Текст книги "Особое задание (СИ)"

Автор книги: Евгений Шалашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Под удивленные взгляды и наших, и парней Лациса я прошел в туалет, быстро осмотрел кабинки, и за бачком, отстоявшим от стены, обнаружил то, что втайне и ждал найти – здоровенную гранату на длинной ручке. И какой, интересно, она системы? Неплохо придумано. Кто-то ожидает, что при входе начнется повальный обыск, и решил подготовиться заранее. Где-то о подобном я читал. А, так это было у Пьюзо, когда Майклу Карлеоне приготовили пистолет, припрятанный за сливным бачком.

Можно было предположить, что гранату пристроили, чтобы она удерживала бачок, но я в этом сомневался.

Лосева я не нашел, пришлось подойти к Лацису.

– Товарищ Лацис, разрешите обратиться? – вскинул я ладонь к козырьку, а когда удивленный Лацис ответно козырнул, представился: – Курсант Аксенов. Только что обнаружил за сливным бачком женского туалета гранату. Трогать не стал, в саперном деле не разбираюсь.

Лацис окрикнул кого-то из своих ребят, а тот, быстро, но без суеты, отправился в туалет. Вернувшись, показал нам гранату, из которой он успел извлечь запал.

Видимо, мое лицо в этот момент выражало разочарование – я-то рассчитывал, что сумеем «взять» хозяина гранаты, поскольку Лацис позволил себе улыбнуться и сказать почти без акцента:

– Тавариш Аксенов – вы маладец! Но сейчас не время устраивать шпионские разоблачения. Шизнь таварища Ленина вашнее.

Лацис пожал мне руку, я ушел к столу, где ребята уже проверяли мандаты подъехавших делегатов. Кажется, справляются и без меня. Я немного грустил. Ведь может какая-нибудь мамзеля, зайти в сортир, взять гранату! Вон, вроде той, в скромном пальтишке. А знакомое пальтецо-то. И тут девушка обернулась.

– Привет Вовк, я тут на съезд приехала.

Глава 4. Здравствуй, Архангельск!

До Исакогорки оставалось верст пять. Совсем немного, если сравнить с пройденным. Дальше будет санная дорога, станет полегче.

Мы уже выходили к дороге, пробитой сквозь лес, как мой проводник насторожился.

– Подожди-ка, – остановился он, вскидывая вверх руку. – Никшни!

Я остановился даже с удовольствием, потому что совсем устал. Последние сутки мы перлись, как лоси, почти без остановки. Ферапонту-то хорошо, с мешком, а каково мне с санками?

Мне показалось, что Ферапонт нюхает воздух, прислушивается к каким-то звукам. Чего это он? Я, например, ничего не слышу кроме легкого шума лиственниц.

– У тебя оружие-то какое есть? – поинтересовался охотник.

– Пистолет, – ответил я, вытаскивая из внутреннего кармана браунинг. Другого оружия я с собой не брал, смысла не видел. Да и пистолет, как мне думалось, после прихода в людные места придется либо выбросить, либо припрятать. В случае если патруль задержит безоружного человека, одно дело, а вооруженного – совсем другое.

– Пистиком в наших краях только сахар толочь! – усмехнулся охотник, скидывая с плеча «тулку». Меня слегка насмешило слово «пистик». Мы так в детстве именовали наши деревянные пистолеты.

– Ты тут сиди, не высовывайся, а я кругом зайду, – приказал проводник. —. Ежели что, шумну маленько, а ты уж сам думай. Коли убьют – товарищам твоим весточку передам, не сомневайся. И патронов в следующий раз не двести возьму, а сто.

Ферапонт пропал за деревьями, растворившись в заснеженном лесу, словно леший, а я, немного выдвинувшись вперед, присел за дерево. Отчего-то в голову залезла нехорошая мысль – а не бросил ли меня старик? Впрочем, проводник уже мог раз десять кинуть меня в лесу среди болот или прирезать, чтобы не переводить дефицитные патроны.

Выстрел прозвучал неожиданно. Не винтовочный, к звукам которого я уже давно был привычен, а ружейный, словно лопнул огромный воздушный шар. Вслед за выстрелом раздались крики, а потом по дороге мимо меня пронесся человек с обрезом в руках.

– Стой! Бросай оружие! – зачем-то крикнул я, а человек, даже не целясь, выстрелил на звук моего голоса.

Спасло лишь то, что я присел, а меня укрывал ствол лиственницы, и картечины частично пролетели над головой, частично засели в дереве. Теперь уже и я не колебался.

Промахнуться с расстояния в десять шагом было сложно даже для меня.

– Ну и чего ты орал, дурак? – злобно выкрикнул Ферапонт, спешивший ко мне. – Надо сразу стрелять, а не сопли жевать! – Подойдя ближе, старик посмотрел на лежащее тело, хмыкнул: – Жив, паскуда!

Охотник метко ударил прикладом в голову поверженного. Раздался противный хруст, а Ферапонт, обтерев испачканное оружие, деловито обшарил карманы убитого. Вытащив кисет с табаком, какую-то мелочь, сунул трофеи себе в карман. Взяв обрез, покачал головой, а потом кинул его куда-то в лес.

– Чего туски вылупил? – спросил он меня. – Бери за ноги, с дороги стащи. Ночью зверь какой будет, ему тоже есть надо.

Я стащил труп с дороги, а Ферапонт начал припорашивать кровь снегом.

– Бандиты это, – пояснил старик в ответ на мой не высказанный вопрос. – Ни за красных они, ни за белых, шелупонь. Тута дорога торная идет, кажый день то один, то два человека проходят, а то и сани, поживиться есть чем. Трое их всего было.

Наверное, Ферапонт сегодня меня спас, и следовало его поблагодарить. И грамотой наградить за уничтожение особо опасных преступников, представляющих угрозу мирному населению. Не грамоту даже, а медаль! Но почему же мне захотелось его пристрелить?

Охотник довел меня до Исакогорки, «сдал» телеграфисту Тихону Пекарникову и ушел. Сам он в этой деревне иногда бывает, приносит на продажу или на обмен дичину, шкуры, и его появление никого не удивит. А то, что привел сюда незнакомого парня, тоже бывает. Допустим – кум попросил свояка довести, дядька золовки или что-то такое. Вот если бы я явился в одиночку, вопросов было бы больше. Полушубок, изрядно загвазданный и пропахший домом костра, тоже удивление не вызовет – здесь половина так ходит.

Тихон жил один в огромном доме. Раньше здесь обитали родители, но мать умерла после гибели отца. Свою семью парень не завел, так для нашего дела это и хорошо.

Старые поморские дома меня приводили в восхищение. Ну-ко ты, не халупа, вросшая в землю, а едва ли не двухэтажный дом, с огромной поветью, на которую может заехать лошадь с санями. Я такие видел только в этнографических музеях, а здесь это обычные жилые дома.

У Тихона я позволил себе пару дней отдохнуть. Время, установленное для меня начальством, позволяло, даже кое-какой запас есть, так что можно поспать, помыться в бане. После четырех дней в лесу я выглядел как настоящее чучело: небритый, с мордой обветренной и обожженной морозом и солнцем. На промысловика походил мало, а вот на красного партизана – вполне.

А можно еще поговорить с толковым человеком, узнать новости. И вообще, хотя бы порасспросить об Архангельске, о его улицах, достопримечательностях и все такое прочее. Разумеется, еще в Москве я постарался посмотреть планы города, кое-что помню, но доверять старым схемам всегда чревато. Домов могло уже и не быть, улицы переименовывались. Плохо еще, что Архангельск располагается вдоль Северной Двины и ее притоков, а их несколько, тут черт ногу сломит, вторую вывернет. Опять-таки пожалел об отсутствии навигатора и о том, что до сих пор не запустили хоть какой-нибудь, хоть завалявшийся спутник, и нет возможности подключиться к Интернету. Поговорив с Пекарниковым, снова пришел к выводу, что если хочешь хорошо узнать город, лучше узнавай его сам, собственными ногами. Надежнее.

От Тихона узнал кое-что о захвате города интервентами и белыми. С его слов, все обстояло еще хуже, чем считали в Центре. Не было героической обороны Мудьюга храбрыми матросами, потому что их батареи мгновенно подавила корабельная артиллерия англичан с крейсеров «Аттентив», «Кокрен» и «Адмирал Ооб»; минные поля обезврежены тральщиками; ледоколы «Микула» и «Селянин», затопленные по телефонному приказу (уж не Кедрова ли?), затонули не на фарватере, уже подняты и запущены в строй, ломают лед в устье Двины. И отряд правых эсеров и местных крестьян во главе с Чаплиным насчитывал всего триста человек, а красноармейцев почти пять тысяч, но, когда на сторону врага перешли командиры отрядов (сплошь бывшие офицеры), оборона прекратилась сама собой.

Не знаю, заинтересует ли Центр такая информация, а если и заинтересует, то не сейчас, но зарубочку в памяти я сделал. Архангельск-то мы освободим, а разбираться, кто виноват в сдаче города, еще придется.

Покамест интереснее были другие новости. Например, пока я болтался по лесам, генерал-губернатором Северной области стал генерал Миллер, прибывший сюда аж из Италии.

О том, что правительство в Архангельске возглавит Миллер, в Москве стало известно через неделю после того, как генералу поступило предложение. А то, что он был в Италии, ну и что? Там тоже есть добрые люди, неравнодушные к Советской России. Что можно было узнать о Миллере, мы узнали. Выпускник кавалерийского училища и академии Генерального штаба, много лет провел за границей, являясь военным агентом в Бельгии, Голландии и Италии. Стало быть, имеет хорошие связи за границей. Был дружен ни с кем иным, а с самим императором Николаем Александровичем, который вручил Миллеру погоны корнета! Стало быть, он монархист, но не оголтелый, а умеренный. Дружбой с императором никогда не бравировал, в использовании связей для карьеры замечен не был, напротив, считался хорошим администратором и штабистом, пользовался уважением, не зря же после возвращения из-за границы был начальником штаба Московского военного округа. Во время Мировой войны стал генерал-лейтенантом, возглавлял штабы, но в 1917 году командовал корпусом на Румынском фронте и даже ожидал перевода на более высокую должность. Стало быть, хороший военачальник! Поборник строгой воинской дисциплины, в апреле девятьсот семнадцатого года Миллер попытался запретить красные банты на шинелях и убрать красный флаг во время движения в строю, за что был избит солдатами. Более того, генерала с разбитой в кровь головой без оружия и без погон пинками и бранью гоняли по всему городу, а потом посадили под арест, где он просидел четверо суток. Потом Миллера конвоировали в Петроград, но комиссия, назначенная Временным правительством, не нашла в его действиях преступления. Однако отправлять битого генерала обратно на фронт смысла не было, и Миллера отправили в Италию как представителя русской Ставки. Жаль, что такой талантливый генерал станет воевать не на нашей стороне, а на стороне белых!

Что же, с появлением генерала Миллера следовало ожидать более решительных действий со стороны белого правительства Севера, укрепления дисциплины. Опять-таки – если раньше белое воинство ходило едва ли не с красными бантами, в атаки ходили под красным флагом, то теперь вводились погоны и возвращалось обращение к офицерам с отдачей воинской чести, и по чинам.

От Исакогорки меня доставили в Архангельск без приключений. Если кого-то интересует – на санях. Телеграфист одолжил у соседа лошадь и розвальни. Доехали с ветерком. Полушубок, впитавший в себя дым костра, слегка проветрился, но небритая и обветренная морда наводила на размышления – кто такой? К счастью, розвальни не вызвали подозрений, и нас не остановил ни белогвардейский патруль, ни «союзники». Меня доставили не на саму явочную квартиру, а рядом. Из «конспирации» я адрес говорить не стал, но, судя по всему, мой провожатый прекрасно его знал. А как не знать, если на весь город большевиков человек пятнадцать? Это, разумеется, плохо.

Задача первая. Устроиться на работу. У меня в «загашнике» кое-что есть (Москва снабдила золотыми червонцами), но надолго их не хватит. Возможно, ревком и сумеет меня прокормить (не факт, у самих плохо), но молодой и здоровый парень, ошивающийся без дела, вызовет подозрение. Вопрос – куда податься?

В Архангельске с работой совсем худо. Город экономически «замкнутый» на Петроград или Вологду, а через нее на Ярославль и Москву, теперь отрезан от рынков сбыта и от поставщиков товаров. Основа промышленности – лесозаводы и лесопилки простаивали, потому что продукцию сбывать некуда, денег на зарплату рабочих тоже нет, да и рубщики леса – те же крестьяне, служили в армии либо у красных, либо у белых. Изрядно поредевшие артели лесорубов едва могли покрывать потребность Архангельска в дровах. На судоремонтных заводах жизнь еле теплилась, потому что значительную часть кораблей большевики увели в Котлас и Устюг, а часть судов погибла в боях. То же самое с железнодорожными мастерскими, в которых раньше обслуживалось десятки паровозов, а теперь, хорошо, если один. Северное правительство и хотело бы уволить лишних работников, но не могло, потому что иначе вспыхнет восстание.

Хреново было и рыболовам, и добытчикам морского зверя. Англичане, американцы и французы (вот про этих я даже не знал, что они тоже участвовали в интервенции!) кое-что покупали, но не столько, чтобы оправдать выходы в море. Опять-таки, раньше вся промысловая добыча уходила в Центральную часть России.

Более-менее безбедно существовали мастерские по выделке шкур. Шкуры охотно брали не только матросы и солдаты, но даже офицеры и генералы. Но с этим тоже были проблемы. Раньше шкуры, в основном, поступали от лопарей, и со своих, и с Колы, но они предпочитали откочевать в Финляндию, где и оленям спокойнее, и за шкуры финны с немцами платили больше. Границ для «оленьих людей» не существовало, потому они уходили спокойно, а ловить их не было ни желания, ни возможности.

Охотники, добывавшие медведей, волков и прочее, за последние годы повывелись. Молодежь, в основном, ушла в армию и теперь служила по разные стороны фронтов.

Но даже если бы заводы и мастерские в Архангельске работали в «штатном» режиме, у меня возникли бы определенные трудности. К мастеровому труду я с детства не приучен, на токарном станке, скажем, последний раз работал в десятом классе, а кто возьмет неумеху? Устраиваться же в грузчики, подметальщики и прочие неквалифицированные рабочие не хотелось.

Идеальным вариантом трудоустройства стала бы для меня работа каким-нибудь половым в трактире, официантом в ресторане, но там места были «хлебные», даже в посудомойки уже образовалась очередь. Еще хуже была бы должность приказчика в магазине. Не уверен, что я, привыкший к метрической системе, сумел бы приспособиться к аршинам, пудам и фунтам. Нет, конечно же приспособился бы, но на это потребуется время.

Оставался еще вариант податься в учителя. Но походив и поспрашивав, обнаружил, что есть вакансии только в какой-нибудь земской школе, на краю света, так что и этот вариант не подходил.

И тут случилось чудо! Мои товарищи обнаружили, что в городской библиотеке есть вакансия переплетчика. Боже ты мой! Я уже и забыл, что когда-то в библиотеках существовали такие должности. Читал, что в девятнадцатом веке переплетным делом увлекались многие люди, включая генерала Ермолова.

Сам я переплетным делом заинтересовался в конце восьмидесятых, начале девяностых. Может, кто-нибудь помнит, что в эти годы на нас хлынул океан ранее недоступной литературы? Мне очень нравилось читать «Роман-газету», где печатался и Дмитрий Балашов, и Валентин Пикуль, и все прочие. Но журналы надо было обязательно переплетать, чтобы они выглядели посолиднее, в виде книг. Переплетенные «роман-газеты» читать не очень удобно из-за слишком маленьких полей, но все были довольны. В переплетные мастерские очередь, потому я и принялся осваивать это мастерство. Но не успели мы украсить книжные полки переплетенными журналами, как книгоиздательства наладили выпуск удобных книг. Теперь, в эпоху электронных книг, бумажные становятся раритетами, словно ламповые телевизоры.

Никогда бы не подумал, что стану зарабатывать на жизнь переплетным делом. А вот, поди же ты. Директор библиотеки – грузный немолодой мужчина с вислыми усами, похожий на поляка из какого-нибудь старого фильма, тем не менее, носивший заурядную фамилию Зуев, а имя-отчество Платон Ильич, прежде чем меня взять, устроил небольшой экзамен, вручив несколько номеров журнала «Нива» за одна тысяча девятьсот четырнадцатый год. Видимо, их было много. Покачал головой, наблюдая, как я сшиваю номера в тетрадочки, повздыхал, но взял, пообещав положить мне жалованье в —семьдесят рублей в месяц и паек служащего. Семьдесят рублей в месяц, по архангельским меркам, много это или мало, я не знал, но на всякий случай обрадовался.

Теперь, устроившись на работу, можно было снять комнату. С этим тоже помогли товарищи. Но когда хозяйка «слупила» за малюсенькую комнатенку пятьдесят рублей в месяц, тут я и понял, что мое жалованье очень маленькое! Но деваться уже некуда, да и комната недалеко от работы, пришлось соглашаться. Как я выяснял, после съема комнаты или квартиры следовало встать на учет по месту жительства в домовом комитете. Как я понимал, это какой-то завуалированный филиал местной службы госбезопасности, но отправляться все равно придется. С нелегальными жильцами здесь ревностно боролись!

Но сходить и встать на учет я не успел. Только-только разложил вещи, как в мою комнату постучали. В дверях стояла моя квартирная хозяйка, сообщившая, что меня ждут.

Меня ждало двое солдат. Один с погонами унтер-офицера. Второй – нижний чин, зато с винтовкой с примкнутым штыком.

– Господин Аксенов? Извольте пройти с нами, – сообщил унтер-офицер, кивая на дверь. – И не забудьте одеться.

– Вещи брать? – уныло поинтересовался я, лихорадочно прикидывая, где мог проколоться, и надежно ли укрыт мой браунинг, который я спрятал в дровяном сарайчике под стрехой. Надо было его выкинуть!

– Пока не нужно, – улыбнулся унтер, и у меня отлегло от сердца. – Только документики взять с собой не забудьте.

Глава 5. О несостоявшемся приезде вождя и Эдгаре По.

– А меня депутаткой, то есть делегаткой от Череповецкого союза молодежи выбрали, – похвасталась Полина.

– Поздравляю, – улыбнулся я девушке, стараясь не потерять из виду вход. А делегаты все шли и шли.

– Должны были Степа Телегин ехать, да Иван Хвыля. Степка поехал, а Ванька сказал, что Москва со съездом на хрен ему не нужна, без него обойдутся, а вот фронт без него никак. У нас молодежный отряд собрали, так он в нем комиссарить уехал, Колчака бить. Иван уехал, а я следующая в списке. Телегин-то из Москвы тоже сразу на фронт, а мне в губернию решения съезда до молодежи доводить.

Ишь ты! Еще немного и Полина станет комсомольским функционером. А что? У нее получится. Главное, чтобы не пустилась в рукопашную с идейным противником.

– Вовк, а че ты все по сторонам башкой крутишь? Шею не вывернешь?

– Так я же здесь по службе. Жду, когда высокие гости прибудут.

– Это ты про Ильича, что ли? – спросила Полина, поведя плечиком. – Так не приедет, Ильич-то. Я как сюда подходила, слышала, что парни говорили – мол, не то товарищ Ленин себя плохо чувствует, не то совещание срочное по Колчаку. Жаль, так хотела Владимира Ильича живьем увидеть, но не случилось.

Ну, ёлки-палки! Я едва не выматерился, но сдержался. Простая делегатка съезда знает о приезде Ленина больше, чем сотрудник спецслужбы, которой поручена охрана съезда! И люди Лациса уже покидали помещение клуба.

– Слышь, Вовк, а ты чего здесь стоишь, словно простой охранник?

– Так я здесь простой охранник и есть, – улыбнулся я.

Полина окинула меня взглядом, в котором скользнуло разочарование.

– Ну вот, а мне товарищ Есин сказал, что ты в Москву отбыл на ответственную работу. Не знал или соврал? Ты же в Череповце большим человеком был, целым начальником отдела губчека. А там, глядишь, и в начальники бы выбился.

Я уже с легким нетерпением и радостным чувством ждал, что мне сейчас скажут: «Ну, не пара ты мне Вовка, не пара, раз ты простой охранник, я за другого пойду!», но услышал другое.

– Ладно, Вовка, что тут с тобой поделать. Я же тебя, дурака, все равно люблю. А как война закончится, пойдешь работать по специальности – детей учить. А там, глядишь, и в директора выбьешься, а то и в начальника губоно!

Кажется, я все-таки выматерился, но к счастью, Полина не услышала, потому что нас отвлек рослый парень в черном пальто и шапке-пирожке.

– Володя, привет.

Я пожал руку Степана Телегина – неплохого парня с петроградского завода, направленного в Череповец для работы с молодежью. Но вожака соцсомола интересовал не я.

– Фили... Ах, черт, опять забыл, что ты теперь Аксенова! Аксенова, ты долго лясы точить собираешься? Сейчас все места займут, стоять придется. Давай, Поля, шевели ножками.

Не понял, а кто у нас Аксенова?

– А, Вовка, я тут фамилию еще сменила. Ну что такая за фамилия Филимонова? Думаю, пусть лучше Аксеновой стану, чтобы потом документы не менять.

Полина мазнула меня губками по щеке и убежала. И вовремя, потому что у меня появилось желание надрать ей одно место. Мягкое. Вот и надрал бы, а нельзя.

Первый съезд комсомола начал свою работу, а нас заменили на красногвардейцев, хотя они уже и считались сотрудниками милиции. На всякий случай я доложил о гранате Лосеву как старшему группы, но тот только кивнул, и все.

На следующий день состоялась первая лекция, посвященная нашей будущей деятельности.

Вначале выступил Михаил Сергеевич Кедров. Он говорил недолго. Произнес несколько дежурных фраз о врагах революции и Советской власти, о том, что наши враги не дремлют, и в этих условиях на нас возложена очень сложная и важная задача – защищать молодую республику от проникновения в нее агентуры разведок всех мастей: как белогвардейских, так и иностранных, пресечения их подрывной работы. Нам нужно разоблачать шпионов и предотвращать диверсии, пресекать возможное двурушничество и измену в своих рядах. Задача контрразведки в ее наступательности – умении вести оперативные игры с целью решения важнейших профессиональных задач: проникновения непосредственно в структуры вражеских разведок для выяснения их разведывательных планов и замыслов против страны.

Когда Кедров закончил свою речь, а мы по сложившейся уже привычке собирались поаплодировать, начальник военного отдела остановил нашу попытку:

– Товарищи, мы не на митинге и не на собрании. Прошу вас впредь не тратить свое и мое время на ненужное выражение чувств. Вашу первую лекцию проведет товарищ Сагадеев[1]. Он является военным специалистом, много лет потратил на борьбу с иноземными разведчиками.

Сагадееву – сухопарому и подтянутому человеку, на мой взгляд, вместо френча больше подошел бы мундир с золотыми погонами, аксельбантом, значком выпускника академии Генерального штаба и, как минимум, с двумя крестами. Так и хотелось обратиться к нему по старорежимному «Ваше Высокородие!», вместо слова «товарищ».

Военспец очень интересно принялся нам рассказывать об истории русской контрразведки, причем, слушать было интересно не только моим коллегам, но и мне, знавшего гораздо больше, чем вчерашние рабочие или крестьяне. Но мне, например, никогда и в голову не приходило, что военная контрразведка вела борьбу с контрабандистами, фальшивомонетчиками и религиозными сектами. А вот, поди же ты. И проблемы контрразведки былых времен были сродни с нашими – недостаточное финансирование, недопонимание со стороны добропорядочных граждан, видящих в нас только «цепных псов» правящего режима, а не людей, стоявших на страже их же собственного благополучия.

Народ сидел и слушал, кое-кто даже записывал в блокнотики или тетрадочки наиболее интересные сведения, а я ломал голову – стоит ли вносить «рацпредложение» Кедрову о введении «секретных тетрадей», прошитых и пронумерованных? Чтобы было все как положено. А еще нам понадобится «секретчик». Помнится, в хитрой «школе» никто не желал отвечать за «секретный» чемоданчик, где хранились наши конспекты. Кому хочется до начала занятия переться в спецчасть, забирать чемодан, а по окончании лекции, когда все дружно бегут либо в курилку, либо столовую, идти опять же в комнату за стальной дверью, сдавая наши каракули, теряя свое личное время?

Немного пораскинув мозгами, решил, что лезть со своими советами не стану. Покамест ничего из категории «совершенно секретно» или даже «для служебного пользования» я не услышал. Влезу, так не дай бог, меня и заставят изготавливать «секретные» тетради. Мы, как помнится, наловчились сверлить дырки электродрелью, а тут шилом придется ковырять. И чемоданчик не из легкого сплава, а какой-нибудь банковский сейф с ручкой. Нет уж, нет уж. Пусть сами доходят, своим умом. Да и зачем лишний раз подталкивать историю?

Я задумался и не сразу заметил, что меня дергает за рукав незнакомый мне человек, показывая глазами на дверь – мол, пойдем выйдем. Наш лектор, недовольный тем, что его отвлекли, собрался было обрушиться с гневной репликой, но прищурившись и, видимо, рассмотрев вошедшего, промолчал.

– Пройдемте со мной, – строго приказал мне незнакомец и пошел прямо по коридору, завернул в какой-то закуток, упрятанный за дверью.

Похоже, здесь был когда-то чулан для хранения хозяйственного инвентаря. Тем не менее, места хватило, чтобы вместить конторский стол, сейф и пару стульев. За столом сидел сам товарищ Кедров.

– Садитесь, Владимир Иванович, – кивнул начальник отдела на один из стульев.

Мой сопровождающий сел на второй, не спрашивая разрешения.

– Что скажете, товарищ Аксенов?

Кедров пододвинул ко мне клочок серой бумаги, где было написано следующее.

Таварышшу Дзяржынскаму. Спяшу довясти да вашаго сведения, што чекист Оксенов готовил пакушение на таварища Ленина.

Он хател взарвать яго гранатой, спрятанной в бабьем туалете.

Прочитав текст, я только покрутил головой и вздохнул:

– Судя по всему – автор записки пытается выдать себя за малограмотного человека, хотя сам хорошо образован.

– Почему вы так решили? – сразу же заинтересовался незнакомец.

Человеку было лет тридцать, бороды и усов не носил, очень неприметный.

– С одной стороны, много ошибок, но слово «спрятанной» написано через две буквы «н», а малограмотный написал бы с одной, – начал я излагать соображения. – Даже малограмотный не стал бы коверкать мою фамилию. Имя Авксентий, Аксюта, чего здесь сложного? Если «Оксюта», звучит слишком нарочито, по-простонародному. И вот еще – «бабий», но почему тогда не уборная, не сортир или даже не ватер-клозет? Будь это малограмотный солдат, предположим, он написал бы именно так. В солдатской среде, особенно у фронтовиков, это словечко в моде. Но самое главное – правильно расставлены знаки препинания. Я работал журналистом, меня редактор постоянно строжила за лишние запятые. Но у нас было много почты, письма шли как раз от малограмотных крестьян. Так вот, они вообще не признавали знаки препинания. Еще смущает вот это. Таварышшу Дзяржынскаму! Очень похоже на издевательство.

– Мне почему-то тоже так показалось, – кивнул Кедров. – Хорошо, что эту записку передали не Феликсу, а мне. Если бы она попала сразу к Эдмундовичу, у вас могли быть проблемы. По крайней мере, вас бы допрашивали другие люди.

– Кстати, а что это за история с гранатой? – спросил незнакомец.

Я посмотрел на Михаила Сергеевича, но у того тоже был несколько изумленный вид. А что, разве ему Лосев ему не доложил?

– Вчера, когда нашу группу отправили охранять съезд, а также товарища Ленина от возможных покушений, я обнаружил в женском туалете гранату. Сам ее извлекать не рискнул, потому доложил об этом товарищу Лацису, а тот отправил своего человека. Гранату из туалета изъяли, к сожалению.

– Почему к сожалению? – удивился незнакомец.

– Владимир Иванович хочет сказать, что можно было установить наблюдение, а потом выйти на владельца гранаты, – усмехнулся Кедров. – Но Лацис решил не рисковать.

– А разве нельзя было вытащить запал?

– Думаю, можно, но здесь дело в другом. Задача Лациса – охрана Владимира Ильича, а не ловля заговорщиков. Впрочем, проще позвонить самому Лацису.

Кедров кивнул незнакомцу, тот сразу же вышел.

– Это мой заместитель, – сообщил Кедров, но фамилию зама отчего-то называть не стал. – В нашем отделе он станет заниматься внутренней контрразведкой.

– Отдел внутренних расследований?

– Что-то похожее, – кивнул начальник. – Но отдела у нас еще нет, будет ли, это уже не мне решать, а тем, кто выше.

Заместитель вернулся минут через пять и сообщил:

– Лацис просил еще раз поблагодарить товарища Аксенова за предотвращение покушения на товарища Ленина. Он выйдет с официальным ходатайством на товарища Дзержинского о награждении Аксенова. Сотрудник, не проверивший туалет, строго наказан – предупрежден о неполном служебном соответствии.

– Что означает, он может быть расстрелян за малейшее нарушение приказа или дисциплины, – пояснил Кедров.

– Сурово, – покачал я головой. Подумав еще немного, вздохнул: – А товарищ Лацис совершенно прав. На первом месте стоит жизнь товарища Ленина, а все остальное – на втором. И меня не награждать нужно, а расстреливать. Получается, моя идея могла представлять угрозу для товарища Ленина!

Вслух я не стал говорить о том, что реально это означало использовать вождя мирового пролетариата в роли «живца»! Где гарантия, что мы сумели бы «укараулить» злоумышленника, и он не пронес бы гранату в зал? Такие операции наспех не делаются, их нужно готовить тщательно.

– Товарищ Аксенов, вы действовали из лучших побуждений! – строго произнес заместитель начальника военного отдела ВЧК. – И гранату обнаружили именно вы, так что вам не за что себя винить.

– Кстати, а как вы догадались осмотреть женский туалет? – задал мне Кедров вопрос, который в мое время показался бы смешным. Какая разница, что за туалет, женский или мужской? Или время еще такое, что спецслужбы разводят какие-то китайские церемонии?

Я начал лихорадочно думать, как бы мне поубедительнее соврать, но смог лишь вспомнить классика американской литературы.

– Просто мне отчего-то вспомнился Эдгар По, – начал я фантазировать, но посмотрев на удивленные лица начальника и заместителя, пояснил: – Эдгар Аллан По классик американской литературы. Как у нас Пушкин. – Если честно, я не был уверен, что в тысяча девятьсот восемнадцатом году Эдгара По уже начали считать классиком, но отступать было некуда: – Есть у него три рассказа, где действует главный герой Огюст Дюпен, детектив, что-то вроде Шерлока Холмса, так вот, в рассказе «Неотправленное письмо» Дюпен рассуждает о мальчике, что постоянно выигрывал в «чет» и «нечет».

– А можно покороче? – перебил Кедров мой литературоведческий монолог.

– Прошу прощения, – сделал я смущенный вид, хотя уже успел сформулировать ответ. – Как известно, после пожара начинают проверять противопожарные средства – багры там, песок. Как в сегодняшней лекции господина полковника, что о контрразведке стали задумываться, когда получили плюху в русско-японской войне. Так вот... В августе в товарища Ленина стреляла женщина. Возможно, если бы это был мужчина, покушение не удалось бы, но женщины всегда вызывают меньше подозрений. Можно предположить, что мы теперь станем относиться к женщинам с повышенным вниманием. Но! Наш противник может рассуждать так – большевики отнюдь не дураки, они понимают, что снова женщину не пошлют! А если мы снова отправим женщину?