Текст книги "Хозяин серых мотыльков (СИ)"
Автор книги: Евгения Чепенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Евгения Чепенко
Хозяин серых мотыльков
Часть первая
1
– Ну-у, Дарья Викторовна! Ну почему?
– Лисицын, это Вы меня спрашиваете почему?
Лисицын жалостливо сложил губы бантиком. Всегда недоумевала, как у парней получается выглядеть так чертовски невинно и это при том, что свою задачу он скопировал у Волкова, не затруднив себя получением минимальных разъяснений от автора.
– Ну, Дарья Викторовна! Без вашего зачета Сергей Иванович меня до экзамена не допустит!
И ведь знает куда давить, подлец. Боженька, за что только ты меня наделил таким количеством жалости?
– Лисицын, – вздохнула я. – Вы не ответили ни на один мой вопрос. Как я могу поверить, что Вы писали код сами?
– Я сам писал!
К слову, когда у студента кончаются аргументы в пользу своей невиновности, он начинает упрямо твердить: "сам". А что "сам", где "сам" этого он не знает и искренне верит, что ему все простят.
Подавила усталый стон. То ли плакать, то ли смеяться.
– Тогда покажите, где реализован счетчик?
Назвать мой вопрос элементарным – посмеяться над значением чудесного слова. Тем не менее, лицо Лисицина приобрело выражение "хозяин размышляет над научным открытием". Пять минут я таращилась в потолок, но открытия так и не последовало.
– Короче, Лисицын, идите к Волкову...
– А чего сразу к Волкову?!
Я сжала губы поплотнее, иначе рискнула бы рассмеяться, что для преподавателя, особенно моего возраста, комплекции, да и (чего уж греха-то таить) половой принадлежности, неприлично. Быть может, занеси меня судьба отучиться на гуманитарные науки, все было б не так страшно, но судьба пнула получить техническое образование и, мало того, отправила преподавать приобретенные знания на аналогичный факультет. В такой области женщин всего одна треть, а уж молодых, сексуальных, худеньких, хорошо одетых, к тому же свободных преподавательниц – кот наплакал. Для некоторых студентов, начиная со второго курса, у коих уже третий год стоически вела практические занятия, маячила як красная тряпка пред носом быка... быков, молодых, нахальных. И откуда только узнают, что свободная?
Грозно помолчала, продолжила.
– ... и пусть он вам расскажет полностью и код, и саму задачу. После этого приходите, поговорим.
Студент просиял и, что для этой социальной группы вполне характерно, от моей доброты окончательно обнаглел.
– А вы долго еще на кафедре будете?
– Часа два. Не больше. Дуйте!
Лисицын бесцеремонно выдернул флэшку из моего родного ноутбука (убить мало гада!) и галопом ускакал за дверь. Сергей, такой же молодой преподаватель, засмеялся и неодобрительно покачал головой.
– В который раз, Даш, ты этот код видишь?
– Ну... пока только в третий.
– Отправила бы сразу, как только открыла.
– Если я так буду делать, то еще, Бог знает, сколько времени проторчу в этом, как любит повторять сестренка, казенном доме. Оно мне надо? А Лисицын все равно мало того, что проучится до пятого курса, так еще и закончит. Вот увидишь.
Сергей поморщился.
– Все-таки я так не могу. Это неправильно.
Вздохнула.
– Знаю. Если б преподавание приносило доход... – я скосилась на свой планшет. – А так мне время для графики надо.
Тут дверь распахнулась, и в проеме появилось улыбающееся лицо следующего второкурсника. Серега качнулся на ножках стула в мою сторону и прошептал.
– Это по твою душу.
– Знаю.
Студент закрыл за собой дверь и растянул губы окончательно, от уха до уха. Это еще суметь так надо.
– Дарья Викторовна! Я к вам!
Коллега снова оказался возле меня.
– Еще бы! У нас на кафедре с такой глупой улыбкой приходят только к одному человеку.
– Иди ты знаешь куда. Остряк, – прошипела я.
Сергей хмыкнул и вернулся к написанию учебного плана. Конечно, сей документ полагается писать в начале года, но никто никогда не заставляет преподавателей делать это вовремя. Опять же – не та оплата труда. Я вот, что печально, еще не начинала.
– Комаров.
– А? – откликнулся счастливый студент, усаживаясь рядом.
– Код свой или Волкова?
– Сво-о-ой, – обиженно протянул студент. Признаться, это не значило ровным счетом ничего, как и обиженная физиономия, однако в данном конкретном случае Комаров удивил.
– Черт. Вы и вправду сами писали.
– Сам, – студента распирала неподдельная гордость. И он взахлеб начал рассказывать все свои идеи, преодоленные трудности и ошибки на пути к праведному решению задачи, попутно объясняя чуть ли не каждую точку с запятой.
Аплодисменты, товарищи. Решила поощрить человека.
– Ну, Комаров. Однозначно зачитываю. Ваше решение лучше Волковского.
– Серьезно? Бл... В смысле, круто!
Снова сцепила зубы, плечи Сергея за соседним столом выразительно задергались. С трудом дождалась, пока парень вылетел из кабинета, и засмеялась от души.
– Нет, серьезно, Даш, наблюдать, как ты принимаешь зачеты чистый позитив. Надеюсь, в будущем году с теоретическими курсами тебе повезет чуть больше.
– Да, я вот тоже надеюсь.
Спустя два часа я успела девять раз проверить Волковский код и четыре раза Комаровский. Остальной состав группы порадовал независимой фантазией.
Вообще, если на чистоту с самой собой, я их любила. Всех, до одного. Со всей заносчивостью, наглостью, непосредственностью, безалаберностью. Не знаю почему. Быть может потому, что сама совсем недавно была такой же или быть может потому, что просто не любить их невозможно. Сколько позитива вносят в жизнь господа хорошие, если ты – "классный препод", а я за глаза была. Не для всех, конечно. Интересно, что человеки искренне верят, будто я не знаю, что обо мне говорят и пишут. Впрочем, не суть. Я, наконец-то, закончила зачетное безобразие, сложила в рюкзак ноутбук, планшет, ежедневник, ручку и, бегом нацепив куртку, с криком "пока", адресованного Сереге, выскочила из кабинета, галопом понеслась к широкой лестнице.
– Дарья Викторовна! Дарья Викторовна! Дашка!
На последнем возгласе, я все же сообразила, что зовут меня. Обернулась. Коллега стоял в дверях и красноречиво размахивал моими в разноцветную полосочку перчатками. Пришлось возвращаться.
– Заметь, Даш, каждый раз так. Когда-нибудь ты...
– ...забуду голову. Я помню. Ты повторяешь это регулярно.
– Правильно. А ты все так же регулярно забываешь что-нибудь. Единственное, что неприкосновенно для тебя так это техника, все остальное ты постоянно разбрасываешь.
Я вспомнила бардак в своей комнате, вздохнула, про себя согласилась с каждой Серегиной фразой, однако внешне недовольно поджала губы, фыркнула и потопала в прежнем направлении.
– Я тебя тоже люблю, солнышко! – сладко промурлыкал мужчина.
Развернулась, скорчила кислую физиономию.
– А вот так еще сильнее!
В сердцах махнула рукой, сбежала вниз, попутно кивая многочисленным знакомым лицам, и выскочила на первый в этом году декабрьский мороз.
Признаться, Серега не в первый раз повторял подобные фразы в мой адрес. Поначалу даже казалось, что вот-вот пригласят на свидание. Месяцы шли, стало ясно, что никто никаких поползновений устраивать не собирается. Я расслабилась и перешла на чисто дружеское общение, стараясь не напрягаться лишний раз размышлениями, когда он в очередной раз вот так с совершенно серьезным лицом нежным голосом признавался в любви.
Ладно. У всех свои тараканы. Натянула перчатки, поежилась, подняла воротник. Сегодня, прежде чем возвращаться домой, предстояло еще одно важное дело – поход в антикварный магазин. Вчера нашла совершенно восхитительный подарок ко дню варенья Анечки. "Мир магии и ведовства". Издание начала двадцатого века.
Анечка – моя любимая двоюродная сестренка, с которой мы не расстаемся с детства. Почему любимая и держимся вместе до сих пор? Все просто. У нас на двоих восемь братьев, родных и двоюродных. Как-то сплотились мы в окружении эдакого количества мужчин, притом мужчин весьма эгоистичных, нахальных, обожающих покомандовать. Одноклассницы, потом одногруппницы завидовали нам обеим.
– Как за каменной стеной, – утверждали они как одна. Мы же с сестренкой выразились бы иначе. Замурованные в склепе. Это вернее. Брательники, увлеченные гипер-опекой, умудрялись не подпускать к нам ни одного представителя собственного пола. Стыдно сознаваться, лично мне удалось таки узнать, что есть секс, только в двадцать. И то, Леха вынужденно слинял, предпочтя не вступать в связь с женщиной, в довесок к которой шла толпа высоких, кареглазых, чертовски схожих между собой и довольно сильных мужиков. Анечка пострадала не меньше, ибо Лехин друг продержался немногим дольше.
Вот, спрашивается, где в жизни справедливость распределения? Кому-то не хватает и одного старшего, а у нас их восемь. Хорошо о Серегиных фразочках не знают, паршивцы. До сих пор же пасут, после работы по очереди встречают, если поздно заканчиваю.
Я перебежала дорогу на Радищева и спустилась в маленький подвальчик. Высокий, немного неповоротливый седой дяденька, владелец сей замечательной лавки, скрупулезно отчищал антикварного вида резной стол от старой краски. Я сходу вытянула нужную книгу.
– Подскажите, сколько стоит?
Мужчина оторвался от важного занятия, смерил меня оценивающим взглядом. Тихо порадовалась, что одета, как не очень богатый (или совсем небогатый) студент.
– Тыщу, – наконец, изрек емко дяденька, забавно искаверкав слово.
Я кивнула, вынула деньги, отдала, поднялась наверх, в спину неслось возобновившееся ширканье нождачки по дереву. Мне всегда казалось, что с такими вещами надо обращаться иначе, нежнее что ли. Разве нет? С другой стороны, продал же он мне книгу, исходя не из ее реальной стоимости, а просто на глаз, по моей одежде. Надо будет почаще сюда заходить. Красивые вещи стоят. Только одеваться подешевле.
Стоя на перекрестке я заметила поразительного вида женщину. Раньше я ее в Саратове не встречала. Не то, чтобы город совсем маленький и странных людей на пересчет. Нет. Но такую даму еще поискать!
Тонкая, сухая, розовое в серую клетку пальто, шляпа в тон начала двадцатого века с огромными полями, украшенная необъятным букетом и большой виноградной кистью. Дополняли образ зонт-трость и маленькая собачка в розовом свитерке на руках. Прохожие, кутаясь в шарфы и пуховики, с любопытством оглядывали чудаковатое видение. Я хмыкнула и встала рядом, проявляя усиленное внимание к светофору. Нехорошо так разглядывать людей, даже если они и кажутся странными. Ну мало ли что с этой женщиной. Всякое бывает.
Потух зеленый, моргнул желтый, сбоку раздался вскрик и дикий лай. Я обернулась и с ужасом увидела, как розовый песик несется на ту сторону улицы, а наперерез, намереваясь проскочить на желтый, летит шестерка. Не долго думая, сорвалась с места, догнала животное, схватила и на всех парах понеслась вперед, сопровождаемая визгом тормозов. Хорошо не гололед, а то хрен бы выжила. Не знаю. Минуту спустя, хозяйка забрала из моей цепкой хватки свое глупое сокровище.
– Спасибо Вам огромное, милая!
– Ну что Вы, – растерялась я. Никак не выходило успокоиться и начать соображать.
– Как же. Никто не побежал, кроме Вас.
– Да, я как-то... это... – словарный запас иссяк.
– Спасибо огромное еще раз. Торопитесь?
– А... я... ага! – сообразила, наконец, я.
– Ну, идите, идите.
Я послушно зашагала к остановке, куда как раз подъезжал мой двести восемьдесят четвертый. С разбегу прыгнула внутрь и оказалась посреди широкой темной пустой улицы, освещенной рядом фонарей по обочине и маленьким круглым ликом луны с неба.
2
– А-а-а, – хрипло протянула я в ночную пустоту. Звук эхом отразился от стен бетонных домов. Растерянно похлопала глазами, краем сознания цепляя, что выгляжу по идиотски. Покрутилась на месте, задрала голову, разглядела на безоблачном небе звезды. Стало жарко. Скинула на тротуар рюкзак, сняла верхнюю одежду, рассовала по боковым карманам что можно, куртку перекинула через ручку.
– Ну и что за радость такая? – зачем-то вслух спросила я.
Неожиданно с неба спикировала маленькая темная тень, следом еще одна, и еще... сотни теней и все неслись на меня. Я зажмурилась, закрыла голову руками и присела. Захлопали крылья, зашуршали перья, коготки стукнулись об асфальт.
– Моя!
– Нет. Моя!
– Я первый увидел!
– Нет. Я!
Кто "моя"? Кого "увидел"? Я осторожно приоткрыла глаза. Вокруг расхаживали, хлопали крыльями многочисленные черные вороны. В поле зрения попали мужские ботинки. Осторожно подняла взгляд выше на орущих. Невысокие, смуглые, миловидные, похожие друг на друга, одеты во все черное, еще и плащи с длинными полами.
"Братья", – про себя решила я. Подумала и добавила: "чокнутые". Попыталась осторожно выбраться из птичьего круга, надеясь, что двое спорщиков не обратят внимания. Не обратили. Я галопом понеслась по пустой улице, попутно вытащив сотовый. Нет сигнала. Чертыхнулась, спрятала. Сзади послышался знакомый шум, в мгновение меня вновь окружили птицы.
– Куда собралась? А ну иди ко мне.
– Почему это к тебе? Ко мне.
– Эта – моя. Следующая – твоя.
– Как же! Пока еще найдем! Я хочу эту!
– Нет. Я тебе предыдущую уступил.
– Та была некрасивая, потому и уступил. Давай эту по очереди.
Чем дальше развивался диалог, тем хуже мне становилось. Я во все глаза смотрела на парней, делящих меня, как два кобеля котлету.
– Ладно. Но я первый.
– Только пусть шевелиться после тебя сможет, а то я так не согласен.
На последней фразе сделалось окончательно дурно. Я скинула рюкзак, размахнулась и треснула им по уху ближайшего "брата". Рванула с места, пока не опомнились. Птицы нагнали несколько секунд спустя.
– Да как ты смеешь?! – заорал позади уцелевший. Я затормозила и приготовилась уйти в глухую оборону.
– Олег! Улетаем! Святозар! – закричал двинутый мной. – Близ... – слово вдруг стало булькающим и совсем тихим. Вороны вокруг всполошились, стаей поднялись в небо, забрав второго нападающего. Открыв рот, наблюдала за поразительной картиной. К черному пятну метнулось серое немного меньше. Секунда и возле моих ног приземлилось знакомое тело в черном плаще, только без головы. Я испуганно оглядела того, кто совсем недавно угрожал мне, как минимум насилием. Рядом снова зашуршало. Подняла взгляд. Серое облако кружилось напротив. Я прищурилась. Мотыльки. Сотни, тысячи маленьких ночных мотыльков. Насекомые расступились, открыв моему взору невысокого мужчину. Черные, чуть вьющиеся волосы доходили до середины шеи, серая толстовка с капюшоном, закатанные до локтя рукава, темно-серые джинсы и абсолютное отсутствие обуви на ногах. Он сделал несколько шагов навстречу, остановился и с любопытством оглядел меня. По спине пробежала приятная волна. Так бывает, когда на тебя смотрит красивый мужчина, и взгляд его не цепкий, не раздевающий, не нахальный, а внимательный, оценивающий. Теперь я пожалела о том, что одета как не очень богатая студентка. Чертыхнулась про себя. Отогнала наваждение. На всякий случай приготовилась защищаться. Рассудок справедливо подсказывал, что убежать вряд ли удастся. От предыдущих не удавалось, а этот их поубивал. Рассуждать о том, насколько все происходящее нелепо, я пока позволить себе не могла.
Мужчина понаблюдал за моими поползновениями с претензией на оборону, удивленно приподнял черную бровь и сделал шаг навстречу. Я отошла, сосредоточенно хмурясь.
– Ну и как тебя, чудо, зовут?
Внутри все перевернулось от тихого мягкого голоса. Сжала губы. Отвечать? Еще чего!
– Ты что на улице забыла?
Острых ощущений искала!
Лицо мужчины вдруг изменилось, стало злым, глаза сощурились.
– Отвечай.
– Даша. Не знаю, – выдала с разбегу я, вняв угрозе. – А где я? – решила задать встречный вопрос. Кто знает, может, прояснит. Вроде говорить настроен. Мужчина перешагнул труп и начал приближаться, я взвизгнула, попятилась, развернулась, побежала. Меня тут же окружила стая насекомых. Замерла, зажмурилась. Это со стороны мотыльки милые бабочки, а когда они в огромном количестве вдруг начинают лезть в рот, глаза и уши, пробирает озноб и липкий пот. Я запищала, отмахиваясь от многочисленных шуршащих крылышек. У уха раздался шепот.
– Меня ты не боишься, а моих мотыльков да?
Вот теперь я завизжала громко, истошно. Насекомые расступились. Я, кажется, осталась одна. Замолчала. Осторожно приоткрыла один глаз. Никого. Второй. Огляделась.
– Так тебе спокойнее?
Подпрыгнула, развернулась на сто восемьдесят градусов. Меня внимательно изучали странные прозрачные голубые глаза. Такие глаза могут испугать и сами по себе, только одним цветом.
– Иди домой, Даша, если, конечно, дойдешь до него живая.
Обладатель страшных глаз хмыкнул, отошел назад, развернулся и оторвался от земли, окруженный стаей своих мотыльков.
Я бегом обработала мысли о двоих убитых, слове "выживешь", фразе "иди домой" и что есть мочи заорала.
– Стой! Ты куда?
Серое пятно почти исчезло за крышей дома, не обратив на меня внимания, и тут я вспомнила еще одну немаловажную деталь.
– Святоза-а-ар! – возопило мое несчастное горло. Воистину, знание – сила. Насекомые повернули обратно и уже несколько мгновений спустя на меня взирали сердитые глаза.
– Откуда имя взяла?
– Те двое говорили, – честно созналась я.
Босоногий нахмурился.
– Чего тебе? Я отпустил. Хочешь, чтоб убил?
– Не-а, – нахально замотала головой и испуганно уставилась на мужчину, соображая, что сказать. – А ты настоящий? И те двое тоже? – а что? вдруг розыгрыш такой, жестокий... Черные брови сошлись на переносице.
– Ой, прости, – пискнула я. – Не то хотела. Сейчас...
Но придумать, какой насущный вопрос озвучить первым не вышло. Стая насекомых окружила меня. Я пискнула, зажмурилась, закрыла лицо руками и почувствовала, как земля ушла из под ног. Вокруг хлопали сотни крылышек. Прикусила губу, заставив себя молчать. От визга смысла никакого. Кто тут услышит? А страх можно и так пережить. Не знаю, сколько времени провела в таком странном положении, прежде чем тело обрело устойчивость вновь.
Оторвала ладони от лица, взгляд тут же уперся в серую толстовку. Перед лицом мелькнула широкая ладонь.
– Теперь говори, – я понаблюдала за той дугой, что описала его рука, подняла взгляд выше.
– А что говорить?
Мужчина нахмурился. Снова повторил жест, чуть медленнее, я вновь с любопытством пропутешествовала за красивой мужской кистью. Только тут обратила внимание на затейливое серебряное украшение в виде мотылька с тоненькими крылышками.
– Ой, какое колечко, – восхищенно булькнула я, позабыв про обещание быть убитой, и, вообще, про все окружающее.
Мужчина хмыкнул.
– И откуда ты, чудо, взялась?
– Из Саратова, – тут же сдалась я, взглянув в прозрачные глаза. Святозар склонил голову на бок, снова оценивающе осмотрел, обхватил лицо ладонями, притянул и поцеловал. Я растерянно замерла, ощущая как его губы ласкают мои, язык проникает в рот. В животе запорхали его мотыльки, по телу разлилось тепло. Наконец, он оторвался и так же мягко произнес:
– Теперь говори.
– Офигеть, – выдала я единственную мысль. Другие как-то неожиданно разбежались. Мужчина недовольно нахмурился.
– Так не бывает.
– Почему? – не поняла я.
– Против меня нет защиты.
– Верю, – для убедительности кивнула. Лицо все еще пребывало во власти его рук. Он убрал их на талию, притянул к себе.
– Ты что на улице делала?
– Не знаю. Вообще, я домой с работы ехала. В автобус зашла, а там этот асфальтово-бетонный пустырь и двое придурков.
Решила оглядеться. Первым на глаза попался широкий кожаный диван и кресла, замысловатый паркетный пол, мягкий ковер по центру, массивный стол, камин, пейзажи на стенах и сотни шевелящихся мотыльков.
– А мы где?
Губы Святозара дернулись в едва заметной улыбке.
– Ты у меня.
Я тихонечко вздохнула. Красиво. Задрала голову наверх. Свет разливался по комнате от не менее массивной, чем вся мебель, люстры. Потолок вокруг украшали все те же серые живые крылышки.
– Ты, чудо, ничего ведь не знаешь.
– Почему? – обиделась я. – Я много чего знаю. Это, смотря, что тебе нужно.
Он засмеялся.
– Сиди здесь. На улицу не выходи. Поняла?
– Ага, – с готовностью кивнула я головой. Многолетний опыт общения с братьями выработал стойкую привычку соглашаться со всем и всегда, а уж после поступать по своему разумению. Кажется, Святозара не провела.
– Сиди. Здесь по ночам людям ходить нельзя.
Большего не добавил. Мотыльки посрывались со своих мест и, окружив хозяина, вынесли в распахнутое в пол стены окно. Я осталась одна, вздохнула, сбросила рюкзак на пол, скинула свитер, теплые сапоги, сняв временно джинсы, избавилась от колготок, телефон по прежнему отказывал в сети, вздохнула и пошлепала босиком устраивать экскурсию по чудесному дому. Одноэтажный, большой, богатый. Единственные три прилагательных пришедших на ум после осмотра. Словно особняк конца девятнадцатого, приправленный современной техникой. Круто. Мне понравилось.
Вернулась в гостиную, сгребла рюкзак и потащилась в найденную кухню. Это туточки ночь, а по моим меркам только разгар вечера и ужин. Наверное, стоило сесть на диван, схватиться за голову и начать рвать на себе волосы с криками "что за ерунда такая" и "как я сюда попала", но делать этого отчего-то не хотелось. Зато ужасно хотелось есть и еще пить. Предположила, что вероятно хозяин будет не против накормить дорогого гостя, а потому без зазрений совести залезла в холодильник, выудила все вкусное, что нашлось, сляпала бутербродов, нагрела чая, похлопала полками, нашла сахар и расположилась за столом, вытряхнув на него содержимое рюкзака.
Включила ноутбук, подсоединила модем. История с телефоном, конечно, показательна, но надежда умирает, как известно, последней. Умерла. Вздохнула, доела выключила. Убрала продукты в холодильник, вымыла посуду и поскреблась в зал. На мозг накатила волна апатии и усталости. Попыталась примоститься на диване, но кожаная мебель в жаркий летний вечер не подходила для сна, я подумала, пожала плечами и решила окончательно схамить. Проскреблась в хозяйскую спальню, стянула себе одну подушку и покрывало, растянулась на мягком пушистом ковре (залазить на кровать не решилась, и так чересчур уже как-то), провалилась в глубокий сон без сновидений.
Было мягко, немного прохладно. Я натянула одеяло на грудь, перевернулась на живот, подмяв его под себя, почти утонув лицом в мягкой подушке. Сон понемногу отступал. Блаженно, чуть слышно, застонала, потянулась.
– Нравится?
Испуганно распахнула веки, подскочила. Хозяин, скрестив ноги, сидел на подоконнике и внимательно рассматривал меня, я же развалилась на его кровати. Он склонил черную голову набок.
– Так что?
– Нравится, – согласилась я. – Только я засыпала на полу. Сюда не помню, как попала.
– Чудо нахальное, – беззлобно констатировал Святозар. – Ну и что мне с тобой делать?
"Все, что захочешь".
От этой единственной, невесть откуда и неожиданно, даже для меня самой, взявшейся, мысли внизу живота разлилось тепло, под кожей запрыгали тысячи иголочек. Дыхание сбилось. Ужаснулась себе. Вижу второй раз в жизни, а хочу так, как не хотела ни одного мужчину в своей недлинной биографии. Попыталась взять себя в руки. Прозрачные глаза хозяина потемнели, став бездонными синими. Я заворожено наблюдала за этой удивительной переменой. Он легко спрыгнул с подоконника, подошел к кровати, мягко опрокинул меня на спину и навис, опершись обеими руками на матрас. Бездонная синева притягивала, манила утонуть в ней. Я прерывисто вздохнула.
– Какой силой тебя сюда принесло, чудо? – хрипло прошептал он. – Или ты мне врешь?
Все желание как рукой сняло.
– Чего?! – возмущаться в положении лежа было не очень удобно. Я попыталась выбраться из-под Сввятозара. Тщетно. Поймал за талию, бросил обратно. Глаза совсем потемнели. Возмущенно фыркнула, сделала новую попытку уползти. Снова вернул на место, теперь еще и к кровати прижал.
– Ну и куда ты собралась?
– Пусти! – взвизгнула я, пытаясь вырваться.
– Будем считать, что не врешь, – его лицо вдруг оказалось в опасной близости от моего. Я затихла и растерянно уставилась в восхитительную синеву глаз. – Расскажи мне, чудо, откуда ты и что делала перед тем, как стать добычей братьев.
Прищурилась, подумала, что хуже точно не будет, и вкратце пересказала весь вчерашний день. Святозар не отрывал взгляда от моего лица.
– А ты меня домой вернуть не можешь? – с надеждой закончила я свой монолог. Он отрицательно покачал головой.
– Покажи книгу, – голос все такой же хрипловатый.
– Да, запросто, – попыталась подняться, только обладатель странных глаз отчего-то не спешил отпускать выполнять его же просьбу... или приказ. Я с братишками никогда не умела точно отличать одно от другого. А этот уж больно походил повадками. – А-а-а, – осторожно протянула я. Не помогло. – Святозар?
– Что?
Решила помочь ему выстроить логическую цепочку о необходимой мне свободе передвижения.
– Книга в рюкзаке, а рюкзак... – я вдруг поняла, что не помню, где вчера оставила рюкзак.
– На кухне, – усмехнувшись, подсказал хозяин.
– Да. И поэтом...
– Перчатки под диваном, колготки на спинке кресла, свитер на полу возле камина, правый ботинок у окна, левый рядом с перчатками, шапка на диване, косметика, ежедневник, телефон на кухонном столе, ручка под столом, спасибо, чудо, хоть посуду помыла.
Я покраснела и зажмурилась. Прав был Серега! Ой, как прав!
