-обратно, купить кой-чего в дорогу и прожить «там» дня три. Не заметит ничего такого особенного, так хоть отдохнет малость от трудов умственных, праведных. А вернётся – в студотряде жратва бесплатная, до получки дотянет за милую душу. И одежда – стройотрядовская.
– Еду! – решил Ерофей.
Сказано – сделано. Через два дня Горюнов был уже в опустевшем посёлке-ауле. И так как некому было объяснить, где страшная пещера, он два дня бродил по окрестностям, пока не набрёл на совершенно круглое отверстие в одной из скал, откуда тянуло холодом и чем-то кислым. Он заглянул в отверстие и увидел, что спуск в пещеру круто уходит вниз.
Горюнов зацепил трос, который одолжил у приятеля-альпиниста, и стал спускаться. Тесновато было: мешал рюкзак, но Горюнов упорно проталкивался вниз, пока ноги не зависли в пустоте. Горюнов, отчаянно извиваясь, сделал последнее усилие и закачался на тросе под потолком какой-то обширной пещеры. Он посмотрел вниз и удивленно присвистнул: пещерка-то обитаемая!
Почти под ним – огромный особняк, сразу видно – не простого смертного. От этого особняка вдаль уходила прямая дорога, перегороженная полосатым шлагбаумом, возле которого стоял красочный, весь в бегущих неоновых огоньках, указатель. На нём было высвечено: «Дорога в Ад». Чуть поодаль – здание поскромнее. От него куда-то вверх стремились серебристые опоры то ли подъёмника, то ли ещё чего. На одной из опор – простая доска с надписью: «Служба вознесения».
Горюнов плавно заскользил вниз, тормозя ногами, чтобы не обжечь при спуске руки о трос.
До тверди осталось метра два, он готов был уже соскочить, как вдруг из-за усадьбы вылетели два здоровенных пса – то ли бульдоги, то ли доги, то ли собаки-водолазы. Псы вздыбились и едва не вцепились Ерофею в кроссовки, но Ерофей успел подтянуться на руках выше и завис, качаясь над беснующимися страшилищами.
– Бер! Цер! – послышался приятный голос, и из ворот вышла молодая черноволосая женщина, чем-то похожая на Изольду с параллельного курса, которую Ерофей неделю назад осмелился позвать в кино, оставшись без ужина: билеты в кинотеатре стали стоить недёшево.
– Цер, на место! Бер, фу! На место! – и шлёпнула собак по макушкам.
Собаки, яростно глядя на Ерофея и приглушенно рыча, отступили, а женщина сказала:
– Ну что же вы, молодой человек? Спускайтесь! Милости прошу к моему шалашу.
– Да уж, шалашик у вас превосходный, – ухмыльнулся Ерофей, спрыгивая вниз. – Здрасте!
– Земля пухом, – ответила женщина.
– Чего? – воззрился на неё Ерофей.
– У нас такое приветствие. Разве не знаете, что когда хоронят человека, то говорят: «Пусть ему земля будет пухом», – терпеливо, с еле приметной усмешкой разъяснила женщина.
– А-а… – Ерофей помолчал, соображая, не снится ли ему все это? А то, может, заснул? После хлебных чуть-чуть с мясом котлет запросто приснится всякая дребедень. Он украдкой ущипнул себя за мягкое место. Стало больно. Значит, не спит.
– Выходит, – вежливо спросил Ерофей, – существует всё-таки загробная жизнь?
– Конечно. Но не загробная, правильнее – жизнь вечная. И каждому, кто попадет сюда, или прямая дорога в Ад, или вознесение на Небеси. Ну, идёмте.
Ерофей пошёл за женщиной в дом, не переставая удивляться роскоши, с которой он был оборудован и обставлен: видимо, хозяйка ни в чём себе не отказывала. Ерофей спросил:
– Извините, а вы кто?
– Я – Смерть! – ответила просто женщина.
Ерофей споткнулся, ощутив, как шевельнулись волосы под шапочкой-жокейкой, однако сказал:
– Хм… Я думал, вы…. это… ну, пожилая женщина – в возрасте, значит. А вы – молодая и красивая.
Смерть кокетливо глянула на Ерофея:
– А я могу быть такой, какой захочу. Но вообще-то поддерживаю форму. Аэробикой занимаюсь, плаванием, у меня и бассейн есть.
Горюнов изумлённо вытаращился на нее: во, дела!
– Впрочем, – Смерть усмехнулась, – если хотите, я могу стать и такой, как вы меня представляли: безобразной, костлявой и с косой…
Ерофей энергично замотал отрицательно головой: нет-нет!
– А как вас звать? – осведомился он. – А то Смерть уж больно мрачно.
– Ну, поскольку я женщина, то предпочитаю иметь женское имя, а какое – это уж кому как нравится. Вам, например, какое по душе?
– Изольда.
– Ну, так и зовите – Изольда.
– А это что? – Горюнов ткнул пальцем в огромную книгу на столе, в которой беспрерывно то вспыхивали, то гасли строки.
– Это, скажем так – приходная книга. Здесь указан срок кончины каждого человека. Все вы там, наверху, словно в командировке, а здесь обретаете вечное местожительство. Я однажды читала на надгробии: «Остановись, прохожий, и не топчи мой прах. Я – дома, а ты – в гостях». Очень правильные слова. Между прочим, это удобно для тех, у кого там нет квартиры, здесь-то всем жилплощадь найдётся.
– Ну и у нас так будет, – уверенно заявил Ерофей. – У каждой семьи к двухтысячному году будет отдельная квартира, – и тут же брякнул: – А мой срок когда?
Конечно, не очень уж приятно знать дату своей смерти: будешь потом думать об этом и дни считать. Но любопытство преодолело страх, к тому же Горюнову говаривали не раз, что его язык – его же собственный враг, он выбалтывает все, о чём Ерофей думает.
– Сейчас, – Изольда полистала книгу и ответила. – Тринадцатого месяца, тринадцатого числа, в тринадцать часов и тринадцать минут.
– Ха-ха-ха! – облегчённо рассмеялся Ерофей. – Тринадцатого месяца не бывает!
– Как это не бывает? Сейчас, по-земному, какой месяц?
– Июнь, шестой, – глянул Ерофей на свои электронные часы, где светилась цифра шесть.
– А следующий?
– Июль, седьмой.
– А шесть плюс семь – сколько?
Горюнов сосчитал и пролепетал:
– Тринадцать…
– Во-во. Это как раз по-нашему сейчас идет тринадцатый месяц.
Горюнов машинально посмотрел вновь на часы. Там нахально подмигивала цифра тринадцать. Горюнов похолодев, постучал по циферблату, потряс головой, закрыл и открыл глаза: коварная цифра не исчезла.
– А… дни? Они у вас как? – холодные струйки потекли по спине Горюнова.
– А так же, как и у вас. Вот, по-земному, сегодня какое число?
– Первое.
– Во-во, и у нас первое. Только у вас – 1 июня, а у нас – первое тринваря.
– И ничего сделать нельзя? – с надеждой поинтересовался Ерофей. Голос его предательски дрогнул: – Отодвинуть срок смерти моей никак нельзя?
– Нельзя. У нас документация ведется строго, не то, что у вас. Так что, милок, иди обратно, и возвращайся, как положено, законным образом, с оформленной визой, – и Смерть-Изольда широко улыбнулась, показав ослепительную улыбку.
Горюнов немного поразмышлял. Потом философски произнес:
– Ну ладно! Чему быть, того не миновать. Уж коли я сюда попал, то хоть осмотрюсь, место себе подыщу перед тем, как на вечное поселение перееду. И ребятам расскажу, что к чему.
Изольда опять лучезарно улыбнулась:
– Посмотри, милок, посмотри, касатик. Вот сейчас очередной мертвячок к нам пожалует, – она указала на книгу, где вдруг одна из строк помигала и погасла. – По всем данным, ему прямо в Ад отправляться.
– Откуда знаешь, Изольда? – перешел на «ты» и Ерофей. – А может, в Рай?
– Он-то, может быть, и рад бы в Рай, да грехи не пускают. Да и не попасть сейчас в Рай, что-то там у них заело, с вознесением-то. Только ты сделай так: там, у шлагбаума, двое чертей дежурят – Ван и Бол, оба – дурни бестолковые. Тебе, живому, в столицу Ада, она Тихгор называется, нельзя. Ван и Бол не пропустят. Так ты старайся у обоих за спиной держаться. Они не заметят, потому что один – кривой, а другой – косой. Понял? А сейчас спрячься.
