Текст книги "Зона Захвата"

Автор книги: Евгений Гуляковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 46

Наконец арктурианин окончательно потерял терпение. Логинов давно этого ждал, и, говоря откровенно, сам провоцировал его на это. Почувствовав скрытую угрозу в поведении Похандоруса, Артем, как делал это всегда, пошел навстречу опасности.

– Последний раз прошу тебя, выпей напиток! Не ставь меня в глупое положение перед предсказательницей! Мы пришли сюда специально для того, чтобы определить, способен ли ты выполнить возложенную на тебя миссию! – Похандорус уже не скрывал угрозы в своем низком рокочущем голосе, с блеском используя обертоны и эмоциональные особенности человеческой речи.

– Да пошел ты со своей миссией! Не буду я ничего пить. С чего ты, вообще, взял, что я собираюсь выполнять какую-то миссию? Помоги вернуться на Землю, если можешь, или оставь меня в покое!

Огромным усилием воли арктурианин снова сдержался, взял у предсказательницы ковш и отпил из него большой глоток.

– Видишь? Это совершенно безопасно. По-хорошему прошу тебя – сделай это!

– Давай уж лучше сразу по-плохому. По-хорошему у тебя не очень получается.

– Ну, что же… Как знаешь! – Похандорус нажал на своем браслете какой-то кристалл и громко произнес, глядя на браслет, несколько слов на арктурианском.

Дверь хижины мгновенно слетела с петель. Пять или шесть арктурианских космических десантников ворвались в хижину. Вот она, опасность, которую Логинов чувствовал все время! Все-таки это была засада, они лишь ждали сигнала, притаившись снаружи, а Артем ничего не понял, арктурианин сумел вовремя отвлечь его внимание… От этого нового предательства вся накопленная и нерастраченная ярость с неожиданной для самого Логинова силой вдруг выплеснулась наружу. Красная пелена застлала Артему глаза, он попытался вскочить на ноги, но сделать это оказалось не так-то просто, лавка словно присосалась к нему, увеличив гравитацию в несколько раз. От неожиданности он едва не упал, но даже это его не остановило.

Он оторвал от поверхности лавки свой потяжелевший корпус усилием, от которого затрещали все его сухожилия. Он даже боль перестал ощущать в эти мгновения и спустя секунду превратился в боевую мельницу – в одного из тех воинов, которых в древности называли берсеркерами.

Не думал он ни о приемах защиты, ни о том, что из оружия был у него только нож, он просто крушил тех, кто возникал у него на пути, используя все, что попадалось под руку, и врагов становилось все меньше…

Хотя по мере того как их тела устилали пол, в окна и двери, в развороченную стену хижины, врывались все новые солдаты.

Артем слышал тонкий срывающийся крик Похандоруса, кричавшего на интерлекте, видимо, для того чтобы Логинов его понял:

– Оружия не применять! Не применять оружия! Брать живым!

Логинов попытался прорваться на этот крик, чтобы поставить в их знакомстве последнюю точку. Но врагов было слишком много. И они сделали все, чтобы, жертвуя собой, не пропустить его к своему командиру.

Логинов не заметил, когда нож в его руках сменился коротким, обоюдоострым мечом, выхваченным у кого-то из солдат.

Энергетическое оружие они не применяли, хотя холодным пытались его искалечить, несмотря на вопли Похандоруса. И Логинов до конца использовал это обстоятельство. Кровь забрызгала стены хижины и покрыла его лицо. Артем искал смерти внутри этой ярости и отчаяния, предпочитая ее новому плену и новому предательству. Но, как часто бывает в подобных случаях, смерть избегала его.

Он бы в конце концов, возможно, вырвался из хижины, если бы на его голову неожиданно не обрушался потолок. Впрочем, может быть, это был совсем не потолок… Может быть, это было как раз то самое, что он искал внутри этой схватки. Удар, обращающий вихрь смерти, который он посеял вокруг, на него самого.

Логинов лежал на холодном полу и чувствовал, как сознание медленно возвращается, вопреки желанию. Это было мгновение какой-то вязкой, тягучей, как трясина, жизни, совершенно не похожее на ту ослепительную вспышку, которая совсем недавно была мерой его существования.

Да, он лежал на полу, лицом вверх и ничего не видел перед собой, кроме огромного, качающегося пятна, совершенно бесформенного и нерезкого.

