355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Анисимов » Императорская Россия » Текст книги (страница 22)
Императорская Россия
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 01:30

Текст книги "Императорская Россия"


Автор книги: Евгений Анисимов


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Анна Леопольдовна у власти. Дворцовый переворот Елизаветы Петровны

Правление Анны Леопольдовны оказалось невыразительным. Сама правительница не обладала ни умом, ни способностями к государственной деятельности. Она тяготилась государственными делами, большую часть времени проводила во внутренних покоях дворца, ходила неодетой и непричесанной. Как вспоминал Миних, бывавший до своей отставки у нее на докладах, она вяло просматривала дела и говорила о том, чтобы ее сын скорее вырос и взял в руки управление страной. Под стать правительнице был ее муж – принц Антон-Ульрих. Чуждый интересам страны, в которую он попал волею судьбы, он не пользовался авторитетом ни в армии, ни в обществе. Всеми делами заправляли А. И. Остерман и М. Г. Головкин.

При Анне Леопольдовне в обществе подспудно зрело недовольство. Особенно ярко оно проявлялось в гвардейских казармах, среди рядовых солдат. Многие из них служили в гвардии со времен Петра Великого, помнили его блестящие победы, тот высокий престиж, который был у России к концу его царствования. Жестокости и «суровства» петровского царствования забылись, и в целом гуманное регентство Анны Леопольдовны казалось жалкой карикатурой на «эпоху славы» великого реформатора. У власти оказалась иностранная Брауншвейгская фамилия (так называли в России семью императора-младенца), страной правили бездарные слабые люди – все это раздражало гвардейцев. Они видели в этом «забвение начал Петра Великого». Внимание их было сосредоточено на личности дочери Петра I цесаревны Елизаветы – прямой наследницы великого царя, русской красавице, доброй к ним, сподвижникам царя-полководца. Цесаревне Елизавете Петровне в 1740 году было уже за 30 лет. Она жила веселой и беззаботной жизнью в окружении своих фаворитов и кавалеров. Во времена Анны Иоанновны она держалась подальше от политики, опасаясь, как бы ее не выдали замуж в какое-нибудь маленькое германское княжество. Когда же после свержения Бирона и отставки Миниха у власти оказалась ее племянница Анна Леопольдовна, ситуация изменилась. Окружение цесаревны, в особенности ее врач Лесток, начало подталкивать Елизавету к более решительным действиям, разжигая ее честолюбие и желание властвовать. Этому способствовали и иностранные дипломаты – французский посланник маркиз дела-Шетарди и шведский посол Э.-М. Нолькен. Франция была заинтересована в изменении внешнеполитического курса России, дружившей с Австрией – соперницей Франции в Европе. Швеция же хотела ревизии, отмены Ништадтского мира 1721 года, возвращения королевству Восточной Прибалтики. Шетарди и Нолькен обещали Елизавете поддержку и деньги, если она решится на переворот. Но более всего воодушевляли дочь Петра симпатии гвардейцев, которые, как сообщали шпионы Анны Леопольдовны, проявляли особую «горячность» к Елизавете. Подражая своему великому отцу, Елизавета водила дружбу с гвардейцами, запросто, не чинясь, беседовала с ними, соглашалась быть крестной матерью их детей, принимала гвардейцев у себя во дворце. Миних, побывавший с поздравлениями у цесаревны в канун нового 1741 года, был поражен обилию гвардейцев, наполнявших все приемные покои и лестницу дворца. Заметил он также, что гвардейцы запросто обращались к цесаревне «на ты», называя ее кумой. Согласно православному обычаю, так можно называть крестную мать своих детей: родство у купели считалось не менее близким, чем кровное.


Граф А. И. Остерман.