Горюнов кивнул и спрятался за углом дома.
Вновь прибывший был полный и рыхлый, лысоватый, с небольшими усиками под мясистым носом «а-ля Гитлер», весь в «фирме» и золоте – на пальцах массивные перстни-печатки, на шее – цепь. Ерофей попробовал сосчитать, сколько всего на Толстяке, и сбился со счёта, который пошел на тысячи.
Изольда, премило улыбаясь, сказал Толстяку:
– Внесите в кассу тысячу долларов и следуйте в Тихгор, – она показала на светящиеся вдали огни большого мегаполиса.
Толстяк игриво улыбнулся и придвинулся к Изольде поближе:
– А рублями нельзя?
– Что вы! У нас все давно оплачивается валютой, – Изольда поставила штамп на удостоверение личности Толстяка, и тот, оглядев похотливо Изольду с ног до головы, ущипнул её за плечо.
– Ой, баловник, – хихикнула Изольда.
– Позвольте ваш телефончик, – Толстяк своим плечом уже касался плеча Изольды.
– Ах, – зажеманничала Изольда, – потом, потом… Ну, идите, – и она вновь махнула рукой вдоль дороги.
Толстяк подошел к шлагбауму и обратился к двум чертям, что лениво развалились на траве:
– Получите по счету тысячу долларов, – Толстяк вытащил из кармана пачку зелененьких бумажек и вручил её одному из чертей. Тот долго что-то считал в уме и, наконец, проскрипел:
– Извольте доплатить пятьдесят долларов.
– Это ещё зачем? – возмутился Толстяк.
– А налог. За услуги. Таков приказ, – и чёрт кивнул на особняк.
Толстяк хмыкнул, но ничего не возразил, вынул требуемое и отдал. Один из чертей, маленький и толстый, весь покрытый рыжей шерстью, кривой на один глаз, открывая шлагбаум, повернулся к особняку спиной. Так же стоял и другой, косоглазый, длинный, тонкий и чёрный, воровато оглянувшись на особняк, он сунул несколько купюр под камень.
Горюнов в два прыжка оказался у них за спиной, и когда они, опустив шлагбаум, стали поворачиваться личинами к особняку, неслышно шагнул и, вновь оказавшись за спинами чертей, юркнул под перекладину и пустился вдогонку за Толстяком. Когда Ерофей поровнялся с ним, Толстяк недовольно покосился, однако ничего не произнёс. Молчал и Ерофей, пока не дошли до города, над воротами которого было начертано: «Тихгор (Ад). Посторонним и праведникам вход воспрещён».
Толстяк требовательно постучал в ворота, и в них открылось окошечко, незаметное издали:
– Ну, кто там ещё? – неприветливо спросил Лысый чёрт с одним обломанным рогом. – Носит вас нелёгкая, ходют и ходют…
Толстяк показал ему пропуск, выписанный Изольдой, и Лысый буркнул:
– А! Это к Степану Антоновичу Сатане. Прямо и налево, потом опять прямо, потом налево, направо… – Лысый долго-долго перечислял повороты, пока Толстяк догадливо не спросил:
– Сколько?
– Десять долларов!
– Господи, и здесь взятки берут, – вздохнул сокрушённо Толстяк.
Лысый чёрт покраснел и визгливо закричал:
– Па-а-а-пра-а-шу не выражаться и Господа не упоминать! А плату вы вносите за услуги! – приняв деньги, благосклонно и торжественно возвестил: – Ведомство Сатаны – напротив.
Толстяк вошёл в Тихгор, следом шагнул и Ерофей. Лысый глянул презрительно на его разбитые кроссовки, на потёртую ветровку, тощий рюкзак и, сморщившись, кивнул головой:
– Студент? Небось с горы чебурахнулся? Чего с тебя возьмёшь? Проходи!
Степан Антонович был очень элегантный и подтянутый, с бородкой клинышком и подбритыми усиками. Его рожки, как и когти, были аккуратно подпилены и покрыты лаком.
– О! Пополнение! Слышал, слышал, мне с проходной звонили. Что пожелаете? – учтиво обратился он к Толстяку. Ерофея же словно и не заметил.
– «Люкс» в гостинице, пока не осмотрюсь, и желательно девочек, – ответствовал солидно Толстяк.
– О, у нас положены котлы, сковородки и, так сказать, общие номера – геенна огненная. Куда пожелаете?
Толстяк оказался сметливым человеком:
– Ну, тогда индивидуальный котел с водяным охлаждением. За ценой не постою.
– О'кей! – и Степан Антонович, по-прежнему не обращая внимания на Ерофея, повел Толстяка в зал, где гудело пламя, и в пламени том стояли котлы. – Вот и ваш котелочек. Можете устраиваться.
– Он же сварится! – ужаснулся Ерофей, взглянув на кипящую воду в котле.
Степан Антонович прикинулся удивлённым, дескать, и не подозревал, что в комнате ещё кто-то есть, хихикнул и подвёл Ерофея поближе к котлу:
– Посмотрите, юноша: чудо моего технического гения, – он вздёрнул крючковатый нос вверх. – Всего за сто долларов в месяц. Снаружи адово пламя, а внутри прохладно, тридцать шесть градусов. А почему? Благодаря системе охлаждения, – и показал на двойные стенки котла: – Вот включаю вентиль, и, пожалуйста, прохлаждайтесь. Это у вас там, наверху, ищут местечко, где потеплее, а у нас, где прохладнее.
Толстяк уже залез в котёл, блаженно жмурясь, читал местную газету «Кривда», на ушах чернели наушники от плейера, который ему за пару баксов продал Степан Антонович.
– Ну как, голубчик? – осведомился вкрадчиво Сатана.
– О' кей! – Толстяк даже не глянул в его сторону.
– Может, отключить холодную воду? – насмешливо улыбнулся Сатана.
– Ты что? Сдурел? – высокомерно отозвался Толстяк. – Я за что деньги плачу?
– Вы поглядите, юноша, получил он прохладное местечко и сразу преобразился. Сам чёрт ему не брат! – саркастично сказал Степан Антонович, потихоньку заворачивая вентиль. Над котлом заклубился пар.
– Ой! – вскричал дурным голосом Толстяк. – Не отключайте ради Бога!
– Ради кого? – недоумённо приподнял брови Сатана.
– Уважаемый Степан Антонович, – заискивающе обратился Толстяк к Сатане, – у меня случайно завалялась тысчонка зелененьких, не примете ли как презент?
– С удовольствием! – осклабился Сатана и принял на лапу, одновременно открывая холодную воду, лицемерно произнеся при этом: – Как не услужить хорошему человеку?
– А знаешь ли ты, Ерофей, – рядом с Горюновым неожиданно возник полненький розовощёкий старичок в венчике седых волос, над которыми светилось фосфорным зеленоватым светом кольцо-нимб, – знаешь ли ты, что за котёл без охлаждения тоже надо платить пятьдесят долларов? – и он показал на соседний котел, где, выпучив глаза, сидел человек.
– Как? За кипяток? – поразился Ерофей.
– За кипяток. А этот платит пять долларов в месяц и терпит, – старец подвел Ерофея к другому котлу.
– Он же в пустом котле жарится! – обомлел Ерофей, увидев, как приплясывал и извивался, вздымая руки вверх, очередной грешник.
– Вот именно. А там – у кого и пяти долларов нет, – и он выкинул руку с короткими, как сардельки, пальцами по направлению огромного кипяще-бурлящего котла, над которым то поднимались, то пропадали руки, и без конца раздавались голоса, умоляющие о пощаде.
Степан Антонович, онемевший в момент появления старца, пришёл в себя и презрительно бросил:
– Не берите в голову, юноша, там варятся бездельники и лентяи, которые не способны заработать на хороший котёл!
– Выходит, и у вас всё продаётся и покупается? – задумчиво спросил Ерофей. – Даже дружба?
– Естественно. А у вас разве не так?
– Не так! – запальчиво воскликнул Ерофей. – Дружба всего дороже, и я, например, за друга – в огонь и воду!
– Хе-хе… – скорчил омерзительно-насмешливую рожу Сатана. – В тепленькую водичку, а, Ероша? – он фамильярно похлопал Горюнова по плечу. – А насчёт дружбы… Пойдём, покажу, – и они направились в зал, где вдоль стен были установлены какие-то аппараты, похожие на телевизоры.
Сатана подошёл к одному из них и включил.
– Сейчас в телеящике всё увидишь, хе-хе-хе, – пообещал он с довольным видом.
Экран засветился зеленовато, по нему пробежали искры, и появилось изображение: у шлагбаума сидели трое – двое знакомых уже Ерофею чертей и какой-то горбоносый человек, одетый в короткую тунику, точь-в-точь, как на картинках в книге древнегреческих мифов. Троица играла в карты.
Грек смачно хлопнул свои карты на землю и захихикал:
– Ваша карта бита! Гоните по сорок золотых!
– Бол! – воскликнул рыжий, кривой на один глаз, чёрт-толстяк. – Он опять нас надул!
– Да, Ван. А денег у нас больше нет, – печально констатировал сей факт чёрный чёрт, очень худой и косивший на оба глаза, которые то сбегались к носу, то укатывались к ушам. И тогда чёрт легонько хлопал себя по ушам, и глаза возвращались на место.
– А, может, забрать у него выигранные деньги? Нас же двое, одолеем. И расплатиться, – воинственно заявил Кривой.
Но его приятель был настроен ещё воинственнее. Он схватил грека за руку и прорычал:
– Давай, Ван, лучше посадим его на осиновый кол и вообще платить не будем! – его глаза сурово свелись к носу.
– Ой-ой-ой, косенький, – запричитал грек, – мы так не договаривались! Мы же друзья, а вы то ограбить меня собираетесь, то на кол посадить. Так с друзьями не поступают!
– А как поступают с друзьями? – тряхнул его за шею Косой чёрт. – Как ты? Ты обобрал нас до последней шерстинки, Сизиф, своим плутовством. Не только месячное жалование забрал, но и весь навар с налогов, – и нижней конечностью он отпихнул в сторону камень, под которым раньше хранились утаённые деньги.
– Но ведь по вашим чёртовым понятиям, кто больше нагадит, тот и друг, – пожал плечами Сизиф. – Чего же вы хотите от меня?
– Ну, что ты нам друг, это мы поняли, но и мы тебе друзья. Ван, тащи кол, да покрепче, – приказал, показав жёлтые крупные зубы, косой Бол.
– Вы что?! – возопил Сизиф. – Вы не имеете права заставлять меня нарушать инструкцию, согласно которой я должен таскать этот камень на гору, – и он пнул ногой, обутой в сандалию, по камню. Пнул так, что зашиб ногу и запрыгал на другой. – В инструкции для меня иного истязания не значится. Вы что? Хотите, чтобы меня строго покарали?!
– Дружище, нам для тебя ничего не жалко, – Бол снова осклабился, потрогав пальцем кол: остро ли затёсан, а мускулистый толстяк Ван схватил Сизифа в охапку и приготовился опустить его на кол.
«Думай, думай… – пронеслось в голове у Сизифа, – ведь не зря говорят, что хитрее тебя в Аиде нет», – и громко закричал:
– Друзья, мне перед смертью полагается последнее желание, а вы его должны исполнить!
– Ну, какое же, говори! – нетерпеливо потребовал Бол.
– Уберите этот чёртов камень с моих глаз, я буду видеть его, сидя на колу, и терзаться, что некому его тащить на гору, и большего терзания для моей души нет. В инструкции начертано, что этот камень обязательно должен тащить я, иначе буду испытывать страшные муки, если потащит этот камень кто-нибудь другой! – рыдал Сизиф, по его лицу катились крупные, с горошину, слезы. – Я прошу: уберите его с глаз моих! Уж лучше сидеть на колу, чем испытывать невообразимые душевные мучения, как сказано в инструкции!!!
Бол поковырял пальцем в носу, о чём-то сосредоточенно подумал, наморщив лоб, потом подозвал Вана и прошептал:
– Слушай, давай, я потащу этот камень, а ты заставляй его смотреть, – и решительно взвалил на плечо камень, отчего глаза его от натуги тут же разбежались в стороны.
– Ой, – взвыл Сизиф, – не делай этого, ведь ты мне друг! Мне будет казаться, что меня посадили на вертел и жарят на медленном огне, содрав шкуру, посыпав раны солью и перцем!!! Ой, не надо, я же просил камень убрать с моих глаз, а не тащить! – он брыкался в руках Вана, отворачивался, но рыжий Кривой держал его крепко и не позволял отворачиваться.
– Во! Видал? Я тащу! – злорадно ответил ему Бол, усилием воли сведя непослушные глаза к носу, и поволок камень в гору.
Косой чёрт обливался потом, согнувшись в три погибели от тяжеленной ноши, но улыбался, слыша, как за спиной истошно вопит Сизиф: «Ой, не надо! По моим жилам бежит расплавленный свинец!»
Едва Бол дотащил камень до вершины горы, как что-то заворочалось в ней, загудело, и с громким рёвом гора выплюнула из себя поток лавы вместе с Сизифовым камнем. Камень полетел вниз, набирая скорость, вслед за Болом, догнал его и поддал сзади, прокатился по нему и спокойненько улёгся у ног Сизифа, как послушная собака. Успокоилась и гора.
Охая и проклиная гору вместе с камнем, Бол встал, шатаясь, подошел к Вану и Сизифу:
– Ну, как, мучился он тут? – спросил Бол у Кривого чёрта.
– О! – воскликнул Ван. – Еще как! Выл так, что мне даже стало его жалко.
– Друзья мои, спасибо вам, что вы не вдвоём потащили этот проклятый камень, – всхлипнул Сизиф, вытирая ладонью глаза, – иначе мои муки удвоились бы.
– Удвоились бы, говоришь? – Бол вновь задумался. – Так-так… А ну-ка, Ван, потащим вместе этот булыжник наверх. Жаль только, что не увидим, как он тут будет мучиться, – и черти усердно покатили камень в гору.
А Сизиф приплясывал:
– Ну, камешек сбагрил, пора и дёру, – он скорчил рожу, состроил спинам чертей пальцами «нос» и побежал прочь, сгребя в подол туники все деньги, что были на кону.
– Ну? – спросил у Ерофея Сатана, выключив телеящик. – Как ты теперь смотришь на дружбу? Уж Бол, Ван и Сизиф – друзья, водой не разольёшь. А он их надул да ещё вместо себя подставил камень тащить. Слыхал про Сизифов труд?
– Слышал… – вздохнул Горюнов.
– Не внимай ему, Ерофей, – сказал седовласый. – Не в деньгах счастье.
– А в чём? – возразил Сатана. – Пошли, покажу одно местечко, – и он быстро повёл обоих собеседников в другой зал, где блестели, словно хрустальные, окна, под потолком сияли светильники, а во всю длину и ширину зала голубел отделанный серебряной плиткой бассейн (всем известно, что ионы серебра имеют дезинфицирующее свойство). А вокруг полусидели-полулежали на мягких подушках люди.
– Глянь, Ероша, чем этот котёл отличается от бассейна? Плати тысячу в месяц и существуй себе припеваючи! Конечно, это дороговато, и нам пришлось немало побегать, чтобы собрать и обложить налогом в Тихгоре все охладители, но зато котёл вышел классным.
– Да уж, простому человеку не по карману, – съязвил старец.
– Да кто мешает деньги иметь? Копи и существуй потом вечно.
– Но и плати – вечно! С трудовых доходов много не накопишь, тем более на такой котёл.
– Зато есть не трудовые, – отпарировал Сатана. – А иные и льготами пользуются. Грешники – такой народ: горбатиться особенно не привыкли. Верно, Ероша?
– За упорный труд на земле праведники вознаграждаются отдыхом на небе! – возопил старец. – И могут получить из наших рук всё, что захотят!
– Га! А на земле ничего не хотят и без штанов ходят! – заржал Сатана.
– Штаны – это от лукавого, а мы о душах праведных заботимся. Душе в Раю и без штанов тепло. Но за особые заслуги праведник может получить индивидуальную «спасибу».
– Ага, значит, есть и у вас денежки? – ехидно сощурился Сатана.
– «Спасиба» – это не деньги, на нее ничего купить нельзя, ею можно только гордиться, как орденом! – старец назидательно поднял палец.
– Н-да… За «спасибу», выходит, шубу не сошьёшь, – почесал бородку Степан Антонович, – она даже не булькает.