Пол был холодным, и пронзительный холод от него постепенно проникал внутрь, пропитывая все тело никогда прежде не испытанным покоем и равнодушием.

Наконец Логинов ощутил, что в рот его вставлена какая-то трубка, и ледяная жидкость, еще более холодная, чем пол, постепенно проникает в его желудок, а оттуда в кровь, лишая его нервы чувствительности и затягивая мозг пеленой полнейшего равнодушия.

– Все-таки мы не ошиблись в нем! – сказало пятно над его головой. – Он убил восемь человек.

– У тебя будут неприятности? – спросил знакомый голос невидимой предсказательницы.

– У меня не будет никаких неприятностей. Я выполняю приказ самого императора, – ответило пятно. – Ты все сделала правильно? Ни в чем не ошиблась?

– Я все сделала правильно, можешь не сомневаться. Я дала ему сок из корня мандры, который въестся в его желания, вывернет их наизнанку, заставит его добровольно служить нам. Я влила в напиток ядовитую кровь оленора, она разъест все его былые обиды и сделает его сознание ясным и чистым, как лист бумаги. Я дала ему также листья марты, чтобы он мог почувствовать твой зов и выполнить твой приказ.

– Но он не должен догадываться об этом. Его воля должна оставаться свободной, иначе талисман утратит свою силу.

– Я знаю. Я выбрала дозы, которые соответствуют внутренней структуре личности этого землянина. Теперь он полностью принадлежит тебе.

– Ну, что же… Будем надеяться, что ты не ошиблась, а если ошиблась, если с землянином что-нибудь случится – ты ответишь за это головой.

– Не угрожай мне, Похандорус! Твоя власть не простирается так далеко.

– Может быть, ты просто не знаешь, как далеко она простирается.

– Это моя специальность – определять пределы вашей власти и границы вашей судьбы.

– Не пробуй впутывать меня в свои колдовские штучки, ты пожалеешь об этом.

Если бы Логинов мог в то время правильно оценить все значение этого спора, он бы понял, что здесь для него кроется элемент надежды. А если бы он знал, что в напиток был подмешан еще один корень, о котором так и не догадался Похандорус, даже после того как попробовал напиток на вкус, эта его надежда получила бы новую пищу.

Лума подготавливала для себя пути отступления, на тот случай, если Похандорус осуществит свои угрозы. Но в данный момент Логинов не способен был ничего анализировать, сопоставлять или делать выводы. У него работала только память, одна память, записывавшая в свои глубины каждое произнесенное слово и каждое событие, происходившее вокруг его неподвижного тела. И оба его врага так и не догадались об этом.

– Несите его в кар. Он готов, – сказало пятно кому-то, находившемуся за пределами светлого круга зрения Логинова.

Пол, раскачиваясь, медленно ушел вниз. И затем черная пелена вновь простерла над Артемом свои мягкие крылья. Но не полностью… Слишком большим благом была бы для него полная потеря сознания, и потому проклятое зелье, проникшее ему в кровь, остановило процесс умирания на той самой стадии, когда целостность сознания начинает распадаться на отдельные образы.

Один из этих образов, самый легкий, поднялся в воздух, и Логинов был ему благодарен за то, что получил возможность пользоваться его зрением, сохранившим полную ясность.

Он видел носилки, на которых лежало его неподвижное тело. Четверо солдат, поддерживавшие ручки этих носилок, бегом несли его к геликоптеру. Рядом стояло еще с десяток военных машин, и Логинов лениво и не без внутреннего самодовольства отметил, что для его поимки арктурианам пришлось использовать целое воинское подразделение.

Но это соображение лишь на мгновение мелькнуло перед его распадавшимся сознанием. Впрочем, его теперешнее состояние несло в себе не только распад… Избавившись от миллиона мелочей, загружавших все внутренние и внешние каналы его мозга в обычное время, Артем приобрел способность видеть и понимать то, что было ему недоступно в нормальной жизни, когда мозг занят главным образом управлением мышцами, внутренними органами и еще тысячами необходимых для жизни процессов. Но сейчас жизнь почти полностью покинула его тело. Он больше не чувствовал боли, он не чувствовал холода, неудобства. Он вообще ничего не чувствовал, исчезли все раздражители, даже звуки стали неслышны. И вот тогда, в этой мертвой и черной тишине, неизвестно из каких глубин его раскрепощенного подсознания всплыл вопрос, который невидимым гвоздем сидел там все это время, вопрос, который был ему задан однажды и на который он не нашел ответа. Вопрос, от правильного ответа на который, возможно, зависела судьба Земли и всей человеческой цивилизации.

А с чего, собственно, начался захват? С какого момента, с какого действия? Кто-то ему говорил о том, что, только найдя ответ на этот вопрос, можно изменить течение судьбы, изменить последствия той роковой кармы, на которую обрекла себя цивилизация, посмевшая нарушить глубинные незыблемые законы природы…

Но ответа не было и теперь. Одни вопросы роились вокруг его полумертвого тела. Обрывки мыслей, обрывки фактов, которые никогда не удавалось выстроить в единую картину… Обрывки образов… Вот образ женщины, которую Логинов любил, которую взял с собой, в свою полную опасностей и схваток жизнь… Была ли она счастлива рядом с ним? И не был ли ее теперешний образ тем самым последним прощанием, которого он так и не сумел ей передать…

Сто сорок миллионов жизней унес захват… Сто сорок миллионов человеческих жизней. Сто сорок миллионов личностей исчезли из земной федерации навсегда… Людей, которые мечтали, надеялись и в конце концов длинным строем прошествовали в завременье, по дороге, которую сами же и проложили…

Но почему сами? Разве нам в этом не помогли? Помогли, конечно, но позже. Первый, самый важный, определяющий все дальнейшее шаг мы сделали сами… – неожиданно понял Артем с горечью, пробившейся сквозь все его равнодушие, сквозь все слои психологического яда, которым его накачали. Именно мы, и никто другой, первыми открыли дверь в завременье. Мартисон… Твое любопытство, твое желание приподнять завесу тайны, скрывавшую от нас законы времени, было так сильно, что ты решился проникнуть за предел, открыть дорогу, доступную лишь мертвым… И миллионы живых последовали за тобой по ней…

Следующий раз Логинов очнулся уже на космодроме. Он по-прежнему не мог шевельнуть даже пальцем, но голова работала совершенно отчетливо.

Артем слышал завывание сирен полицейских каров, один из них, тот, в котором Логинов лежал, мчался по взлетному полю к кораблю, готовившемуся к старту.

Несмотря на ясное сознание, полное равнодушие к собственной судьбе и к тому, что происходило вокруг, не оставляло Логинова ни на минуту. Самым необычным в его теперешнем мироощущении было отсутствие тела. То есть он знал, что тело существует, он мог его даже видеть с любой точки обзора. Но никаких ощущений не было, никаких сигналов от его нервных рецепторов не поступало. Сознание как бы существовало само по себе независимо от тела.

Полицейский кар между тем остановился у трапа космического корабля, и носилки с Артемом осторожно стали поднимать к тамбуру.

Несколько мгновений он раздумывал о том, стоит ли ему следовать за своим телом или лучше остаться снаружи, предоставив тело своей собственной судьбе.

Он чувствовал, что без тела его жизнь стала бы намного проще и интересней. Он знал, что может свободно переместиться в любую точку пространства, – куда только пожелает. Ни жара, ни холод, ни жесткие космические излучения были ему теперь не страшны. Но без тела он чувствовал себя голым. Что это было, привычка? Воспоминания? Какие-то связи, вероятно, еще сохранялись, и ему не хотелось обрывать их окончательно. Подспудно возникла мысль о том, что тело еще может ему пригодиться.

В конце концов, он может с ним окончательно расстаться в любой момент – и это последнее соображение заставило Артема переместиться внутрь корабля, готовившегося к старту.

Люк к этому времени уже закрыли, но это его нисколько не смутило. Он знал, что любые стены и любые материальные преграды для него больше не существовали. Так оно и было, он медленно переместился вдоль всего корпуса к жилым каютам, и в одной из них обнаружил свое тело, прикрепленное эластичными ремнями к койке.

«Совершенно излишняя предосторожность, – подумал он. – Чего они боятся? Тело не может двигаться, а помешать его сознанию перемещаться в любую точку корабля они все равно не сумеют». Несколько позже он сообразил, что это, может быть, всего лишь предосторожность. Рывки и перегрузки во время старта могли сбросить его тело с койки и даже повредить. К этому неподвижному и вроде бы уже совершенно чужому предмету Артем тем не менее испытывал непонятную привязанность, и забота о его безопасности доставила ему удовлетворение.

Вскоре корабль включил стартовые двигатели и покинул космодром. Логинов решил посмотреть на старт со стороны, раньше ему не приходилось видеть вблизи, как выглядит космический корабль во время разгона, теперь же он, без всяких затруднений, еще раз пройдя сквозь переборки и обшивку корпуса, оказался снаружи.

Вначале его беспокоила мысль о том, сумеет ли он поддерживать нужную скорость, отделившись от корабля, но оказалось, что он может перемещаться в пространстве с любой скоростью. Без всяких усилий обогнав корабль, он стал его ждать в той точке траектории, которую тому предстояло пройти через несколько минут. На этой высоте еще сохранялись остатки атмосферы, и Логинов отметил с удовлетворением, что не нуждается больше в дыхании, иначе этих жалких остатков ему бы не хватило. Однако их было достаточно, чтобы раскалить защитную оболочку корпуса космического корабля до малинового свечения.

На темном фоне неба, усеянного крупными звездами незнакомых созвездий, к Логинову приближалось оранжевое веретено, заканчивавшееся ослепительным голубым конусом выхлопа.

Это было красиво, но очень скоро Артему наскучило любоваться космическим кораблем, и он вернулся в каюту. За это время здесь ничего не изменилось, если не считать того, что эластичные ремни теперь исчезли. Так оно и должно было быть. Резкая смена стартовых перегрузок закончилась, и теперь корабль равномерно наращивал скорость, готовясь к оверсайду.

Время для Логинова текло бесконечно медленно. Он вспомнил всю свою жизнь. А что еще ему оставалось делать? Реальны для него теперь были только воспоминания. Он вспомнил, как мечтал стать космонавтом, еще когда учился в школе первой ступени, и как потом стал им, как хотел попасть в дальнюю разведку и уже сдал все необходимые экзамены в центре подготовки, когда началась война, за которой последовал захват.

Война грубо перечеркнула все его планы, он считал, что мужчина обязан защищать свою планету, и выбрал для себя самый трудный участок. Управление Безопасности, Внешняя разведка… Затем, в самый разгар захвата, он получил задание связаться с Институтом времени на Таире. Именно тогда он встретил Перлис… Чем закончилось его задание, связанное с этим Институтом времени? Они не попали на Таиру, оверсайд оборвался, не завершившись, и их выбросило в завременье… И снова, в который раз, его мысль настойчиво вернулась к Институту времени… Что-то там было, что-то очень важное, связанное с захватом. Он еще успеет подумать об этом… Ему не удавалось сконцентрироваться, мысли расплывались, разбегались в разные стороны, переключались на мелочи. И четкая картинка всей цепочки событий, приведших к захвату, распалась, и казалось, навсегда исчезла из памяти. Артем успокоил себя: у него будет достаточно времени для того, чтобы освоиться со своим новым положением. Он будет учиться управлять своими непослушными мыслями…

В тот момент он еще не мог знать о том, что само возникновение подобного желания свидетельствовало о начавшихся изменениях в сознании. Его мозг сумел заблокировать действие яда на глубинных, жизненно важных уровнях, и теперь начинал медленно выбираться из комы.

ГЛАВА 47

Долгие дни полета слились для Логинова в одну длинную череду. Ночи не отличались от дней, а время потеряло свою размерность. Не было ни часов, ни минут, была сплошная тягучая серая лента, в которой постепенно и очень медленно, с точки зрения постороннего наблюдателя, начало выкристаллизовываться что-то новое.

Действие такого мощного психотропного яда, которым Артема накачали арктуриане, не могло пройти бесследно. Хотя могучий организм инспектора и его тренированное сознание не позволили яду изменить основу его личности, в верхних, временных пластах памяти, в областях осознания своего «я» произошли серьезные изменения. Выглядело это довольно странно.

Очнувшись однажды утром, Логинов не мог вспомнить свое настоящее имя… В мозгу упрямо вертелась какая-то нелепая фамилия Ловансал… Постепенно ему пришлось смириться с тем, что его так зовут, в конце концов, у него были разные фамилии в его оперативной практике – почему бы не «Ловансал»? Рано или поздно он вспомнит свое настоящее имя, а вместе с ним и все, что произошло с ним на планете Арутея. Сейчас же гораздо важнее было привести в порядок собственный организм, долгое время пребывавший в полной неподвижности. Стандартная проверка внутренних систем показала, что они все разболтаны до предела.

Начав с легкой постельной гимнастики, Артем постепенно приучал свои мышцы к нагрузке. Во время физических упражнений Логинов—Ловансал пытался восстановить в памяти хотя бы кусочки собственной биографии, необходимые для жизни и дальнейшей деятельности. Он действовал осторожно, исподволь, не насилуя собственную память и не пытаясь сразу вломиться в закрытые области.

В результате получалась какая-то странная смесь, в которой он тонул, как в болоте.

С одной стороны, он твердо помнил, что родился на Земле, с другой стороны, агент Ловансал давным-давно жил на Арутее, хотя и был землянином, а, следовательно, родился все-таки именно на Земле…

Самым же неприятным открытием (и абсолютно невозможно было понять, почему это открытие вызывает у него такую неприязнь) было то, что он являлся сотрудником арктурианской разведки. Он был направлен на Ширанкан (откуда ему известно название планеты, на которую летел корабль, и почему так важно знать название этой планеты, он так и не смог вспомнить). Там, на Ширанкане, он должен будет выполнить особое задание: выяснить, что затевает каста военных, ухлопавшая на засекреченное строительство на этой планете не один миллиард кредов.

Но это было лишь одно из заданий, причем не самое важное… А вот свое главное задание он так и не мог вспомнить.

Он был благодарен арктурианским покровителям, позаботившимся о том, чтобы он, несмотря на свое официальное положение заключенного, располагал на время полета отдельной каютой. Это позволило ему полностью посвятить себя тренировкам и восстановлению своей двойственной памяти, «арктурианская» часть которой восстанавливалась довольно успешно – он уже знал почти все о своей официальной легенде – планетолог, торговавший наркотиками… Не так уж плохо для начала, к таким личностям в местах заключения относились довольно благожелательно, зная об их связях с мафией.

Что касается второй, «земной» части его памяти, то здесь особыми успехами Логинов—Ловансал похвастаться не мог, хотя и чувствовал, что и в этой, закрытой от него части сознания, тоже ведется восстановительная и пока что незаметная работа.

Иногда он вспоминал причину, по которой с ним произошло это странное раздвоение. Он принял какой-то психотропный яд… А вот почему это произошло, он не знал. Все воспоминания, связанные с этим событием, были плотно блокированы, и проломить эту стенку он не мог, несмотря на все усилия.

В такой тонкой и уязвимой области, как психика, опасно идти напролом, и потому Логинов действовал очень осторожно, все время отступая, как только натыкался на стенку.

В то же время Логинов-Ловансал понимал, что время у него строго ограничено. После выхода из оверсайда, едва корабль прибудет к месту назначения, он лишится своего уединения… Администрации колонии ничего не известно о его особом положении. Для них Ловансал будет простым заключенным, со всеми вытекающими отсюда последствиями… И если до прибытия он не сможет ничего вспомнить о своем основном задании, в колонии сделать это будет намного сложнее…

Месяц полета прошел незаметно. После того как Ловансал начал ощущать течение времени, оно, словно застоявшийся в конюшне конь, стремительно ринулось вперед, и теперь его ни на что не хватало. График тренировок был расписан буквально по минутам. Психологический тренинг, сменялся физическим, и к моменту посадки арктурианский агент Ловансал был полностью готов к выполнению своей ответственной миссии на Ширанкане.

Ширанкан – это жестокий мир, обожженный двумя голубыми солнцами и совершенно не приспособленный для жизни. Ловансал знал об этом, но не представлял, что действительность окажется настолько хуже всех его ожиданий.

Единственная планета этой звездной системы состояла из оплавленных чудовищным жаром скал и потрескавшихся, развороченных, наехавших друг на друга базальтовых плит, разорванных и искореженных притяжением двух голубых гигантов.

Были периоды, когда ни одно человеческое существо, несмотря на энергетические купола и все защитные сооружения, не смогло бы здесь выжить. К несчастью для Ловансала, в течение целых двух столетий планета должна была находиться в относительно благополучной зоне, когда жара на ее поверхности не превышала каких-то пары сотен градусов, а в тени царил космический холод.

Здесь не было ни воздуха, ни воды. И поскольку здесь также не было полезных ископаемых, становилось совершенно непонятно, зачем этот мертвый и суровый мир понадобился арктурианам.

Но, к сожалению, он им понадобился, и земному планетологу Григорию Ловансалу, осужденному за распространение наркотиков на Арутее, которые он и в глаза не видел, пришлось после посадки корабля влиться в толпу заключенных и проследовать вместе с ними в отдельный барак для прохождения всех стандартных процедур.

Возможно, начальство не предполагало, что ждет их агента на Ширанкане, но у Ловансала было на этот счет собственное мнение. Агентов много, и его жизнь стоила ничтожно мало по сравнению с той информацией, которую ему поручили добыть. Слишком хорошо он знал порядки своего сурового учреждения и понимал, что никто и пальцем не шевельнет для его возвращения после того, как информация будет передана на Арутею. Пытаясь вспомнить о том, как он ее должен передать, Ловансал установил, что ничего об этом не знает, и решил не ломать над этим голову. Если арктурианам понадобится информация, которую он здесь добудет, – они найдут способ ее получить. В конце концов – это их проблема, а у него и своих хватает.

Подготовить себе пути к отступлению должен был он сам, но даже теоретически это представлялось крайне маловероятным. Никому из заключенных за всю двадцатилетнюю историю колонизации Ширанкана еще не удавалось сбежать. Отсюда следовал неутешительный вывод: напротив его фамилии в списках агентов давно уже появилась пресловутая надпись «погиб при исполнении…». Собственно, эта надпись, как ему помнилось, была одним из условий, которые он выдвинул, согласившись лететь на Ширанкан. Именно она давала право его родителям на пожизненную и весьма приличную пенсию. Но тогда он не предполагал, что надпись будет полностью соответствовать его судьбе.

Сейчас, напряженно пытаясь вспомнить все обстоятельства своей отправки на задание, он раз за разом возвращался к одной и той же несуразной мысли: надпись о том, что он «погиб при исполнении своих обязанностей» должна была появиться в реестре сразу двух разведок – земной и арктурианской… Двойной шпион? Перевербованный шпион? Кто он такой, в конце концов? Этого он так и не смог вспомнить и, следуя за длинным строем заключенных в дезинфекционную камеру, натягивая на себя грубую брезентовую робу с номером «48», понял, что ему на это глубоко наплевать.

Здесь, на Ширанкане, вся его предыдущая жизнь не имела значения. Начиналась новая, и только одно щемящее воспоминание, одна-единственная картинка в памяти, совершенно не связанная со всеми остальными, не давала ему провалиться в пучину полного равнодушия.

В небольшом замкнутом пространстве переходного шлюза стояла женщина… Она стояла от него так близко, что ее шелковистые волосы, развеваемые потоком воздуха от регенератора, время от времени касались его лица. Он не мог вспомнить даже ее имени, он не знал, что его связывает с этой женщиной, но щемящая боль от этого воспоминания то и дело врывалась в его сердце и что-то будила в нем.

На следующее после прибытия утро Ловансал проснулся от грубого пинка старосты. За сотни лет использования рабского труда почти ничего не изменилось в его организации. Проще всего управлять рабами их собственными руками, создав внутри их контингента небольшую группу привилегированных личностей, не слишком обремененных моральными устоями. Правда, смертность среди старост была намного выше общего показателя, но контингент легко было пополнить, и Ловансал надеялся, что рано или поздно ему удастся заполучить для себя эту должность, позволявшую получать лучшее питание и толику свободного времени, столь необходимого для выполнения задания.

Пока же он, совершенно не выспавшийся, злой и голодный, вынужден был втиснуться в металлическую кабину кара и отправиться вместе с остальными заключенными на работу.

Несмотря на силовую подушку, позволявшую машине ненадолго зависать над поверхностью планеты, езда на Ширанкане напоминала передвижение по земному бездорожью на телеге. Машину швыряло, и заключенных безжалостно бросало друг на друга с такой силой, что их руки, прикованные стальными браслетами к трубе, идущей вдоль потолка машины, казалось, вот-вот вырвет из суставов.

Работать им предстояло именно руками, и Ловансалу было непонятно, почему хозяева относятся к своему живому имуществу столь нерачительно.

Впрочем, дорога оказалась короткой. Уже через полчаса машина остановилась перед большими металлическими воротами, выложенными снаружи керамическими плитками, покрывавшими здесь любые поверхности машин и зданий, которым приходилось испытывать на себе излучение местных безжалостных солнц.

Ворота ушли в сторону, открывая длинный подземный туннель, заполненный ядовитым неоновым светом прожекторов, пылью и грохотом работающих механизмов. Вначале Ловансалу показалось, что он попал на какие-то тайные подземные разработки арктуриан – и если это так, то его задание до предела упрощалось. В этом случае требовалось лишь выяснить, что именно добывают здесь арктуриане под завесой полной секретности.

Но очень скоро стало ясно, что он ошибся.

Отряд заключенных двигался под бдительной охраной боевых роботов, управляемых, скорее всего, одним-единственным охранником, одетым в скафандр, и потому внешне его невозможно было отличить от этих неуклюжих боевых машин.

Вскоре заключенных остановили.

У них отобрали кислородные маски, необходимые во время движения транспорта по поверхности лишенной атмосферы планеты, и выдали ручные плазменные резаки.

Староста терпеливо объяснил, что от них требуется. Нужно было вырезать из базальтовой стены пещеры одинаковые квадратные блоки, метр на метр, и полметра в глубину. Назначение этих блоков осталось для Ловансала полнейшей загадкой. Скорее всего, их использовали как строительный материал, но трудно было представить размеры сооружения, для которого могли бы понадобиться подобные «кирпичи».

Ничего особенно сложного в самой работе не было. Включаешь резак и, стараясь, чтобы расплавленные капли породы не изуродовали тебя слишком сильно, начинаешь резать камень. Особых физических усилий работа не требовала – вот только с воздухом возникла проблема. Как только камень начинал плавиться, соприкоснувшись с голубым пламенем резака, из него начинали с шипением выходить струи ядовитых газов.

Атмосфера внутри купола и так была достаточно загрязнена, а после начала работы Ловансал начал задыхаться уже через несколько минут.

Выключив резак, он отошел в сторону, насколько позволяла цепь, приковавшая его к забою и, прислонившись к стене, стал жадно глотать то, что здесь называлось воздухом. Уже через пару минут около него появился староста, сдернул со своего лица кислородную маску, с которой сам не расставался, и врезал новичку, что называется, не жалея замаха.

Удар был скользящий, любительский и не слишком болезненный, однако его оказалось вполне достаточно, чтобы окончательно вывести Ловансала из себя. Он даже с места не двинулся, только глаза холодно сузились, наблюдая за старостой. Любой другой на месте этого болвана понял бы, что с человеком, который, получив удар, не произнес ни звука, следует быть осторожнее. Но староста, привыкший к беспрекословному подчинению заключенных, не нашел ничего лучшего, как повторить удар.

– Ты что не слышишь, скотина, что я тебе сказал! Немедленно возвращайся к работе!

– Здесь слишком душно, – наконец произнес Ловансал, перехватывая руку старосты, уже занесенную для следующего удара. Затем он резко дернул ее на себя и, когда староста оказался от него на расстоянии нескольких сантиметров, нанес один-единственный колющий удар сжатой ладонью в солнечное сплетение. Удар, так и оставшийся не замеченным побросавшими работу заключенными, наблюдавшими за редкостным зрелищем.

Староста беззвучно осел на землю, Ловансал нагнулся, снял с него кислородную маску и, застегнув ремешки у себя на затылке, неподвижно застыл над поверженным противником, ожидая прибытия охраны и решения своей дальнейшей судьбы.

– Чего ты ждешь, идиот?! – крикнул ему широкоплечий парень, с короткой стрижкой и хорошо накачанными бицепсами, его ближайший сосед по забойному участку. – Отдай ему его чертову маску и возвращайся к работе! Никто из нас не скажет, что здесь произошло. Старосте стало плохо, его уберут, и на этом дело кончится, арктуриане не влезают в наши дела, если только явно не нарушаются правила.

– Не выйдет. Я не могу дышать без маски этой отравой.

– Тогда тебе придется разучиться дышать вообще. За избиение старосты тебя расстреляют. Подойди ко мне! – Парень натянул свою цепь до предела, стараясь приблизиться к Ловансалу, а тот никак не мог понять, что ему от него нужно. В конце концов энергичные жесты его нового знакомого возымели действие, и Ловансал подошел к нему настолько близко, насколько позволяла его собственная цепь. Теперь их разделяло не больше метра.