Действующие лица

Граф Андрей Остерман

Генрих Остерман родился в семье приходского священника из Бохума, учился в Йене и 4 мая 1703 года в пьяной трактирной драке убил товарища. После этого он бежал в Голландию, а потом завербовался в Россию. Зная многое о долгой и непростой жизни Остермана, нельзя сказать, что трактирная история была случайностью, неожиданным, нелогичным событием. В характере, личности Остермана заключена тайна. Смирный и тихий, он порой внезапно и неожиданно для окружающих взрывался злым поступком. За внешним хладнокровием, хитростью, разумностью его скрывался вулкан честолюбия, гордости, тщеславия и даже авантюризма. Порой этот умнейший аналитик не мог справиться со своими страстями, допуская нелепые промахи и оказываясь в крайне затруднительном положении. В России Остерман быстро сделал карьеру: попал как переводчик в Посольскую канцелярию, был замечен Петром, который стал привлекать юношу к серьезной работе. Гибкий ум, исполнительность, немецкая педантичность и точность – все было по нраву царю. И еще у Остермана было одно поражавшее всех в России качество. Его отличала фантастическая работоспособность. С годами значение Остермана-дипломата росло. Без него не обходилось ни одно крупное дипломатическое событие, в котором участвовала Россия. Вершиной профессиональных успехов Остермана можно считать заключение осенью 1721 года Ништадтского мира, по которому Россия получила прибалтийские территории.

В 1723 году Остерман стал вице-канцлером России – должность почти заоблачная для любого чиновника. Он был сильный дипломат. Основу политики он видел в последовательном соблюдении российских интересов, в трезвом расчете, прагматизме, намерении и умении завязывать союзнические отношения только с теми державами, которые могут быть полезны России.

Но быть дипломатом и не быть политиком невозможно, особенно при дворе. Много раз Остерман повисал над бездной, но благополучно выкарабкивался наверх. В правление императрицы Анны Иоанновны он ближе всего подошел к вершине власти. Он стал министром Кабинета, влиятельным сановником и уже не ограничивался только внешней политикой, а вел и внутренние дела. На должности кабинет-министра Остерман проявил все те качества, которыми его наделила природа: он был умным, хитрым, скрытным, эгоистичным человеком, беспринципным политиком, хорошо знавшим себе цену. Тут важно особо отметить, что он был одним из редчайших деятелей России XVIII века, который не замарал себя взятками и воровством. Его жизнь целиком была поглощена работой и интригой. Все остальное казалось ему второстепенным и неважным.

Андрей Иванович (так его звали русские), прожив в России почти полстолетия, так и не приобрел друзей, приятелей. Он был всегда одинок. Да это и понятно – общение с Остерманом было крайне неприятно. Его скрытность и лицемерие были притчей во языцех, а не особенно искусное притворство – анекдотичным. В самые ответственные или щекотливые моменты своей политической карьеры он внезапно заболевал. Впрочем, в своем притворстве Остерман знал меру: острый нюх царедворца всегда подсказывал ему, когда нужно лежать пластом и слабо приподнимать веки, а когда, стеная и охая, нередко на носилках, все-таки следует отправиться во дворец.

Остерман всегда знал, кого держаться на крутых поворотах истории, а потом своих благодетелей предавал. К началу 1741 года после серии переворотов и отставок на политической сцене вдруг не осталось сильных фигур, и у власти оказалась слабая и недалекая правительница Анна Леопольдовна. Тогда-то Остерман и решил, что его час пробил! Та скрытая честолюбивая энергия, которая в нем клокотала с юности, вырвалась наружу. Он стал при правительнице первым министром, фактическим руководителем государства. Но его триумф продолжался недолго. После очередного переворота, когда к власти пришла Елизавета Петровна, он с громким шумом слетел с Олимпа и угодил в Березов, куда он ранее отправил своего благодетеля Меншикова. Там он и умер в 1747 году, не дожив до 60 лет.

И все же Елизавета долго не решалась на переворот. Уж слишком опасным казалось это дело для привыкшей к праздной и беззаботной жизни цесаревны-красавицы. К тому же помощь из-за границы задерживалась. Хотя летом 1741 года Швеция начала войну против России, поход потомков Карла XII на Петербург закончился сокрушительным провалом. Русская армия, возглавляемая фельдмаршалом Петром Ласси и другими иностранными генералами, не посрамила чести русского оружия и 23 августа 1741 года наголову разгромила шведскую армию в Финляндии под крепостью Вильманстранд. Эта победа была не особенно приятна Елизавете и ее сообщникам – шведам дорога в Петербург была закрыта.


Вид Адмиралтейства и Дворцовой площади во время шествия слонов.