– А это как посмотреть! – гордо выпрямился старец, щёлкнул пальцами, и на Ерофея упало нечто шуршащее. Он глянул: это была шуба, вся сплошь из листков бумаги, на каждой стояло: «Спасибо». – Ну как? Неплохо получилось, а? – у старца блестели от удовольствия глаза.
– Ха-ха! Ероша, милок! Ангелы – идиоты, я ещё раз в этом убедился, а Рай – сумасшедший дом! – Степан Антонович еле выговорил это, сложившись почти вдвое от хохота.
Ангел-старец приосанился и с достоинством изрёк:
– Когда кончаются аргументы, то переходят к личным оскорблениям.
– Вот мой аргумент! – и Сатана с маху двинул Ангела в челюсть. Тот шустро взвился вверх и прокричал:
– Когда не могут доказать словами, доказывают кулаками! Это привычка всех дураков. Ерофей, когда напаришься здесь, поднимайся на небо, там и поговорим!
– Вали, вали! – свистнул снизу Сатана. – Не забудь: Сатана здесь правит бал, люди бьются за металл! – и погрозил кулаком, злясь, что ему, бескрылому, летучего Ангела не догнать.
Горюнов задумчиво почесал в затылке: «Да… И впрямь здесь надо разобраться, что к чему».
Ерофей вышел из дворца Сатаны и, задумавшись, медленно пошёл по Тихгору. Дойдя до небольшого, очень странного сквера, в котором росли совершенно безлистые деревья и кусты, чёрные, словно обгорелые, Ерофей сел на первую, попавшуюся на глаза, скамью. Неподалеку от него остановились двое зелёных взъерошенных и тощих чертей. У одного в руках – захватанный грязный стакан, у другого – точно такая же бутылка, которую на Земле звали «огнетушителем». Черти так пристально разглядывали Ерофея, что он заёрзал беспокойно на скамье.
– Он? – спросил один чёрт у другого.
– Не-а… Не похож, тот – постарше, помужее.
– А где же тот?
– А бес его знает…
Вдруг невесть откуда появился голый человек с взлохмаченной головой, опутанный резиновыми трубками. Под мышкой у него торчала стойка капельницы, оранжевый шланг от колбы тянулся к левому забинтованному запястью, а в правой руке он держал мензурку.
– Вот он! – обрадованно вскричал первый чёрт.
Они бросились к человеку, но тот вновь исчез. Черти забористо выругались, но не успели успокоиться, как человек появился вновь.
– Эй, приятель! – схватил его за руку второй чёрт. – Ты шутки с нами шутишь? То появляешься, то исчезаешь, а нам без третьего выпить никак не возможно. Ты хоть где?
– В ре-а-а-ни-ма-ци-и… – еле слышно выговорил полумёртвый человек.
– Ну, ясно! – авторитетно заявил первый чёрт. – Дохтура тебя то вытаскивают отсюдова, то ты сюды летишь.
– Не трепись! – оборвал его другой. – Пока он здесь, давайте скорее выпьем, – и налил вино в стакан и мензурку.
– Ну, вздрогнем, – произнёс полумёртвый и опрокинул содержимое в себя.
Черти тоже выпили: один из стакана, другой прямо из горлышка бутылки.
– Эх, пошла хорошо! – довольно крякнул полумёртвый. – Прямо-таки душа за… – и исчез.
– Во! Опять его отсюдова утянули! – воскликнул чёрт со стаканом, утирая губы и нюхая свой кулак.
– А, – махнул беспечно лапой его приятель, – скоро вернётся. У них там, наверху, ни таблеток от головы, ни валерьянки, ни аллилчепа. Сам видел. Просил как-то валерьянки на опохмелку в аптеке, не дали, заразы, без рецепту. Эй! – крикнул он Ерофею. – У тебя закуси не найдется? Только смотри, если кукуруза, то она мне не нужна. Терпеть не могу. А то был тут у нас один чудак, всех кукурузой угощал. Сейчас он в Соврае, из грешников в праведники недавно его перевели.
Ерофей стыдливо пожал плечами: он съел недавно последний кусок колбасы.
Черти отошли от Ерофея, и он вдруг услышал за ухом:
– Ерофей, ты давай к нам. Ну их, чертей зелёных. Перепились, теперь пойдут наверх казаться вашим алкоголикам. Слыхал, небось: допились до чёртиков? Это они, черти зелёные, балуют.
– Куда это – к вам? – недоверчиво поинтересовался Ерофей у стоящего за спиной Ангела.
– В Соврай. Так называется столица Рая небесного.
Бесприютному Ерофею было всё равно, куда идти, и он согласился. Вместе с Ангелом они миновали ворота Тихгора, Лысый чёрт при том истово перекрестился лохматой лапой и явственно прошептал: «Чур меня, чур!» – сплюнув им вслед. Вскоре они подошли к заставе, охраняемой Болом и Ваном.
Оба черта, высунув языки, сидели на камне, который никак не могли затащить на гору: она обязательно плевалась лавой и сбрасывала злополучный камень вниз, причём часто чертям на их бестолковые головы, потому у Кривого был обломан левый рог.
– Куда?! – грозно вскричали обозленные на весь свет и ад черти, преградив Ерофею дорогу.
– Со мной! – ответил важно Ангел, выпятив живот и отодвигая чертей в сторону, которые отскочили от него словно от прокажённого
Подойдя к странному сооружению, которое видел Ерофей сверху, Ангел открыл дверь небольшой обшарпанной кабины и гостеприимно пригласил Ерофея внутрь.
Горюнов с опаской ступил вслед за Ангелом: уж больно всё какое-то ненадёжное на вид.
Ангел нажал на кнопку «пуск». Кабина затряслась, что-то заскрипело снаружи, однако не сдвинулась с места.
– Ох, опять сломалось! – горестно развёл руками Ангел. – Придётся к проклятому Сатане обратиться, – и лицо его страдальчески сморщилось.
Ангел вышел из кабины, направился к аппарату, похожему на земной телефон, ободранному, как и кабина, снял рожок, долго щёлкал пальцами по мембране, дул на неё, крутил заводную ручку, пока из аппарата не раздалось:
– Это ты, Ангелочек? – голос у Сатаны был развесёлый.
– Он видит нас, – шепнул Ангел Ерофею, и заискивающе улыбнувшись, ответил. – Я, я, Степан Антонович! Я к тебе с просьбочкой небольшой: не повелишь ли Бабе Яге дать нам метлолёт, чтобы до Соврая добраться?
Сатана истинно по-мефистофельски расхохотался:
– Опять колымага твоя сломалась? Давно тебе предлагаю: гони валюту, и я тебе дам лучших специалистов! – Ангел при этом печальнейше вздохнул, а Сатана продолжал: – И поставь, наконец, видеофон, ни черта не видно и не слышно, когда ты на связи. А Бабе Яге, так и быть, звякну. Ждите чёртомобиль, – и он опять захохотал.
– Садись, Ерофей, – предложил Ангел, опускаясь на шаткую скамеечку возле аппарата. – Скоро прибудет экипаж, у них сервис на высоте, проклятый Сатана слово умеет держать, если его какой-нибудь чёрт не попутает.
И, правда, минут через пять к ним подкатил роскошный, но странный лимузин: спереди – как «Форд», сбоку похож на «Тойоту», а сзади – неизвестно на что, причём автомобиль постоянно менял свои очертания.
– Садись, садись, – подтолкнул Ангел Ерофея к машине. – С ветерком доедем до метлодрома. Эх, какой русский не любит быстрой езды! Трогай, милейший, – и махнул небрежно вперёд рукой, словно какой-либо князь своему лакею. Выглядел он заносчиво и высокомерно.
Сидевший за рулем чёрт в форменной фуражке опасливо глянул на Ангела, плюнул трижды через левое плечо и плавно тронул чёртомобиль с места. Вскоре они подкатили к огромному, из стекла и бетона, зданию. У входа аккуратными рядами стояли в специальных держалках мётлы – большие и маленькие, с сёдлами и без сёдел. Рядом со зданием прикорнула, отдыхая, избушка на курьих ножках. Она спала и сладко похрапывала. Ангел шепнул, почтительно указав на избушку: «Личный транспорт Бабы Яги», – и они, войдя в здание метлопорта, направившись к стойке с надписью «Администратор», где за стеклянной перегородкой сидела неприступного вида, сильно загримированная, мало сказать – пожилая, вернее, древняя женщина, явно желавшая выглядеть помоложе, что, вообще-то, присуще всем женщинам.
