Текст книги "Искатель. 1990. Выпуск №4"

Автор книги: Евгений Гуляковский

Соавторы: Виталий Гладкий,Вальдемар Лысяк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Они вернут меня обратно в мою страну?

Сейрос отрицательно покачал головой.

– Об этом забудь. Для тех, кто хоть раз вышел за границы своего времени, обратной дороги нет.

– Тогда скажи мне, как поступить. Человека можно сделать Воином, но после этого он не согласится стать игрушкой в чужих руках.

– Ты прав. И, кажется, я все же не зря учил тебя древней науке.

Сейрос надолго замолчал. В сгустившихся сумерках Степан не мог видеть его лица, но и не видя, он знал, что на нем не изменилась ни одна морщина, не дрогнул ни один мускул. Ничто не выдавало той напряженной работы мысли, которую он чувствовал благодаря незримой связи, возникшей между ними за время обучения.

Охраняя покой его раздумий, Степан прислушался к находившемуся за границей Круга пространству тем внутренним, особым слухом, которому научил его Сейрос.

Совсем близко, у самого края ущелья, раздавались чьи-то тяжелые шаги, от которых вздрагивала земля.

Деревья и камни, содрогаясь, потрескивали. Холодом ночи, леденящим и смрадным, повеяло с той стороны, где только что прошло не знакомое Степану существо.

– Там кто-то есть.

– Это Парки. Ты должен был услышать его гораздо раньше. В Круге он нас не увидит. К тому же сегодня не его ночь. Не отвлекайся. Наш разговор слишком важен. Я знаю лишь одно место, где тебя не станут искать. Те, кто заключили с тобой договор, всего лишь слуги; есть раса более могущественная, у нас их называют демами. Им подвластны дороги между всеми мирами. Воин, накопивший достаточно силы и мужества, может попытаться воспользоваться дорогой демов. Я не думаю, что тобой заинтересуются сами демы. Для них ты козявка, не больше.

– Куда ведет их дорога?

– В прошлое, в будущее, может быть, даже… – Сейрос показал вверх, туда, откуда сквозь темные ветви кустов светили холодные звезды. – Точно этого не знает никто, кроме самих демов. Каждый раз дорога идет в другую сторону, и всего раз в триста сорок лет, в день великого противостояния планет, в этом мире открывается дверь на дорогу демов. Никто оттуда не вернулся, чтобы рассказать. Другие существа, не похожие на людей, иные миры… Иногда там находят могущество, против которого бессильно даже древнее племя.

– Я хочу подумать…

Сейрос отрицательно качнул головой.

– На это у тебя уже нет времени. Ты должен решить сейчас.

– Ты мог бы сказать мне раньше…

– Раньше ты был не готов к такому разговору. Случайных совпадений не бывает; тебя не зря завербовали и не зря день великого противостояния планет наступает именно сейчас. Может быть, Сила выбрала тебя и ты уцелеешь. На большее не смеет надеяться смертный, ступающий на дорогу демов.

– Я не смогу.

И опять Сейрос отрицательно покачал головой, как всегда угадывая еще не родившееся в нем решение на несколько секунд раньше самого Степана.

Сверху посыпались камни. Защита зеленых кустиков казалась такой хлипкой, такой ненадежной. Но камни почему-то падали в стороне, а те, что катились вниз по откосу, останавливались, не достигнув Круга. Случайность? Возможно. Но где-то здесь, совсем рядом, проходила граница между случайным и неведомым.

– Дай мне хотя бы несколько часов, отложи хотя бы до завтра! Ты требуешь от меня невозможного.

– Даже упоминать о нашем разговоре за пределами Круга нельзя. Если они узнают, тебе не удастся пройти. Дверь охраняют. Только внезапность и вся сила, которой я владею, могут помочь прорваться. Я многому еще должен научить тебя этой ночью, пока действует Круг. Но, вообще-то, ты можешь остаться, упустить свой единственный шанс и стать рабом вместо воина. Решай сейчас.

Степан сжал ладони, словно хотел удержать в них частицу родной планеты, сохранить связь, но в руках оказался лишь песок, и он легко проскальзывал между пальцами.

Степан уже сделал свой первый шаг, ведущий прочь от родного мира, и теперь чужие пространства засасывали его все глубже.

В сущности, у него уже не было выбора. Лишь одно ему оставалось безостановочно двигаться все дальше вперед, в неведомое.

Глава 5

После Круга они ни разу не говорили о принятом решении. Каждый камень, куст, стена дома – все это слышит звук. Сейрос считал, что некоторые предметы хранят полученную информацию в течение нескольких лет и опытный маг может ею воспользоваться в любой момент.

Без лишних разговоров сборы проходили быстро и буднично.

Семидневный пост, который Сейрос назначил еще до Круга, придал всему телу Степана легкость. Мысли обострились, а чувство голода давно прошло. К тому же сегодня он впервые за семь дней поел. Еда была необычной: стебли горных трав, собранные Сейросом, какие-то коренья… Эта смесь называлась «пищей силы».

Степан надел поношенный мексиканский плащ, старое сомбреро, хорошо защищавшее лицо от жгучего солнца пустыни. Взял нож, который подарил ему Сейрос.

Прежде чем прикрепить его к поясу, проверил, остро ли лезвие. Нетускнеющая полоска стали сверкнула на солнце. Это его единственное оружие. Сейрос говорил о зелье, в котором в ночь новолуния выдерживал лезвие. Степан спросил тогда о его составе, и Сейрос упомянул об истолченной в порошок сухой жабе, разрыв-траве, корне мандраголы… Степан тогда не сдержался и сказал, что все это полнейшая ерунда.

Сейрос посмотрел на него внимательно и с достоинством ответил:

– Конечно, ерунда, но действует отлично. Когда-нибудь ты в этом убедишься.

И вот теперь этот нож – его единственная защита в предстоящем походе.

Вспомнив сейчас об этом случае, он улыбнулся и подумал, что хотя многие, самые невероятные, предсказания Сейроса сбывались, история с дверью в другой мир выглядела сейчас, в лучах утреннего солнца, чересчур фантастично. И потому он не относился слишком серьезно к своему походу.

Одно решил – обратно не возвращаться. Теперь у него достаточно опыта, чтобы принять ношу самостоятельной жизни в этом мире, какой бы горькой и трудной она ни оказалась. Хватит прятаться за спиной старика.

На стене висела сушеная тыква, обтянутая сыромятной плетенкой, наполненная родниковой водой еще со вчерашнего вечера. Степан опустил ее в котомку.

Пожалуй, эти два литра прохладной воды – самое ценное из того, что он берет с собой.

За тыквой последовал десяток маисовых лепешек, каждая завернута в лист сабзы.

Сегодня старик расщедрился… Четыре листа бетеля. И хотя Степан так и не научился без крайней необходимости жевать листья этого растения из-за их тошнотворного вкуса, он всегда брал их с собой в дальнюю дорогу. Сок бетеля действовал сильнее крепкого кофе, и, если придется долго бороться со сном, он может пригодиться…

Когда Степан переступил порог, Сейрос не обернулся. Они простились два дня назад, и сейчас ни тот ни другой не подали виду, что расстаются, скорее всего, навсегда.

Пустыня словно ждала Степана за порогом хижины, чтобы бросить в лицо вместе с раскаленным ветром сухую въедливую пыль.

Его путь лежал к востоку, в сторону гор. Целый день он будет идти знакомой дорогой к отрогам восточного хребта и лишь на следующее утро, «если Сила позволит», как говорил Сейрос, свернет в сторону, чтобы найти проход, ведущий сквозь скалы к двери в иные миры. Если он вообще существует.

Сейрос заставлял его смотреть на мир собственными глазами. Сейчас все вокруг изменилось. Он видел только растрескавшуюся землю, колючие ветки полузасохших растений, линию горного хребта у горизонта. Исчез тот иллюзорный, таинственный мир, которым умел наделять окружающее сам Сейрос, и Степан пожалел об этом, потому что реальный мир показался ему жестче, непригляднее и безжалостнее мира Сейроса. В нем не было места для волшебной сказки, и мосты в иные звездные миры существовали, скорее всего, лишь в покинутой им навсегда хижине старика…

Сейчас, если обернуться, ее уже не будет видно. Он не стал оборачиваться.

Нужно выполнить все полученные от Сейроса инструкции с максимально возможной точностью, чтобы потом, в случае неудачи, не упрекать себя за неправильные действия.

В магии мелочи значат часто гораздо больше, чем зависящие от них внешние события. Температуру поверхности камня, влажность волшебного порошка, направление и силу ветра – все обязан учитывать маг, если хочет добиться успеха.

А события внешнего мира – это лишь отражение мира внутреннего. Тот, кто способен влиять на расположение едва уловимых сил в этом невидимом мире, легко изменит любую ситуацию в реальной жизни.

Ничто постороннее не должно отвлекать его от выполнения многочисленных обязанностей ученика мага, даже если ему недолго осталось этим заниматься…

Он твердо решил выполнить последние указания Сейроса. Это все, чем он сможет отблагодарить его за долгие месяцы терпения.

В последнее время Степан стал замечать, как сильно изменился его характер.

Он научился взвешивать и обдумывать свои поступки, став мудрее и старше, словно годы пролетели в стенах старой хижины. Возможно, в сутолоке современного мира нам больше всего не хватает именно времени и тишины для того, чтобы прислушаться к себе, узнать свою истинную цену.

До полудня Степан шел, не сбавляя темпа. Только достигнув назначенного Сейросом места предгорий, он смог, наконец, остановиться на короткий отдых.

Несмотря на усталость, он тщательно обследовал место, защитил и очистил его от враждебных сил.

Закончив ритуал, он сел лицом к ветру на небольшом плоском камне, откупорил тыкву и впервые позволил себе сделать несколько глотков.

В дороге все внимание сосредоточивается на главном – на движении, и Степан не сразу заметил, как сильно изменилась местность в этой малознакомой для него части предгорий. Песка уже не было, он остался ниже, здесь встречался только вылизанный шершавыми языками ветров пустынный камень.

Причудливые колонны походили на окаменелые остатки скелетов. В скалах ему виделись то череп какого-то чудища, то костлявая лапа с полуметровыми когтями, недвижно застывшая в глубинах камня и грозившая ему оттуда. Это плохой признак, означавший, что он начал терять равновесие духа, а перед предстоящим испытанием такое состояние никуда не годится.

Степан попытался отвлечься от всего постороннего, расслабиться, все внимание сосредоточить на накоплении силы, но из этого ничего не вышло, он плохо владел собой… «Перед сражением воин должен быть спокоен и равнодушен к предстоящему».

Но день великого противостояния наступил слишком рано, он еще не готов, он не успел как следует освоить науку воина, и никто теперь не сможет предсказать, чем кончится его поход…

Степана поражало всякое отсутствие жизни в окружавших его каменных великанах, они казались мертвее самой пустыни. Похоже, он выбрал не лучшее место для первого привала, надо уходить отсюда как можно скорее…

Тревога не отпускала его до самого перевала. Лишь выбравшись из последнего ущелья и ощутив на своей коже еще горячие лучи закатного солнца, он почувствовал облегчение и вновь остановился.

Прежде чем спускаться в сумерки надвигавшегося снизу вечера, нужно было запастись силой. Если он не сумеет сделать этого сейчас, идти вниз не имело смысла. Он привычно расслабился, представил, как огненные линии солнечных лучей пронизывают его насквозь, проходят по жилам и нервам, задерживаются в солнечном сплетении… Он сидел так долго, не меньше часа, под палящими лучами солнца, подстелив под себя плащ и открыв солнцу ничем не защищенную кожу. Не было ни ожогов, ни дурноты, только огонь плыл в крови, словно вместо воды он выпил несколько глотков спирта.

Когда в невнятном посвисте ветра он начал различать отдельные слова, Степан решил, что можно идти дальше. Излишнее накопление энергии переводит воина из активного состояния в созерцательный мир голосов неживой природы. Однажды, подчинившись требованию Сейроса, он там побывал и не хотел бы испытать это еще раз. Общение с неживым миром полностью опустошает человека, делает его беспомощным и слабым.

Степан набросил на плечи плащ. Голос ветра сразу стих, словно тот осознал безнадежность своих попыток. Степан развязал узелок, выбрал между обычными лепешками одну – зеленого цвета, – только она и была для него сегодня настоящей пищей, остальные нужны только для маскировки.

Сейрос всегда тратил много времени для того, чтобы замаскировать свои подлинные намерения, скрыть истинные цели от бесчисленного сонма невидимых живых существ, населявших воду, скалы и воздух. Прав ли он был? Не Степану судить об этом. Он отломил кусок зеленой лепешки «силы», проглотил его и запил еще одним глотком воды. Он не испытывал теперь ни голода, ни жажды. Даже удушливый зной перестал причинять неудобства. Возможно, это результат тренировок, возможно, лепешка содержала в себе тонизирующие вещества.

Степан встал и, сунув плащ в котомку, пошел дальше, навстречу закату.

Ночь прошла спокойно под надежной защитой магического Круга. К рассвету следующего дня он беспрепятственно дошел до поворота.

Вокруг стояла тишина, какая бывает только перед землетрясением. Природа словно прислушивалась к чему-то. Близился полдень двадцать второго июня 1968 года. До великого противостояния планет оставалось не более двух часов, солнце стояло почти в зените. Степан повернул и прибавил шаг, замечая все больше приметных мест, о которых говорил Сейрос. Сердце глухо стучало в груди – он никак не мог справиться с волнением. Он знал, что воин в ответственный миг обязан быть абсолютно спокоен, но ничего не мог с собой поделать впервые за два долгих дня пути. Вот он – последний подъем, еще один поворот, утес, похожий на голову крокодила, русло пересохшего потока, пологий гребень скалы, еще шаг, два – и там должна уже открыться его взору темная скала…

Вот и она… На фоне светлого песчаника выделяется, словно специально вытесанный из гранита, черный монолит. Ноги словно налились свинцовой тяжестью…

Каждый шаг дается все труднее – он едва отрывает подошвы, переставляя ноги, как колоды.

Скала теперь совсем близко. Почти правильный, поставленный на ребро параллелепипед в самом деле похож на дверь без стены, забытую каким-то великаном на этом ровном горном плато. Он чувствует легкую ритмичную вибрацию почвы… Так и должно быть. Сейрос говорил об этом ритме. С ним связано самое главное условие перехода. Нужно уловить момент, поймать гребень невидимой энергетической волны.

Если ее ритм попадет в резонанс с внутренним ритмом скалы… Все предметы обладают своим внутренним ритмом. Камертон можно услышать… Ритм скалы способен почувствовать лишь специально подготовленный человек… И он чувствовал этот ритм, захватывающий, могучий, словно стучало под землей огромное дремучее сердце гор.

Осталось всего несколько шагов. Но идти все труднее. И тогда справа, из-за ребра скалы, вылетает воронка песчаного смерча. С бешеным свистом она бросается человеку навстречу, отрезая дорогу к скале.

Неодолимая сила рвет его вверх и в сторону. Ноги отрываются от земли, и в то же мгновение мир начинает бешено вращаться. Степан понимает, что вертится он сам, что смерч захватил его в свои смертельные объятия. Вздохнуть невозможно, он ослеп и оглох, но все еще продолжает бороться. И вдруг падает на песок.

Удар оглушает его.

Когда пелена перед глазами исчезла, Степан встал и подошел к скале. На этот раз он не почувствовал никакого сопротивления, не ощутил никакого ритма. Перед ним возвышалась самая обычная скала из шершавого черного гранита, от нее шел жар, камень раскалился от полуденного солнца. Кое-где из трещин лезли к солнцу зеленые кустики травы… Степан приложил руку к камню и ощутил под ладонью его несокрушимую ребристую поверхность. Надо было что-то делать. Он чувствовал себя полным дураком. В конце концов он разбежался и ударил о скалу плечом. Удар отрезвил его, и он медленно опустился на землю у подножия скалы.

Разочарование оказалось сильнее, чем он ожидал. Избитое тело болело, теперь он почувствовал жажду и голод. Краски окружающего померкли. Все теперь представлялось ему плоским, серым, не имеющим никакого значения. Солнце стояло уже невысоко, жара спадала, пора было трогаться в обратный путь, к людям.

Теперь он знал, какую цену придется заплатить за блестящую, как мишура, выдумку Сейроса – разочарование. Впереди его ждала жизнь в совершенно чужом древнем мире ацтеков, ждал договор и все, что из этого вытекало. Он устал от бредовости этого мира и подумал, что, если идти все время на запад, он снова попадет в пустыню, из которой пришел, туда, где навсегда затерялись следы его каравана. Он будет искать их снова, до тех пор, пока не погибнет.

Степан медленно побрел вдоль скалы, чтобы обогнуть ее и выйти к западному ущелью. Потом ему останется лишь спуститься с перевала, чтобы снова попасть в смертоносную пустыню.

Сейрос говорил: «Мир таков, каким мы его представляем. Стоит выпустить его из взгляда, как он начинает изменяться, течь как вода. Иногда это можно заметить в уголках глаз».

Много чего говорил Сейрос. Невозможно отделить в его словах выдумку от реальности. И больше он не собирался искать истину. Однако сейчас он смотрел на скалу тем самым угловым зрением, и на самой границе она не казалась ему такой уж плотной, такой уж незыблемой. Нерезкая поверхность колебалась, словно огромные темные волны шли снизу вверх по отвесной грани. «Если хочешь добиться успеха, не надо оповещать всех о своих намерениях. Воин должен действовать неожиданно…»

Сейчас он уже почти миновал скалу, ему осталось пройти один-два шага до ее конца. И вдруг, неожиданно для самого себя, он круто изменил направление и пошел на скалу так, словно перед ним не было ничего, кроме пустого пространства.

Свет померк на какую-то долю секунды. В лицо пахнуло ледяным ветром, а потом на него навалилась вязкая тяжесть, словно он с головой погрузился в холодную темную воду. Все это, впрочем, продолжалось лишь доли секунды. Он не успел толком разобраться в своих ощущениях, как свет снова ударил в лицо. Скалы уже не было перед ним – она оказалась сзади.

Если бы он обернулся, то увидел бы на ее поверхности черное пятно, похожее своими очертаниями на человеческое тело. Пятно медленно светлело, сливаясь с окружающим камнем, но еще долго по его границе пробегали искры холодного синего пламени…

С двух сторон над головой Степана, на востоке и западе, полыхали два голубых солнца…

Глава 6

Фиолетовый мир двух солнц казался необитаемым. Во всяком случае, поблизости Степан не заметил ни сооружений, ни движения каких-нибудь крупных существ. Впрочем, он догадывался, что там, где есть растительность, наверняка не менее богатый животный мир. Он прислушался к фиолетовому миру внутренним слухом, так, как учил его Сейрос, и не услышал ничего враждебного. Злобу и боль других существ он смог бы почувствовать на значительном расстоянии. Но этот мир молчал.

Неподалеку плескалось озерцо с виду очень чистой водой. С риском для жизни ему предстояло выяснить, годится ли она для питья.

У самого горизонта, там, где висело вечернее фиолетовое солнце, можно было рассмотреть конус одинокой вершины. Сейчас свет мешал, но утром, если, конечно, местное солнце всходит с противоположной стороны и если здесь вообще бывает утро, он сможет лучше рассмотреть гору.

Ему понравилось, что параллелепипед, торчащий посреди равнинной местности, до сих пор не привлек к себе ничьего внимания. Вокруг не было ни следов, ни тропинок.

Только теперь, позволив себе немного расслабиться, оп почувствовал, как сильно устал. Город насекомых казался ему сейчас далеким и нереальным ночным кошмаром.

Хотелось есть, но еще сильнее – пить. Прошло уже несколько часов с тех пор, как в его сушеной тыкве кончился последний глоток воды.

Корни местных растений оказались съедобными, а вода – вкусной и прохладной. Это была благодатная планета. Может быть, самая благодатная из тех, что попадались ему за долгие дни скитаний. Дни? А может быть, тысячелетия? Он не знал.

Время для него потеряло привычный смысл.

Впервые с начала своего путешествия он забыл про осторожность. Он устал бежать и прятаться. Как только солнце коснулось горизонта, он зарылся в теплый мягкий песок и заснул без всяких сновидений, как засыпают люди в конце долгого пути, когда трудная дорога осталась позади.

С рассветом Степан проснулся от тишины. Он спал мертвецким сном и в первую минуту не сообразил, что ночь уже прошла, а фиолетовое солнце вновь высоко стоит над горизонтом.

Вокруг простиралась однообразная песчаная равнина, поросшая редкой растительностью. Лишь на западе, освещенная теперь лучами восходящего солнца, сияла вершина горы. Степану ее блеск показался излишне ярким. Дымка мешала рассмотреть подробности, но снега там не было. Откуда же тогда такой блеск?

Степан решил подойти к горе поближе. Торопиться в этом мире было абсолютно некуда. Он чувствовал себя так, словно время остановилось, словно впереди у него тысячелетия и ему ничего не стоит пройти всю эту планету пешком по экватору.

Если она ему не понравится – он найдет другую. Он чувствовал себя властелином пространства. Звездные переходы между мирами открывали перед ним невиданные возможности. Только одно его огорчало: он не мог управлять этим движением; мир, из которого он уходил, утрачивался для него навсегда. Вернуться было уже невозможно. И никто не смог бы предсказать, куда занесет его следующий переход… Теперь вряд ли он решится на него слишком быстро. Планета ему нравилась.

Когда по прошествии двух часов равномерной неторопливой ходьбы он обернулся, параллелепипеда почти уже не было видно. Он сливался с горизонтом.

Заблудиться в этой плоской, как тарелка, степи казалось невозможным. Надо было лишь не забывать время от времени ориентироваться по солнцу и по вершине горы.

Гора оказалась гораздо дальше, чем он предполагал вначале. Прозрачный фиолетовый воздух скрадывал расстояния. Лишь на третий день пути вершина несколько приблизилась.

За одну ночь воздух стал вдруг прозрачен, как кристалл, и он увидел перед собой гору, словно нарисованную неведомым художником на фиолетовом полотнище неба.

Линии горы казались слишком правильными для естественного природного образования, а склоны покрывали круглые цветные пятна. Они чередовались в какой-то вполне определенной последовательности. Степан всматривался в них, пока у него не зарябило в глазах, а высоко поднявшееся солнце вновь не наполнило степь дымкой испарений.

Впервые с того дня, когда он начал свой путь к подножию горы, Степан засомневался, стоит ли идти дальше. На необитаемых пустынных планетах не должно быть гор с четкими геометрическими очертаниями, покрытых мозаикой цветных пятен.

Что же делать? Снова нырнуть в черную неизвестность параллелепипеда? А что изменится в новом мире? Где гарантия, что и там его не будут поджидать те же самые опасности? Если его враги имеют возможность следить за его передвижениями, они найдут его в любом месте. Тогда рано или поздно придется столкнуться с ними лицом к лицу. Почему бы не сделать этого сейчас? По крайней мере, он мог бы подойти к горе поближе и узнать, что собой представляют таинственные цветные пятна. В конце концов, у него ведь была всего одна надежда, один-единственный шанс – найти среди чужих мертвых и враждебных миров жизнь мудрую и сильную, разум, способный понять и помочь. Что, если он скрывается именно здесь, в двух шагах, за крутыми склонами пирамиды? Что, если к нему надо всего лишь протянуть руку, а он вместо этого повернет назад?..

Свобода выбора скрывает за собой выигрыш или полное поражение – редко первое, гораздо чаще второе; и тем не менее, кто не рискует – вообще никогда не выигрывает.

Он почти чувствовал, почти знал, что за цветными стенами скрывается что-то враждебное, нечто, готовое использовать его разум и тело в своих собственных целях, и тем не менее шел к пирамиде.

На следующее утро Степан окончательно понял, что гора представляет собой искусственное сооружение, сложенное из гигантских цветных шаров.

Она возвышалась перед ним во всей своей нелепой очевидности. Абсолютно правильная геометрическая форма каждого шара не оставляла место сомнениям в их искусственном происхождении.

Цвета были подобраны так, что одинаковые оттенки нигде не соприкасались.

Розовый шар соседствовал с зеленым, желтым, синим, красным. Во втором ряду его место занимал уже шар другого цвета. Оттенков было множество. Каждый шар в поперечнике был не меньше шести метров. С расстояния, где стоял Степан, нельзя было точно определить размеры отдельных шаров, зато размеры всего сооружения подавляли своим могуществом и отсутствием видимой целесообразности. Какой-то сумасшедший великан выложил посреди степи эту пирамиду-игрушку, выложил аккуратно, потратив на эту работу всю жизнь…

Только в одном ряду Степан насчитал не меньше пятидесяти шаров, сбился со счета, и сколько бы раз ни повторял попытки, у него все время получались разные числа.

Очевидно, мешали яркие контрастные цвета соседних шаров, от которых рябило в глазах. На самом верху, на четырех шарах основания, покоился один металлический, ярко сверкавший на солнце шар. От подошвы до него было не менее трехсот метров.

Чем ближе подходил Степан к пирамиде, тем больше менялись масштабы восприятия целого; она ему продолжала нравиться… Он уже не видел краев: они потерялись в дымке горизонта. Запрокинув голову, он уже не мог рассмотреть вершину.

Теперь перед ним была просто стена, сложенная из огромных цветных шаров.

Если подойти еще ближе, он увидит только один шар. Почему-то вспомнилась строчка хорошо знакомого стихотворения: «Лицом к лицу – лица не увидать… Большое видится на расстоянии…» Здесь это так и было. Но вместе с тем было и еще что-то: какая-то ускользающая от него мысль.

Целое слагается из частного, но и каждое частное, в свою очередь, отдельное целое, отдельный мир, внутри которого множество своих частностей. По этой шкале можно идти без конца, и лишь где-то внизу должен быть предел. А может быть, предела нет? Может быть, там скрывается переход меньшего в большее?

Частицы атома – в Галактику? Он подошел еще ближе. Поверхность гигантского шара уже не казалась гладкой. Она была изъедена временем: выступы, выбоины, потертости, кое-где даже трещины. Но всюду, насколько он мог судить, материал был один и тот же – похожая на пемзу губчатая каменная порода.

Он отыскал у подножия небольшой осколок шара, ударил по нему несколько раз другим камнем и легко превратил в цветной порошок.

Больше всего поражала одинаковая насыщенность цвета снаружи и в глубине породы.

Ни солнце, ни ветер, ни потоки дождей ничего не смогли поделать с этой каменной радугой.

Степан постучал по поверхности одного из шаров и услышал глухой монолитный звук.

Иначе и не могло быть. Если бы нижние шары были внутри полыми – они не смогли бы выдержать вес этого гигантского сооружения.

Лишь один шар вершины отличался от всех остальных, и, наверное, не только цветом.

Почему-то Степан все время помнил об этом. Этот шар притягивал его, как магнит.

В конце концов Степан попытался подняться по стене вверх. Это удавалось с трудом. Зато после того, как он протиснулся между шарами в прохладную глубину пирамиды, подъем пошел гораздо легче. Теперь он мог использовать соседствующие шары для опоры, упираясь в них спиной, локтями и коленями. Он карабкался все выше.

Почувствовав, что силы на исходе, он выбрался на наружную поверхность пирамиды, уселся в седловине между соседними шарами, глянул вниз и удивился, как высоко сумел подняться.

Теперь-то уж до вершины оставалось наверняка меньше, чем до подножия.

Глупо было бы возвращаться, и, отдохнув, он полез дальше.

Странные звуки доносились иногда из глубины пирамиды. Рожденные причудливым эхом, до него доносились чьи-то тяжкие вздохи. Отраженные от бесчисленных изогнутых поверхностей, они скользили по внутренним лабиринтам, движимые, возможно, одним-единственным желанием – быть кем-нибудь услышанными. И вот теперь, достигнув его ушей, звуки умирали. Но на их место бесконечной чередой шли другие. Чаще всего в них слышалась горечь разочарования, словно сама пирамида говорила с ним бесчисленными голосами, жаловавшимися на несправедливость и забвение…

Может быть, это всего лишь памятник? Ему не догадаться, не решить загадку.

Разве лишь на самом верху, в последнем металлическом шаре ему что-то откроется…

А далеко на орбите, невидимый для невооруженных глаз Степана, вращался небольшой космический аппарат, и два существа, внешне совершенно похожие на людей, с интересом наблюдали за его усилиями.

– Он все-таки вошел в пирамиду?

– Конечно. Любопытство всегда было лучшей приманкой для этих существ.

– Почему они так одинаковы? Почему никогда не делают выводов из прошлых событий?

– Их логика страдает каким-то странным изъяном. Они, например, считают, что добро само собой способно побеждать зло, и надеются получить подарок от доброго дяди. Иногда всю жизнь, вместо того чтобы заниматься делом, они ищут доброго дядю.

– И находят?

– Этого я не знаю.

– А ведь он поднимется до самого верха.

– Да, он упрям и самонадеян. Если ему это удастся – значит, повезло нам.

– Это будет второй случай за все время.

– Да. Второй.

То и дело срываясь, соскальзывая с гладких выпуклых поверхностей, Степан искал более удобные для подъема места и упрямо лез вверх. Во рту пересохло, спину ломило от усталости, но в глаза уже били отраженные от металлической поверхности верхнего шара ослепительные солнечные лучи.

Еще одно усилие, еще. Рано или поздно кончается любая дорога. Или нам так лишь кажется? Ведь любой конец – всего лишь новое начало…

Взобравшись на предпоследний ряд шаров, Степан понял, что может встать во весь рост. Четыре шара основания соединяла прочная каменная платформа, на которой покоился самый верхний и самый большой металлический шар. Теперь Степан стоял прямо перед ним. На шаре не было заметно ни единой трещины или щели.

Похоже, подъем не имел никакого смысла. А на что он, собственно, надеялся?

На то, что перед ним распахнется дверь и неведомые добрые дяди, те самые, что ждали здесь его появления многие тысячи лет, с восторгом примут его в свои объятия?

Разочарование оказалось слишком сильным. Он сел на каменную платформу, свесил ноги и постарался привести в порядок скачущие мысли. Во все стороны отсюда открывалась беспредельная равнина с мелкими озерами, болотами, речками, зарослями. Он видел все это маленьким и далеким. Предметы казались условными обозначениями, нанесенными на гигантскую карту.

Голова кружилась от бессмысленности затеянного им предприятия, от высоты, от усталости, от того, что все оказалось бесполезным, что в гладкой несокрушимой металлической поверхности он не сможет найти решения загадки, ради которого целый день карабкался на эту немыслимую высоту, а ведь еще предстоял путь вниз.