355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Гуляковский » Остров пурпурной ящерицы » Текст книги (страница 4)
Остров пурпурной ящерицы
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 13:24

Текст книги "Остров пурпурной ящерицы "


Автор книги: Евгений Гуляковский


Соавторы: Александр Левин,Владимир Михановский,Сергей Плеханов,Тихон Непомнящий,Игорь Андреев,Алексей Минеев,Владислав Ксионжек,Владимир Кючарьянц,Александр Знойко,Виталий Ларичев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Гвельтов никогда не напивался до такой степени, как в тот вечер, когда Лонгар холодно с ним простился и, захватив пробы, оставил одного на пристани. В те дни, когда удачей не пахло, он был ему нужен, как каторжный сутками сидел в лаборатории, а сегодня он вспомнил маслянисто блестевшую жидкость в последней бутылке и смачно выругался.

Еще больше его обиду разжигала мысль о том, что Лонгар мстит ему за вечер с Вестой. Гвельтов завернул в первый попавшийся портовый кабачок и выбрался оттуда далеко за полночь. Он брел по самой кромке тротуара, то и дело останавливаясь и бессмысленно озираясь. Иногда подолгу стоял неподвижно, обняв фонарный столб, и рассказывал ему о своих обидах. Прохожих в этот поздний час было немного, а те, что попадались навстречу, сразу же, завидев Гвельтова, переходили на противоположную сторону. Вечерами в городе бывало неспокойно, а от пьяного неизвестно чего ожидать…

Так что Гвельтов не испытывал неудобств в своем зигзагообразном движении. Вся левая половина улицы оставалась в его распоряжении. Только пройдя три квартала и выбравшись на набережную, что заняло у него не меньше двух часов, он наконец понял, что идет в противоположную от дома сторону. Это открытие несколько отрезвило его. И все же впоследствии, восстанавливая в памяти все события этой ночи, Гвельтов никак не мог вспомнить, в какой именно момент у него появился товарищ… Вроде бы на набережной он был один, а когда шел обратно, у него уже не было необходимости делиться своими печалями с фонарными столбами, поскольку рядом оказался внимательный, чуткий, все понимающий собеседник. Они успели обсудить все достоинства хорошо очищенной можжевеловой водки. Затем Гвельтов долго объяснял, каким законченным мерзавцем оказался его шеф, и, кажется, сумел доказать, почему именно.

Гвельтову давно не попадался такой толковый, настроенный в унисон его самым сокровенным мыслям собеседник. Вполне довольные друг другом, они забыли о времени. Гвельтов помнил, что на углу какой-то улицы, отнюдь не той, что вела к его дому, в руках у его товарища оказалась заветная плоская бутылочка, какие носят в верхнем боковом кармане пиджака истинные целители и знатоки. Гвельтова, правда, несколько удивил тот факт, что бутылочка оказалась нераспечатанной, в фабричной упаковке…

Когда на дне почти ничего не осталось, Гвельтов перешел к анализу личных связей, на которых держится современное общество. И здесь они оба проявили редкостное единодушие и общность взглядов. Дальше в памяти Гвельтова образовался какой-то странный провал, очевидно, содержимое заветной бутылочки подействовало на него сильнее всех предыдущих. Как бы то ни было, полностью очнулся он уже в лаборатории…

Причем совершенно не помнил, как сюда попал и почему вообще оказался на работе ночью… Рядом с ним за столом сидел совершенно незнакомый человек. Но с этого мгновения мозг Гвельтова заработал уже вполне отчетливо, сохранив в памяти все подробности того, что произошло дальше.

– Итак, вы обещали мне показать ту самую штуку, из-за которой ваш шеф… – глаза незнакомца блестели холодно и совершенно трезво. Очевидно, он еще не догадался, что в этот момент алкоголь без всякого постепенного перехода потерял свою влacть над Гвельтовом. Вполне добросовестно изображая пьяного человека, он радостно и глупо рассмеялся, шатаясь, подошел к полке и снял старий прошлогодний журнал.

– Вот тут! – заплетаясь, произнес он и хлопнул по папке рукой. – Вот тут, дорогой друг, все написано! История всех моих бед. Я дарю вам это!

Гость брезгливым жестом отодвинул от себя пропыленную папку и внимательно посмотрел на Гвельтова.

– Вы как будто собирались показать мне совсем не бумаги.

Голос гостя стал строгим, в нем появились металлические нотки.

– Перестаньте паясничать, Гвельтов! Вы уже совершенно трезвы. Садитесь и слушайте меня внимательно,

Последнюю просьбу Артам выполнил беспрекословно, все еще надеясь выиграть время и разобраться в непонятной для него ситуации.

– Сейчас вы выключите сигнализацию и откроете сейф.

– Кто вы такой?

– Не задавайте глупых вопросов. Делайте, что вам говорят.

– Вы уверены, что я…

Он не успел закончить… Перед глазами вспыхнули огненные круги. Страшная боль согнула его почти пополам. Ни глотка воздуха не проникало в его сжатые спазмой легкие. Мучительный удушающий кашель раздирал внутренности. Ударил его профессионал. Ударил со знанием дела. И постепенно, с трудом обретая контроль над непослушным телом, Гвельтов уже знал, что из этой истории ему, пожалуй, не выпутаться…

В те редкие дни, когда человек бывает по-настоящему счастлив, он может жить как птица, бездумно, и очень часто не замечает этих прекрасных дней. Только потом, когда они уже позади, нам становится ясной их настоящая цена. Иногда меня даже пугало слишком уж определенное и потому немного нарочитое ощущение счастья. Когда же это началось? Когда впервые она решила нарушить неписаные правила, оберегавшие наш хрупкий стеклянный покой? Я хорошо помню этот день…

Это было воскресенье. Мне не надо было рано вставать.

Я нежился в постели и слышал, как на кухне Веста, что-то напевая, готовит кофе.

За всю долгую семейную жизнь я так и не сумел объяснить жене, как именно следует готовить кофе, чтобы сохранить полностью его аромат и вкус. Весте не понадобилось ничего объяснять. Она знала наперед все мои вкусы. Она умела так поджарить омлет на завтрак, чтобы на нем не было корочки. Жене это не удавалось ни разу. Сама Веста была удивительно равнодушна к еде. Подозреваю, что в мое отсутствие, она вообще не ела. Но даже в этом ей ни разу не изменил такт, и когда мы вместе садились за стол, она всегда ела хотя и немного, но с видимым удовольствием, стараясь своим равнодушием к пище не испортить мне аппетит. Квартира за те две недели, что мы жили в ней вместе, разительно изменилась. Иногда меня даже раздражала чрезмерная аккуратность Весты. Она словно старалась стереть самую память о том запустении и хаосе, который царил здесь в день нашего первого приезда. Мебель, пол, стекла на окнах – все теперь сверкало и лоснилось, она ухитрялась наводить этот порядок совершенно незаметно, я ни разу не застал ее с тряпкой в руках. Весте нравилось играть роль хорошей хозяйки. Но в это утро она была излишне рассеянной. День выдался для глубокой осени на редкость погожий, и я предложил поехать за город. Сначала она обрадовалась, побежала укладывать корзинку для уик-энда, но вдруг вернулась через несколько минут с посерьезневшим и каким-то отстраненным лицом.

– Ты знаешь, Глек, у меня такое предчувствие, что нам не следует сегодня уезжать из дому. Что-то должно произойти, что-то очень важное.

Ох уж эти мне предчувствия ее! Я почувствовал раздражение и настоял на своем. Веста не стала спорить.

В город мы вернулись довольно поздно, часов в шесть.

Всю обратную дорогу Веста молчала, но перед самым поворотом на нашу улицу вдруг спросила:

– Скажи, Глек, как ты теперь относишься к Артаму?

Вопрос прозвучал для меня неожиданно. С самого нашего совместного визита понимая, наверно, что всякое напоминание о Гвельтове с ее стороны будет для меня неприятно, Веста словно забыла о нем.

– Нормально отношусь. Он мой сотрудник. Хороший сотрудник. Почему ты спросила?

– Потому что сегодня… – Она замолчала. – Мне очень не хочется об этом говорить. Но сегодня у него должны произойти неприятности, и я не знаю, как ты отнесешься к этому. Если я тебе не скажу сейчас… – Она окончательно запуталась.

– А ты скажи.

Я остановил машину, и последняя фраза прозвучала у меня нервно, почти зло. Это подтолкнуло ее, и она вдруг спросила:

– Ты запер пробы в сейфе? Артам знает шифр?

Я вообще ни разу не говорил ей о пробах. С памятного для меня разговора в машине мы старательно избегали подобной темы.

– Мне кажется, ты должен отпустить их обратно в море. Иначе произойдет несчастье…

Она наверняка знала, какое впечатление произведут на меня ее слова. Она сидела, вся сжавшись, стиснув ручку сиденья. Я видел, как побелели пальцы у нее на руке.

– Я не должна была этого говорить, они просто уверены, что я не скажу. Но если с Артамом, а потом с тобой произойдет что-нибудь…

– Довольно меня запугивать, я сам знаю, что мне делать!

Мы молчали всю оставшуюся дорогу. Молча поднялись на пятый этаж, молча открыли дверь… Сверкающая чистота квартиры бросилась мне в лицо. Я помнил все. Помнил, где именно висел календарь в тот день.

Помнил грязную дорожку на полу… Не так это просто жить с русалкой, совсем непросто. Я думал о том, что в металлической коробке сейфа лежат сейчас живые частицы огромного монстра, расположившегося где-то на дне залива. Гвельтов?.. Он знает шифр. И сделает все от него зависящее, чтобы не отдать им пробы. Больше я не раздумывал ни минуты. Уже в прихожей услышал, как Веста сказала:

– Я поеду с тобой!

Времени на споры не было. Но только ли поэтому я согласился? Скорее всего мне захотелось раз и навсегда выяснить, на чьей она стороне, как будто я имел право в этом сомневаться…

В институте света не было, даже перед подъездом, где всегда горел фонарь, чтобы дежурный швейцар мог видеть неурочных посетителей. Я схватил фонарик, который, к счастью, возил в машине, и толкнул дверь.

– Подожди минуту. Еще не время…

Не обратив внимания на слова Весты, почти не слыша ее, я дергал заклинившую ручку.

– Проклятый замок! Сколько раз собирался смазать… Выйду через твою дверь! Подвинься.

– Я просила тебя подождать… Но как хочешь…

Ручка вдруг поддалась, и от неожиданности я едва не вывалился наружу.

В тот момент мне некогда было раздумывать над странным поведением ручки, я бросился к институту.

Парадная дверь оказалась незапертой, и едва я захлопнул ее за собой, как оказался в полной темноте. Не зажигая фонарика, медленно, на ощупь я двинулся к лестнице, стараясь уловить малейший шорох и держа наготове фонарик – единственное свое оружие. Только теперь я почувствовал всю сложность своего предприятия.

Огромное, погруженное в темноту здание жило своей собственной жизнью. С верхнего этажа доносился глухой ритмичный шум, какой-то скрип, потом там словно бы загудел пылесос.

В темноте этот звук казался особенно странным. Я уже дошел до лестницы и, все еще не зажигая фонарика, медленно стал подниматься. И тут, ударившись плечом о невидимый выступ перил, я выронил фонарик. Звук его падения показался мне грохотом. Почти сразу мне удалось нащупать выпавший фонарь. Я не знал, разбилась ли лампочка, и не хотел проверять. Меня могли поджидать на лестничной площадке. В этой кромешной тьме я был совершенно беспомощен. Но, покрываясь холодным потом, я упрямо лез по лестнице вверх на четвертый этаж. Наконец я добрался до двери своей лаборатории. Я осторожно провел рукой по филенке и вздрогнул: из дверей торчал ключ. Ни у меня, ни у Гвельтова своего ключа не было. Ключ всегда хранился внизу у привратника, и в воскресенье без моего разрешения его никому не могли выдать, следовательно, что-то случилось. Я решительно рванул дверь и сразу же включил фонарик, но лампочка не зажглась, и в первую секунду я ничего не увидел. Однако из окна с улицы проникал рассеянный свет от уличных фонарей, и из темноты довольно отчетливо проступали очертания предметов.

Первое, что бросилось мне в глаза, был развороченный сейф. В углу лежала скорченная человеческая фигура, рядом с ней на полу расползалось какое-то темное пятно, более темное, чем окружающий мрак. Первым моим побуждением было броситься к лежащему на полу человеку, но меня остановил шорох у двери за моей спиной!

Я резко обернулся. Глаза уже привыкли к полумраку, и теперь я видел все совершенно отчетливо. Высокий человек в плаще с чемоданчиком в одной руке медленно поднимал другую. Я уже знал, для чего. Нас разделяло метра два, но мне казалось, что даже в темноте я отчетливо вижу черный зрачок пистолета. Звонко щелкнул курок. Выстрела не последовало. Стоявший у двери грязно выругался. Пистолет щелкнул еще раз.

В следующий момент, широко замахнувшись, он прыгнул на меня и словно споткнулся о невидимую преграду. Чемодан и оружие вылетели из его рук, и со всего размаха он рухнул на пол.

Грохот от падения тяжелого тела отдался долгим, постепенно замирающим эхом. Я стоял, словно пригвожденный к месту, не смея шевельнуться. У моих ног валялся выпавший у налетчика пистолет. Я нагнулся, поднял его и медленно попятился. Человек на полу не шевелился. Рука моя совершенно инстинктивно потянулась к выключателю настольной лампы. Я не ожидал, что она загорится, но лампочка совершенно неожиданно вспыхнула и залила лабораторию ослепительным мертвенным светом. Как только глаза привыкли к этому новому резкому свету, я понял, что лежащий у сейфа человек не Гвельтов. То, что он мертв, я понял еще раньше. Вокруг его голода расползалось широкое пятно крови. Напавший на меня по-прежнему не шевелился.

На всякий случай я навел на него пистолет, и только теперь увидел, что это вовсе не пистолет… Предмет напоминал скорее детский пенал с ручкой и кнопкой на нем. Часть, служившая стволом, оказалась наглухо закрытой. Вообще этот странный предмет не имел ни одного отверстия. Разглядывая его, боковым зрением я напряженно следил за распростертой передо мной фигурой. Налетчик по-прежнему не шевелился. Что с ним произошло, какая сила остановила его смертельный бросок?

Видимо, меня ожидала участь того, кто лежал у сейфа с разможженной головой. Было похоже, что сейф взорвали или выжгли автогеном. Я не слишком разбираюсь в этих вещах. Дверцу с чудовищной силой выдернули из петель, и теперь она висела сбоку, приоткрыв пустое нутро сейфа… Только теперь мой взгляд упал на выпавший у налетчика чемоданчик. От удара крышка отскочила, я по полу рассыпались какие-то непонятные предметы. И сразу же среди них я увидел наглухо закрытый контейнер, в котором у нас хранились последние пробы. Так вот что ему здесь было нужно! Но они не успели, не все еще потеряно!

Если мне удастся вывезти пробы из города, то там, в столице, я привлеку к происходящему внимание ученых и властей. Вот в чем ценность наших проб. Конечно, противники это понимают и сделают все от них зависящее, чтобы вернуть бактерии обратно в море. Чтобы не дать мне поднять тревогу сейчас, пока они еще не готовы там, у себя в глубине. Люди ничего не должны знать до того рокового часа, который они нам готовят, Но что бы со мной ни случилось, я все же попробую. Возможно, это наш последний шанс. Надо действовать, пока вся колония собрана в одном месте, если они рассредоточатся… В каждой капле воды, в дожде, в реках, в озерах. Я содрогнулся. Вода их стихия.

Только сейчас я по-настоящему оценил опасность, нависшую над нами. Стоит им захотеть, и в каждой капельке воды, вот в этом водопроводном кране – везде будет таиться смерть…

Осторожно, словно боясь разбудить лежащего на полу человека, я медленно двинулся к чемоданчику. Едва я сунул в него выкатившийся контейнер с пробами и защелкнул крышку, как на столе требовательно зазвонил телефон. Неизвестно почему вместо того, чтобы бежать от всего этого ужаса, я покорно прошел к столу и снял трубку.

– Здравствуйте, – произнес незнакомый спокойный голос. – Это есть очень важно. Вы неправильно понимаете ситуацию.

Странность голоса, звучащего в трубке, была не в исковерканном построении фраз. Даже не в интонации.

В чем-то еще, я не понимал, в чем именно, и возможно, поэтому не вешал трубку.

– Все, что произошло, не есть наша вина… Другой человек… Мы не понимаем, зачем он хотел взять себе то, что вы называете «Альфой». Человек, который работает с вами, не давал. Тогда они открыли сейф, хотели взять силой. – Долгое, долгое молчание. Потом вопрос: – Вы нас понимаете?.

– С кем я говорю?

– Это не есть важно. Важно вернуть «Альфу», иначе люди, которые были здесь, убьют вас и захватят «Альфу».

– Зачем она им?

– «Альфа» останавливает энергию. Если есть «Альфа», можно не бояться бомбы. Можно начать войну… То, что вы нашли на полу, имеет быть таким оружием, можете пробовать. Выберите предмет, большой энергией обладающий внутри себя. Аккумулятор, бомба, нагретая печка, человек, пробуйте…

Я не стал пробовать, я покрывался холодным потом и не знал, что именно придает мне мужества продолжать этот разговор. Странность голоса, звучащего в трубке, была не в построении фраз, не в смысле слов. В чем-то другом, и теперь я понял, в чем именно. Со мной разговаривал не человек.

Когда голос в трубке наконец смолк, я осторожно положил ее на рычаг, словно она была стеклянной, и не спеша прошел к выходу. Все вдруг стало незначительным, мелким: засады, выстрелы из-за угла, даже смерть отдельных людей. Какое-то время они не будут знать, что именно я задумал. Они сказали: можно воспользоваться канализацией, но лучше всего вылить пробы обратно в море… К морю придется проехать. Не сразу, конечно, не сразу… Они сказали, оружие? Возможно, оно пригодится. Вполне возможно… Коробка легко скользнула в карман плаща и легла там удобно и незаметно. В последний раз я окинул взглядом лабораторию, выключил свет и неторопливо пошел к лестнице.

Веста сидела в машине, свернувшись калачиком и прислонившись головой к спинке сиденья. Похоже, она спала… Когда я открыл дверцу, она шевельнулась, что-то пробормотала и вновь откинулась на спинку. Пусть спит, это сейчас самое лучшее, не надо ничего объяснять. Я кинул чемодан на заднее сиденье, завел мотор и медленно поехал вдоль пустой улицы.

Миллионы лет летала в космосе пыль. В тонких, но прочных оболочках вместе с бесчисленными пылинками спали их споры… Миллионы лет назад на землю упал метеор, падучая звезда, одна из бесчисленного множества… Она упала в земной океан, где все условия подходили для развития жизни. В благоприятной среде споры раскрылись, и на земле появились ее первые, самые древние жители, основоположники потока эволюции, родоначальники бесчисленных живых форм и, в сущности наши предки… Вот кто они такие, эти далекие от нac амебы… Они сохранили свой собственный вид. Их древнейший род приспособился к самым жестким условиям существования. Им нипочем было даже леденящее дыхание космоса. Бесконечную череду лет, пока их братья на земной поверхности изменялись и приспосабливались к внешним условиям, они дремали в глубинах океана, словно дожидаясь своего часа… Разум… Был ли он свойствен их колониям всегда или возник лишь здесь, на земле, в минуту грозной опасности?

Этого я не узнал, да теперь это было не так уж и важно. Веста была права. Они поднялись из глубин потому, что даже туда, на тысячи метров вглубь, подводные течения принесли наконец грязь, которой люди обильно посыпали свою планету. В конце концов, это должно было случиться. Слишком долго человек «боролся» с природой, забыв, что это его колыбель. Мы перешли грань, за которой пассивное сопротивление окружающей среды становится активным. Мы говорили, что природа – это сложный живой организм, но на самом деле не понимали толком, что это значит. Во всяком случае, не знали, что иногда это следует понимать буквально…

Они пытались объяснить мне, что дальнейшее загрязнение Мирового океана грозит гибелью всему живому на нашей планете, словно от меня что-то зависело, словно я мог остановить безумцев, утопивших в океане две атомные подводные лодки, тысячи контейнеров с ядовитыми газами, сотни тысяч тонн пестицидов, миллионы тонн нефти…

Сейчас они еще слишком мало знали про нас и хотели узнать больше… В чем-то они были потрясающе наивны, в чем-то их мудрость превосходила мой уровень понимания. Так, например, я не смог уяснить, на какой энергии основано их существование. Это был какой-то новый, неизвестный человечеству, принцип. Они умели тормозить движение электронов в окружающей материи и использовать выделенную при этом энергию для своих нужд. Вся их колония существовала внутри силового кокона неизвестной нам энергии. При желании они могли расширить его границы. Я не смог выяснить, как далеко… Речь, видимо, шла о десятках километров. Именно эту энергию, по их словам, и собирались использовать люди, пытавшиеся похитить «Альфу». Так ли это?

Не они ли сами через своих «посредников» устроили нападение на лабораторию?

Я остановился в переулке напротив дома, в котором мы жили с Вестой. Кто знает, может быть, в последний раз я здесь стоял? Если хотя бы часть моих опасений справедлива – мне не дадут выскочить из города…

Несколько секунд я не хотел ее будить. Только разглядывал бледное, без кровинки, лицо, словно старался запомнить его навсегда. Веста застонала и открыла глаза… Пора прощаться. Я не знаю, вернусь ли, во всяком случае, я сдержал слово, мы были вместе до самого последнего дня. Сегодня он наступил, этот последний день.

– Ты решил уехать?

Как всегда, она попала в самую точку. Я не стал ничего отрицать, лишь молча кивнул головой.

– Я знала, что так будет. Я их предупреждала. Но они мне больше не верят. Они думали, я не вмешаюсь, что им удасться меня заставить…

О чем она говорит? Я не в силах был этого понять.

Или не хотел? Слишком много загадок. Слишком много вопросов остается без ответов. Но я уже все решил и не нуждался в ответах.

– Я хочу, чтобы ты вышла. Я сейчас уеду, постараюсь вернуться.

– Я знаю. Постараешься вывезти из города эти проклятые пробы, и тебя убьют по дороге. Я знаю…

– Не такая уж ты провидица…

– Почему ты не хочешь, чтобы нас оставили в покое? Почему ты не отдал им эти пробы? Они же не принадлежат тебе! Тебе позволили взять их на время, верни то, что принадлежит им!

– Сейчас это единственный шанс у меня и, может быть, у всех нас. Никто не станет меня слушать. Я ничего не сумею объяснить без этого чемоданчика! Ты же все понимаешь, Веста!

– А если тебя выслушают, поверят, что тогда? Что это изменит?

– Я не знаю. Не хочу знать. У каждого из нас свой долг. Я обязан дать людям шанс. Они имеют на это право.

– Шанс для войны… Ну почему, почему вы всегда мыслите этими категориями, почему они преобладают надо всем прочим: война, враг, обман… Ты даже мне не веришь…

– Иногда я не верю даже себе. Одно я знаю. Мы наконец достукались. Достучались… Все имеет конец. Терпение природы не безгранично.

– Значит, ты все решил.

– Да.

– Ну так поезжай, чего ты медлишь?

– Я жду, когда ты выйдешь.

– Нет, мой милый. Когда-то ты сказал, что мы будем вместе до конца. До самого конца. Вспомни об этом.

– Я помню. Но ты все равно не сможешь мне помешать.

– Я и не собираюсь. Я знаю, что ничего не смогу изменить.

Я не имел права рисковать ее жизнью и знал, что, если понадобится, силой вытолкну ее из машины. Я повернулся, собираясь осуществить свое намерение.

– Прости, но у меня нет времени спорить.

Я протянул руку и не смог прикоснуться к ней, словно кто-то натянул в кабине между нами упругую непробиваемую пленку. Холодная странная усмешка тронула ее губы.

– Ты все еще думаешь, что тот человек в лаборатории попросту споткнулся? – Она помолчала. – Никто не виноват, что ты выбрал русалку. Мы поедем вместе и вместе до конца разделим все, что нас ждет в дороге. Я пыталась не вмешиваться, старалась забыть обо всем, чему меня научили там, в глубине, берегла наши дни. Их ведь было так мало, – сказала она с горечью. – Теперь мне уже нечего беречь… Ты не сможешь забыть сегодняшнего дня. Ты и раньше меня боялся, я знаю… А теперь поезжай…

Я молча повиновался. Мотор завелся легко, и машина понеслась по пустынной дороге прочь от центра города, от моря, к началу большой трассы, ведущей в столицу, к людям.

Машина вела себя слишком странно. Стоило прикоснуться к педали акселератора, как стрелка спидометра проскакивала цифру восемьдесят. Впечатление было такое, словно кто-то вставил под капот дополнительный мотор. Мне все осточертело, и, не задумываясь, я гнал машину вперед, стараясь поскорей вырваться из города, как будто это он был виноват во всем, как будто в нем сидела невидимая и неощутимая зараза, постепенно отнимавшая у меня Весту… Иногда, запрятанные где-то в глубине сознания, всплывали непрошеные мысли… Значит, напавший на меня человек не споткнулся… Как она это сделала?

Скорее всего он не был человеком. Странное оружие подобрал я на полу… Это был «посредник» – так, кажется, называли они искусственных полулюдей? Но ведь и Веста тоже…

Я спохватился слишком поздно. Ее лицо исказила гримаса боли: «Она знает все, о чем я думаю. Это трудно выдержать. Но раньше я этого не замечал – не замечал потому, что мне нечего было скрывать от нее. Наверно, люди еще не готовы к такому уровню общения, может быть, когда-нибудь, через тысячу лет…»

Далеко позади над морем занимался хмурый рассвет. Мы уже миновали центр города и приближались к окраине. Где-то здесь, перед выездом на загородное шоссе, должен был быть полицейский дорожный пост.

Я толком не знал, кого мне следует опасаться. Кто были те люди, которые пытались похитить «Альфу»? Куда девался Гвельтов? Жив ли он?

– Это были люди из военной разведки, – как всегда неожиданно сказала Веста. – Они давно заинтересовались тем, что происходит в порту. С того дня, как американская атомная лодка приходила сюда с визитом «дружбы».

Я хорошо помню эту историю. В газетах тогда поднялась шумиха, сразу же прекращенная невидимой, но могучей рукой. Однако суть происшествия газеты успели сообщить… Кажется, все атомные заряды, бывшие на борту лодки, и топливо для реактора превратились в обычный свинец. До сих пор я считал эти сообщения газетной «уткой».

– В тот момент, когда вы с Гвельтовом отбирали пробы в заинтересовавшем их районе, вы попали под наблюдение. Какое-то время они не вмешивались, но недолго, как видишь.

– Что произошло в лаборатории? Где Гвельтов?

– Они хотели захватить ваши пробы с «Альфой». Гвельтов поднял тревогу, потом там появился посредник, которого ты видел. Гвельтов жив. Пока жив. А теперь у светофора поверни направо. Ты выезжаешь на шоссе за шлагбаум. Тебя уже ищут. Дорожной полицией объявлен розыск по радио.

Сам пост мы проехали спокойно. Однако через несколько километров я увидел стоящий на боковой развилке «джип» военного образца. Возможно, он ждал здесь вовсе не нас. Я решил не рисковать и до отказа вдавил в пол педаль акселератора. Мотор басовито загудел, и машину буквально швырнуло вперед. Как только я прибавил скорость, «джип» ринулся нам наперерез.

Однако водитель не учел мощности нашего мотора.

Мы оказались у перекрестка на несколько секунд раньше. Не сумев перекрыть дорогу, «джип» оказался у нас в хвосте. Расстояние между машинами быстро увеличивалось. В заднем зеркале я увидел, что «джип» остановился. Почти сразу прозвучал выстрел, и я услышал характерный визжащий звук, который бывает, если пуля ударит в препятствие и рикошетом уйдет в сторону.

Однако самого удара не слышал. Не было и второго выстрела. При нашей скорости у них был один-единственный шанс, и они его использовали. Через полминуты «джип» превратился в едва различимое пятнышко.

Мы неслись по пустому шоссе в полном одиночестве.

– Придется остановиться и осмотреть машину. Пуля могла ударить в покрышку.

– Не нужно. Пуля вообще не коснулась машины.

– Но я же слышал, как она отрикошетила!

– Это я ее остановила.

Я уже даже не удивлялся. Только посмотрел на Весту. Она дышала – тяжело, и я мельком увидел у нее на лице гримасу боли, исчезнувшую сразу же, как только я на нее посмотрел.

– Может быть, ты объяснишь, как тебе это удается?

– Нужно представить себе оболочку вокруг машины. Очень плотную, гладкую. Ее не видно, но пуля не может пройти… Извини, мне трудно говорить, слишком большое усилие. Это сейчас пройдет. Ты не обращай внимания. Самое трудное впереди. Они вызвали вертолет, энергии остается все меньше, и я не знаю, сумею ли тебе помочь.

О какой энергии она говорила? Я почувствовал, что за этим скрывается что-то очень важное, но в ту минуту все мои мысли приковал к себе вертолет. Если Веста права, если те, кто за нами охотился действительно вызвали вертолет, значит, встреча с «джипом» не случайна. Нас ждали и сделают все, чтобы остановить.

Еще минут десять мы мчались по шоссе беспрепятственно. Я взглянул на километровый столб, мелькнувший за окном. Двадцать пять километров отделяло машину от окраины города. Еще километров пятнадцать-двадцать, и прямая лента шоссе, на которой мы видны как на ладони, упрется в уездный центр, там появится шанс затеряться в потоке транспорта. Еще минут восемь на такой скорости, и они не успеют нас перехватить.

Но уже через пару минут я услышал над головой характерный клекот авиационного мотора. Веста в ответ на мой взгляд молча кивнула, значит, они… «Шоссе широкое, пока будут садиться, выставлять заслон, может, успеем проскочить». Вдруг я вспомнил про выстрел с «джипа», и холодок пробежал по моей спине. «Вряд ли они будут с нами церемониться…» Подтверждая мои мысли, над нашими головами застрочил пулемет. Звук был такой, словно кто-то ударил по куску железа огромным молотом. Пули с визгом шлепнули в асфальт впереди машины. Крупнокалиберные разрывные пули взметнули над дорогой облачка разрывов. Одного попадания было достаточно, чтобы с нами покончить… И тут я увидел, как нас накрыла целая очередь. Машина вздрогнула, словно на нее обрушился град камней. Вокруг нас на дороге выросло ровное, почти геометрически правильное кольцо разрывов. Одновременно глухо вскрикнула Веста. Я увидел, что ее тело бессильно сползает с сиденья. Я резко нажал на тормоз. Вертолет проскочил над нами, и вихрь пулевых разрывов унесся по шоссе вперед. Я нагнулся к Весте. Она прошептала:

– Я больше не могу их держать… Нет сил… Излучатель… У тебя должен быть излучатель…

Ее голова бессильно откинулась. Глаза закрылись.

И тут я вновь услышал клекот вертолетного мотора.

Вертолет возвращался. Эти люди хотели нас убить.

Может быть, они уже убили Весту… Эта мысль обожгла меня, наполнила холодной яростью. Я помнил про излучатель. Помнил про него все время. Будь это автомат или пулемет, я бы воспользовался им не задумываясь, но применять против людей чужое нечеловеческое оружие казалось мне немыслимым. И тут на какую-то долю секунды мне почудилось, что я смотрю на дорогу глазами летчика, ведущего к нам эту стрекочущую смерть. На шоссе, беспомощно прислонившись к бровке, неподвижно стояла безоружная машина. Ее длинное тело отчетливо виднелось в перекрестии прицела. Совершенно точно я знал: через пять секунд этот человек нас убьет… И тогда что-то сломалось во мне, я распахнул дверцу, вытянул навстречу приближавшемуся вертолету руку с излучателем и нажал кнопку. Ничего не произошло. Только стало удивительно тихо. Лишь через несколько секунд я понял, что пулемет захлебнулся и мотор вертолета уже не работает, хотя винт продолжал вращаться. Машина, потеряв управление, скользнула в сторону и круто пошла к земле. Она пронеслась над невысокими холмами справа от шоссе и скрылась за ними. Через минуту над холмами показался столб жирного коптящего дыма.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю