Текст книги "Манагер"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Евгений Щепетнов
Манагер

Глава 1

Я с трудом разлепил веки и застонал: ужасно болела рука, тело чесалось и зудело. В глазах как будто мелькали тучи мошек, которые кружились так, что меня начинало тошнить. Я повернулся на бок, и меня вывернуло. Голова немного очистилась, и я стал осознавать, что здесь что-то не так: где речушка, возле которой мы разместились, выехав всем коллективом на майские посиделки? Первое мая – дело святое. Как не выехать на природу и не напиться всем коллективом во славу будущих продаж комплектующих! А также, параллельно, не потискать свою соседку по офису Аньку – ее стол стоит рядом, всего в метре от моего. Она так-то вполне благосклонно посматривает на меня – хотя, может, это мне и кажется. Я не отличаюсь особым «мачизмом»: рыхловатый, не очень высокий парень – рост под метр восемьдесят (а точнее, увы, сто семьдесят пять) и вес под сто килограммов (причем двадцать из них, как минимум, приходится на жирок и пивной животик) – двадцати пяти лет от роду, с подслеповатыми глазами. Мне даже справку на право вождения машины не выдали, сволочи, заявив: как, мол, с таким зрением водить машину?

За четверть века моей спокойной и скучной жизни у меня была всего одна женщина, да и та – менеджер с нашей работы, на десять лет старше меня, у которой неистребимо пахло изо рта табаком. Ей после развода требовался мужик, хоть какой-то, пусть даже он будет таким дрябленьким и лоховитым, как я.

Как я дошел до такой жизни? А как все доходят? Спокойная семья, где отец инженер, а мама инспектор в собесе. Школа, потом институт, физмат, по окончании которого пристроился менеджером по продаже в крупную фирму, торгующую компьютерным железом. Зарплата недурная, думать особенно не заставляют, по-тихому можно поболтать по аське с друзьями, после работы пивка попить и в ролевик погонять – тут я уже просто зверь, фулл золотые доспехи, рву всех, в консте состою. Ну а личная жизнь… А что личная жизнь – или мечты, или порносайт, или тридцатипятилетняя баба с запахом табака, – а что еще может позволить себе небогатый бесперспективный парень из приличной семьи?

Ой! Какая-то здоровенная крылатая сука ужалила меня в шею. Что за хрень? Где я?

Мы набрали пива, водяры и все, двадцать человек, загрузились в пять автомобилей. Через два часа, пробившись через потоки «леммингов», выдвигавшихся на дачу, мы уже мчались по трассе, уносившей нас к светлому будущему – шашлыку, солнцу, речушке Клязьме, тихо несущей свои слегка опоганенные дачниками воды к своей сестре Оке. Купаться в якобы пьяном бессмысленном состоянии, прижимать к себе упругие телеса офисных красоток, играть в дурацкий волейбол – терпеть его не могу – вот наше счастье на ближайшее время.

Все развивалось так, как я и ожидал: манагеры быстренько перепились, девки визжали, потрясая обтянутыми купальниками сиськами, парни напрягали накачанные в спортзале мышцы, а я, стыдясь дряблых телес, бегал в резиновых шлепках, слаксах и толстовке с капюшоном. Не то чтобы я был совсем уж уродом – несмотря на свою полноту и категорическое нежелание проводить время в спортзале, я был довольно силен, отец говорил, что это я в прадеда, кузнеца из станицы Добринской, что на Дону, – но по сравнению со спортивными загорелыми коллегами я смотрелся как плюшевый медведь с вытертым ворсом – большой, но… хм… облезлый какой-то. Моя старшая подруга говорила, что я слишком уж к себе придирчив и мне не хватает уверенности – мол, не такой уж я и лох, как о себе возомнил, но я ничего не мог с собой поделать – ну вот такой, какой я есть. Раскрепощался я, лишь выпив пивка, литра эдак три-четыре – как ни странно, выпить я мог очень много и даже не падал с ног, только потом блевал с похмелья и долго болел. Читал про это в Сети: типа особенности организма такие, мои телеса долго сопротивляются отравлению алкоголем, и не пьянею я поэтому, но потом наступает возмездие – трясет по полной. Не знаете, что такое «вертолет»? Тогда расскажу. Это когда вы ложитесь на постель, закрываете глаза, а кровать встает вертикально и начинает вращаться, все ускоряя и ускоряя движение, пока не наступает разрядка – в тазик рядом с кроватью. Брр… как подумаешь, так дурно делается… вот как сейчас, под этим здоровенным деревом.

Деревом? Это что на хрен за дерево?! Его высота не меньше чем метров двести! Это на Клязьме-то? Да там выше осин ничего не растет! А на любой такой осине даже Иуда бы не повесился, так как она сразу бы сломалась пополам!

Я приподнялся, сел, оперся спиной о корявый ствол дерева-гиганта и осмотрелся. Впереди зеленела гладь то ли болота, то ли пруда, поверхность которого была затянута огромными зелеными листьями какого-то плавучего растения. Вокруг, в неярком зеленоватом свете, пробивавшемся через густые кроны деревьев, стояло и лежало очень много восхитительных ярких цветов – если бы не болела башка и не хотелось бы блевать, я б залюбовался такой красотой. В воздухе носились в огромном количестве какие-то то ли насекомые, то ли птицы. Я не мог понять, кто это, потому что размером они были с кулак и даже больше, при этом сверкали всеми цветами радуги и издавали странные звуки – гудели, как шмели, стрекотали, как кузнечики, пищали и кричали. Одно из этих ярких изумрудно-зеленых существ нацелилось на венчик красивейшего цветка, диаметром с крупный подсолнух, зависло над ним – видимо, пытаясь напиться нектара. Я протер свои заляпанные грязью очки о толстовку, надел и вздрогнул – цветок неожиданно ожил и с различимым даже отсюда хлопком, как будто ребенок хлопнул в ладошки, схватил этого любителя сладкого и тут же замер, сжавшись в тугой комок.

Опа, подумал я, это что-то вроде росянки, что ли… я о такой пакости в наших широтах и не слыхивал. Здоровенный какой цветочек… Похоже, я где-то в джунглях. Южная Америка или Африка? А как же я тут оказался? Меня напоили, усадили в самолет, как в фильме Рязанова, и заслали в джунгли Южной Америки? Фу, бред какой… А это – не бред? Вот эти хищные цветы, размером с тарелку, вот эти деревья, высотой с Эмпайр-стейт-билдинг, эти летающие светофоры? Все это явно не пригородный лес! Как я тут оказался?

Итак: мы ели, пили, скакали, визжали, потом я собрался в кустах охватить любовью Катю Миханькову – ну, типа трахнуть ее, пока она поддатенькая и благосклонная, и мы полезли в кусты подальше от всех. Катька шагала неохотно, приговаривая, что пока мы тут ползаем, там весь шашлык кладовщики сожрут, а они парни прожорливые и бесстыжие, однако шла со мной, вернее, тащилась – все-таки мои сто килограммов и энергия желания, подогретая алкоголем и двухнедельным воздержанием, делали чудеса.

Я пер сквозь заросли крапивы и смородины как танк, остановившись лишь на небольшой полянке, покрытой слоем прошлогодней травы и новой зелени, пробивавшейся сквозь этот войлочный слой. Прижав к себе податливую, пахнущую водкой и шашлыком Катьку, я впился в ее губы, не обращая внимания на ее попискивания: «Вот ты медведь! Кто бы подумал! Осторожнее! Лифчик порвешь, зараза, он стоит столько, сколько ты ни фига не зарабатываешь! Да не рви, скотина! Я сама сниму их! Тьфу, связалась с озабоченным пацаном! Ой! Что это?! Да стой ты, болван, глянь – шаровая молния, что ли? Да черт, остановись ты, отстань!»

Она пихнула меня в грудь кулаками, тяжело дышащего и стоявшего уже со спущенными штанами, и с удивлением и испугом вперилась во что-то за моей спиной.

Я с досадой натянул обратно на чресла свои слаксы и с неудовольствием повернулся, чтобы рассмотреть эту погань, которая помешала воссоединению разнополых манагеров великой фирмы «АРРО». Было желание просто разорвать эту помеху – видимо, спермотоксикоз вкупе с алкоголем сделали из меня берсерка, – но рвать оказалось некого. Более того, объект, который появился поблизости, совсем не вызывал желания находиться с ним рядом.

Я не понимал, что это. На шаровую молнию – ну, как их описывают в литературе и рисуют на картинках – оно мало походило. Впрочем, я за свою жизнь еще не видал ни одной шаровой молнии, так что сказать ничего по поводу их вида не могу. В общем, это был шар с зеркальной поверхностью, в которой отражались наши искаженные и глупые лица, он переливался радугой, сверкал и был настолько чужд – и по виду, и по ощущению чего-то неуловимо неземного – окружающей нас природе, что становилось ясно: эта штука совсем не с Земли, не из этого мира.

Потом я долго думал: что же это такое было? Спрашивал ученых, мудрецов, но никто так и не смог дать мне ответ или хотя бы определить природу этого явления. После многолетних размышлений я пришел к выводу, что два мира, наш и Машрум, каким-то образом соприкоснулись, как будто произошел сбой. В чем заключался этот сбой? Да кто же знает! Я же компьютерщик, так что могу только размышлять как манагер по продаже «железа»: сбой, и все тут! В общем, образовался пространственный пузырь, дырка, причем в тот самый момент, когда я уже был близок к великой цели этого дня – сексу с Катькой.

Следующим моим шагом стал подвиг – типа спасение прекрасной дамы. Если быть честным, эта «дама» стояла на пути моего спасения, с противоположной стороны от этого хренова пузыря (он был порядка полутора метров в диаметре), который не так уж и медленно двигался в нашу сторону с явно недобрыми намерениями. Чтобы спастись, мне надо было в первую очередь преодолеть барьер в виде стоявшей как истукан с открытым ртом Катьки, прижимавшей скомканный лифчик к голой груди. Я задержался на долю секунды, толкнул Катьку, послав ее, как мяч для регби (вроде бы он называется «дыня»?), вперед. Этой доли секунды хватило, чтобы сфера коснулась моей спины.

Меня завертело, закружило, как кровать-вертолет после попойки, и я потерял сознание. В общем, похоже, что я совсем не в Южной Америке и не в Африке, а… я даже боялся сознаться, где я мог оказаться. Конечно, я прочитал множество книг про попаданцев, про великих магов и воинов, каковыми становились, по определению, все земляне, угодившие в параллельные миры, но что-то как-то не чувствовал в себе великих магических сил. Все, что я ощущал в тот момент, это какую-то тварь, которая ползла по моей ноге, да впившийся в шею кусок коры дерева-великана, в руку… Ай, тварь мерзкая! Я раздавил на руке здоровенного комара, величиной с фалангу пальца, раздувшегося от моей крови. Кровь брызнула, залила мне руку, и на нее с жужжанием, похожим на звук вентилятора, набросилось еще несколько этих тварей, привлеченных запахом. Я яростно замахал руками, разгоняя кровососов, сбил в полете нескольких и увернулся от какого-то жука величиной с мой кулак, тоже собиравшегося полакомиться моей сладкой, вскормленной на газировке и бутербродах кровью.

Видя, что кровососов становится все больше, я вскочил на ноги и помчался прочь от этого места, выбирая дорогу посуше. Вскочил и помчался – сказано громко. На самом деле я с трудом поднялся, хромая и накренясь, и заковылял, как подбитый истребитель времен Второй мировой войны.

Кровососы вроде как отстали, но тут новая напасть… Сердце мое едва не выпрыгнуло из груди, когда я неожиданно наткнулся на тех, кто, собственно, и владел этим миром: передо мной стояли три человека – выше меня ростом, черноволосые, похожие то ли на тайцев, то ли на японцев, то ли на индейцев майя. Они ошеломленно смотрели на меня, как бы не веря своим глазам. Ну, я бы тоже не поверил своему зрению, если бы возле речки Клязьмы встретил человека в набедренной повязке, шлеме, панцире и с копьем в руках.

Я остановился, тяжело дыша, и в голове мелькнула дурацкая мысль: «А может, они сейчас брякнутся на колени с криками „Кетцалькоатль! Кетцалькоатль!“? Вот было бы здорово! Это решило бы много, очень много проблем».

Однако я всегда был неудачником – и когда шел в школу, и меня обдавал грязью проезжающий автомобиль, и когда разбил папину вазу, преподнесенную ему за ударный труд, и когда вместо Катькиной теплой любви получал в спину портал между мирами. Вот и на сей раз один из этих типов отдал резкий отрывистый приказ, и второй – тот, что был с копьем, – врезал оным мне прямиком по тому месту, которое ранее прельщало Катьку.

Я выругался матом и свалился на землю, задыхаясь от боли и скорчившись, как зародыш в животе матери. Эти придурки засмеялись, один из них сказал что-то в мой адрес, наверное, очень веселое, после чего они заржали еще громче. Затем тот, у которого на поясе я заметил что-то вроде длинного ножа или меча, подошел ко мне, схватил за волосы и, оттянув голову назад, приложил к шее свой клинок с очевидной целью лишить меня вместилища разума.

Так бы оно и случилось, если бы их командир не прикрикнул на него, остановив, и не подошел ко мне. Он посмотрел на мое небольшое и многострадальное тело, пнул его в бок и что-то сказал. Я ничего не понял. Тогда второй опять схватил меня за волосы и потащил вверх, после чего я вынужден был подняться на колени, а потом на ноги. Со стороны, наверное, это выглядело комично – этакий микро Пьер Безухов стоял на цыпочках перед возвышающимся, как гора, смуглым худым дикарем, держащим его за хвостик волос.

Надо сказать, я волосы свои отрастил довольно большой длины, так что они легко складывались в хвостик сзади – такой, как у пленивших меня солдафонов. (А кем же еще они могли быть, если обвешаны оружием и ведут себя как солдафоны?) Предводитель что-то с презрением сказал, и держащий меня солдат взмахнул своим мечом. Ну, тут я решил – мне конец! Однако конец наступил только моему длинному хвосту из волос, полетевших в грязную лужу под деревом. Волосы, что сохранились на голове, рассыпались в разные стороны, и некоторое время я ничего не видел… до тех пор, пока не лишился и этих остатков, срезанных почти под корень злостным «парикмахером». Процедура стрижки завершилась минут через пять – я не видел себя в зеркале, однако предполагал, что зрелище это было жалкое и отвратительное…

Меня ткнули в спину древком копья, и я зашагал вперед, сопровождаемый смехом и разговорами мучителей. Прислушиваясь к их речам, я пытался понять, что это за язык, есть ли в нем какие-то знакомые выражения или фразы, ведь я много читал о том, что параллельные миры время от времени общаются между собой, так что не следует исключать, что и народы как-то роднятся с теми, которые были и есть на Земле. А я все-таки знал английский язык, еще изучал немецкий и испанский – так, по приколу, чтобы материть противника в ролевой игре на их родном языке, – и вот теперь подсознательно искал знакомые слова в их речи. Но нет, язык был совершенно мне незнаком.

Через полчаса ходьбы по еле заметной тропинке мы вышли к опушке леса, за которой был виден лагерь типа концентрационного или же просто зоны, каких много на севере, – этакий ГУЛАГ со всеми его атрибутами: вышки, солдаты на них, ворота, высокие заборы и толпы заключенных. Впрочем, не сказал бы, что там наблюдались толпы, – лагерь был огромный, но заключенных в нем оказалось не очень много, они что-то перетаскивали, перекатывали, суетились. Все они были обнаженные, только в набедренных повязках, смуглые… и не очень. С удивлением я увидел людей, смахивающих на меня, – русоволосых, довольно высоких, с более бледной кожей, не от природы темной, а загоревшей на солнце.

Наша странная процессия заинтересовала всех, даже заключенных (или рабов? Скорее всего, рабов, какие к черту заключенные). Они остановились и завороженно смотрели на нас. Мои сопровождающие гордо и надменно прошли мимо голых рабочих, подталкивая меня вперед, и остановились перед высоким смуглым мужчиной в украшенных стекляшками (или настоящими драгоценными камнями) доспехах.

Он отрывисто спросил у них что-то. Типа, что за чучело вы привели? Старший ответил, начальник пренебрежительно сплюнул, кивнув на меня, старший опять в чем-то стал его убеждать и подтолкнул меня к лежавшему рядом бревну толщиной сантиметров тридцать, показывая жестами: подними, мол, и положи на плечо.

Подумав немного, я решил, что лучше бревно на плечо, чем мечом по шее, подошел к бревну, поднял его и взвалил на себя. Все вокруг радостно закричали, старший развел руками, как дрессировщик на арене, а главный хмыкнул, чего-то сказал и кивнул. Похоже, что меня продали.

Старший дал мне пинка, придавая направление движения, и я потащился в центр огромного периметра – видимо, там было что-то вроде рабских казарм или бараков заключенных, я так до конца и не разобрался, «кто есть ху».

Казарма оказалась длинным помещением с сотнями, а может, тысячами нар, сколоченных из грубо обработанных досок, на которых лежали тюфяки, вероятно набитые соломой. Одеял, похоже, не полагалось, да и какие одеяла в такую жару, температура приближалась к тридцати градусам – понятно, почему тут все бегают голышом.

Возле входа вытянулись столбами с десяток обитателей казармы – то ли дежурных, то ли постоянных, этаких завхозов, и старший что-то приказал им, после чего двое сорвались с места и побежали вглубь помещения. Мне же, снова жестами, было приказано раздеться догола, что я и сделал, под заинтересованными взглядами рабов. Все, что я снял, тут же было реквизировано старшим воином. Так-то мне было наплевать, если не думать о том, что он забрал и очки, а без этих стеклышек я был практически беспомощен – не видел дальше десяти метров, вернее, видел, но без деталей – туманные фигуры, и все.

Убежавшие рабы вернулись, держа в руках какие-то тряпки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся набедренной повязкой, такой же, как у них, только еще более затрепанной. Впрочем, ее, хоть плохонько, но все-таки стирали – по крайней мере, она не воняла, и то ладно.

Я стал прилаживать к себе эту повязку, но долго не мог понять, как же она крепится и как ее наматывать, потом сообразил: это просто два болтающихся спереди и сзади куска ткани, никак не скрепляющихся между собой, а просто соединенных веревочкой, завязываемой на поясе. Почему-то я думал, что эти куски еще и снизу, между ног, крепятся или завязываются, чтобы любой ветерок не мог обнажить то, что нравилось Катьке… иногда. Однако нет – просто тряпочки на бедрах, и все.

Старший хмыкнул, глядя на мои потуги одеться, и вышел из казармы. Я остался один, если не считать десятка туземцев, дружелюбно и не очень взирающих на меня. Один из них, думаю, казарменный старшина, махнул мне рукой – следуй за мной! – и пошел вдоль барака.

Скоро я узнал, что мое место не так чтобы у параши, но и не очень далеко от нее… в общем, фигурально, мне сразу указали, что мое место в этом мире – очень, очень низко, ниже первой ступени социальной лестницы.

Моя лежанка была на третьем ярусе, где довольно жарко и душно: казармы вентилировались из дверных проемов, и горячий спертый воздух поднимался вверх. Само собой, все верхние места занимали самые слабые и униженные в социальном отношении типы, к коим сразу причислили такого увальня, как я.

Я горько усмехнулся: придется пробиваться с самых низов, раз сюда попал. И первое, с чего надо будет начинать, – язык. Без языка нет информации, а без информации – гибель. Что-что, а это я понимал, как никто другой, – все-таки компьютерщик как-никак. Жаль только, что не спецназовец, и не боксер, и не… да мало ли еще кто «не» – теперь надо использовать то, что даровала мне природа, а именно – силу. Я совсем не был слабаком, хотя и испытывал отвращение к физкультуре. Крепкий костяк достался мне от прадеда-кузнеца, в юности все уговаривали меня заняться борьбой, классической или вольной, но я отказывался.

Лежа на своей убогой лежанке на третьем этаже, под самой крышей, я размышлял обо всем, что со мной произошло, и пока не находил в своих действиях ошибки – все было сделано правильно: я жив, здоров, ну а дальше посмотрим.

Кое-что мне показалось странным: я очень легко залез на свое место на полке, да и эта демонстрация с бревном, которое я поднял, – как-то уж очень свободно я его поднял. Мозг напряженно поработал и выдал результат – сила тяжести на этой планете была минимум на сорок процентов меньше, чем на Земле. Поэтому я двигался тут быстрее и был сильнее аборигенов. Кстати, я не видел среди них ни одного толстого человека – или генотип у них такой, или условия жизни, но что есть, то есть – толстых тут не было. То-то они с отвращением взирали на мои телеса – с их точки зрения, я был совершеннейший урод… с моей точки зрения – тоже. Никогда не считал себя красавцем…

Итак, я, по меркам туземцев, силен, как медведь, и очень выгодное приобретение. Есть ли шанс у меня выбраться из этих казарм, стать свободным, подняться наверх по социальной лестнице? Да кто знает… Может, они как-то выкупаются или же временно отрабатывают, а потом их выпускают… да мало ли какие существуют у них законы – узнаю язык, сам все точно выясню.

Незаметно я уснул и когда услышал сквозь сон удары – как будто кто-то бил в тамтам или что-то подобное, то решил, что слышу передачу по телевизору. Затем я опомнился: какой телевизор? Жесткие нары, колючий, видимо наполненный соломой, тюфяк, духота под потолком – я в чертовом чужом мире!

Меня кто-то дернул за ногу – спускайся, мол! Я спрыгнул вниз, едва не подвернув голеностоп – проклятая неуклюжесть! – и увидел, что в казарму втягиваются толпы узников – разного возраста, разной комплекции, с зубами и без зубов, со шрамами и без, черные и русые, седые и рыжие – кого только не было… не было только такого придурка, как я, – это было сразу видно по тому, как воззрились на меня большинство из вошедших. Впрочем, это мне показалось, что большинство, основной массе вернувшихся с работы плевать было, что в бараке добавился какой-то толстый белый коротышка, но какой-то части народа хотелось зрелищ и развлечений, и они их получили.

Обступив меня, мужчины стали щипать, трогать, дергать за остатки волос, хватать за нос, пока я не разозлился и не крикнул:

– Пошли отсюда, уроды!

Это еще больше развеселило окружающих, и они начали развлекаться еще более откровенно: один задрал мне повязку сзади и погладил по заду, ужимками откровенно изображая свои гнусные намерения. Этого я не выдержал, схватил ублюдка и оттолкнул от себя. Он пролетел метра два по воздуху и ударился головой о столб, поддерживающий крышу барака, – там и остался лежать, как куча тряпья.

«Что-то я не рассчитал – хлипковаты они тут! – запоздало подумал я. – А ведь все выше меня на голову! Сила тяжести, да, что же еще. По ходу дела я попал…»

Толпа взирала на меня с неодобрением и угрозой, придвигаясь все ближе и ближе. Может, я какого-то их авторитета зашиб? Ну а я откуда знаю, авторитет или не авторитет? Не хрена было меня за задницу хватать, что я им, баба, что ли?

Последовали выкрики, потом на меня набросились сразу трое – один ударил в лицо, другие повисли на спине, пытаясь завалить на пол, – да хренушки вам, доходяги! Я заревел аки медведь, схватил одного из повисших и метнул его следом за угасшим первым придурком, потом второго, а третий, который бил меня в лицо, неосмотрительно оказался в пределах досягаемости моих загребущих манагерских рук и за то поплатился. Любишь бить в лицо? На! Я зажал его голову под мышкой и долбал кулаком в нос, в глаза, в губы – в общем, куда попало, пока тот не залился кровью и не обмяк у меня в руках.

С удовлетворением я отметил, что кровь у них тоже красная, – почему-то подсознательно я ожидал, что кровь окажется голубой или зеленой, ну инопланетяне же. Вот теперь мне пришлось совсем туго. Толпа, человек двадцать, взревев, набросилась на меня, явно горя желанием отомстить за поругание местных авторитетов, а может, боясь их гнева за то, что все стояли и смотрели, как тех безнаказанно избивали. В общем, меня просто задавили телами, и я ворочался под ними, придушенный и пытающийся уберечь свои правильные нордические черты лица от пинков, укусов и царапаний. Паре человек я точно сломал руки и ноги, в ярости пытаясь продать свою никчемную жизнь как можно дороже, раз так уж случилось.

Это торжество плоти прервал наряд охранников, обходивших казармы. Послышались тонкие пронзительные свистки дудок, набежало много солдат, которые палками, древками копий, мечами, бьющими плоской стороной, разогнали толпу.

На полу остались только покалеченные мной агрессоры да я, залитый кровью, ободранный, искусанный и избитый. Сознание я не потерял, а после легкого осмотра обнаружил, что повреждения, нанесенные моему телу, не очень велики – не больше, чем в обычной мальчишеской земной драке. Усмехнулся: все-таки как классический попаданец, я имею преимущество перед аборигенами – ну не маг я и не спецназер, но силы и крепости мне не занимать.

Заметив мою ухмылку, старший наряда со всей дури врезал мне палкой по спине так, что я сразу забыл о своем великом преимуществе над диким народом и завопил диким голосом: «А-а-а!!!» Честно говоря, это было ужасно больно!

Старший, не обращая внимания на мои вопли, стал расспрашивать дежурных барака, что здесь произошло, потом осмотрел лежащих. Первый, зашибленный мной охальник, так и валялся с открытыми глазами возле столба – похоже, он свернул себе шею при ударе. Старший отдал распоряжения – раненых подхватили и вынесли из барака, а меня пинками погнали вперед через весь лагерь, опять к командному пункту.

Недовольный начальник лагеря вышел из своего помещения, жуя на ходу кусок мяса, – возможно, я оторвал его от обеда, и это совсем не добавляло ему хорошего настроения. Он выслушал объяснения, угрожающе взглянул на меня, прищурился и что-то коротко выкрикнул, тут же повернувшись и забыв о моем существовании. Если сравнить бифштекс и толстого белого увальня по степени важности – конечно, приоритет за бифштексом, в соотношении один к пяти миллионам.

Меня повели к помосту, возле которого были разложены неприятные на вид предметы – кнуты, плетки, палки. Я понял, сейчас будет очень больно и несправедливо: я же не нападал на этих уродов, не приставал к ним, не издевался, почему я должен получить наказание? Этот тип сломал себе шею – и что? Это же случайность! Но нет в мире справедливости – это подтвердил один из охранников, разведя руками и произнеся витиеватую фразу, что-то вроде: мы ни при чем, это начальник велел!

Длинная скамья, на которой, вероятно, можно было наказывать сразу по нескольку человек, была покрыта засохшей кровью, пахнущей сладким тленом, и лежать на ней было страшно. Я чуть не описался, но сдержался – не пристало земному человеку проявлять слабость перед гнусными дикарями. Эта мысль вылетела у меня с первым ударом кнута – я визжал, орал, мочился под себя, блевал, заливался кровью, пока наконец благословенная тьма накрыла меня спасительным покровом.

Очнулся я в темноте, в неизвестном месте. Первое же движение причинило мне такую боль, что в голове заплясали красные искры, – что там было на месте моей спины, я не знал, но подозревал, что ничего хорошего там не было. Если судить по тому, что я знал о тропических странах, то жить мне оставалось максимум неделю – пока бактерии, попавшие в мои открытые раны, не сделают окончательно свое гнусное дело и не сожрут мой организм изнутри. В тропиках любая царапина может привести к фатальному результату, а тут превращенная в отбивную, исполосованная до мяса спина.

«Вот тебе и съездил на пикничок», – горько подумал я, и слезы сами собой закапали у меня из глаз. Прежняя моя жизнь менеджера по продажам теперь казалась мне райской, невозможно-недостижимой…

Ночь прошла страшно, мучительно, утро же не прибавило мне оптимизма и радости. Я находился в небольшом бараке, с закрытыми деревянными решетками окнами и дверями – похоже, это была тюремная больница или штрафной изолятор, а может, и то и другое, вместе взятое, – там было несколько десятков людей, и больных, и не очень. Разглядывать барак мне было некогда – надо было скорее подыхать, и этим занятием я был сосредоточенно увлечен.

Меня трясло, лихорадило так, что я чуть не подпрыгивал на месте, спину дергало, как раскаленным железом, руки и ноги сводило судорогой. Осознание того, что мне конец, пришло еще ночью, так что неудивительно, что я равнодушно встретил приход того, кто давал здоровье больным в этом мире. Как его назвать? Врач? Хм… можно и так. Но скорее, шаман. Если у человека в носу торчит костомаха, а уши оттягивают здоровенные черные каменюки, каким-то образом вставленные в мочки, – как его еще назвать? Его тело покрывали разнообразные татуировки, изображавшие непонятных зверей и людей в процессе охоты – то ли человека на этих зверей, то ли зверюг на человека.

Шаман внимательно осмотрел меня, выслушав объяснения окружающих, потом задал мне какой-то вопрос, на который я мудро ответил:

– Пошел на хрен, скотина, дай сдохнуть спокойно, уродина татуированная!

Видимо, шаман услышал то, что хотел, удовлетворенно кивнул и сделал знак рукой, после чего достал из мешка за спиной кувшинчик с каким-то резко пахнущим содержимым. На меня набросились сразу четверо узников, прижав к лежанке, а шаман приступил к намазыванию моей спины вонючей зеленой мазью, похожей на слизь. Меня можно было и не держать, потому что я после первых прикосновений потерял сознание от боли и очнулся только тогда, когда в глотку мне полилась горькая пахучая жидкость. Я захлебывался, но глотал – деваться было некуда, нос зажали. После того как было выпито, по моим ощущениям, не менее литра этой гадости, на меня навалилась усталость, и я снова провалился в забытье – наверное, жидкость содержала что-то одурманивающее.

В таком наркотическом дурмане прошла неделя – я просыпался, мне в рот вливали жидкость – иногда горькую, как в первый раз, иногда что-то питательное, вероятно густой бульон или жидкую кашицу. Я спал, опять спал, снова спал… в общем, вел нормальную растительную жизнь. Спина уже болела не так сильно, вероятно зажила, и я мог спать не только на животе и на боку, но и на ней.

Наконец в меня прекратили вливать горький отвар, и настал день, когда я спустил ноги с лежанки и попытался сесть.

Голова кружилась, меня штормило, но я удержался, поморгал и постарался сфокусировать глаза. Все, что я видел перед собой четко, это были двухъярусные лежанки, столбы опор, тюфяки – в общем, тот же набор, что и в большой казарме, только размер помещения поменьше. Хотя я же не видел далеко, так что, может, помещение было и гораздо больше…

Рядом со мной кто-то сел на нары, я повернул голову – возле меня находился высокий тонкий мужчина лет тридцати – тридцати пяти, в такой же набедренной повязке, с небольшой курчавой бородой. Его смуглая кожа отдавала легкой краснотой, как у индейцев, а большие миндалевидные глаза внимательно смотрели на меня.