Текст книги "Охотник"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Переместился в зал, привычно перебирая руками по держателям на колесах, осмотрелся – никого. Тишина, все будто вымерло. Тихо журчит холодильник, где-то жужжит муха…

– Ау! Бабка Надя! Эгей!

Тишина. Спит?

Проехал в спальню, усмехнулся – ага, спит. Хотел оставить на месте, не трогать, но очень уж хотелось есть. Обновленные, ожившие ноги требовали питания, мускулы наращивать!

Тронул лекарку за руку – рука была холодной, как у… мертвой?! Подкатился к голове, протянул руку, пощупал пульс… нет! Нет!

– Бабка Надя! Надя! – крик из души, из сердца, навалился на нее, схватил за плечи, тряхнул обеими руками – Надя! Как же так?! Надя!

– Убил! – женский голос за спиной оглушил, рванулся в уши – Убил! Мама! Мама!

Обернулся, попытался что-то сказать, но не успел – удар по голове, и темнота. Не успел заметить – кто ударил. Просто – бац! И все. Готов.

Очнулся лежа на полу, лицом вниз. Было очень плохо – руки болели, голова трещала, тошнило. Голоса – мужские, возбужденные, грубые. Женские голоса – кто-то вдалеке причитает, воет, как по мертвому. По мертвому? Вспомнил! Бабка Надя!

О боги… за что?! Единственный человек в этом мире, который мог помочь, единственный, кому мог довериться до конца, и вот!

– Очнулся. Матвей, ты чем его приложил?

– Чем-чем… поленом!

– Инвалида? Ну нахрена?

– Интересное дело! Он убил мою мать, а я что, церемониться с ним?! Да я его, суку, сейчас задушу, и пусть судят!

Удар в бок, боль, внутренности хлюпнули, протестуя против насилия над своей нежной плотью.

– Прекратить! Вон отсюда! Это дело полиции, никакого самосуда! Еще не известно, отчего бабка Надя умерла! Откуда ты знаешь, что это он сделал?!

– Да чего тут знать?! Маша видела, как он ее душил! И я видел – он держал ее за горло! И она мертвая! Ты чего, за убийцу, да?! Тварь ты, Серега! И пошел ты нахрен, я его щас прибью, гада!

– Назад! Стрелять буду! Суд разберется, экспертиза – он, или не он! Пошли все отсюда, я его допрошу! Вон, сказал!

Сильные руки подняли Сергара, усадили в коляску – легко, как ребенка. Поднял голову – перед глазами широкое, толстогубое лицо участкового. Хмурое, с прищуренными глазами, расстроенное.

– Это ты?!

Сразу не понял – изображение двоилось, тошнило, едва не вырвало. Сглотнул, подождал, пока комната перестанет вертеться, ответил:

– Я ее не трогал. Проснулся, пошел искать – она лежит. Я пощупал шею – мертвая. Очень жаль. Очень, очень жаль!

– Ему жаль! Потрогал!

Сергей тяжело сел в кресло напротив телевизора, положил голову на сцепленные в кулаки и упертые в колени руки. Могучие плечи обвисли под тяжестью беды.

– Ты так рано вернулся? – вдруг спросил Сергар, глядя на новообретенного, а теперь, похоже, потерянного друга.

– Вернулся – мрачно ответил участковый, неприязненно глядя на Сергара – Вот что, парень, вляпался ты, и меня вляпал. Сейчас повезу в район, в отдел, иначе тебя прибьют. Матвей мужик резкий, бывший десантник. Он тебе голову открутит – и пискнуть не успеешь. И твои ножики не помогут.

– Да нет у меня ножиков, ты же знаешь. Дома оставил – пожал плечами Сергар – Маме позвонить можно?

– Сейчас – нет. Телефон у мужиков. Хотя… номер помнишь? С моего можно – он достал из кармана старенький, потертый аппарат, но Сергар отрицательно покачал головой:

– Я номер не помню. Не умею обращаться – мама с дядей Петей как-то сделали, чтобы я кнопку нажал, и сразу до мамы дозвонился.

– Ладно. Пофиг. Я ей скажу и так. Потом заеду.

– Это… дядя Петя костыли обещал, ты напомни ему, пусть даст, ладно?

– Костыли? Ты можешь ходить? – не удивился, равнодушно – Бабка Надя вылечила?

– Да. Но ходить еще не могу. Мышцы слабые. Разучился. Сергей, мне незачем было ее убивать! Мы подружились! Она очень хорошая женщина! Была…

– Была…  – эхом повторил участковый – Только никто не верит, что она просто так умерла. Говорю тебе – Маша видела, как ты за ее горло держал. Парень, если окажется, что ты ее убил – я сам сверну тебе шею. Обещаю.

– Да ты идиот, что ли?! – вспылил Сергар, чувствуя, как кипит внутри от горя и отчаяния – Она меня лечила! Я ей обязан! Я бы за нее сам убил кого угодно!

– Тихо! – отрезал Сергей – Я сказал, ты услышал. Сейчас пойдем к машине, будь настороже. Могут попытаться тебя отбить. Народ собрался. Бабку Надю все любили. Так что…

Да. Любили. Десяток плевков, кусок дерьма, который не смог отбить рукой, камень из щебня – прамо в ухо, тут же зазвеневшее, как колокол.

Порванная рубашка участкового, три сбитых с ног полупьяных парня, норовившие врезать палкой, выдранной из палисадника.

Да, верный признак того, что покойницу любили. Верный признак.

– Ффуххх! Думал – не доведу! – Участковый одной рукой держал руль, другой бросил Сергару пластиковую бытылку с водой и тряпку – На, утрись, а то смотреть противно. Весь в плевках. И на ухе кровь. Зацепили все-таки?

– Хуже бывало – мрачно констатировал Сергар, вытирая лицо мокрой, не очень чистой тряпкой и думая о том, что хуже все-таки наверное не бывало. В роли отверженного, подонка, убийцы, подлеца, быть ему еще не случалось.

Участковый покосился, но ничего не сказал. Похоже, не поверил.

Из деревни вела вполне приличная насыпная дорога, через полчаса перешедшая в гладкое, покрытое асфальтом шоссе. Машина Сергея с ревом летела вперед, рассекая пространство, а Сергар задумчиво глядел вперед, думая о том, какое будущее его ожидает, и что лежит на весах – сколько хорошего, и сколько плохого.

Хорошее – он все-таки обрел свои ноги.

Плохое – все остальное, и главное – смерть старушки. Теперь некому будет помочь сориентироваться в новом мире, некому будет связать с остальными переселенцами-магами, некому будет научить – по каким законам те живут в земном мире.

И некому будет научить его обряду обновления, и это, наверное, самое главное! Жить сотни лет! Эта мечта была так достижима, и вот – случайность, и все прахом! Игры богов!

И жаль «бабку Надю». Очень, очень жаль..

* * *

– И чего мне с ним делать?! – мужчина в форме, в смешном головном уборе смотрел на эту парочку через окошко в сплошной стеклянной стене и недовольно кривил губы – Ты на кой черт его сюда приволок?! Думал, он сбежит?!

– Хе хе! Петрович отжег! – хохотнул парень, тоже в форме, стоявший возле столика у лестницы, ведущей наверх, и вооруженный автоматом – Ты сегодня в ударе, командир!

– Нет – ну а чо я ему должен сказать? – ухмыльнулся капитан, довольный произведенным эффектом, даже если засмеялся всего лишь постовой у лестницы – Мне вот чего делать с этим уродом? Даже если он поубивал полгорода! Ты представляешь, что его надо как-то спустить вниз, в «обезьянник», кто-то его должен водить в сортир, и при этом держать на руках, а то он свалится! Севрюгин, ты будешь держать урода на руках?

– Я чо, ополоумел, что ли?! – отозвался постовой у лестницы, скука которого развеялась, как не бывало – Серега его приволок, Серега пускай его на горшок сажает! Гы гы гы…

– Слышал, Воскобойников, что народ говорит? – ухмыльнулся капитан – Так что забирай своего проклятого урода и вали отсюда! Некому тут с ним заниматься! Не приспособлено помещение!

– Что тут происходит? – высокий представительный мужчина с полковничьими погонами и в еще более смешной, огромной фуражке остановился возле окна дежурной части и недоуменно посмотрел на инвалида-колясочника, руки которого были закованы в наручники – Это еще что тут такое? Кто допустил?!

– Товарищ полковник! За время моего дежурства особых происшествий не было! Докладывает капитан полиции Михайлов!

– Михайлов, что это за человек, и кто позволил надеть наручники на инвалида?

– Это все Воскобойников, Александр Михайлович! Это он приволок урода, и заковал его в наручники!

– Воскобойников, ты чего, ополоумел?! – полковник в сердцах стукнул кулаком по козырьку у окошка дежурной части – Ты что, инструкции не знаешь?! Выговор захотел?! Инвалида – в наручники! Спятил?!

– Этот инвалид подозревается в убийстве Надежды Родионовны Есауловой, в просторечии бабы Нади, небезызвестной целительницы. Я задержал его до выяснения причин смерти бабы Нади, и еще для того, чтобы уберечь от самосуда деревенских жителей. Они его едва не убили. Так куда мне прикажете его девать? Возможно – это убийца. Прикажете мне его отпустить?

– Ты говори, да не заговаривайся! – резко бросил полковник, с отвращением и неприязнью глядя на Сергара – Как это – убийцу отпустить?! А зачем ты его заковал? Чтобы не сбежал, что ли?

– Хе хе хе… Простите, товарищ полковник! – прыснул со смеху постовой у лестницы – Просто Петрович только что то же самое сказал!

– Мне нужно было оставить его снаружи, чтобы прикинуть, как доставить внутрь – спокойно пояснил участковый – Как вы видите, товарищ полковник, наши вертушки совершенно не приспособлены для пропуска инвалидов-колясочников. Потому мне пришлос переносить его на руках, а потом уже усаживать в кресло. Которое я тоже перенес на руках. Если вы мне прикажете – я отпущу подозреваемого и займусь своими делами. Но в этом случае я не отвечаю за последствия.

– А с чего решили, что это он лекарку убил? – нахмурился полковник – Инвалид?! Зачем? Нелогично.

– И я считаю – нелогично! – согласился Сергей – Вот только попробуйте это доказать сыну бабки Нади, и всем деревенским. Жена Матвея, сына бабки Нади, утверждает, что этот парень бабку душил, она застала его прямо на ней!

– На бабке?! – удивился полковник – Он чего, насиловал ее, что ли? Час от часу не легче! Хотя какое насилие – он же колясочник. И хотел бы, да не может… хмм… может потому и задушил? С расстройства? Эй, ты какого черта бабку задушил?

– Идиот! – отчетливо сказал Сергар, и отвернулся в сторону. Он устал, ему ужасно хотелось есть, пить, и по-маленькому в сортир. У него было не просто ужасное – отвратительное настроение, когда хочется просто забиться в какую-нибудь дыру, вроде комнаты в гостинице, упасть на кровать и никого не видеть – по крайней мере пару дней. И лучше при этом хорошенько нажраться.

– Что ты сказал?! – покраснел полковник, и не получив ответа, приказал – В камеру его! В обезьянник! Оформляйте на трое суток, а потом решим – по результатам экспертизы. Вызовите дежурного следователя, пусть оформит. А ты – рапорт, объяснение от злодея, все, как положено. Регистрируйте в КУП.

– Товарищ полковник, а кто же его вниз потащит?! – взмолился дежурный – Я отлучаться по понятным причинам не могу, помощник дежурного – тоже! Кто его в камеру понесет, кто будет таскать в сортир?! Мне чего делать-то?!

– Воскобойников задерживал – вот он пусть его и тащит – разрубил Гордиев узел видавший виды полковник – А что касается сортира – пусть в штаны гадит, сволочь! Будешь в штаны гадить, паскудник? Ты зачем бабку убил, может сразу расколешься?!

– Пошел на…! – четко и внятно произнес Сергар, пользуясь лексиконом дяди Пети – Чтоб ты сдох, волк позорный! Чтобы ты до конца жизни в штаны делал, гаденыш!

– Оооо… вон ты какие слова-то знаешь! Похоже не зря тебя Воскобойников прихватил! Бандюган! Не гляди, что инвалид! Давай, Воскобойников, тащи его вниз! Да наручники-то сними, черт тебя подери! Не дай бог проверка из области – греха не оберешься, доказывай потом, что мы боялись побега инвалида-клясочника, на всю жизнь пятно, будут смотреть, как на дураков!

– И не зря! Вы и есть дураки! – злорадно добавил Сергар в которого будто бес вселился. Ему не раз говорили, что если не поест – с ним совершенно невозможно общаться. На голодный желудок Сергар становился злым, желчным, вспыльчивым и скорым на расправу типом, от которого лучше держаться подальше. По крайней мере – со слов однополчан. Сам Сергар за собой подобного не замечал. Или не хотел замечать.

Полковник поднялся по лестнице, а участковый вынул Сергара из коляски и усадил на потертый диван для посетителей. Потом взял коляску и побрел вниз по каменной лестнице, в подвал, туда, где находились камеры задержанных.

Здесь пахло хлоркой, а еще – нечистотами, потом, блевотиной. Всем тем, что выделяли в мир существа, запертые за стальной решеткой камеры предварительного заключения, или в просторечии – КПЗ.

– Пошли! – участковый легко, как ребенка поднял Сергара на руки, и тот для себя отметил: не ошибся, когда предположил, что у этого человека стальные мышцы. Полнота была кажущейся…

– Гы гы гы! – заржал постовой у лестницы – Серега, а на горшок? Ты его не забудь попсыкать! А то зассыт и засрет всю камеру!

– Пошел на…! «Ласково» ответил участковый, и не слушая бормотания обиженного сержанта, зашагал вниз. Уже дойдя до нижней ступеньки, вдруг остановился и спросил:

– В самом деле – в сортир хочешь?

– В самом деле – хочу! – мрачно кивнул Сергар – По-маленькому. Я того и гляди в штаны упущу!

Участковый кивнул, прошел по коридору и занес Сергара в помещение, по вонючести своей отличающегося от коридора лишь количеством содержания хлорки в воздухе. Честно сказать – от хлорки здесь едва не ело глаза, и горло Сергара перехватило спазмом, когда он хватанул этой хлорно-воздушной смеси.

Кроме возвышения в полу и дырки, в которой журчала вода, здесь ничего не было, потому участковый вздохнул, взял Сергара за подмышки сильными руками, повернув к дырке на расстоянии доступности, и предложил:

– Давай, только быстрее. Иначе я тебя долго не продержу. Ты тощий, но на удивление тяжелый! Говна видать много… вот ты мне жизнь устроил, черт тебя задери!

Сергар не заставил себя ждать, и через несколько минут он уже въезжал в закрытую толстой решеткой комнату, в которой сидели несколько «собратьев по несчастью», не выразившие по поводу прибытия нового сокамерника никакого восторга. И даже наоборот – кто-то из лежащих на деревянных топчанах хрипло сказал:

– Вот только урода нам здесь и не хватало! Сцука и так дышать нечем, а эти волки позорные пихают к нам, и пихают!

Сергар не обратил на говорившего никакого внимания. После того, как он сходил в туалет, жизнь вместе с мочевым пузырем слегка облегчилась, но от этого не стала лучше. Его мучил голод, и он догадался – почему. Страшный, неутолимый голод, когда хочется есть каждые полчаса, и когда съеденное переваривается за считанные минуты, практически не оставляя шлаков для выхода из организма.

Снадобья и заклятие. «Бабка Надя» напоила его специальным снадобьем, которое ускоряет процессы организма, и одним из побочных эффектов был ужасающий, неутолимый голод. Телу нужно было есть, и оно просто визжало от невозможности выполнить свое желание – набить пищей пустой желудок. И съедало само себя.

Вторым побочным явлением были раздражение и вспышки ярости, мозг будто отключался, и даже при умении контролировать эмоции, получалось не очень хорошо. Если человек изначально был невыдержанным, «без тормозов», то получив такое снадобье он превращался в безумца, одержимого желанием сломать, разбить, а то и убить – разрушить все, что было ему не по душе.

Сергар был уверен, что «бабка Надя» это знала, но все-таки рискнула. Почему? А почему бы и нет? Средство это очень эффективно, если хорошо питаться, мышцы нарастают, как тесто на дрожжах. Что касается агрессии, так тоже ничего страшного – кто может вызвать агрессию у человека, запертого в доме и не выходящего на свет? Если только сама лекарка, но она умеет себя защитить от любого человека, не владеющего магией.

Подкатившись в стене, откинул голову, уперев затылок в холодный бетон, закрыл глаза. Перед внутренним взором мелькали лица, фигуры людей, картинки из увиденного в последние дни.

Бабка Надя, скорчившаяся на постели и ставшая совсем маленькой, меньше, чем была при жизни.

Участковый – огромный, сильный, смотревший на Сергара с презрением, осуждением, как на предателя и подлеца.

Матвей – здоровенный, как и Сергей – глаза мокрые, в них боль и ярость.

Холеный полковник в своей смешной широкой шляпе, которую здесь назывли «Фуражка».

Веселый постовой, скучный дежурный, разбитые, испитые рожи сокамерников.

Век бы этого всего не видеть! И поесть! Поесть! Ну почему не попросил Сергея дать хоть кусок хлеба?! Он бы понял… Гордость, все гордость! А пора бы отвыкнуть от гордости. Уже не боевой маг, сильный мужчина, которого не взять голыми руками – он низший из низших!

Безногий инвалид, к тому же обвиняемый в убийстве старухи! Куда еще ниже-то?

Задремал. Вернее – впал в состояние близкое к дремоте. Так легче переносить нелегкую жизнь. Например – когда сидишь под дождем в открытом поле, из жратвы только размокший сухарь, а проклятый обоз с мясом и хлебом застрял в грязи возле ближайшей деревни. И командование (чтоб его понос прошиб!) не разрешает покинуть ту лужу, в которой обосновалась ганза!

В прежние времена бы Сергар бы воспринял все павшие на него тяготы как нормальную часть жизни, а теперь… теперь он отвык, расслабился без воинской службы.

Ослаб. Да, ослаб! И не только телом.

Грохот стальной двери, шаги, глуховатый, хриплый голос:

– Во! И урод здесь! Спит спокойно, козлина!

– Ты чего до него докопался, Сеня?

– Чо-чо, бабку замочил он, урод гребаный! Слыхали про бабку Надю? Вот он ее и задушил!

– Да ты чо? Внатури? Вот гад! А откуда знашь?

– Следак сказал. Грит – его Воскобойников притащил, прямо с бабки снял!

– Ни хера себе! Он чо, мохнатый сейф вскрывал?! Чо он на бабку-то полез?! Не – погодь, чо-то не вяжется. У меня сосед покойный на коляске катался, так вот говорил – ничо не работает у этих инвалидов. Ниже пояса вабще ничо не работает. Так что гонишь.

– Чо я гоню?! Ты базар-то фильтруй! Чо услышал от следака, то и говорю! Задушил! На бабке лежал! А чо он там может, чо не может – я те чо, доктор, чо ли?

– Так вот и не гони, раз не знашь. Мож, следак нарошно фуфло прогнал, а ты на ментовские штучки повелся! Чо, внатури, ментам веришь?

– А давай ево и спросим! Делов-то! Эй, ты, урод, просыпайся! Хорош дрыхнуть!

Сергар почувствоваал удар – кто-то пнул его в колено, да так, что коляска развернулась боком к стене. Открыл глаза, готовый к бою, и в первую секунду не понимая, где находится. Ему снился мертвый город, толпа бродячих трупов, и Сергар не очень удивился, когда перед его лицом возникла рожа, похожая на одного из тех, кто заполняет улицы убитых городов – бледная, с покрасневшими белками глаз, и такая же бессмысленно-тупая.

– Проснулся?! Давай, говори обчеству, с какого…ты бабку завалил, уе…к!

Толстогубый хотел сплюнуть, но покосился на одну из лежанок и не решился. Плевать в «хате» – западло.

– Ты чо молчишь, пялишься?! – не унимался парень – Ты чо, в уши долбишься, чо ли, не слышишь?! А может тебя надо научить, што старшим отвечают?! (парень был не старше Олега, но важность момента делала его великим, мудрым, старым)

Сергар молча смотрел на незнакомца, и в голове у него звенело – пусто, гулко, как в медном котле. Не отвечать! Держаться!

– Глянь! Опять спать вздумал! Ты чо, не уважаешь пацанов?! Ах ты урод гребаный!

Парень схватил Сергара за волосы, с размаху хлестнул его рукой по лицу. Широкая ладонь, пахнущая потом и мочой, скользнула по губам Сергара, выбив из них брызги слюны, попавшей на рубашку «собеседника». Замахнулся еще раз, но…

Вспышка ярости – мгновенная, яркая, утопившая мозг в желании бить, крушить, терзать!

Память не подвела. И пусть рефлексы еще не те, да и руки совсем другие, но эти руки тренированы, сильны (попробуй-ка подтянуться пятьдесят раз подряд!), и пусть даже не такие умелые, как свои руки, руки боевого мага, но…

Короткий, хлесткий удар в кадык! Толчок!

Хрип, бульканье, падение тяжелого тела, скрежет каблуков по каменному полу, и мысль: «Вот теперь мне конец! Что же я наделал?!»

– Гля! Он убил его! Пацаны, он Сеню убил! Ни… себе! Эй, начальник, скорую давай! Скорую! Тут этот больной урод Сеню убил!

Через пять минут вокруг Сергара все завертелось, закружилось – на него снова надели наручники, зачем-то пристегнули к столу, привинченному к полу, стоявшему в комнате для допросов. Сбежалось все начальство – судя по большим фуражкам и звездам на погонах. Хоть Сергар и не особо разбирался в здешних званиях, он уже знал – чем больше звезд, и чем звезды крупнее – тем главнее командир. Заглядывали в комнату, смотрели на инвалида в кресле, как на диковинку, как на раненого, но опасного зверя, сидящего на цепи, но не ставшего менее опасным.

Одним из первых появился участковый Воскобойников – он мрачно смотрел на своего «подопечного», и ничего не говорил – да и что можно было сказать? Когда Сергей подошел ближе, прикрыв дверь, Сергар все-таки не удержался, и негромко, вполголоса, сказал:

– Он первый напал. Ударил меня. Я был вынужден защищаться.

– Сокамерники говорят другое. Мол, он хотел поговорить, наклонился к тебе, а ты его ударил. Ни за что.

– Я тебе сказал, ты услышал. А там – хочешь верь, хочешь – не верь. Сергей, мне поесть надо. Хоть что-нибудь. Баба Надя…  – голос Сергара дрогнул, и едва не дал петуха. Справившись с волнением, продолжил – Она напоила меня снадобьем, после которого очень хочется есть. Мое тело сжигает само себя. Если я сдохну, вашему начальству не понравится. Придумай что-нибудь.

– Снадобье, говоришь? – на широком лице Сергея прошла тень недоверия – Ладно. Что-нибудь придумаю. Ты точно не убивал старуху?

– Сергей, не будь идиотом! Зачем мне было ее убивать?! Я испугался, что с ней сделалось плохо, полез проверить пульс, решил попробовать откачать… и тут мне врезали по башке. Все. Больше ничего. Вы же будете делать экспертизу, все будет ясно. Ты вот что скажи – что мне грозит за убийство этого придурка? Он, вообще, кто?

– Баклан – не думая, сказал Сергей – Мелкая шпана, горлопан. Не авторитетный. Что будет? Если драка была – лет пять могут дать. Но у тебя есть отмазка – ты инвалид, и ты защищался. Толкнул его, стукнул, и случайно попал в горло. Ты ему трахею перебил. Если бы вовремя помогли, дали дышать, он бы не сдох. Так бы – помер Максим, да и хрен с ним – но… это убийство! Да еще в самом РОВД! Ты, подозреваемый в убийстве, появляешься в КПЗ и тут же убиваешь соседа по камере! Скандал! В общем – крутить тебя будут по-полной. Я тебе сказал, как ты должен защищаться. Тебе дадут адвоката, но ты его особенно не слушай. Ему на тебя класть с прибором. Адвокаты и за деньги-то не больно работают, а уж бесплатно – ты ему нахрен не нужен. Хорошо, если хотя бы поможет заявление оформить, либо еще какой документ. И держись! Везде люди живут, и в тюряге тоже. Будь осторожен на словах, и в делах, иначе может быть очень плохо. Жаль, что некому рассказать тебе о законах в тюрьме, я не успею, сейчас следователь должен подойти.

– Я знаю о воровских законах в тюрьме – мрачно ответил Сергар – Дядя Петя рассказывал. Целыми днями об этом болтал. Я запомнил. Зачем ты мне все рассказал? Про адвоката, и про защиту? Ты мне поверил?

– Честно сказать, я с самого начала не верил, что ты убил бабульку. Почему тогда я тебя все-таки привез сюда? Скажу. Тебя можно задержать только на три дня. Экспертизу сделают за один день, может два дня. Не больше. После этого тебя бы отпустили. Если бы я тебя отпустил сразу – начался бы скандал, но это не самое главное. Народ у нас горячий, они хлебнут горилки, и… в общем – прибили бы тебя, и зачем мне это надо? Во-первых, меня бы точно наказали, если бы я отпустил подозреваемого в убийстве. А так – разобрались, и отпустили. Во-вторых, убили бы тебя – тоже повесили бы на меня. Мол, отпустил, не обеспечил, и так далее. Пострадали бы и мужики – их бы за тебя посадили. Так что… тебе лучше пока побыть за решеткой. Спокойнее – и мне, и тебе. И всем. Понял?

– Понял. Пожрать дашь?

– Скоро. Никуда не уходи! – участковый ухмыльнулся, и быстро, бесшумно вышел из допросной, не оглядываясь назад. Сергар же расслабился и застыл, закрыв глаза и стараясь унять дрожь, его почему-то трясло – то ли от холода – в комнате царил промозглый, могильный холод, то ли от нервного возбуждения. Что было довольно странно – что он, никогда не убивал людей? Это был честный бой – подонок сам напросился, и кто виноват, что у боевого мага сработали рефлексы?

Сергар полтора десятка лет занимался и воинскими упражнениями, и упражнениями для поддержания тела в боевом состоянии – как еще могла отреагировать его сущность на угрозу извне? Только уничтожением этой угрозы, и никак иначе! Боевые годы даром не проходят. Память.

После ухода не прошло и минуты, как в комнате появилась симпатичная девушка в синей форме, которая усиленно напускала на себя важность и значимость. Следователь строго спрашивала Сергара о том, что произошло в камере, он вяло отвечал, находясь в странном, каком-то отстраненном состоянии. Голос девушки слышался далеко-далеко, как сквозь вату, и зудел, зудел, зудел.

От девушки пахло благовониями – здесь их называли «духами», этот запах смешивался с запахом тюрьмы, дав странную атмосферу, ни на что доселе не похожую. В коридоре гудели голоса, сливаясь в однообразный фон, прерываемый выкриками какого-то мужчины, чего-то требующего, чем-то возмущающегося. Сергара ничего не возмущало. Он ничего не требовал, ничего не хотел, только чтобы его оставили в покое.

Не выдержав, сказал об этом девушке в синей одежде, она замолчала и перестала задавать вопросы. Сергар попросил ее принести попить, но девушка как будто не поняла, и тогда он просто закрыл глаза и свесил голову на грудь, после чего больше не сказал ни слова.

* * *

– Юль, ты не видишь, что ли – он вырубился?! Ты чего таращишься на него? Скорую давай!

– Вызвала уже. Серега, вот ты приволок всем проблему! Он вообще странный – говорил на непонятном языке! Он что, иностранец?

– Какой иностранец? Хмм… не знаю. Вроде – нет. Я ему пожрать принес. Он говорил – бабка его лечила и дала какое-то снадобье, от которого хочется есть. И что если он не поест – может умереть.

– И чего ты молчал? Сразу надо было скорую вызывать! Вот помрет, кто будет отвечать? Я?

– А кто? Ты приняла, и все, все претензии направляй к начальству. Я свое дело сделал!

– Вот всегда так! Вечно следователи крайние! А вы ни за что не отвечаете!

* * *

– О! Наконец-то, приехали! Вот сюда!

– Снимите наручники, вы что, с ума сошли?! Мы его забираем.

– Как – забираете?! Он убийца!

– Я не знаю – кто он, карманный вор, насильник, или убийца – если его сейчас не увезти в стационар, он умрет! Пишите тогда отказ и берите ответственность на себя! Я в этом случае не отвечаю за его жизнь! Капитан – дадите бумагу?

– Следователь – вот она решает. Все вопросы к ней.

– А я-то чего?!

– Он на тебе висит, а кто еще-то?!

– Черт! Черт! Сергей – чтобы тебя черти унесли! Тащите в машину, а ты поедешь с ним! И проследишь, чтобы он не сбежал! Я сейчас к начальству, подам рапорт, чтобы обеспечили охрану! Ох, ты и притащил нам засаду!