Десятого октября 1740 года жители Петербурга увидели необыкновенное зрелище: по улицам города шли верблюды, мулы с огромными тюками. Это было посольство персидского шаха Надира Ашрафа, которое привезло русскому царю невероятно богатые дары: драгоценные украшения, дивные восточные ткани, золотые сосуды, богатую конскую сбрую, усыпанное бриллиантами оружие. Но более всего петербуржцы были потрясены зрелищем четырнадцати слонов, которых привел в подарок императору Ивану персидский посол. Эти великаны торжественно вышагивали по улицам «полуночного града», поражая толпу своим величественным видом. Их поместили в специальный Слоновый двор, иногда выводили гулять на Марсово поле и водили по улицам города для променаду, без всякой полезной цели. Возможно, с тех пор и стали всякое бессмысленное гулянье называть одним словом – «слоняться» или выражением «слоны слонять» – ходить без дела. Оказалось, что Надир-шах прислал посольство и богатые дары неспроста. Он хотел посвататься к цесаревне Елизавете Петровне – слухи о ее красоте достигли Персии. Под благовидным предлогом Остерман не дал послу шаха возможности увидеться с цесаревной, что ее очень оскорбило.

Осенью 1741 года обстановка для заговорщиков стала ухудшаться. По столице поползли слухи о заговоре цесаревны против Брауншвейгской фамилии, о том же правительству Анны Леопольдовны сообщали шпионы из-за границы. Но ни правительница, ни ее вялый муж-генералиссимус ничего не предпринимали. Двадцать третьего ноября 1741 года правительница решилась по-семейному пристыдить зарвавшуюся тетушку Елизавету и в беседе с ней фактически раскрыла все свои карты. Поняв, что власти знают о заговоре и намерениях заговорщиков, Елизавета решилась на путч.

В ночь на 25 ноября 1741 года, горячо помолившись и надев кавалерийскую кирасу, Елизавета с тремя приближенными поехала по спящему Петербургу в казармы Преображенского полка, где ее уже ждали. Подъехав на санях в сопровождении трехсот преображенцев к Дворцовой площади, она вместе с солдатами пешком двинулась к Зимнему дворцу. Однако, застревая в сугробах, цесаревна задерживала движение своего отряда, и тогда гвардейцы подхватили своего «полководца» на руки и так внесли ее во дворец. Стража дворца сразу же перешла на сторону мятежников. Гвардейцы ворвались в спальню Анны Леопольдовны и Антона-Ульриха и арестовали их. Из кроватки они вытащили и годовалого императора, которого сразу же отнесли Елизавете.

Заглянем в источник

Вот как описывает произошедшее один из его свидетелей – генерал-прокурор Сената Я. П. Шаховской. Он проснулся от громкого стука в окно сенатского экзекутора, который потребовал, чтобы Шаховской немедленно явился во дворец к императрице:

«Я сперва подумал, не сошел ли экзекутор с ума, что так меня встревожил и вмиг удалился; но вскоре я увидел многих по улице мимо окон моих бегущих необыкновенными толпами в сторону, где дворец был, куда и я немедленно поехал, чтобы скорее узнать точность такого чрезвычайного происхождения. Не было мне надобности размышлять, в какой дворец ехать. Ибо хотя ночь тогда темная и мороз великой, но улицы были наполнены людьми, идущими к цесаревиному дворцу, гвардейские полки с ружьями шеренгами стояли вокруг оного в ближних улицах и для облегчения от стужи во многих местах раскладывали огни; а другие подносили друг другу, пили вино, чтобы от стужи согреваться. Причем шум разговоров и громкое восклицание многих голосов: “Здравствуй (т. е. Да здравствует! – Е. А.), наша матушка императрица Елизавета Петровна!” – воздух наполняли. И тако я, до оного дворца в моей карете сквозь тесноту проехать не могши, вышед из оной, пошел пешком, сквозь множество людей с учтивым молчанием продираясь, и не столько ласковых, сколько грубых слов слыша, взошел на крыльца лестницу и следовал за спешащими же в палаты людьми…».

Здесь невозможно удержаться от небольшого комментария. В августе 1991 года вышел составленный мною сборник мемуаров из эпохи дворцовых переворотов в России, и в предисловии к нему я писал, что, мол, нам, современным людям, теперь, 250 лет спустя, не дано испытать чувства предков, проснувшихся на следующее утро после ночного государственного переворота. И вскоре по выходу книги я проснулся от громкого стука в окно (дело было на даче). Запыхавшийся сосед сказал мне, что Горбачев свергнут, ночью в стране произошел государственный переворот…

В городе арестовали всего несколько человек – А. Остермана, Б. Х. Миниха, М. Головкина, Левенвольде. Столица, ничего не ведавшая о «славной» революции дочери Петра Великого, проснулась под утро от необычайного шума на улице. Примечательно, что среди гвардейцев, которые внесли Елизавету на престол, было немало тех, кто шел с Минихом свергать Бирона.

Императрица Елизавета как женщина и властительница

Императрица Елизавета Петровна царствовала 20 лет. Как и все ее ближайшие предшественники, она оказалась неподготовленной к тяжелой работе у руля управления такой огромной страной, как Россия. Да это и не было ее главной целью в жизни. С самого детства цесаревну предназначали в королевы Франции или какой-нибудь другой страны. Ее научили языкам, танцам, умению одеваться, вести светский разговор, весело проводить время. Именно веселому времяпровождению и посвящала все свое царствование Елизавета Петровна. По отзывам современников, Елизавета была божественно красива. Екатерина II вспоминала об императрице, которую она видела в возрасте 34 лет, так:

Поистине нельзя было тогда видеть в первый раз и не поразиться ее красотой и величественной осанкой. Это была женщина высокого роста, хотя очень полная, но ничуть от этого не терявшая и не испытывавшая ни малейшего стеснения во всех своих движениях; голова была также очень красива… Она танцевала в совершенстве и отличалась особой грацией во всем, что делала, одинаково в мужском и в женском наряде. Хотелось бы все смотреть, не сводя с нее глаз, и только с сожалением их можно было оторвать от нее, так как не находилось никакого предмета, который бы с ней сравнялся.

Затмевать всех своей красотой – во многом к этому и сводилась цель жизни императрицы-модницы. И это ей с успехом удавалось. В 1733 году на бал при дворе Анны Иоанновны пригласили китайского посла. В светской беседе императрица спросила посла, какая женщина самая красивая. Он показал на Елизавету и сказал, что «среди такого множества прекрасных женщин он считает самой красивой ее, и если бы у нее не были такие большие глаза, никто не мог бы остаться в живых, увидев ее». То, что с точки зрения китайца считалось недостатком, было ее достоинством: ни у одной женщины в те времена не было таких огромных, лучистых, темно-синих глаз, такого нежного цвета лица и пепельных вьющихся волос. Современники отмечали фантастическую, всепоглощающую страсть Елизаветы к нарядам и развлечениям, которую она успешно «внедряла» в высшее общество столицы. Все отмечали необычайную элегантность ее нарядов, причесок и украшений. Было известно, что императрица запрещала другим дамам одеваться так же, как она. Как только приходил корабль с галантерейными товарами и тканями из Франции, императрица лично проводила досмотр товаров и отбирала все, что ей казалось лучшим, тем самым держа петербургских модниц «на голодном пайке».

Успехи других дам вызывали болезненное раздражение у Елизаветы, и она нередко приказывала им переодеться. Сама же императрица меняла наряды каждый день и даже по несколько раз на дню. Когда она умерла, в ее гардеробе нашли около 15 тыс. платьев, несколько тысяч пар обуви, более сотни кусков великолепных материй. За пределами бального зала Елизавета была совсем другой. Ее близкие, придворные, слуги страдали от капризов, взбалмошности императрицы. Неуравновешенная, вздорная, она вымещала свое раздражение на окружающих. Приноровиться к ее привычкам и повадкам было очень непросто. Так, она почти никогда не спала по ночам, никто точно не знал, когда императрица спит или обедает. Такая необычайная жизнь была следствием невоздержанности императрицы, неумения управлять собой и… страха ночного переворота. Она помнила ту ночь, когда гвардейцы пришли вместе с ней арестовывать Анну Леопольдовну, и боялась такой судьбы. Часто бывало, что поздно вечером Елизавета внезапно собиралась и уезжала в неизвестном для большинства направлении – в Царское Село, Петергоф или в какой-нибудь еще дворец. В ее дворцах не было постоянных спален: их оборудовали каждый раз в новом месте. Склонность императрицы к переездам была вызвана не только страхом. Она вообще любила много путешествовать и делала это с большим комфортом: на пути из Петербурга в Москву для нее построили более 20 дворцов, где она находила для себя все необходимое.

Несмотря на показную приветливость, Елизавета была очень подозрительной и недоверчивой. Незнающим ее людям порой казалось, что они, расположив к себе легкомысленную царицу, смогут ею управлять. Но их ждало разочарование; Елизавета не была проста и наивна, как Анна Леопольдовна, и не позволяла господствовать над собой. В принципе, несмотря на свою неуравновешенность, она не была ни суетлива, ни скоропалительна при решении государственных дел. Наоборот, когда требовалось подписать какую-нибудь бумагу, императрица вдруг начинала колебаться, бывала нерешительна и излишне осторожна – она знала высокую цену своей подписи. Никто не мог обвинить Елизавету в кровожадности. Существует легенда, что, вступая на престол, императрица поклялась не подписывать смертные приговоры. Так это и случилось. Ни один правитель России не может похвастаться, подобно Елизавете, что в течение его царствования не казнили ни одного человека.

Приближенные Елизаветы Петровны

Вместе с Елизаветой к власти пришли новые люди – в основном близкие ей, те, кому она доверяла. В 1742 году она тайно обвенчалась c Алексеем Разумовским, и на протяжении многих лет он пользовался огромным влиянием при дворе. Разумовский появился в окружении цесаревны в 1731 году, когда его, Розума, простого украинского парубка с дивным голосом, привезли из черниговского села Чемары в Петербург, в придворную капеллу. Певчие с Украины высоко ценились в Петербурге, но Разумовский особенно понравился Елизавете и стал ее фаворитом. С вступлением Елизаветы на престол он получил высшие чины, стал богат, но, в отличие от Бирона, был человеком вполне безобидным, с мягким украинским юмором. Разумовский, лишенный страсти властвовать и кого-либо подавлять, отличался скромностью и семейственностью, любил свою многочисленную черниговскую родню. Влияние Разумовского на императрицу было огромно, она не расставалась с ним ни на минуту. Сохранилось множество свидетельств той любви, которая связывала императрицу с Разумовским. Один видел, как в сильный мороз, выходя из театра, самодержица Всероссийская заботливо застегивала ему шубу и поправляла на его голове шапку. Другой наблюдатель видел, как на охоте в палатку к простудившемуся Разумовскому вошла государыня и «как словно со своего мужа рубашку сняла и надевала другую». Третий подсмотрел: весело хохоча, самодержица Всероссийская сидела на коленях у Разумовского. Это была завидная, счастливая пара. Секрет этой искренней, вызывающей зависть и ненависть любви императрицы к бывшему пастуху таился не только в плотском влечении Елизаветы к этому красавцу, но и в его несокрушимой надежности, верности и доброте. В придворном мире интриг, подлости и коварства Разумовский выделялся тем, что, обладая безграничными возможностями фаворита императрицы, он никогда и ни в чем не посягнул на власть государыни, не позволил хотя бы заподозрить себя в интригах за ее спиной. И она ценила в своем Олеше это бескорыстие, называя его в письмах «Друг мой нелицемерный!» При этом Разумовский не был наивен или излишне прост. Наоборот, он был умен и всю свою благополучную – через край – жизнь помнил, откуда он, кто он, и в чем секрет его необыкновенного счастия. Он знал цену и людям, и самому себе и не обольщался, слыша над головой звуки медных труб. Не раз с присущим украинскому народу мягким юмором Разумовский шутил над той волшебной историей, которая произошла с ним, сыном бедного крестьянина.


Граф А. Г. Разумовский.

Легенды и слухи

Была ли замужем Елизавета Петровна?

Осенью 1742 года в глубокой тайне два раба Божьих – «раб Алексий» и «раба Лизавет» – венчались в сельской церкви подмосковного села Петрово. (Об этом знали только несколько человек.) Так украинский пастух стал мужем русской императрицы. Впоследствии Елизавета построила здесь дворец, разбила великолепный парк и подарила имение Разумовскому. У нас нет прямых свидетельств заключения этого брака – бывшие в церкви об этом не рассказывали. Но косвенные доказательства все-таки есть. Особо важны именные списки лейб-компании – тех 306 участников переворота, которые помогли Елизавете Петровне вступить на трон. Они были все награждены и обласканы государыней. В именных списках лейб-компании подробно расписаны данные об их происхождении, образовании, душевом владении и семейном положении. Последняя графа вполне стандартна: отмечается, что человек женат, холост или вдов. В графе о семейном положении Разумовского зияет пробел: у него, единственного лейб-компанца, нет отметки о семейном положении. Кажется, что этот пробел как раз убедительнее всего говорит о тайном браке с императрицей. что же мог туда записать писарь: «холост» или «женат». Тогда кто жена? Поэтому ничего не написали…

Разумовский – ленивый, вальяжный, в парчовом шлафроке, вместе с одетой по-домашнему Елизаветой обедал в кругу ближних людей за столом. Часто подавали любимый фаворитом наваристый украинский борщ, изумительный запах которого (а варили его шесть часов!), а также запах пампушек с чесноком распространялись по дворцу.

Конечно, глядя на эту прекрасную пару, трудно было не подумать о том, какие же красивые дети должны у них быть! Слухи о тайных детях Елизаветы и Разумовского волнами расходились по стране, будоража умы всех российских и зарубежных сплетников. Говорили, что эти дети получали образование за границей, в Швейцарии под фамилией «Таракановы», что одна из дочерей кончила свою жизнь в монастырском заточении. Но все это легенды, хотя дыма без огня не бывает. Точно известно, что в Швейцарии учились дети старшей сестры Алексея Разумовского, носившей по мужу фамилию Дараган, которую досужие немецкие газетчики переделали в «Таракановы», а потом, уже при Екатерине II, за эту легенду ухватилась безвестная самозванка, о которой пойдет рассказ ниже. Допускаю, что дети в этом браке все-таки были. Но в те времена дети не казались бесценными созданиями, как ныне. Обычно новорожденных бастардов стремились убрать с глаз подальше, передавали за умеренное вознаграждение в семьи придворных слуг, местных жителей, причем приемные родители не всегда и знали, чей это ребенок: ползают трое, пусть ползает и четвертый, авось выживет!

Алексей Разумовский немало сделал и для своей родины – Украины, к которой после истории с Мазепой царская власть относилась настороженно. Разумовский сумел добиться для украинского старшины разных льгот, и в 1750 году императрица разрешила Украине выбрать гетмана. Им стал младший брат Алексея – Кирилл Разумовский. Его история напоминает сказку. Однажды за ним, 16-летним пастухом, приехали из Петербурга, доставили в столицу, умыли, одели и отправили учиться и путешествовать за границу. Вернувшись в Россию, он в 22 года стал гетманом Украины и президентом Петербургской академии наук. Кирилл был похож на брата – ленив, добродушен и не жаден до власти. В начале 1750-х годов Разумовских оттеснили от престола Шуваловы. Это стало возможным, потому что у 40-летней Елизаветы появился новый молодой фаворит – Иван Иванович Шувалов.

С начала фавора Ивана Шувалова в государственном управлении на первое место выдвинулись его двоюродные братья графы Александр и Петр Ивановичи Шуваловы. С давних пор они находились в окружении цесаревны Елизаветы. Если Александр был человеком довольно «бесцветным», хотя и зловещим – он ведал знаменитой Тайной канцелярией, то глава клана Шуваловых, Петр Иванович – личность яркая, запоминающаяся.


Граф И. И. Шувалов.

Действующие лица

Обер-камергер Иван Шувалов

Шувалову в это время было 22 года от роду. Многим казалось, что его «случай» будет недолгим, и на смену ему придет новый юноша, как уже бывало прежде. Но придворные оракулы просчитались. Недели шли за неделями, складывались в месяцы, годы, а Ванечка все не шел с ума капризной красавицы-императрицы. Присмотревшись к молодому Шувалову, можно было заметить, что он резко отличается от других молодых людей при дворе. Шувалов родился в 1727 году, получил домашнее образование и был пристроен ко двору своими двоюродными братьями – влиятельными Петром и Александром Шуваловыми. Те надеялись, что юноша там оботрется, приобвыкнется, начнет делать карьеру, как все Шуваловы. Но Иван превзошел все ожидания родни – он стал фаворитом императрицы Елизаветы и был им до самой ее смерти. Конечно, Шувалов был нужен стареющей кокетке Елизавете. Рядом с красивым юношей она чувствовала себя молодой. Новая любовь на фоне блестящих праздников и развлечений помогала отодвинуть неизбежную и печальную осень жизни. Но не только это привязало ее к Шувалову. Она узнала и оценила поистине золотой характер своего молодого любовника. С самого начала Иван, вопреки надеждам корыстолюбивых кузенов, не проявил характерной для них наглости и жадности в хватании богатств, земель, титулов и должностей. А между тем возможности его были огромны. В конце жизни императрицы Шувалов был единственным ее докладчиком, готовил тексты указов и объявлял сановникам ее решения. И при этом фаворит никакой выгоды не извлек. Он оказался бессребреником. Разумеется, фаворит императрицы не бедствовал, но все же никто не мог прошипеть ему вослед: «Вор!» Остаться, да еще так долго у кормушки власти честным, бескорыстным, незапятнанным человеком – подвиг редкостный. Рассказывали, что после смерти Елизаветы Иван Шувалов передал ее преемнику императору Петру III миллион рублей – прощальный подарок государыни. Этот поступок Шувалова вполне соответствует всему, что мы о нем знаем. Известно также, что после смерти Елизаветы и отставки он часто занимал деньги у своей сестры. Он был просто не очень богат для вчерашнего фаворита императрицы. И в этих его качествах кроется одна из причин долгого фавора Шувалова. Всегда подозрительная к малейшим попыткам фаворитов использовать ее любовь к ним в ущерб ее власти, Елизавета безгранично доверяла Шувалову, потому что не раз убедилась в его бескорыстии и порядочности.

Попав в любовники государыни, годившейся ему в матери, Шувалов вряд ли смущался этим обстоятельством. Ведь фаворитизм был полноценным общепринятым придворным институтом. Молодой, красивый, модно одетый Шувалов был сыном своего века и от своего счастья отказываться не собирался. Естественно, что Елизавете он, конечно, понравился не столько ученостью, сколько светскими манерами и щегольством. Но все же Шувалов был необычным фаворитом, потому что при всех внешних признаках светского щеголя-петиметра он оказался просвещенным человеком, тонким ценителем искусства. Он был глубоко и искренне предан культуре, просвещению. Без него еще долго бы не было Московского университета, Академии художеств, первого публичного театра. Его покровительству многим обязан Ломоносов, а значит, вся русская наука и литература.

Вместе с Ломоносовым Шувалов задумал создать первый университет в России, в Москве. Используя все свое влияние в высших сферах, он добился-таки открытия этого университета и стал его истинным попечителем. В меценатстве Шувалова была ясная, четкая идеология: развить в России науки и искусства и доказать миру, что русские люди, как и другие народы, могут достичь успехов во всем – только создайте им условия! Конечно, в меценатстве была своя корысть. В ответ на моральную и материальную поддержку гения меценатом последний мог рассчитывать на благодарность Мастера. А какова же может быть благодарность гения, как не желание увековечить мецената в произведении искусства, помочь ему, восторженному любителю прекрасного, переступить порог вечности, на правах друга гения попасть в бессмертие? Но это простительная слабость, тем более, что роль первого мецената вполне удалась Ивану Шувалову – поколения не забыли его заслуг перед русской культурой.

Но при этом Шувалов оставался светским человеком, всю свою жизнь любил красиво одеться, хорошо поесть, да при этом старался поразить гостя каким-нибудь удивительным блюдом, вроде сочетания диковинной печеной картошки со столь же диковинным ананасом. Он был истинным русским барином со смягченными европейской культурой причудами своих предков. Как ни дружил Шувалов с Ломоносовым, как ни восторгался он разнообразными талантами великого помора, все-таки фаворит относился к Ломоносову порой снисходительно, по-барски. Он от души смеялся, глядя, как ссорятся на подстроенной им же встрече за его столом два соперника в поэзии и заклятые враги в жизни – Сумароков и Ломоносов. Это стравливание двух поэтов было не чем иным, как смягченной формой традиционной барской потехи с шутами во время долгого, сытного и скучного обеда.

Праздничная придворная жизнь, власть, подобострастие окружающих разом прекратились 25 декабря 1761 года, когда на руках Шувалова умерла императрица Елизавета. Но, утратив власть, он получил свободу и покой, к которым давно стремился. После смерти Елизаветы к власти пришел сначала Петр III, потом Екатерина II. Обер-камергер покойной Елизаветы ей был совсем не нужен, да и клану Шуваловых Екатерина не доверяла. Иван Иванович отпросился за границу, провел там 7 лет, прослыв в Париже просвещенным русским вельможей. Жил он и в благословенной Богом Италии; на своей вилле принимал и устраивал русских художников – выпускников любимой им Академии. Он скупал картины, а сотню шедевров кисти Тициана, Рембрандта, Веронезе и других гениев он подарил Академии. Позже эта изумительная коллекция стала основой коллекции живописи Эрмитажа.

Вернувшись в Россию, по-прежнему оставаясь холостым, он вел тихую жизнь среди картин и книг, в 1761 году покинув, как и мечтал, императорский дворец. Исполнилась и другая его мечта – его окружали друзья. В своем доме Шувалов создал первый литературный салон. За обеденным столом Шувалова регулярно собирались его близкие друзья: поэты Гавриил Державин, Иван Дмитриев, Осип Козодавлев, Ипполит Богданович, адмирал и филолог Александр Шишков, переводчик Гомера Ермил Костров и другие – люди незаурядные, талантливые. Всем было уютно и покойно в доме Ивана Ивановича. Он любил друзей, нуждался в их участии и внимании.

Когда умерла Елизавета, Шувалову было 35 лет. Он прожил еще 35 лет так, как и мечтал, – без прежней суеты и придворных интриг, в свое удовольствие. Ему можно позавидовать. Он наслаждался одиночеством, искусством, поэзией, много путешествовал. Шувалов умер осенью 1797 года. Это был конец счастливой жизни. Слава добрейшего, честнейшего, умнейшего человека сопутствовала ему при жизни. Никто не может отнять у него этой славы и после смерти.

Современники единодушны в отрицательной оценке Петра Шувалова, многие годы крепко державшего все нити внутренней политики в своих руках. В его характере, манере поведения было много отталкивающих черт. Непомерно честолюбивый, напыщенный, надменный и сказочно богатый Шувалов имел массу врагов и недоброжелателей. Как вспоминает современник, генерал-фельдмаршал граф Шувалов «возбуждал зависть азиатской роскошью в дому и в своем образе жизни: он всегда был покрыт бриллиантами, как Могол (моголы – властители сказочно богатой Могольской империи в Индии XVI—XIX веков. – Е. А.), и окружен свитой из конюхов». Успех Шувалова определила удачная женитьба на любимой фрейлине Елизаветы Мавре Шепелевой – женщине некрасивой, но умной и, как говорили в XVIII веке о ловкачах, «пронырливой». Она, прекрасно зная нравы своей госпожи, умело помогала карьере своего супруга. Да и он сам много для этого сделал. Надменность и напыщенность не мешали Шувалову быть предприимчивым, энергичным; он обладал умением понять и оценить новое, будь то оригинальное устройство пушки, финансовый проект или план фейерверка. Как сообщает современник, в доме Шувалова располагалось целое бюро по разработке различных проектов. С 1744—1745 годов и до своей смерти в 1762 году Шувалов представил императрице и Сенату огромное число законопроектов по многим отраслям государственного хозяйства и военного дела. В ряде проектов Шувалов выступал как типичный прибыльщик – искатель доходов для казны. Так, по инициативе Шувалова начали снова «портить» монету. Обычно из пуда меди чеканилось медной монеты на 8 рублей, а Шувалов начал чеканку облегченной монеты – из пуда стало получаться 16 рублей, а потом и 32 рубля медных денег. Соответственно, сказочно росли доходы казны. По предложению Шувалова были реализованы проекты о винной и соляной торговле, что привело к росту цены на эти продукты. Благодаря Шувалову в России начало активно разрастаться банковское дело. С 1756 года под его руководством заработал Медный банк, который выдавал ссуды дворянам и предпринимателям. Особенно любил Петр Иванович военное дело, точнее – артиллерию. Можно без преувеличения сказать, что русская артиллерия во второй половине XVIII – начале XIX века стала одной из лучших в мире. Заслуги Шувалова в ее реорганизации огромны. Он расширил парк орудий за счет новых типов пушек, которые постоянно совершенствовались под руководством генерал-фельдцехмейстера (главного начальника артиллерии) Шувалова. Наибольшую известность получили так называемые шуваловские гаубицы и единороги. Они выгодно отличались от прежних типов орудий прочностью, легкостью и маневренностью, скорострельностью, что вместе с широким применением разрывных снарядов и картечи увеличивало эффективность огня русской артиллерии. Как и многие сановники XVIII и других веков, П. И. Шувалов был казнокрадом и стяжателем. Он добивался различных промысловых откупов, то есть имел исключительное право на ловлю трески, морского зверя в Белом море, на льготных условиях ему и его брату Александру передавались казенные металлургические заводы, приносившие колоссальные доходы. Но всего этого Шувалову было мало: жажда наживы сжигала его, и он шел на все новые авантюры, не гнушаясь запускать руку в казенный карман. Но все его предприятия закончились крахом. Гигантские расходы на поддержание домов, кухни, выезда, массы других дорогостоящих затей разоряли богатейшего сановника, и, когда он умер, его наследнику достались одни лишь долги. Общее состояние Шувалова оценивалось в 588 тыс. рублей – гигантскую по тем временам сумму, а долги составляли 680 тыс. рублей!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю