Текст книги "Юность кудесника"
Автор книги: Евгений Лукин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Глеб! – сдавленно прикрикнул он, треснув по столу узкой резной ладошкой. – Не вводи в грех! Станешь придурком – выгоню на хрен!..
– Сказал – не буду.
– У, навязался ты на мою голову! – Бурля от гнева, кудесник схватил щепотью что‑то невидимое и торопливо заковылял к форточке. Должно быть, хотел таким образом отвести опасность от ученика. Проникни астральная погань в дом и цапни эфирный дубликат скальпеля прямо со стола, вряд ли бы устояла она перед соблазном чикнуть мимоходом Портнягина по мозгам. – На, держи! – крикнул колдун и выбросил незримый инструмент в пыльную августовскую ночь.
Глеб с любопытством следил за происходящим.
– Слышь, – поддел он, когда Ефрем, тяжело дыша, опустился на табурет. – Сам‑то чего ж не боишься к нему подходить? Ты ж сейчас – как стёклышко… и голова работает – дай Бог каждому…
– Мало ли что как стёклышко! – огрызнулся тот. – У меня одних остаточных эманаций на четверых хватит… А вот ты, Глеб, попомни моё слово, доиграешься! Героя он передо мной корчить будет! Девка я тебе, что ли?..
Однако Портнягин что‑то уже прикидывал, поэтому отповедь цели не достигла.
– А этот демонёнок… – внезапно спросил Глеб. – Как его там?..
– Великодержавной государственности, – с недовольным видом напомнил колдун.
– Ага… Значит, чикнул он меня в детстве, но не до конца… Теперь, значит, решил ошибку исправить. А чего ж до сих пор клювом щёлкал?
– Времена были другие, – со вздохом объяснил колдун. – А нынче‑то, глянь, Суслово по швам трещит, вот‑вот на районы развалится. Почуяли демонята, что последние их деньки приходят, всполошились. Я ведь почему за тебя волнуюсь: не дай Бог полоснёт наотмашь, не примериваясь… – Ефрем помолчал и добавил уныло: – Начал народ умнеть – считай, конец державе. Это, брат, давно известно… Либо варвары придут и завоюют (они ж тупые, варвары‑то!), либо сами от великого ума революцию учиним…
– А с чего он вдруг умнеть начал?
– Народ‑то?.. Да они же и прошляпили – с кем ты сейчас в чуланчике барахтался… Возьми, к примеру, Советский Союз. При Сталине, говорят, чуть задумался – к стенке тебя! А демонята видят, что и без них прекрасно обходятся – ну и разбаловались. Какой, думают, смысл?.. И вдруг – бабах! Указ! Мыслить разрешили! А мозги‑то у народа не обезврежены! И пошло государство вразнос. Если бы не зарубежные шампуни – и Россия бы вместе с Союзом тогда же накрылась, в девяносто первом…
– При чём тут шампуни? – ошалело спросил Портнягин.
– А это, Глебушка, кто‑то, видать, в верхах сообразил: из‑за границы моющие средства ввозить. Свои‑то тогда в дефиците были. А наш человек как устроен? Перестал в затылке скрести – значит, и задумываться перестал…
***
Зыбкая тень заслонила на секунду тусклую лампочку на кривоватом шнуре – и старый колдун, оборвав фразу, вскочил на ноги с нестарческой резвостью. Стукнул об пол опрокинутый табурет.
– Вернулся! – В голосе Ефрема звучал неподдельный страх. Руки чародея судорожно шарили по столу в поисках хоть какого‑то острого предмета, которых так боятся духи и демоны. – Говорил я тебе? Бегом за водкой! Бегом! А я его пока…
Портнягин не пошевелился.
– Бегом, я сказал!.. – надрывался кудесник. Внезапно замолчал, огляделся недоверчиво. – Улетел, что ли?..
Никаких теней в комнате больше не сквозило.
– Я ж сам видел, как он скальпелем замахнулся… – ошарашенно пробормотал Ефрем. Резко повернулся к Портнягину, с опаской всмотрелся в глаза. – Э! Ты как?..
– Нормально, – довольно бодро откликнулся тот. – Да всё в порядке, Ефрем. Ты ж меня предупредил…
– О чём?
– Н‑ну… Что дурачком надо прикинуться.
Безнадёжно скривив рот, кудесник глядел на ученика с откровенным сожалением.
– Морду, что ль, дурацкую скроить? Этим ты его, мил человек, не наколешь. Он в мысли смотрит!
– Так и я про мысли, а не про морду…
Ефрем запнулся.
– Н‑ну, если на время… – с сомнением промычал он. – Но ты ж не знаешь, когда к тебе в следующий раз прилетят!
– Почему на время? Вообще.
Колдун остолбенел.
– Вообще?! Да это всё равно, что дураком стать!
– Ну не скажи, – с достоинством возразил Глеб Портнягин. – Дурак – он и есть дурак. А тут думаешь для виду по‑дурацки, а делаешь‑то всё по уму…
ВЕНЕЦ ВСЕМУ
Пробовал честно жить, пробовал, теперь надо попробовать иначе…
Фёдор Достоевский
Ну что ты тут прикажешь делать! Портнягин сбросил с плеча рюкзак с наговорённым горохом и присел на корточки, разглядывая чёткие оттиски узких шин, коих на перекрестии песчаных тропинок насчитывалось ровно три. Наверняка их оставил здесь грузовой мотороллер, излюбленный транспорт юных хуторян – мерзкое, оглушительное, всепроникающее устройство с кузовом чуть больше чемодана, куда однако при случае помещается восемнадцать человек. Только что на деревья они на нём не въезжают…
И ещё велосипеды. В детстве ученик старого колдуна Ефрема Нехорошева сам любил гонять на велике, теперь же видеть не мог без содрогания этот насекомый механизм. «Народу, – как учили в школе, – пределы не поставлены». А посади его на два колеса с педалями – тогда и вовсе караул.
Сорвали, короче, обряд, аборигены хреновы, испортили тропинку… Теперь изволь переться чуть ли не до самых Колдобышей, если и там стёжку не раздолбали.
Предстоящее Глебу колдовство относилось к разряду трудноисполнимых и получалось исключительно с голодухи. Шёл тринадцатый день строгого поста (хлеб, вода, отварная рыба), так что раздражительность Портнягина была вполне объяснима и даже простительна.
Единственное, что утешало: по словам Ефрема, подобные подвиги предстояли ученику не чаще, чем раз в полгода. Настоящий венец безбрачия, хотя и считается не менее модной напастью, чем родовое проклятие, в действительности явление крайне редкое и в чистом виде практически не встречается.
Но дамам‑то этого не растолкуешь. Идут и идут. И у каждой венец безбрачия. Бабе тридцать с хвостиком, двое детей, никак второй раз замуж не выскочит – представляете, и она туда же! Венец, говорит, пришёл… Ты ж не девственница, дура! Какой венец?
Потом, конечно, выясняется, что перепутала с печатью одиночества. Ну, это порча не столь серьёзная. Выявить с помощью обычных гадальных карт – раз плюнуть. Выпали при раскладе три дамы и пустой (пиковый) валет – значит, кто‑то тебя, голубушку, того… запечатлел. Снимается печать одиночества тоже относительно легко. Всего‑то делов: купить живую курицу (холостяку, естественно, петуха), принести специалисту, а дальше уже дело техники. В полночь связываем квочке ноги, кладём на стол, накрываем новым платком, и водим над ней зажжённой свечкой, приговаривая: «Как этой птице не кричать – так и снимется печать…» Назавтра до зари выносим цыпу из дому и продаём за копейку любому бомжу. Есть, конечно, и другие способы, но этот самый простой…
Или того хлеще: замужняя припрётся. Супруг для неё, видите ли, не в счёт!
А вот истинный венец безбрачия снимать – замучишься. Мало того, что паечка двенадцать дней – хуже, чем на зоне, изволь отыскать три пеших перекрёстка. Пеших! Где ты их в наши дни найдёшь? Два квартала в центре, правда, объявили прогулочным сектором, бордюрчиком огородили, однако, во‑первых, пацанва там всё равно рассекает на роликах и на скейтах, а во‑вторых, попробуй рассыпь посреди улицы дюжину горстей гороха! Тут же и загребут.
Но как же они всё‑таки на мотороллере‑то сюда проскочили?
Глеб Портнягин вскинул рюкзак на плечо и направился по той тропке, что вела в сребролистую осиновую рощицу, выезд из которой он пару недель назад заклял самолично. Вот оно, это неодолимое для колеса место. Должна была здесь лежать заговорённая дощечка с торчащими для верности остриями гвоздей. Нету. Возможно, грибники наступили и выкинули, а потом уже мотороллер проехал…
Внезапно в густом кустарнике кто‑то невидимый устрашающе зашуршал и вроде бы даже заворочался по‑медвежьи. Казалось, что из зарослей намеревается вылезти некое доисторическое чудовище. Всего‑навсего куры. Ни медведь, ни динозавр – никто не способен поднять столько шума в буреломе, сколько его может произвести немногочисленная куриная банда, внезапно обнаружившая харч.
А бомжам за копейку вас давно не продавали, пернатые?
Зла не хватает!
Ладно, попытаем счастья возле Колдобышей.
***
Говорят, в языках северных народов существует до двадцати и более слов, обозначающих снег. Вот и у нас тоже. Согласно словарю Даля: сапожник – наклюкался, портной – настегался, музыкант – наканифолился, немец – насвистался, лакей – нализался, барин – налимонился, солдат – употребил. Будучи склонен ко всем вышеперечисленным действиям, старый колдун Ефрем Нехорошев посты превозмогал с трудом. Поэтому венцов безбрачия у него за полгода накопилось не много не мало – пять штук. Три женских, два мужеских. И все их сейчас предстояло снять оголодавшему Глебу Портнягину. Разом. На хапок. Хотя и поимённо.
«Адам, я тебе невесту дам, – бормотал ученик колдуна, расбрасывая на перекрестии не осквернённых колесом тропок второй килограмм наговорённого гороха. – Иди не в ад, а в благословенный сад. Иди к Еве, там на святом Древе…»
И по мере его бормотания где‑то в городе с некой рабы Божьей Агнии, которую Глеб даже и в глаза ни разу не видел, неслышно спадало родовое проклятье, обрекавшее несчастную на невнимание мужчин и вечный перед ними страх. Проще сказать, происходила духовная дефлорация, за которой вскоре должна была последовать и дефлорация телесная. В полном соответствии с древней максимой Герметизма: «Как наверху, так и внизу».
Портнягин бросил двенадцатую горсть, причитающуюся рабе Божьей Агнии, и приостановился. Тут главное со счёта не сбиться. Дальше – перебор. Наградишь невзначай нимфоманией – красней потом. Ефрем говорит, были такие случаи: сняли венец безбрачия – пошла по рукам. С жалобами, правда, никто потом не обращался, ни она, ни партнёры её, но всё равно… неловко, неприятно…
Нет, не умеем мы правильно распорядиться своей ущербностью. Казалось бы, ну что тут сложного? Не дал тебе Бог ума – живи чувствами, не дал чувств – живи умом. Не дал ни того ни другого – ещё лучше: просто живи! Мы же вместо этого учиняем борьбу с собственными недостатками, совершенно бессмысленную, как и всякая борьба, а после неимоверных лишений и мук получаем в итоге те же недостатки, только вывернутые наизнанку.
Если вдуматься, что есть порок? Неверно использованное достоинство. Работай Чикатило следователем – ох, несладко пришлось бы преступному миру! Или, допустим, тот же венец безбрачия. Да тебе с ним в монастыре цены не будет! Ну так ступай в монашки – куда ты замуж прёшься? Иные вон и рады бы в рай, да грехи не пускают.
***
Всякий пост хорош уже тем, что когда‑нибудь кончается. Оказавшись в черте города, Глеб Портнягин разом вознаградил себя за все двенадцать с половиной дней. Путь его пролегал причудливым зигзагом – от мангала к мангалу.
Сытый, довольный до благодушия, нисколько не напоминающий того нервного молодого человека, что разбрасывал горстями горох возле Колдобышей, входил ученик чародея в тесную загромождённую колдовским инвентарём однокомнатку. Наставника он застал за работой: склонясь над широкой узловатой ладонью клиента, старый чародей Ефрем Нехорошев сосредоточенно вникал в её замысловатую картографию.
– Да‑а… – говорил он, соболезнующе кивая бородёнкой. – Четырёхугольничек‑то у нас… того… подгулял… великоват, к бугру Юпитера расширяется… да и линия жизни у нас, значит, без островка… Старомодная ручка‑то… Трудненько сейчас с такой, трудненько…
Стараясь не шуметь, Портнягин бросил опустевший рюкзак в кладовку и подошёл поближе. Среди баклужинских колдунов Ефрем считался одним из опытнейших рукоглядцев. Был случай (это уже при Глебе), когда к чародею ворвался крутой клиент со свежим следом пощёчины на левой стороне лица. И Ефрем, всего раз взглянув мельком на красноватый оттиск, безошибочно вычислил оставшийся срок жизни неизвестного ему владельца ладони.
Что тут говорить? Высший пилотаж!
Сам Портнягин был ещё не слишком искушён в благородном искусстве хиромантии. Рука нынешнего гостя сказала бы ему примерно столько же, сколько лицо: широкое, простое и в то же время несколько сумрачное, с глубоковато упрятанными глазами.
– В «Ладошку» не обращался? – спросил Ефрем.
– Нет, – ответил клиент.
Глеб пренебрежительно усмехнулся.
Фирма с интимным ласковым названием «Ладошка», с точки зрения серьёзного колдуна интереса не представляла: за умеренную плату там под местным наркозом перекраивали линию судьбы неудачникам и наращивали бугор Марса тем, кому лень было самому наколотить его в спортзале о макивару. Казалось бы, примерно с тем же успехом какой‑нибудь курносый мужичонка мог решиться на пластическую операцию по удлиннению носа в надежде укрупнить себе первичные половые признаки, поскольку, согласно народной примете, одно другому соответствует. Тем не менее люди в «Ладошку» шли и даже не слишком потом раскаивались.
Объяснялось всё просто: почувствовав себя счастливцем, человек начинал жить по‑другому и зачастую добивался успеха. Ничего особо волшебного в этом нет. Ещё в древние времёна было замечено, что, скажем, стоит женщине усложнить причёску, как характер её тоже усложняется. А тут не причёска – тут ладонь.
– И не ходи, – сказал Ефрем. – Не помогут. Случай не тот.
– Значит, всё‑таки венец? – обречённо спросил клиент.
Портнягин насторожился.
– И ещё какой… – вздохнул старый чародей.
– Но снять‑то – можно?
– Да можно… Всё можно… Дело, правда, непростое, прямо тебе скажу, недешёвое… Так что прикинь, подумай. Только не тяни, слышь! В твоём возрасте лучше это надолго не откладывать… Будь ласков, Глебушка, проводи…
Из прихожей Портнягин вернулся, клокоча.
– Опять наколол? – обратился он вне себя к Ефрему. – С венцом безбрачия… Ничего себе редкое явление! Это, что ли, мне по новой на диету садиться, пеший перекрёсток искать?
– Раз венец, значит обязательно безбрачия? – хмыкнул тот.
– А какой ещё?
– Венцов, Глебушка, – снисходительно пояснил колдун, – в нашем деле столько, что вешалки не хватит. Вот, скажем, венец честности…
– Эх, ничего себе! – ужаснулся Портнягин. – Даже и такое бывает?
– А ты думал! Знаешь, как люди маются? Ходит дурак дураком, пальцем на него показывают, обидные слова на заборах пишут. Лох, дескать… А он‑то, может быть, и не виноват ни в чём. Порченый! Либо венец честности на нём, либо венец порядочности…
– Так это ж одно и то же!
– А вот не скажи, не скажи… Бывает, что и непорядочный, а честный.
– То есть как?
– А так, что сам честно признаётся: грешен‑де, непорядочен. Словом, заруби, Глебушка, на носу: разные это порчи. Разные… И убираются они тоже по‑разному.
– Например? – жадно спросил Глеб.
– Если, скажем, венец честности, как у этого Коли, инкассатора… ну, которого ты сейчас проводил… там чепуха: заказываешь ему на часочек сауну, причём так подгадываешь, чтобы и до него, и после него криминалитет купался… Наговариваешь воду в трёх бассейнах. Помылся порченый в каждом по очереди – пускай оботрётся новым полотенцем. А полотенце это надо отнести за город и бросить на лох серебристый… Ну, знаешь, деревцо такое кустистое… полынного цвета…
– Знаю, – сказал Глеб. – Воду как наговаривать?
– Обыкновенно. «Божья вода Вован, кликуха моя Колян. Лоха с себя смываю, крутой прикид надеваю. Ключ и замок».
– А венец порядочности?
– Ну, там малость посложнее. Улику нужно какую‑никакую у следствия уворовать. Или там с ментами договориться, чтобы продали… Небольшую, желательно.
– Это просто, – заверил Глеб. – Дальше!
– Улику растереть в порошок – и пускай порченый его семь дней в вино себе подсыпает. Лучше в кагор. А наговор такой: «Пётр соборовался, народ собрался; глядят и ждут, когда понятые придут. Приведи, Пётр, и мне мою долю. Аминь. Аминь. Аминь».
– Поститься надо?
– Не обязательно. Обычно и так выходит. Правда там другая закавыка: вещдок могут и подложный продать, с них станется. Пьёт‑пьёт клиент кагор с порошком, а порча как была – так и есть. Поэтому, когда покупаешь, гляди на энергетику. Да и это тоже не всегда помогает. Какую вещь из ментовки ни возьми – любая отрицательно заряжена… Поди разбери…
К сожалению, беседа их была прервана на самом интересном месте. Кто‑то деликатно постучал во входную дверь, затем осторожно её приоткрыл и не менее деликатно осведомился:
– Можно?
– Можно, можно… – ворчливо откликнулся старый колдун.
В дверном проёме прихожей показался долговязый детина с беспощадной челюстью и умоляющими о пощаде глазами.
– Вы Ефрем Нехорошев?
– Да вроде бы… Садись, мил человек…
Потёртое гостевое кресло оказалось для гостя маловато. Верзила поёрзал, не зная, куда деть колени и локти.
– Помогите! – бросив конечности как попало, слёзно попросил он. – Был у одной бабки, она меня к вам направила… Испортили тебя, говорит, милок, ещё в детстве. Ты‑то, говорит, думал: воспитание, а оказывается: порча…
– Так…
– Сил уже моих больше нет! Вроде Богом не обижен, всё при мне, с тринадцати лет пулевой стрельбой увлекаюсь, работу хорошую предлагают…
– И в чём трудность?
– Клиентов жалко! – с надрывом признался бедняга. – Рука не поднимается! А вы, говорят, венец милосердия снимаете…
ПОНАРОШКУ
Что на того сердиться, кто нас не боится?
В. И. Даль
– Ну? И что ты тут в моё отсутствие понатворил?
Каждый раз, выходя из очередного запоя, старый колдун Ефрем Нехорошев начинал новую жизнь непременно с этой страдальчески‑насмешливой фразы.
– Да много чего… – с недовольным видом отозвался Глеб Портнягин, подавая учителю рассол, тайно и без особой надежды заговорённый им на внушение неприязни к спиртному. – Отсушки‑присушки, порчи всякие… У тётеньки одной молоток для отбивных со стола упал…
– И что?
– За отмазкой прибежала… Решила: силовые структуры придут…
– А серьёзное что‑нибудь было?
– Было, – доложил Глеб. – Сейчас принесу…
Он прошёл в свой чуланчик и, взяв с тумбочки ученическую тетрадку, открыл на странице, заложенной листиком слепынь‑травы. В памяти компьютера эти данные держать не стоило – базу могли взломать. Пробормотал заклятье, от которого написанное делается видимым, и пробежал глазами кудрявые строчки. Даже залюбовался слегка. Почерк колдуна должен быть либо корявым, либо вычурным, но ни в коем случае не каллиграфическим – клиенты уважать перестанут.
Жалко – итога подбить не успел. А с другой стороны, кто ж знал, что Ефрем опомнится так скоро!
Глеб смежил веки и вроде бы погрузился в раздумье. На самом деле вышел на минуту в астрал, где быстренько всё подсчитал в уме. Принадлежа к поколению, не заставшему ужасов зубрёжки и педагогической муштры, он не помнил, сколько будет семью восемь. Но это в нашей обычной реальности. Иное дело – тонкоматериальные слои. Будь ты последний двоечник, вычислить там квадратуру круга – раз плюнуть! Единственная сложность: вернувшись в земную оболочку, ты не сможешь восстановить ход собственных рассуждений. Поэтому не надо подтрунивать над фанатами тонких миров, не стоит дразнить их астралопитеками и менталозаврами, как это иногда случается. Да, в общении с нами они подчас туповаты и лишены чувства юмора. Зато они умны в астрале.
Возвратясь в физическое тело, Портнягин вписал в тетрадку итоговую цифру и направился к учителю.
– Вот, – сказал он, ткнув пальцем в нужную строчку.
Конечно, можно было бы, не прибегая к записям, растолковать всё на словах, но лишний раз содрогать воздух именами – плохая примета. Рискуешь спугнуть удачу.
Старый колдун Ефрем Нехорошев вчитался, насупился.
– Это какого ты Эгрегора Жругровича колдовать собираешься? – грозно спросил он, выгибая бровь. – Владельца «Валгаллы»?
– Да… – ответил Глеб, неприятно удивлённый тем, что наставник произнёс заветное имя‑отчество вслух.
Кудесник достал клетчатый платок и со скрежетом высморкался.
– Задаток взял? – скрипуче осведомился он.
– Взял.
– Верни, – сказал колдун, пряча платок.
Секунды три Глеб пребывал в остолбенении.
– Почему? – спросил он наконец, упрямо склонив лоб.
– Атеист… – вяло выговорил Ефрем. На большее его не хватило.
– Какая разница? – возмутился Глеб. – Атеист он там, не атеист… Всё равно ж астральное тело есть! И энергетический кокон!
Пришлось колдуну собраться с силами.
– Это ты просто не связывался ещё с атеистами, – морщась, пояснил он. – У них у всех такой кокон, что никаким заклятьем не прошибёшь – ни во что не верят! И у шибко грамотных – тоже… Ты Забылина почитай на досуге. Знаешь, что пишет? «Порча не действует на образованных людей…» Так‑то вот… – Передохнул, продолжил: – Помню, гипнотизировал это я по молодости лет одну корректоршу… И чувствую: что‑то не то… Вроде всё правильно делаю, пассы у неё перед глазами произвожу… «Не бойся, – говорю, – мы играемся… играемся…» Так и не загипнотизировал… Оказывается, по ихним дурацким правилам такого слова вообще не бывает! «Играем» – есть, а «играемся» – нет. Как её такую загипнотизируешь? Вот то‑то и оно! Умные больно…
Обиделся – и умолк.
Действительно, колдуны не всемогущи. К примеру, избавиться от орфографических ошибок, им практически не удаётся никогда. Наличие рядом твердолобого скептика зачастую напрочь лишает их магической силы. Известно, что вера с горчичное зерно способна сдвинуть гору. К сожалению, справедливо и другое: неверие столь же скромных размеров способно приковать гору к месту. Хотя, может, оно и к лучшему. Если все уверуют и начнут горами двигать – это что будет?
– Погоди! – внезапно сообразил Портнягин. – Какой же он к чёрту атеист? В церковь ходит, свечки ставит, через левое плечо плюёт! На Лигу Колдунов недавно что‑то там пожертвовал…
– Притворяется…
– Зачем? Так бы прямо и сказал: атеист!
– Ага! – съязвил колдун. – Тогда уж сразу – антихрист. С такой репутацией, слышь, у него весь бизнес прахом пойдёт! У атеистов, чтоб ты знал, даже киллеры в последнее время заказов не принимают… Да я и сам случайно выяснил, что он неверующий… – Взял со стола банку с заговорённым рассолом, приложился. – Хреново заговариваешь… – ворчливо заметил он, отправляя ёмкость на место. – Ну, и что ты там сделать подрядился?
– А, ерунда! – сказал Глеб. – Напротив «Валгаллы» нищий стоит, а этот Эгрегор Жругрович, как в офис направляется, каждый раз ему подаёт. Короче, мОрок надо завтра навести небольшой. Чтоб подал не из правого кармана, а из левого…
– Ничего себе ерунда! А что у него в левом кармане?
– Не знаю, – честно сказал Глеб. – Расписка, наверно, какая‑нибудь…
***
Осень только подбиралась к Баклужино. Дни стояли тёплые, пыльная листва ещё и не думала редеть. Свернув с Соловьиной на Обережную, Глеб достиг проспекта и приостановился в раздумье.
Аванс отдавать не хотелось.
Дело было не в жадности – упрямство заело.
Между тем время близилось к перерыву, а офис «Валгаллы» располагался неподалёку – в каких‑нибудь двух кварталах. Вскоре Глеб очутился у ступеней парадного входа, где имел возможность лицезреть владельца фирмы, отбывающего на обед. Прислонив своё физическое тело плечом к фонарному столбу, юноша вышел в астрал и как бы невзначай ощупал энергетическую оболочку бизнесмена. Да. Правильно предупреждал учитель. Сейф, а не кокон.
Чёрт его знает, кто он был по национальности, этот Эгрегор Жругрович! Остряки утверждали: великожмот. Морда, во всяком случае, откровенно кочевничья: широкие медные скулы, припухшие полуприкрытые веки, над вывернутой чуток верхней губой – щетинка усов.
Странно, что фамилию он при этом носил исконно баклужинскую – Двоеглазов. Согласно историческим исследованиям, именно здесь, в среднем течении речки Ворожейки, обитало когда‑то скифское племя аримаспов, о которых Геродот сообщает, будто в детстве они выкалывали себе левый глаз, дабы сподручнее было целиться из лука. Отступникам давали презрительные клички и за людей не считали. Отсюда и фамилия.
Ещё об Эгрегоре Жругровиче поговаривали, что в молодости он занимался поставками план‑травы, но вовремя сообразил бросить это опасное дело и переключиться на фармацевтику.
Угнетённый увиденным и ощупанным, Портнягин повернулся и побрёл восвояси, причём не по проспекту, а дворами. Кажется, задаток придётся всё‑таки вернуть. То, что не заколдуешь такого, – полбеды. Главная беда в том, что хрен такого чем запугаешь…
– Пошли! – потребовал внезапно звонкий голосок, и цепкая ручонка ухватила Глеба за указательный палец.
От неожиданности ученик чародея попробовал упереться, но девчушка лет четырёх уже тащила его к песочнице, над деревянным порожком которой торчали три чумазые встревоженные физии. До игровой площадки оставалось шагов десять, когда все трое, похватав совочки, лопатки и ведёрки, опрометью кинулись кто куда.
– Чего это они? – не понял Глеб.
– Я сказала, ты им уши надерёшь! – победно сообщило бойкое дитя, пальца по‑прежнему не выпуская.
– Нормально… – только и смог пробормотать Глеб. – А играть ты теперь с кем будешь?
– С тобой!
Портнягин внимательно посмотрел на девочку. Совершенно точно, он видел её впервые. Такие дети не забываются. Энергетика у неё была уникальная. Столь возбуждённого и взбаламученного биополя ученику чародея встречать ещё не доводилось.
– А во что?
– Полетели! – завопила она в ответ, вскидывая ручонки.
– Куда?
– Вон туда! На крышу!
Глеб улыбнулся:
– Я не умею…
– А ты понарошку!
Понарошку?.. На Портнягина пало озарение. Возможно, толчком был совет, сию минуту прозвеневший из детских уст, но, скорее всего, приключилась индукция, взвихрившая энергетику самого Глеба. В любом случае, он уже догадывался, что ему следует предпринять.
– Как тебя зовут, девочка? – поражённо спросил он.
– Ника!
– А кто твои папа с мамой?
– Невыразиновы!
– А живёшь ты где?
– У тебя на башке! – чеканной рифмой ответило удивительное создание.
***
Кабинет Эгрегора Жругровича, вопреки ожиданиям, был невелик, но обставлен со вкусом.
– Вы ко мне, наверное, от Лиги Колдунов, – медлительно заговорил владелец «Валгаллы», приглашающе шевельнув пальцами в сторону кресла.
Портнягин сел.
– Нет, – сказал он. – От себя лично.
Широкоскулое медное лицо пребывало в состоянии всё той же неподвижной задумчивости. Возможно, именно с такими лицами золотоордынские ханы принимали когда‑то удельных князей. Ну надо же! Настоящий живой атеист! Ничего не боится: ни порчи, ни сглаза, ни грома небесного. Портнягин глядел и не знал: завидовать этой державной невозмутимости или же всё‑таки не стоит. Неуязвимость – она ведь тоже наверняка имеет свои неудобства. Допустим, живи Ахилл в наши дни, аппендикс ему бы пришлось удалять через пятку.
– Говорите.
– Колдовать вас будут. Завтра утром, возле офиса.
Известие было воспринято с видимым равнодушием.
– Чего хотят?
– Хотят, чтобы вы подали милостыню не из правого, а из левого кармана.
– А кто колдует?
– Я.
Принимая факт, Эгрегор Жругрович наклонил широкий лоб.
– Колдуй, – как‑то очень естественно перейдя на «ты», милостиво разрешил он.
Глеб Портнягин позволил себе горько усмехнуться.
– Эгрегор Жругрович, – сказал он. – Ну вы же знаете, что заколдовать я вас не смогу. И никто не сможет.
Выражение неподвижного лица не изменилось, но глаза стали заметно внимательнее. Момент для заветного, заранее обдуманного вранья – назрел, и упустить его было бы непростительно.
– Эгрегор Жругрович! Дело‑то ведь не в том, что там у вас должно завестись в левом кармане. Кстати, нищий не в курсе, он тут вообще ни при чём… Вас на другом ловят. Все колдовские операции заверят нотариально, а сам процесс отснимут на видеокамеру. Им важно доказать, что вы не верите в колдовство, понимаете? А там, глядишь, под шумок и в безбожии обвинят… – Портнягин сделал изрядную паузу, однако владедец «Валгаллы» ею не воспользовался. Пришлось продолжить, изо всех сил стараясь не сбиться на заискивающий тон: – Я вот думаю: если вы завтра понарошку сделаете вид, что заколдованы…
Глеб не договорил и умолк. Пауза тянулась и тянулась. Эгрегор Жругрович взвешивал предложение.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Подам из левого… Заказчиков, конечно, не назовёшь?
– Не назову, – с облегчением подтвердил Глеб.
– И не надо, – после краткого раздумья, постановил Эгрегор Жругрович. – Аванс от них получил?
– Получил.
– Какими купюрами?
– Разными, – несколько удивившись, ответил Глеб.
– Самая мелкая какая?
– Десять баксов.
– Давай сюда.
– Эгрегор Жругрович, – укоризненно молвил Глеб, доставая бумажник и находя нужную купюру. – Если вы хотите через эту десятку навести на них порчу, могли бы и меня попросить. На стороне‑то зачем заказывать?
Жёсткая щетинка усов над несколько вывернутой верхней губой едва заметно шевельнулась.
– Да что заказывать? – сказал владелец «Валгаллы». – Сам наведу. Порча – дело нехитрое.
От неожиданности Портнягин поперхнулся.
– Как же вы её наведёте, – малость опомнившись, выговорил он, – если в колдовство не верите?
– Верю, не верю… – последовал эпически неспешный ответ. – Какая разница! Главное, чтоб они верили.
КУВЫРОК БЕЗ ВОЗВРАТА
Надо в лесу найти срубленный гладко пень, воткнуть с приговором нож и перекувырнуться через него – станешь оборотнем; если же кто унесёт нож, то останешься таким навек…
Народное средство
– Что это? – холодно спросил Перверзев, покосившись с неприязнью на пододвигаемый к нему конверт.
– Ну… с вами же в прошлый раз вроде договорились… – напомнил посетитель, глядя в глаза.
– Ни о чём я ни с кем не договаривался…
– Нет, не впрямую, конечно… – уточнил податель конверта. – Но намёк‑то был…
– И намёка никакого не было! – упёрся Перверзев. – Я вас, молодой человек, вообще впервые вижу…
Происходящее не нуждалось в истолковании и втайне возмущало начальника господнадзора до глубины души. За полтора года пребывания на этом посту он, как ему казалось, приучил всех челобитчиков к мысли, что взяток здесь не берут. Получается, не всех.
Да и сам облик посетителя, по правде сказать, симпатии ему не внушал. Касьян Перверзев гордился своей наружностью. Был он молод, представителен, подтянут, полагая, что настоящий чиновник должен быть безупречен не только внутренне, но и внешне. Приходилось, однако, признать, что сидящий по ту сторону стола юноша выглядел моложе, представительнее, держался с не меньшим достоинством, смотрел прямо, честно и, судя по всему, тоже не числил за собой ни единого греха.
– Конечно, впервые, – спокойно согласился он. – В прошлый раз тут был мой учитель… Ефрем Нехорошев.
– А‑а… – откидываясь на спинку широкого кресла, предвкушающе протянул чиновник. – Вот оно что… Продлить лицензию желаете?
– Да. Через три месяца кончается.
– А знаете, молодой человек, насколько я помню, претензий к вашему учителю за последний год у нас накопилось… э… более чем достаточно… – Начальник господнадзора потянулся к открытому ноутбуку, тронул клавиатуру, с нежностью вгляделся в возникшие на экране данные и, растягивая удовольствие, горестно покивал. – Ну вот видите, – как бы извиняясь, обратился он к просителю. – Жалоба от коллектива целого учреждения. Пенсионерка, уборщица. Бабулька, как они её называют… Трижды подливала воду из кружки на порог рабочего кабинета, топталась вокруг лужи, что‑то бормотала… Когда поймали за этим занятием, убежала, на следующий день уволилась. А у сотрудников неприятности, выговоры посыпались, увольнения. Естественно, обратились к нам. А как бы вы поступили на их месте?
