Текст книги "Ребуха"
Автор книги: Евгений Трикоз
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
«Выпрыгнуть из окна невозможно. Дверь закрыта. Позвонить нельзя. Начать кричать? А если они что-то сделают потом со мной?»
Позже в комнату вошёл ещё один незнакомый человек. По крайней мере, я его в тот день не видел.
– Привет, Женя! Я Олег. Давай поговорим с тобой.
Олег был одним из консультантов этого центра, в прошлом тоже употреблявший наркотики. При этом внешне он не походил на наркомана с восьмилетним стажем. Последние шесть лет своей жизни он не употреблял. Олег начал работать в этом центре за пару недель до моего появления и параллельно учился в институте на психолога.
Когда я его увидел и услышал впервые, сложилось впечатление, что это «добрый» консультант, в отличие от «злого» Юры.
– О чём поговорим? О том, что меня незаконно здесь удерживают?
– Послушай, тебе надо просто сейчас успокоиться и дать себе пару дней. Постарайся не думать о том, что тебе надо выйти. Попробуй пообщаться с ребятами, понаблюдай, что здесь происходит, а потом мы с тобой поговорим.
– Я не знаю, о чём я должен с вами говорить, но знаю, что здесь совершается преступление! Вы нарушаете права и свободы человека!
– Ты понимаешь, почему ты здесь?
– Нет, не понимаю.
– Ты – алкоголик. Ты это знаешь?
– Я знаю, что у меня проблемы с алкоголем, но не настолько, чтобы находиться здесь, к тому же не по своей воле.
– Ты сейчас находишься в отрицании. Это нормально, но это пройдёт. Тебе нужно просто довериться людям и делать то, о чём тебя просят. Всё будет хорошо… – Олег не успел что-то договорить, появился Юра.
– Слышь, борец за права и свободы, – с усмешкой сказал он, – пойдём, тебя уже все ждут.
– Кто меня ждёт?
– Сейчас всё узнаешь! Идём!
Мы спустились на первый этаж в большую комнату, носившую название «групповая». По её периметру стояли стулья, на которых уже сидели около двадцати человек. Кто-то смотрел на меня, кто-то что-то писал, но все молчали. Юра поставил стул в центре комнаты напротив ребят и велел мне садиться.
– Сегодня мы принимаем в семью Женю. Давайте знакомиться.
«Семья» – это все алкоголики и наркоманы, которые находятся в центре на реабилитации. Каждый реабилитант рассказывает о себе, сколько лет, как долго в употреблении, как сюда попал и сколько чистого времени в копилке на сегодняшний день.
– Привет, Женя. Меня зовут Дима, и я наркоман. Мне двадцать семь лет, в употреблении двенадцать лет, здесь я уже третий месяц – семьдесят три дня «чистоты». Если нужна будет помощь, обращайся, помогу, чем смогу. Это мой третий реабилитационный центр.
– Привет, Женя! Меня зовут Лена, и я наркоманка. Мне тридцать лет. В употреблении была восемь лет. Здесь я уже пять месяцев. У меня есть сын. В центр я приехала по собственному желанию. Будут какие-то вопросы, задавай.
«Пять месяцев… О чём вы говорите, ребята? Я не собираюсь здесь находиться и дня. Да, у меня есть проблемы, но не такие. Я не наркоман! Что я делаю здесь со всеми этими людьми? Двадцать семь лет и двенадцать из них наркомании? С пятнадцати лет? Третий реабилитационный центр? Да, я выпивал много в последнее время, но я работал, и всё было нормально. Нет, мне здесь точно не место».
Чем дольше я их слушал, тем яснее у меня складывалось впечатление, что я попал в какую-то секту. Передо мной сидели не люди, а зомби, многие из которых, как мне тогда показалось, смирились со всем, что здесь происходит, и приняли правила игры.
– Привет, Женя. Меня зовут Витя, и я алкоголик и наркоман. Мне сорок два года, употреблял с двадцати лет. Уже десятый месяц в центре, несу функцию «НСО». Если возникнут какие-то трудности, обращайся, всё решим.
Так со мной познакомились все двадцать человек. В итоге знакомства оказалось, что в центре на тот момент находились семнадцать наркоманов и трое алкоголиков вместе со мной.
Последним из присутствующих в групповой должен был говорить я.
– Привет, ребята! Мне, конечно, приятно с вами познакомиться, но я здесь не по своему желанию. Если у меня и есть какие-то проблемы с алкоголем, то уж точно я не собираюсь решать их в заключении и принудительными способами.
Все сидели молча, кто-то, может, и смотрел на меня, но большинству было всё равно, что я говорил.
После этой душещипательной «церемонии принятия в семью» мне рассказали о трех «золотых днях» и сказали, что я могу обращаться к любому из членов семьи, если возникнут какие-то вопросы.
Но «золотые дни» оказались с подвохом. Да и в принципе ничего «золотого» в нахождении здесь и быть не могло. Я не мог самостоятельно передвигаться по дому. Да, у меня была возможность пойти в комнату, когда захочу, или покурить, когда мне вздумается, но только под присмотром кого-то из реабилитантов. Если я уходил, никому ничего не сказав, за мной сразу же кто-то бежал и не отходил ни на метр.
Я попросил сигареты, которые были изъяты в момент моего прибытия в центр, и пошёл на перекур вместе с остальными ребятами.
В курилке собрались все двадцать человек. В небольшой комнатке площадью около 10 м2 было несколько полок, на которых лежали только пачки с сигаретами. Посередине комнаты на полу стояла пепельница. Прикуривал сигареты только один человек, у которого была зажигалка. Это был Витя. Я очень быстро выкурил сигарету и попросил прикурить ещё одну.
– Мы по одной только курим, – сказал кто-то из ребят.
– У него же сейчас «золотые дни», ему можно, – ответил Витя и достал зажигалку.
«По одной только курим… Вы серьёзно?».
– А если все ещё курят, я что, не могу быстро выкурить вторую сигарету? – спросил я у Вити.
– Нет.
– А что будет?
– Последствия будут. Кто-нибудь напишет о тебе на «доску негатива», и консультанты накажут.
«Что за бред вы несёте?! Где я нахожусь?! Какая доска негатива?! Какие последствия?»
– Накажут?! За что? За выкуренную сигарету?
– Ну да, есть определённые правила в доме. Сейчас поднимемся, я тебе покажу, где прочитать. Но там не всё написано, поэтому уже по ходу дела будем тебя знакомить, подсказывать, говорить, что и как.
– А что за доска?
– «Доска позитива и негатива». В течение дня каждый должен написать по два «негатива» и два «позитива» на кого-то из членов семьи. Ну, типа, если я сейчас закурю вторую сигарету, кто-то поднимется наверх и напишет на доске моё имя и то, в отношении чего я своевольничал. И мне за это дадут пятьдесят «своеволий».
– А зачем кому-то на кого-то писать?
– Такие правила. Если ничего за день не напишешь или напишешь только один «негатив» или один «позитив», то будет наказание. Так что выбора нет. Каждый в течение дня следит за каждым, чтобы что-нибудь на него написать.
– Это же чушня какая-та!
– Ну вот, за это слово ты уже попадаешь на доску. Материться, говорить на сленге тут запрещено. Но так как у тебя три «золотых дня», на тебя пока никто ничего писать не будет. И ты можешь выкурить сейчас хоть всю пачку.
– А что за наказания?
– Ну, в основном, это писанина. Например, за мат дают тридцать «своеволий».
– Что это?
– «Своеволие» – это текст, который надо написать столько раз, сколько тебе скажут консультанты. На доске он есть, сейчас прочитаешь.
Текст был примерно такой:
«Своеволие – это сопротивление или презрение любых идей, не соответствующих собственным».
В случае проявления своевольных поступков могли назначить от тридцати до пятисот «своеволий».
В случае проявления «безответственности» приходилось писать другой текст:
«Безответственность – это отрицательное духовно-нравственное качество личности, выражающееся в нежелании или неспособности человека нести ответственность за свои слова, поступки и деятельность в целом».
Список того, что делать нельзя и за что могут наказать, был немаленький. Пожалуй, он был бесконечным, и получить наказание можно было за что угодно. Даже если бы человек умер, ему бы назначали несколько сотен «своеволий».
А при жизни в реабилитационном центре можно было получить «последствия» за следующие действия:
– не выключил свет в туалете;
– говорил матом;
– говорил на сленге;
– не участвовал в лекции или тренинге;
– встал без разрешения;
– вышел из «групповой» без разрешения;
– заговорил с человеком, с которым тебе запретили разговаривать;
– агрессивно разговаривал;
– опоздал хоть на секунду на любое из мероприятий;
– начал говорить без разрешения;
– не представился перед тем, как начал говорить;
– не исполнил до конца все обязанности по возложенной функции;
– кому-то помог без его просьбы;
– слишком ответственно выполнял свою функцию;
– сидел без носков в «групповой»;
– произнёс вслух название вещества.
В правилах дома было написано следующее:
ЗАПРЕЩАЕТСЯ:
1. Употреблять поверхностно-активные вещества (ПАВ).
2. Вступать в сексуальные и романтические отношения.
3. Проявлять любые виды агрессии, которые могут нанести физический или моральный ущерб.
4. Наносить материальный ущерб имуществу реабилитационного центра.
5. Говорить об употреблении ПАВ.
6. Хранить продукты питания.
7. Заходить на кухню без разрешения ШК.
8. Нарушать режим ночной тишины в доме.
9. Курить в помещении.
10. Брать чужие вещи без спроса.
11. Не соблюдать субординацию с персоналом.
12. Выражаться нецензурными словами.
Да, с одной стороны, это были логичные правила для такого учреждения. Но я продолжал считать, что всё происходящее здесь выглядит очень странным, пугающим и не имеет ничего общего с лечением.
Удерживать человека – это незаконно. Лишать его свободы без права на это – преступление. Я это понимал, но не мог ничего изменить. Я не знал, на что способны эти люди. Мне было очень, очень страшно.
«Писать „негатив” на людей, с которыми ты вместе находишься, общаешься, „выздоравливаешь”, это полный бред. Что мне хотят вложить в сознание? Стукачество, злобу, ненависть, неприязнь, раздражение? Реабилитационный центр? Да мне уже нужна реабилитация после всего лишь одного дня пребывания в этом месте! Это никакой не реабилитационный центр. Это обычный дом с решётками, в котором алкоголики и наркоманы пытаются лечить алкоголиков и наркоманов…»
Именно с таких мыслей началось моё «лечение» от алкогольной зависимости в этом «дворце спасения», собравшем под своими «знамёнами» зависимых от алкоголя и наркотиков со всех уголков России.
Глава #4. Знакомство с системой
Впереди ещё оставались два «золотых дня», хотя чего-то ценного и блестящего я в них не наблюдал.
В эти дни я пытался поговорить и с другими консультантами, пришедшими на смену, и с психологами, и с Мариной. Но никто не хотел и не собирался меня слушать. Я бродил по дому, лежал на кровати, ходил курить каждые полчаса и испытывал жуткое напряжение и страх. На улицу выйти было нельзя, с утра и до вечера все находились в доме, периодически выглядывая через решётки в окна.
К вечеру второго дня, устав лежать на кровати и находиться под пристальным присмотром кого-то из «выздоравливающих», я решил спуститься и посмотреть на одно из мероприятий. Оно проходило вечером и носило название «Итоги дня». Перед его началом все сдавали «Дневник чувств» «президенту». Реабилитанты должны были отслеживать свои эмоции в течение дня и записывать в дневник чувства и мысли, которые у них вызывало то или иное событие. Всего таких записей «АЧ» (анализ чувств) к десяти вечера должно было быть двадцать пять. «Президент» проверял тетради на их наличие и ставил свою подпись. Когда приходили консультанты, он докладывал о результатах проверки и озвучивал имена тех, кто не выполнил задание. Далее на выбор «консулов» (консультантов) назывались имена четырёх-пяти владельцев дневников и номера «АЧ», которые они должны были озвучить.
Ребята зачитывали свои записи в тетрадях, но их постоянно прерывали и говорили, что нужно переписать или написать на следующий день ещё больше «АЧ», не двадцать пять, а тридцать или сорок. Я ничего не понимал, сознание было затуманенным, и всё происходящее походило на какую-то бессмысленную игру. Потом реабилитанты по очереди вставали, называли свою функцию и докладывали о её исполнении и трудностях, с которыми они столкнулись в процессе её выполнения. Высказывали свои пожелания остальным реабилитантам.
Функции в центре были у всех.
Досковед – следил за информацией на доске с «негативом» и «позитивом». Внести какие-то изменения мог только он и под присмотром «президента». На «Итогах дня» он выходил к доске и зачитывал в основном «негативы», которые потом обсуждались с нарушителем, тем, кто его сдал, и консультантом. По итогам обсуждений «обвиняемому» выносился «приговор». Также досковед должен был подсчитать количество негативной и позитивной информации, поданной на каждого из реабилитантов за день. Результаты подсчётов и имена лидеров «негатива» и «позитива» указывались на специальном бланке, который досковед сдавал консультантам перед началом мероприятия. К тому же он проверял каждого на выполнение обязательного «норматива»: два «негатива» и два «позитива».
Чистюля – занимался стиркой личных вещей и постельного белья. В его обязанности также входили сушка и глажка (по желанию). Чистюля был обязан оповещать о времени сдачи вещей в стирку. Чистые и сухие вещи можно было забрать только с его разрешения. Кроме того, чистюля отвечал за проверку чистоты рук и следил за длинами ногтей реабилитантов. «Владелец» неопрятных рук получал «последствия».
Худрук – его задачей была организация культурно-массовых мероприятий. Практически все, кого наделяли этой функцией, игнорировали её. Никто ничего не хотел делать и проводить.
До моего появления функция находилась в замороженном состоянии. И именно эта функция стала моей первой в реабилитации.
Пепел – следил за пепельницей в курилке. После перекура он должен был проконтролировать, что все окурки потушены. Когда пепельница была заполнена, должен был её очистить. Курили много и постоянно, поэтому загрузка была ежедневной.
Хозяин дома – распределял реабилитантов по участкам в доме во время проведения генеральной уборки. Он следил за вёдрами, тряпками и расходованием моющих средств. Проверял качество уборки самостоятельно, и только после этого дом на чистоту проверяли консультанты.
НСО (или «нос») – начальник службы охраны. При каждом звонке в дверь должен был, во-первых, не пропустить этот звонок, а во-вторых, стоять у входа и проверять глаза пришедших на смену консультантов, психологов и всех остальных посетителей, кто по каким-либо причинам приходил в центр. Перед курением он собирал всех у входа в курилку, пересчитывал, и только потом можно было зайти и курить. Зажигалка была только у него. Успел кто-то докурить или нет, он давал команду «выходим», и все поднимались обратно наверх.
Ди-джей – включал музыкальный центр, когда получал «добро» от консультантов. Только он мог регулировать громкость и выбирать радиоволну. Пульт от центра держал в руках только он. Передать его другому по какой-либо причине мог только с разрешения «президента» или консультанта.
Часовой – единственный человек, у которого были часы. Он отвечал за подъём и каждое событие в ежедневном расписании. За пять минут до начала любого мероприятия и его окончания он громко оповещал об этом. Если забывал, ему грозили «последствия».
ШРР (шеф ремонтных работ) – менял лампочки или чинил что-то несущественное. Пожалуй, самая простая и невостребованная функция. Порой наделённый этой функцией человек ничего не делал, так как не требовалось.
Президент – самая привилегированная функция. Стать президентом мог только тот, кто прошёл практически через все функции. Он мог свободно перемещаться по дому и устанавливать «последствия» остальным. Проверял «дневники чувств», следил за выполнением реабилитантами «последствий», находился в постоянном сотрудничестве с консультантами.
ШК (шеф кухни) – отвечал за приготовление еды, наличие и использование продуктов. Также следил за чистотой на кухне, количеством посуды, столовых приборов и другой кухонной утвари.
Ложки выдавали перед приёмом пищи, а после каждого приёма их сразу мыли и сдавали обратно. За потерю ложки можно было получить пятьсот «безответственностей».
ППХ (помощник по хозяйству) – помогал ШК накрывать на стол, раскладывать еду и мыть посуду.
После выступления обладателей «престижных» функций к доске подошёл досковед и начал зачитывать блок с «негативом».
– Саша, Артур – безответственность, – произнёс он, и со стульев встали два человека. Один из них сказал другому о том, что тот не выключил свет в туалете и попросил быть более внимательным. Другой молча выслушал, кивнул головой, и они оба сели обратно на свои места. Консультанты дали «последствия» провинившемуся, а досковед продолжил читать.
– Аня, Максим – своеволие.
Аня встала со стула и рассказала всем о том, как Максим, не спросив разрешения у ди-джея, взял пульт и переключил на другую радиостанцию. Максим получил за это двадцать «своеволий» и озлобленный на Аню сел обратно на стул.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
